В прямом смысле бессердечный

Лиса смотрит в холодный потолок задумчивым взглядом, и устало вздыхает от того, что сон вообще не думает приходить к ней, а на часах уже час ночи. Да какой чёрт возьми сон, если она лежит на огромной кровати в одной из комнат самого Чон Чонгука, пока её сестра хрень знает где?! Грёбаный Чон Чонгук час тому назад игриво ухмыльнулся ей, и приказал Чимину увести Джису в один из своих клубов, а Сонми пойти отдохнуть домой, чтобы набраться сил для нереальной магии на его рану, и всё это он оправдал тем, что хочет, «чтобы его сладость побыла с ним наедине». Сладость… Лису уже блевать тянет от этого отвратительного, наигранного обращения, прямо так же, как и блевать тянет от запаха этой комнаты. Эта комната, эта кровать, эти стены, этот чертов особняк — от всего этого несёт Чонгуком, его горькими духами, которые пробираются в лёгкие и вынуждают шумно вздыхать от нехватки чистого воздуха. Воздуха, не пропитанным вампиром. Чон Чонгук уже час тому назад привёл её в эту комнату, всё так же наигранно нежно пожелав спокойной ночи, и Лиса до сих пор всё обдумывает, переживает за Джису и вновь всё обдумывает. Не может найти выход. Убежит — умрёт Джису, попытается убить Чонгука — умрёт Джису, свяжется с охотниками — умрёт Джису. В любом случае, умрёт Джису, чтобы она не делала. Поэтому остаётся лишь молиться, чтобы Сонми справилась и удержала Чонгука при жизни ещё неделю, и чтобы вербена поскорее вышла из организма. Лиса не думала, что будет проклинать Хосока за то, что тот дал ей эту вербену, и что она будет сидеть и молиться на жизнь Чон Чонгука. Пусть лучше живёт, чем заберёт с собой и Джису, каким бы монстром он не был. Но Лиса всё равно не может успокоить свой внутренний гнев и беспокойство. Во-первых, как бы там не было, ничто не отменяет её собственной смерти — Чонгук ни за что не оставит её в живых, выпьет кровь до дна, во-вторых, какая гарантия того, что Джису в итоге тоже не умрёт? А если Чонгук не сдержит своё слово? — Блять, — матерится Лиса и резко приподнимается с кровати, принимая сидячее положение, и убеждаясь в том, что сегодня она реально не уснёт. Ни за что, пока находится тут, в доме Чон Чонгука. Ни за что, пока эти мысли, придумывание плана какого-нибудь, подозрения мучат её сознание.

