***
Вроде бы, Лиса решила забить и не строить из себя охотницу, защищая ту загипнотизированную проститутку. Вроде бы, голоса тоже теперь не слышатся — они, наверное, в комнату пошли, для своих утех. Но Лиса до сих пор спать не может. Сколько бы не старалась, уже пятнадцать минут на кровати вертится. Раздражена от чего-то сильно. Неужели она такая охуенная охотница, что заснуть не может из-за тревоги за жизнь той левой девчушки? Или это неприятное чувство, тянущееся внизу живота от воспоминаний, как Чонгук накричал на неё, и как ту девушки целовал — это вовсе не инстинкты охотника? А... ревность. Лиса глаза широко распахивает от своих мыслей и мигом с кровати вскакивает. Начинает дышать часто, не понимает себя, и по комнате ходит, чтобы хоть как-то собрать мысли в кучу. Она. Ревнует. Того мерзавца? Да что за глупые мысли! Это уму непостижимо! Почему она должна ревновать, если терпеть его не может?! Если он её сестру держит, может с полной вероятностью убить её саму? Она лишь зла за его недавний тон общения — никто не смеет так говорить с ней. И она лишь... переживает за ту девушку. Да, определенно это так. Вот поэтому и уснуть не может. Сказками про ревность тут и не пахнет. Она испепеляет взглядом дверь несколько секунд, и всё-таки, не выдержав, выходит. Решает пойти на поводу у эмоций, и поставить того ублюдка на место. Спасти жизнь той девушки, вытащить её из объятий монстра.***
— Милый, а кто та истеричка, на которую ты накричал? Твоя женушка? — брюнетка, лежащая полуголая на его кровати, смеётся противно: её голова вообще ничего не соображает, не переваривает тот факт, что перед ней сейчас вампир, даже с учетом его кровавых укусов, уже посыпанных по её телу. Слишком сильно пьяна, слишком сильно под гипнозом его взгляда, который дыру в ней прожигает после её слов, даже в не трезвом состоянии вынуждает вздрогнуть. — Помолчи уже, а? — хмурит он брови, и над ней наклоняется, прижав её всем телом к кровати. Впивается в её губы, продолжая ласкать её бёдра, которые тоже покрыты укусами и засосами, но ей слишком кайфово, чтобы боль от всего этого чувствовать. Но ему хочется. Хочет ей боль причинить, слишком много боли, чтобы насытить монстра внутри, до конца избавиться от желания заменить эту болтливую проститутку на Лалису Манобан. Лалиса Манобан. Черт возьми, одно это имя действует на него, словно афродизиак — вынуждает промычать через поцелуй с этой девушкой, и сильнее сжать её в постель, чувствуя несдержанный голод. Он впивается заново в её шею, кровь пробует, свободной рукой расстегивая свою рубашку. И именно в этот момент в его комнату заходит Лиса, нагло, без стука. Лиса и не думала, что именно эта комната его — она до конца не знает, где какие комнаты находятся, вот и искала нужную. И вот, наконец нашла. Слишком неожиданно для самой себе, поэтому и на месте от этого замирает. Видит на кровати Чонгука и ту девушку в не очень приличном виде: девушка почти голая, со снятым лифчиком и опушенным вниз платьем, лежит с глупой улыбкой и в потолок смотрит, пока Чонгук над ней склоняется и её шею кусает до крови. Слишком много крови. Вся комната пропахла кровью этой проститутки. И именно это и становится последней каплей для Лисы. — Немедленно отпусти её, — она хмурит брови строго, смотрит на пару на кровати и повышает тон, делает его властным, наверное, совсем с ума сходя. Чонгук определенно убьёт её и Джису этой ночью. Но чёрт возьми. Почему-то сильное раздражение обхватывает её сердце, недомогание от этой картины перед собой. Эмоции не дают ей здраво мыслить. И нет, это не ревность — блять, да это же звучит смешно. Это просто инстинкты охотника. Она хочет защитить эту истекающую кровью девушку. Злится от её состояния. А Чонгук же, смотрит в сторону Лисы, наконец отстраняясь от брюнетки. Думает, что ему всё это кажется, надеется, что Лиса не настолько глупа, чтобы аж в его комнату вырываться