В прямом смысле бессердечный

Чонгук задумчиво смотрит на ночной город, прислоняясь к перилам балкона, и сжимает руки, чувствуя как раздражающая боль по всей спине растекается. На часах уже двенадцать с чем-то ночи, они как несколько часов вернулись с «прогулки», и с тех пор мысли Чонгука слишком забиты. Он реально устал от этой безысходности, устал вообще думать. Он не понимает. Нихера не понимает, что должен сделать. Точнее, понимает, но не решается. Неожиданно в кармане вибрирует телефон, сообщая о том, что ему звонят. Нахмурив брови, Чонгук достаёт гаджет, удивляясь тому, что его так поздно потревожили, но увидев имя «Сонми» на экране, резко принимает вызов. Сонми по-пустякам не звонит. — Что? — только и спрашивает, без банальных приветствий, отчего ведьма по ту сторону закатывает свои глаза, привыкшая к такой грубости и наглости Чонгука. — Мог бы и «привет» сказать, я тут за твою жизнь мучаюсь между прочим, — Чонгук хмыкает, слыша её слова, а она же, продолжает, заикнувшись и сунув шутки куда подальше. Ибо звонит-то она реально по серьёзной причине. — Которая, кстати, закончится до завтрашнего вечера, если ты кровь той охотницы не выпьешь, — осторожно тянет она, думая, что сейчас на неё обрушится весь гнев Чонгука за то, что она не сумела справиться с магией, и он вполне может умереть до того, как вербена исчезнет из организма Лисы. — Что ты имеешь в виду? — не вникается Чонгук и переспрашивает, устремив взгляд обратно на город. — То, что ты завтра умрёшь и не протянешь ещё один день, — и он сразу сжимает в руках телефон от этих слов, усложнивших ситуацию ещё больше. — Только не злись на меня, я и вправду сделала все, на что была возможна и даже больше. До такой степени магии не осталось, что я больше не могу даже свечку зажечь, — хоть она и старается как-то казаться азартной и улучшить ситуацию, но по её голосу все равно читается вселенская усталость и замотанность. И Чонгук, раньше все равно накричал бы на неё, но сейчас лишь зарывается пальцами в волосы и проговаривает: — Спасибо. Ты хорошо поработала, — и отключает звонок, чтобы Сонми не успела выразить ему свой шок и пошутить неудачно из-за того, что сам Чон Чонгук сказал ей «спасибо», а не накричал, ведь она между прочим не справилась с заданием даже. Но только Чонгук знает, что справилась, и даже очень. Сохранила его при жизни, пока вербена не покинет кровь Лисы. Сонми-то прекрасно справилась, но Чонгук все ещё не может. Проклинает себя на чем свет стоит, и, чертыхнувшись, бросает телефон куда-то в сторону. Он умрёт. Он, чёрт возьми, завтра умрёт! Он не может. Не должен такого допустить ради какой-то… девушки. Блять, Чонгук, да что с тобой вообще случилось? Приди уже в себя! — Настал момент… — тянет он и смотрит на дверь за спиной. Стискивает зубы, когда чувствует новую порцию боли. Он больше не может, не способен всё это чувствовать. —…моя сладость. Он обязан это сделать. Он не может потерять голову ради гребаной охотницы, которая его ранила. Ну подумаешь… девушка. Подумаешь, красивая. Забавная. Привлекает его. Таких, как она, он дохуя раз убивал. Что мешает ему сейчас её тоже убить? Тем более, когда его жизнь под угрозой. Правильно. Ни-че-го.

