Поруганная красота

                    Маэдрос сидел в кабинете и пытался читать донесения разведки. Пытался — потому что мысли его были далеко, а взгляд бесполезно шарил по строчкам. Столько забот свалилось на него, а тут еще и дочь Тингола. И он понимал, что ее появление обязательно отразится на нем и его семье и народе. Главное - чтобы не было лиха.       В конце концов, оторвав взгляд от бумаги, он посмотрел на дверь — и как раз вовремя. В кабинет бесцеремонно ворвался его слуга но, наткнувшись на сердитый взгляд, стушевался и сказал:       — Простите, милорд, но у нас… гости, — он отступил от двери, впуская визитера. В кабинет шагнула высокая фигура в сером плаще, запятнанном грязью. Из-под капюшона спускалась до самого пояса белоснежная коса. Не нужно было долго гадать, кто гость; ведь Маэдрос ожидал чего-то подобного.       Гость опустил капюшон, и Маэдрос усмехнулся. Перед ним стоял король Элу Тингол собственной персоной. Он узнал его, ведь таур дориатрим был отчасти похож на своего брата Ольвэ. Его озадаченный и полный тоски и тревоги взгляд сказали все о цели его визита.       — Добро пожаловать в Химринг, король Дориата! Уж не думал, что ты когда-нибудь заглянешь в гости к братоубийцам и предателям, — Маэдрос, закончив приветствие, выразительно посмотрел на слугу и кивнул ему. Тот кивнул в ответ и нырнул за дверь.       — Я пришел не к вам! А к моей дочери.       — Я понимаю. Но не думаю, что сейчас это хорошая идея.       — Как это? — Тингол нахмурился. Он не мог поверить, что ему могут помешать увидеться с дочерью.       Маэдрос лишь вздохнул и сказал:       — Сними плащ, давай сядем и поговорим. Все не так просто, как ты думаешь.       В комнату вошли братья лорда Маэдроса. Тингол растерянно посмотрел на него. Он чувствовал себя в окружении врагов.       — Мне тут сказали невероятную новость! Говорят, к нам пришел сам король Белерианда! Мы пришли убедиться в этом лично! Брат, как ты думаешь, как мы должны с ним поступить? — произнес Келегорм.       — Ну, не знаю… запретить ему разговаривать на синдарине? — подсказал Куруфин.       — Или, может, выгоним его из дворца и не будем пускать? - предложил Келегорм.       — Или, может, запрем его вместе с дочерью? - вновь произнес Искусник, встав возле стола и скрестив на груди руки.       — Вы держите мою дочь взаперти? — возмущённо воскликнул Элу Тингол, нисколько не смущенный разговором братьев.       — Не совсем, — ответил Маглор, только недавно покинувший Лютиэн, — У нее отдельная небольшая комната. Она ни в чем не нуждается и она в полном порядке, можешь за нее не волноваться. И сейчас она вроде бы заснула и ей снится не Моргот. Давай не будем ее беспокоить.       Тингол заметно успокоился, сбросил плащ и повесил возле двери, а затем сел в кресло возле камина. Маглор достал бутылку вина и чаши для всех, разлил вина и принес два кубка старшему брату и Тинголу.       — Итак, что там с моей дочерью? - он повернулся к Маэдросу, приняв кубок из рук Макалаурэ и поблагодарив его.       — Ты же понимаешь, что она была в плену? - спокойно спросил лорд Химринга.       — Знаю, — в это слово Тингол вложил всю свою горечь и печаль.       — Моргот выпустил ее, но не просто так. Он наложил на нее чары… — отпив вина, спокойно продолжил за старшего брата Маглор.       — Но ведь ты тоже бывал в плену и на тебя он тоже наложил чары? Нельяфинвэ лишь усмехнулся:       — Он приговорил меня к смерти. Никто и подумать не мог, что я оттуда выберусь. А ее он выпустил сам. И чары, наложенные на нее, направлены против тебя, Тингол.       Тингол ничего не ответил, лишь слегка нахмурился и перевел взгляд на потрескивавший огонь в камине. Этого он и боялся. Лютиэн больше не та, что прежде. Это больше не великолепная и жизнерадостная эллет, готовая веселиться и танцевать без остановки. Не та, чей смех звенел по всему Менегроту. Это - искалеченное и уничтоженное существо. Плен наверняка наложил на нее печать навеки. Нет, она не должна появляться в Дориате. Ее народ больше не примет ее нынешней. И от этого становилось горько и печально. Плечи Тингола опустились и лицо застыло в печальной маске.       — Я хочу ее увидеть. Я все равно хочу увидеть свою дочь… - сказал он тихо, все еще смотря в огонь.       — Она уже не та, что прежде. Возможно, когда ты встретишь ее — ты испугаешься. Но ты не пойдешь к ней один, мы пойдем с тобой. Нам не нужны проблемы с твоим королевством. И потом, ты был другом нашего деда, а память деда мы уважаем. Так что…       Слова Маэдроса еще больше погрузили его в уныние. Теперь Лютиэн надо еще и опасаться! Еще лучше!       — Что, все так плохо?       — Она очень страдала там… Это след на всю жизнь, Тингол…- ответил Менестрель.       — Мелиан говорит, что ее нельзя возвращать в Дориат…       — Да, не стоит… Она пока сидит под охраной, засыпает только под песни Макалаурэ… На ней чары и пройдет достаточно времени, прежде чем их получится снять полностью.       Тингол лишь вздохнул прерывисто.       — Отдохни сегодня. Завтра мы вместе пойдем к ней. И не горюй. Самое страшное для твоей дочери позади.       — Это все моя вина. Я послал Берена, да будет проклято его имя, на смерть. Он должен был подохнуть где-нибудь по дороге к Ангбанду. А он потащил Финрода, потащил мою дочь… Все пошло наперекосяк… Я не сберег ее. Тинголу вновь хотелось рыдать, рвать на себе волосы. Хотелось перестать существовать от боли за свою дочь, но вся глубина душевных страданий была спрятана за печальным, но спокойным лицом. Вино он не пил уже давно, поэтому его кубок так и остался полным в его руках.       — Не вини себя. Ты хотел сберечь ее. Ты сделал все, что было в твоих силах… - сказал Келегорм.       — Однако, сделал недостаточно…       — Ты все берешь на себя. Была ведь еще и сама Лютиэн. Она сама решила все и последовала за Береном…       — Да будет проклят весь его род! — закончил за Куруфина сам Тингол. Теперь эти слова произносились не только при упоминании Моргота, но и при упоминании имени Барахириона.