и мешать ему. Но нет, она глупа. Настолько глупа, что ярость вмиг заполняет его разум. Лиса выдыхает шумно, когда за долю секунды оказывается припечатанной к стене тем самым вампиром, которого она разозлила. И бесстрашно смотрит в его глаза, находящихся слишком близко, и буквально горящих красным огоньком раздражения. — Совсем страх потеряла? Что ты творишь?! — почти рычит он, и не понимает, чего она вообще добивается. На его нервах играет? Что за выходки? — Отпусти. Её, — всё ещё стоит Лиса на своем, не хочет отступать, а Чонгук сильнее злится. Смотрит в её глаза не отрываясь, и шипит девушке за спиной. — Мэй, проваливай, — говорит он, и брюнетка, благодаря силе внушения, без возмущений слушается. Собирает свои вещи, и не смотря на кровь по всему телу, выходит из комнаты как ни в чем не бывало, словно живая кукла, пока Лиса наблюдает за ней. Думает, что добилась своего. Но нет, она не добилась своего — Чонгук не на уступки пошел, не выгнал эту девушку по просьбе Лисы. А всего лишь захотел остаться с ней наедине, урок преподать, чтобы никто не мешался под ногами. — Позволь спросить, — сильнее печатает он её к стене и вынуждает ахнуть, когда остаются одни в его спальне. Злостно наблюдает за ней, не скрывая раздражения в голосе. — Чего ты, чёрт возьми, добиваешься?! — у него голод всё ещё не стих, на губах ощущается кровь той самой Мэй, а эта гребаная охотница лишь масла в огонь добавляет. Определенно играет с ним. Очень плохое решение, Лиса. — Я, как уважающая себя охотница на вампиров, не могу позволить, чтобы у меня под носом убили человека, — чуть дрожащим голосом отвечает она, но все равно смело продолжает на него смотреть. Хочет в своих словах убедить, и вроде бы, убеждает. Но нет. Не убеждает. Чонгук молчит несколько секунд. Внимательно смотрит на неё, находясь слишком близко, что её отчего-то учащенное дыхание на его коже чувствуется. А потом уголки губ приподнимает. Настолько нелепо звучит. Загоняет её в тупик. — Кого ты обманываешь? — она слишком сильно палится, слишком необдуманно ведёт себя. У Чонгука догадки с самого начала появились, как только он заметил искры в её глазах из-за Мэй. Это вынуждало его ещё больше раздражаться. Но сейчас, почему-то, это забавляет. Разжигает огонь внутри сильнее. — Я ведь был прав, не так ли? Может, официально ты и охотница, — прикусывает он губу и руку в область её сердца кладет. Ласкает через тонкую ткань ночнушки, уже второй раз подмечая, что она чертовски сексуально в ней выглядит. — Но тут... — тянет и вперед поддается, в ухо шепчет, всё ещё не убирая руку с её груди. — Ты самый настоящий вампир. Лиса выдыхает шумно через рот. Ей воздуха катастрофически мало, особенно, когда он стоит так близко, кожу холодной рукой даже через ткань обжигает. — Что за чушь, — облизывает резко пересохшие губы и старается отвлечься, унять непонятный жар на сердце. Нельзя. Нельзя так на монстра реагировать, грешно его хотеть. Лиса, правда, старается: хочет испытать отвращение, взглядом его губы изучает, на которых видны следы человеческой крови, а потом в его грудь смотрит, которая никак не двигается. Он не дышит. Уже многие столетия не дышит. Таких монстров убивать надо, само их существование ненормально. И вроде бы, Лиса всё это понимает. Но почему-то на его обнаженный торс засматривается, сразу забыв обо всём. Чёрт возьми. А она и не сразу заметила, что черная рубашка еле как на нем висит, распахнутая на все пуговицы. — Да я этот твой эгоизм и похоть по глазам читаю, — касается он её подбородка и вынуждает на себя посмотреть, наконец отрывает её от изучения своих татуировок на голом торсе. — Знаю, сколько в тебе демонов. Он знает, убедился в ту ночь, когда он её руку вылечил. Она не охотница, в её взгляде нет презрения к вампирам, как обычно бывает, нет страха. А есть... восхищение. Эгоизм. Была бы её воля, она давно темную сторону выбрала бы, выбрала бы его