***

А Чонгук уж больно уверен в себе, засранец. Не запер её в комнате ночью, снял наручники и дал полную свободу — слишком рискованно, но Чонгук уверен, что Лиса подчинится и не посмеет ослушаться. Ради Джису. И понимания всего этого, осознание своего поражения злят её вдвойне, и поэтому она, сверля глазами уж больно довольного Чон Чонгука, оседает напротив него за стол. Утром какая-то пожилая женщина, наверное, прислуга вампира, велела Лисе спуститься вниз, сказала, что господин хочет позавтракать вместе с ней, и Лиса конечно всеми силами возражала, но у неё практически не осталось выбора. Она была голодна — со вчерашнего обеда ничего не ела. Ну и, позлить Чонгука тоже захотелось. Хотелось вывести его из себя, играть на его нервах. У Лисы так и руки чешутся убить этого мерзавца, нужно хоть куда-то выместить эту ярость. Ибо как он блять посмел тронуть её сестру? — Выспалась, милая? — "заботливо" спрашивает он и склоняет голову набок, изучая её лицо взглядом. — Хотя, по внешнему виду этого не скажешь, — хмыкнув, добавляет он, ибо Лиса реально выглядит не очень здорово: красноватые глаза, усталый вид, и не энергичность в действиях. — Думал, что я смогу уснуть в твоём прогнившем доме с отвратной кроватью? — фыркает Лиса и зло смотрит на Чонгука, на что тот приподнимает уголки губ. С утра пораньше находит желание дерзить? — Не думаю, что проблема была в кровати или доме. Признайся, всю ночь обо мне думала, да? — желает он вывести её из себя, и изображает сексуальносить, прикусив нижнюю губу и для полной картины, склонив голову набок. А потом смеётся, видя, как его этот поступок вызывает в её лице краски, непонятно, отчего: от злости или смущения? — Да, о тебе думала. О том, как бы мне тебя убить, — фыркает Лиса, беря себя в руки, а потом отпускает взгляд на еду. — Подавись своим завтраком, из-за твоей рожи у меня аппетит пропал, — просто она слишком сильно раздражена, чтобы думать о последствиях своих слов, из-за которых Чонгук уже хмурится. — Детка, перегибаешь. Я ведь и разозлиться-то могу, — предупреждает он стальным голосом, и вновь цепляет на губы ухмылку. — Давай не будем портить это чудесное утро спорами, и ты съешь эту отвратительную человеческую еду, которая нужна для твоего организма, пока я свой сок выпью, — с этими словами, он берёт со стола стакан с какой-то красной жидкостью внутри, и Лиса думает, что это всего лишь и вправду фруктовый сок. Только позже она догоняет, что это кровь, ведь вампиры человеческую еду не переносят от слова совсем. — Это донорская?.. — и сама не зная зачем, интересуется Лиса, но не успевает закончить вопрос, как Чонгук её перебивает: — Нет. Я предпочитаю свежевыжатый сок, которого отдают со страхом, болью и отчаянием. Даже вкус, кажется, усиливается, — как будто специально издевается он, и облизывает нижнюю губу, убирая следы выпитой крови. И Лиса обещает себе, что когда-нибудь обязательно убьёт этого монстра, чтобы он больше не ухмылялся так бесяще, разжигая в ней ярость. — Чего так злишься, а, сладость? Инстинкты охотника просыпаются? — Просто не понимаю, как таких чудовищ, как ты, не тошнит от самих себя. — Обижаешь, — выпучивает губы Чонгук, делая вид, что эти слова и вправду ранят его. — А ведь в этом стакане может оказаться кровь твоей любимой сестрёнки, если ты продолжишь дерзить мне, — и в ту же секунду Лиса хватает нож со стола и кидает его прямо в плечо Чонгука: ничего личного, он сам вывел её из себя. И она не боится за этот свой поступок, не верит в то, что из-за небольшой ранки Чонгук способен убить Джису. Он не убьёт, ибо тогда Лису ничто держать тут не станет. — Вот же сука, — шипит Чонгук, и шумно вздыхая, вытаскивает столовый прибор из своей груди, пока след медленно заживает. Из-за яда оборотня он чувствует боль, рана дольше чем обычно исцеляется, и именно поэтому он вдвойне злится. Лиса зло смотрит в его глаза, которые не менее сияют от раздражения: ни чья ненависть не уступает друг другу. И неожиданно, Чонгук перед ней исчезает, и в следующую секунду Лиса спиной ощущает его тело. — Вместо того, чтобы меня калечить, — слышится горячий шепот в ухо, и Лиса ежится, не смея обернуться. Чонгук почти её ко столу печатает, наклоняется к ней совсем близко, и единственное препятствие между ними: это спинка её стула. — Ты лучше поскорее выведи грёбаную вербену из организма и крови, — и в это же мгновение тот самый столовый нож, которого она бросила в него, вонзается в её руку, которая покоилась в поверхности стола. Лиса кричит сильно, не может сдержать эмоций, и чувствует адскую боль, которая разливается по всему телу. Хочется оторвать эту самую руку: ещё бы, ведь она не вампир, и боль от того, что нож полностью прошёл по её кисти сполна чувствует. — Приятного аппетита, сладость моя, — снова приподнимает он уголки губ, и целуя её в макушку, уходит, оставляя её с ножом в руке. И теперь Лиса бесспорно убеждается в том, что этого психопата реально не стоит злить.