***

      Ночью король Дориата не мог заснуть. Его волновала мысль о том, что уже на следующий день он сможет увидеть свою дочь, которую считал погибшей. И завтракал он на следующий день тоже весьма неохотно, и нехотя ковыряясь в тарелке, злясь на то, что сыновья Феанора едят так медленно и слишком много болтают. Наконец, они поднялись из-за стола и позвали за собой Тингола. Они отправились в комнату Лютиэн. Та сидела на кровати и вышивала. При последней беседе с Маглором она попросила принести ей кусок ткани и нити для рукоделия и братья не отказали ей в этой просьбе; теперь она могла отвлечься от мрачных мыслей.       — Лютиэн, доброе утро! К тебе сегодня пришли гости, - сказал он дружелюбно, как и всегда.       — Гости? Кто? - раздался до боли знакомый голос, который привел короля Дориата в смятение и волнение. Хотелось тут же броситься и обнимать ее, но он все еще стоял за дверью.       — Посмотри, к тебе пришел отец. — Отец? — пораженно произнесла девушка. — Зачем… зачем вы позвали его? Я же просила не звать его ко мне! Я… я могу навредить ему!       — Именно поэтому мы не оставили вас наедине. Мы будем рядом и не позволим тебе навредить ему.       — Но… я не хотела, чтобы он видел меня такой.       — Он твой отец. И он имеет право видеть свою дочь такой, какая она есть. Он очень тосковал по тебе. Давай позволим ему увидеть тебя, - раздавался мягкий голос Певца.       Лютиэн отложила вышивку, взяла в руки ножницы для рукоделия, спрятав их за спину украдкой, и поднялась с постели. Келегорм и Куруфин встали возле нее. Маэдрос и Маглор встали возле двери, в которую вошел Тингол. Он смотрел на Лютиэн и его глаза тут же наполнились слезами.       — Лютиэн, это ты? Жемчужинка моя… — произнес он дрожащим голосом.       — Папа… Зачем ты пришел? Этот вопрос застал синда в расплох. Улыбка сошла с его лица и на нем отразилось удивление. Перед ним действительно стояла не Лютиэн. Не та, кого он знал. Да, лицо ее было похожим, очертания тоже, но это была другая Лютиэн - измученная, уставшая, исхудавшая... с остриженными волосами, в которых серебрились седые пряди. Не было той яркой и веселой принцессы. И по лицу Тингола полились слезы и он уже больше не переживал, что рядом стоят нолдор-братоубийцы. Перед ним стояла его дочь, его дитя, плоть от его плоти, кровь от его крови. И все остальное не имело значения.       — Я пришел вернуть тебя домой. Разве ты не хочешь этого? - хрипловатым голосом спросил Элу.       Лютиэн ничего не ответила. Она была словно кошка, готовая броситься на врага, она сжала в руках ножницы и нахмурилась. Келегорм и Куруфин схватили ее за руки, а Маэдрос и Маглор тут же заслонили короля собой.       — Лютиэн, — он попытался отстранить эльфов со своего пути, но сдвинуть их с места у него не получилось. Ее поведение удивило его. Но то, что произошло дальше повергло его в шок. Лютиэн заревела, как зверь и попыталась вывернуться из рук Келегорма и Куруфина, желая дотянуться до отца. К счастью, они были достаточно сильны, а худенькая девушка — не самый серьезный противник. Она кричала и брыкалась, а Тингол стоял в стороне и с ужасом смотрел на все происходящее. Маглор повернулся к нему, схватил за локоть и повел в его комнату, налил вина и дал ему в руки.       — Мы предупреждали тебя.       — К такому невозможно подготовиться. Моя Лютиэн! Моя несчастная дочь! Моя принцесса! Эру, что за злая судьба! — горестно причитал король Дориата, не сдерживая горестные слезы, но вдруг в комнату вбежал Маэдрос и позвал Маглора в комнату Лютиэн. Тот тут же вскочил и побежал за лютней и помчался в комнату к принцессе и принялся петь ей, успокаивая, а Маэдрос остался с Тинголом, положил ему руку на плечо.       Тот посмотрел на него и сказал:       — Спасибо вам. За то, что вы делаете для нее. И для меня. Я думал, что вы такие свирепые и злые… Но вы… вы оказались другими.       — Мы тоже виноваты перед тобой. Перед твоими братьями…       — Вы искупили свою вину. Я, от лица своего брата, и своего народа, прощаю вас, — сказал он. Маэдрос серьезно посмотрел на него и опустил глаза.       — Спасибо. Серьезно, спасибо. Я передам братьям. Но не думай, что мы просто пользуемся случаем. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Тингол лишь похлопал пальцами по его руке, как бы давая знак, что все в порядке.       — Что теперь с ней будет? - спросил он, после минутного молчания, в течение которого Маэдрос успел придвинуть стул и сесть.       — Мы снимем чары. У Макалаурэ вроде бы получается. Было бы неплохо, если бы Даэрон пришел и помог ему. У Даэрона больше любви к ней.       — Даэрон поклялся больше не петь.       — О, об этом не беспокойся. Он будет петь тут как соловей. Вы только пришлите его к нам.       — Хорошо. А я пока соберу армию. Но мне нужна ваша помощь. Мне нужно оружие, нужно тренировать войска… Вы поможете мне?       — Ладно, я поговорю с Куруфином. Твоя помощь была бы неоценима. Глядишь, мы и действительно побьем Моргота.       — Побьем. За мою дочь нужно отомстить. И за тебя. И за твоих родичей и моего друга Финвэ.       — Да, Эльвэ. Мы отомстим.