мир. Потому что в нем хорошо. Не нужно собой рисковать ради глупых, незнакомых людей, не нужно страдать, не нужно жить ради других. Нужно лишь наслаждаться. Её душа гниет с каждым днем рядом с дедушкой, который всю жизнь заставлял её заниматься тем, чем она не хочет. Настолько загнила, что она восхищаться монстрами начала. Точнее, в его случае, хотеть. Настолько его хочет, что вздрагивает от малого прикосновения — он её к себе приближает, держа за подбородок. — Плохо читаешь, прочитай ещё раз, — всё ещё отрицает, немного нервничает, раздражается, ибо никто не имеет право в её душу взглянуть, даже от самой себя она тщательно всё закрывала, а он тут, в лицо говорит всё. Кидает в лицо её сущность. Она саму себя презирает, не хочет быть такой. Но её так манит. Чонгук большим пальцем по её губе проводит, на секунду взглянув в свои действия. А потом снова в её шоколадные глаза засматривается, усмехается коротко, увидев в них затемнение и растерянность от этого прикосновения. Так открыта перед ним. Что она ещё пытается отрицать? — Прочел, — он свои губы тоже облизывает, потому что она с ума его сводит. Настолько привлекает, особенно с этими возбуждёнными глазами, страхом в голосе от правды, дрожащим телом, которое на каждое его касание реагирует слишком остро. — И понял, что плевать ты хотела на ту проститутку, — шепчет в её губы, к стене сильнее прижимая, уже прикасаясь голым торсом к ней, укутанную в тонкую, полупрозрачную ткань, которая еле как задницу прикрывает и просвечивает грудь. На ней определенно нет лифчика. И блять, он поклясться готов, что она специально так одевается перед ним. Точнее, раздевается. — Тебя бесило то, что я трахну её, а не тебя, — губами её губ прикасается, не целует, а дразнит. Обоих. Ему не хочется. Не хочется соблазну поддаваться, понимает, что утонет, как и случилось в прошлый раз в клубе Чимина. Но блять, у неё такой сладкий запах крови. Или не крови, а тела. Это не важно. Важно то, что она слишком сильно его притягивает, да даже в прямом смысле. Первой сдаётся, и, впиваясь в его губы, плотнее к нему прижимается. Устала. Попросту хочет пойти на поводу у эмоций, хотя бы раз в жизни не думать об ответственности. Быть вампиром, за похотью, эгоизмом и беспечностью проследить. Срать она хотела на жизнь той Мэй. У неё ярость недавно в венах кипела не от того, что она увидела в постели Чонгука покусанную, загипнотизированную девушку, которая, сто процентов, была бы уже мертва до завтра. А от того, что она вообще увидела её. Другую. В одной кровати с ним. Под ним. Голая. Да, чёрт возьми, она не хочет делиться этим монстром, который людей направо и налево убивает, который её саму убьёт через несколько дней. И это, по-прежнему не ревность. Чтобы ревновать — любить нужно, а она не любит, оба не любят, лишь хотят. Это нежелание делиться добычей. Она, правда, прямо как настоящий вампир. Только вот, как-то слишком резко она назвала его добычей. Он не добыча. Он и сам в этом убеждает, теперь взяв контроль в свои руки. На поцелуй с напором отвечает, проникая языком в её рот. На его губах всё ещё ощущается вкус крови. Той девушки. Это разжигает в ней пламя, и она страстнее начинает его целовать, хочет, чтобы вкус другой исчез с его губ. Запрокидывает руки на его плечи и плотнее к себе прижимает, целуется до такой степени, что воздуха совсем не остается. Жар по их телам растекается, даже это минимальное расстояние между ними кажется им слишком большим. Не проходит и секунды, как он её на кровать кидает и сам сверху нависает. Тоже сдается. Не только она против своих стандартов идет в данный момент, но и он. Просто похуй. Это, возможно, последняя неделя в его жизни, так почему бы не переспать со своей убийцей? И в её жизни, тоже, возможно, последние дни, так почему бы и ей не переспать с тем, кто навлек на неё всё это? Тем более, когда оба безумно хотят. У Лисы внизу живота всё