Поруганная красота

                    Король Дориата вернулся глубокой ночью, никого не оповестив. Выглядел он жалким и измученным, серебряные волосы были собраны в лохматый пучок, усталое и осунувшееся лицо — в пыли, одежда и плащ отчаянно просили стирки, а единственная пара обуви приказала долго жить. Понятно, почему король решил оставить свое возвращение в полнейшей тайне. Еще никогда владыка Дориата не позволял себе такой небрежности, да и от путешествий он, по правде говоря, отвык (после путешествия в Аман и обратно, а также похода со своим народом от Куйвиэнен в Белерианд прошло очень много времени). Поэтому Тингол был искренне благодарен сопровождавшим его Феанорионам за заботу о себе и за то, что те кормили его.       Он зашел в покои Мелиан, уставший и запачканный, сбросил одежду и нырнул под одеяло, прижавшись к королеве. Та проснулась и обнаружила себя в объятиях супруга, повернулась к нему и тоже обняла. Так они и уснули, утешая друг друга объятиями. А в гостевых покоях уже отдыхали Келегорм и Куруфин, последовавшие за королем, чтобы подготовить и вооружить войско.       Тем временем, до Химринга добрался и сбежавший из Дориата королевский глашатай и менестрель, отказавшийся петь — Даэрон.       Замызганный и продрогший, он был сразу же сопровожден в гостевые покои, в которых до него ночевал король Дориата. Возмущенный Менестрель кричал на весь Химринг, что желает видеть Лорда, а потом — и принцессу, но на его крики проснулся лорд Макалаурэ.       — Что такое? Что за крики? — возмущенно и холодно спросил он.       — Милорд Канафинвэ, это менестрель Даэрон! Он желает видеть лорда Маэдроса! И принцессу Лютиэн!       — Ты увидишь их завтра утром! Лютиэн еле уснула. Ей снились кошмары. Я не позволю ее побеспокоить. Ложись спать, — холодно произнес эльф, развернулся и ушел. Он страшно устал. Борьба с чарами Моргота забирала у него силы и после такой борьбы он спал практически до полудня.       Даэрон сник. Когда Феаноринг ушел пошатывающейся походкой, Даэрон повиновался и ушел в комнату, снял одежду, наскоро умылся и тоже лег под одеяло и тут же уснул.       Разбудил его стук в дверь. Это был слуга, сообщивший, что лорд Химринга ждет его за завтраком. Даэрон встал, собрался наспех и пошел за слугой. И действительно, в обширном зале, увешанном коврами, гобеленами и оружием, за столом восседал высокий рыжий эльф, один вид которого мог внушить уважение.       — Доброе утро, милорд.       — Мы ждали тебя чуть позднее. Я думал, что король Тингол тебя пришлет. Он ушел от нас неделю назад и, думаю, что уже добрался до Менегрота. Но хорошо, что ты пришел. Наверняка, вам с Макалаурэ вдвоем удастся быстрее снять чары.       — А я могу ее увидеть?       — Разумеется. Ты только сперва позавтракай и успокойся. Тебе понадобятся душевные и физические силы.       После завтрака Даэрона действительно отвели в комнату принцессы. Та сидела на кровати, скрестив ноги, и вышивала, и Даэрон вспомнил, как в Дориате Лютиэн не любила вышивание… Как в мастерской королевы, сделав пару стежков, принцесса начинала отвлекать всех разговорами и шутками, и в итоге мастерицы забывали про вышивку и весело болтали, а потом болтовня превращалась в небольшой праздник с песнями и танцами, к которому обязательно присоединялись и другие молодые придворные. Но сейчас ей разговаривать было не с кем. И Дориат так же далеко от нее, как и прошлая жизнь.       — Лютиэн… Моя принцесса! — произнес он. Девушка подняла голову и посмотрела на него и тут же улыбка расцвела на ее лице, она отбросила вышивку и побежала к нему, но вдруг резко остановилась. Даэрон приблизился к ней и хотел было обнять, но она отпрянула от него и сказала:       — Нет, Даэрон, не трогай меня!       — Почему?       — Я… я слишком грязная. Твоя любовь ко мне была такой чистой… А теперь…я не достойна…       — С чего ты взяла, моя дорогая принцесса?       «Моя дорогая принцесса». Эти слова говорил еще кто-то… кажется, только недавно… И это был не эльф. У него был другой голос — холодный, полный презрения и насмешки… Она бы не хотела его больше слышать… Но любая деталь могла внезапно напомнить о нем. Девушка мелко задрожала и отвернулась от него, обняв себя руками.       — Пожалуйста… пожалуйста, не говори больше этих слов! И не приближайся ко мне, не трогай.       — Лютиэн… — он вновь сделал попытку к ней приблизиться, но она отстранилась.       — Пожалуйста, Даэрон, не трогай меня.       — Для меня не будет никого чище и святее тебя, моя… Лютиэн. Давай я спою для тебя. Любовь — самая сильная магия. Может, моя любовь сломает чары, — сказал Даэрон, — Прости, что не спас тебя.       — Ты бы не смог. Никто не смог бы. Он держал меня близ себя. Никто не смог бы вырвать меня из его рук. Я была его четвертым сильмариллом, — она усмехнулась и легла под одеяло. Не думала, что встреча со старым другом могла бы пройти так ужасно. Она напугала его и, кажется, теперь он вообще не хочет иметь с ней дела.       Но вот он сел на стул возле ее кровати, достал свою свирель и заиграл. Заиграл песнь, которую он сочинил ей, когда она еще была малышкой. В тот день, когда он сыграл ее, Лютиэн впервые затанцевала под его песни и сердце менестреля согрелось. Тогда еще не было Менегрота, не было проклятого Берена и Моргота. Не было войны. Были эльфы возле костра, звезды над головой и маленькая танцующая принцесса, свет души которой был чище звезд.       Плечи девушки затряслись от беззвучного плача, а он все играл и играл, пока в комнату не вошел Маглор с лютней. Растерянным взглядом он смотрел на все происходящее, но потом сел напротив Даэрона и заиграл тот же мотив, и Даэрон запел, а Маглор подхватил. И чары начали сдаваться, потому что нет магии сильнее любви. Она ломает все преграды.