***

      Ночью Элу Тингол все же проснулся и сам нашел комнату Лютиэн. Дверь оказалась заперта, но он позвал тихо свою дочь. Она отозвалась и подошла к двери.       — Прости меня, папа! Я не хотела.       — Я знаю, доченька моя. Я пришлю к тебе Даэрона и он поможет снять чары. Это ты прости меня. Я не сберег тебя.       — Не надо, папа... А он захочет меня видеть после всего?       — Ему придется. Доченька, я так люблю тебя. Я так рад, что ты теперь свободна. Я думал, что тебя уже нет на свете.       — Лучше бы меня действительно не было на свете.       — Не говори так, милая моя.       — Папа, я буду воевать с Морготом. Я буду воевать с оружием в руках. И я не думаю, что у меня есть шанс выжить.       — Что? Не вздумай!       — Папа… моя жизнь не будет больше прежней, поэтому мне лучше действительно погибнуть в бою и очиститься в Чертогах Мандоса. Но ты должен пообещать мне.       — Что? Что я должен обещать?  — Ты и мама должны будете начать жизнь заново и привести еще одно дитя. Пообещай мне, папа. Поклянись! Вы должны жить как раньше, в радости и весельи. Дориат должен расцветать и возвеличиваться. Иначе... это будет означать, что Моргот победил. А я не позволю ему победить!       — Лютиэн! Ты — мое сокровище! Моя любимая доченька!       — Папа, прошу тебя! Поклянись мне!       Лютиэн слышала, как отец плакал за закрытой дверью.       — Папа, прошу!       — Хорошо, милая. Я клянусь тебе. Как только мы победим Моргота, мы с мамой приведем в мир еще одно дитя. Я надеюсь, ты все же увидишь его. Я очень надеюсь на это.       — Хорошо, папа. Прости меня за все. Мое упрямство причинило вам с мамой столько боли. Твои слезы для меня — самая большая боль.