тянет, особенно когда он уже затвердевшим пахом к ней прижимается, вновь припадая к безумно желанным губам. Но Лиса почему-то вмиг останавливает его, с трудом отрываясь от холодных губ. Всё его тело холодное. — Не здесь... — со вздохом произносит, натыкаясь на его вопросительный взгляд. Под собой чувствует кровь той проститутки, и вспоминает, как она голая, тоже именно здесь лежала недавно. Ей от этого отвратно становится, чувство недомогания разум заполняет. А Чонгук усмехается уже, ему чертовски нравится этот её собственнический характер. Нравится то, что она не боится, не морщит сейчас свой нос от отвращения крови. А от отвращения того, что эта кровь другой женщины. — Как скажешь, сладость, — говорит он и на руки её поднимает. За бёдра хватает, и целуя её в область шеи, параллельно к рабочему столу недалеко в комнате шагает. Лиса вздрагивает, когда, благодаря задравшейся до живота ночнушке, бедрами холодный стол под собой ощущает, а он, одним движением руки сбрасывает все ненужные вещи в данный момент в виде документов и ноутбука, и её укладывает. Наконец отрывается от её шеи и, выпрямившись, разглядывает тело, лежащее перед собой. Лиса дышит шумно, а от его изучающего взгляда всё в ней горит. Её шелковая пижама пастельного цвета давно задралась, и открывает ему вид на трусики, но его взгляд особо привлекает её просвечивающая грудь. Она терпеть не может спать в лифчике. — Поудобнее место не мог найти? — хочет огрызнуться, но голос слишком подрагивает. Ей не хочется здесь, на твёрдом и холодном, неудобном столе, но в тоже время это, почему-то, чертовски её заводит. А ещё её заводит то, как Чонгук смотрит на неё, игнорируя её вопрос. Смотрит как на дорогое сокровище в Музее, и медленно руками её шею гладит, будто боясь сломать. Слышит её пульс, и облизывает губу. Для него настоящее испытание чувствовать так близко её кровь, но не иметь возможность попробовать. Ей реально повезло тем, что она выпила вербену. Ибо уже давно была бы опустошена до последней капли, мертва. А потом он руку вниз спускает, продолжая гладить её нежную кожу. Задерживается на районе ключиц, взгляд снова приковав к соскам. Всё-таки, не сдерживается и разрывает её ночнушку на части, вырывая из её уст стон от неожиданности. Но она молчит, даже с учетом того, что эта была её любимая. Плевать, совершенно плевать, на всё. Лиса ахает, когда Чонгук уже к её голой груди касается. Большими пальцами с сосками играется, чувствует, насколько она горяча. Ощущение, будто она сгорит. И сам нижнюю губу покусывает, пока член в штанах дергается, когда, продолжая ласкать её грудь, он глаза к её лицу поднимает, видя там наслаждение и еле контролируемое желание застонать. Эта гребаная девчонка его заводит. Заводит похлеще любой шлюхи из клуба Чимина. Лиса стонет тихо, потому что Чонгук одну руку дальше спускает, вниз, гладя её живот, пока другая всё ещё продолжает ласкать грудь. Ещё дальше. Ещё. Выгнувшись на столе, и ногами его бёдра обнимая, Лиса прикрывает глаза, когда Чонгук проникает в её трусики и наконец дотрагивается до горячей промежности. Длинными, холодными пальцами с её клитором играется, уголки губ поднимает, заметив, насколько она уже влажная. Так сильно его хочет. Впрочем, судя по члену, который с каждым её стоном всё теснее к джинсам прижимается, готовый вот-вот разорвать эту мешающую, грубую ткань, он её хочет не меньше. Лису на части разрывает, только недавно холодный стол под собой вмиг превращается в лаву, а из губ всё громче и громче имя этого монстра вырывается, тем более, когда он двумя пальцами в неё проникает, большим всё ещё продолжая ласкать её клитор. Всё-таки, не выдержав, она приподнимается. Сразу в его плечи цепляется пальцами и в губы впивается, заставив его тоже застонать и убрать наконец руки с груди и промежности. Ей этого слишком мало. И судя по всему, ему тоже, ибо его член сразу в неё упирается, даже через черные джинсы. Хочет оплатить ему услугой, и дрожащими руками помогает ему избавиться от ненужной ткани, отрываясь с трудом от его губ. Дотрагивается до его горячего члена, вынудив того вздрогнуть, и проводит рукой по всей длине. Чонгуку приятно. Он чертыхается и глаза прикрывает, в который раз утопает в этой страсти к ней. Она первый человек, которого не пришлось загипнотизировать, чтобы не боялась быть с ним — с самом опасным монстром, который, если захочет, то и убить может. Или причина её смелости кроется в вербене, который дает ей гарантию, что он не укусит, и в самом факте того, что он не может убить её пока не вылечит рану. Но это его сейчас совершенно не волнует, ибо Лиса с ума его сводит, сжав рукой головку его члена, и сама от своих действий постанывая. Просто слишком возбуждающе смотреть на его реакцию, трогать его, хотеть. У Лисы ощущение, будто у неё секса года не было, хотя ещё пару дней назад переспала с охотником из второго отряда, который долгое время флиртовал с ней — Лиса ведет активную половую жизнь, она любит секс, прямо так же, как и он. Но она никогда с вампиром не была, тем более, с таким манящим. Тем более, с тем, которого она больше всего в жизни захотела, ещё с первой встречи. Может быть, поэтому у неё такая бурная реакция, словно у девственницы? Чонгуку всё это надоедает. Он убирает её руку с члена, и рывком стягивает её трусики. Сжимает до боли её бёдра, и входит со шлепком, потому что оба слишком возбуждены. Лиса дыхание от неожиданности задерживает, и хватается за его плечи, плотнее обнимая ногами бёдра, пока он выходит. — Какой глупой нужно быть... — и снова толкается. Повторяет несколько раз свои движения, с каждым разом ускоряя темп. — Чтобы в трезвом уме с монстром переспать? — шепчет в ухо, и сам стонет, потому что она слишком плотно его сжимает, слишком горячая, вся мокрая. — А каким глупым нужно быть, чтобы свою убийцу трахнуть? — отвечает она той же монетой, голову назад закидывает, и царапая его плечи, в ответ бёдра качает, подстраиваясь под его толчки. Слишком безумные, глубокие толчки, которые вынуждают стол под ней шататься. — Я ещё не умер, — шипит он, и грубо заставляет её снова на стол падать всем телом. — Но умрёшь, — усмехается она, и сразу громко стонет его имя, когда он, кладя руки по обе стороны от неё на твёрдую, деревянную поверхность, начинает вдалбливаться ещё резче. Его вечно холодная комната стала невыносимо жаркой, переполнилась стонами и хлюпаньем взмокших тел. — Тоже самое могу сказать про тебя, — он снова одной рукой её промежность ласкает, с клитором играясь, чтобы окончательно свести с ума, и параллельно продолжает толкаться внутрь горячим, липким членом от её и своей природной смазки. Понимает, что на грани. Но Лиса первой кончает. Совсем не разбирает теперь его слова и кричит громко от его ласк, выгибаясь на столе. Влажные волосы к лицу прилипают, а дыхание и сердцебиение слишком сильно учащаются. Она решает, что это самый ахуенный оргазм в её жизни. И Чонгук тоже не заставляет себя долго ждать. Видя её лицо, переполненный наслаждением, чувствуя, как крепко она его сжимает изнутри, Чонгук с трудом делает последние толчки и изливается на пол, выходя из неё. Ребенок полукровка ему пока не нужен. — Черт, никогда бы не подумала, что вампиры так хороши в постеле, — смотря в потолок произносит она, всё ещё пытаясь привести дыхание в норму. А Чонгук, слыша слово "вампир", задумывается. Наблюдает за голой, затраханной девушкой на своем столе, и только сейчас вспоминает, что он, как бы, и вправду вампир. Но почему-то о крови не подумал во время секса с ней. И так наслаждение получил. Наверное, мысль о вербене его останавливала. Но блять, всё ещё странно то, что ему было так хорошо с ней без её крови. До такой степени, что ощущение, будто он только что её до дна выпил. Что бы это не было, это чувство ему определенно не нравится.