***

Тёмная комната, которая освещена благодаря слабому светильнику и лучам луны, которые проникают через прозрачные занавески большого окна — Чонгук стоит у двери несколько минут, собирает мысли в кучу и старается создать минимум шума, ибо Лиса на кровати спит, мило морща свой носик. Прикусив нижнюю губу, Чонгук медленно подходит, тихими шагами, и застывает совсем близко, продолжая за ней наблюдать. Опять в полупрозрачной, задранной до оголения бедер ночнушке, даже одеяло нет сверху — отчего, кстати, Лиса немного дрожит от холода. Светлые волосы рассыпаны по подушке, губы приоткрыты, а реснички подрагивают. Такой блядский вид. Такая привлекательная и манящая. Сжав руки в кулак, Чонгук зубы стискивает. Раздражается от того, что решительность понемногу уходит от вида этой девушки. Но так нельзя. Нужно убить её. Вцепиться зубами в эту тонкую, бледную шею, от которой исходит дурманящий аромат клубничного геля для душа. Блять. И Чонгук не сдерживается больше, желает закончить всю эту ненормальную историю как можно быстрее: оседает на кровать рядом с ней, и осторожно ласкает её волосы, освобождая полный взор на шею. Прислушивается к её сердцебиению, чтобы сконцентрироваться на крови, а не думать о лишнем, и, чувствуя некую жгучесть в области груди, наклоняется и вонзает клыки в её шею. Не хочет продолжать тянуть кота за хвост. Не хочет, чтобы она жила. Без неё было легче. Беззаботнее. Свободнее. Одиноко. Кровь у неё и вправду запредельно вкусная, прямо такая, какой он и представлял — но что-то, из-за некого кома в горле, он не может насладиться. Даже вкуса особо не чувствует, лишь ощущает, как боль медленно спину покидает, правда, лишь немного. А ещё ощущает, как Лиса брыкаться под ним начинает. — Чон… — широко распахивает она глаза, в сквозь сон чувствуя адскую боль на шее, и, поняв что к чему, выдыхает шумно. — Гук… Она не знает, как могла так облажаться — как блять могла уснуть, ведь планировала не спать всю ночь, держа кол под подушкой. Ибо Чонгук не стал бы так время тянуть. Кстати, кол… У Лисы острая боль по телу растекается, а Чонгук и не думает отстраниться, даже если заметил её пробуждение: не может посмотреть на неё, хочет довести дело сполна, чтобы мысли не запутать и не передумать. И Лиса, прекрасно это понимая, как отвлекающий маневр кладет одну руку на его плечо, толкает слабо, и, конечно же, безрезультатно, а другую медленно сует под подушку почти незаметно. — Не надо, — тихо просит она, а на глаза аж слезы наворачиваются, ибо… больно блять. Слишком больно. Чонгук её своим телом на кровать давит, грубо прижимая, чтобы не сбежала, и пьёт её кровь из шеи, даже не думая остановиться, что у неё голова слабо кружиться начинает. Лиса смотрит на потолок, задерживая своё дыхание и нащупывая рукой кол, и ждёт. Ждёт, пока его рана не вылечится, чтобы вонзить этот кол ему в спину уже после, ибо гипноз на Джису, которая спадает если рана исчезнет, никто не отменял. Да, Лиса решилась. Хоть и внутри кошки скребут и в груди что-то больно сжимается. Просто… она должна его убить. Иначе никак. — Прости, — наконец подает он голос и немного отстраняется от её шеи, когда чувствует некое облегчение на спине — рана исчезла. Он выкладывает в это слово все свои чувства, руки сжимает на её талии, и в последний раз смотрит в её большие глаза. Лиса сглатывает шумно от этого взгляда, понимает прекрасно, что это ещё не все. Он убьет её. И в подтверждение этим догадкам, Чонгук снова тянется к её шее, показав свои клыки, пачканные её кровью и посмотрев на неё с красноватым цветом глаз — это действует на её решительность окончательно. Уже когда он снова хочет бы впиться в её шею новым укусом, Лиса достаёт из-под подушки кол, резко, чисто рефлексивно. — Это ты меня прости, — шепчет, и не успевает Чонгук осмыслить её слова и понять их, как она вонзает кол ему в спину, сразу вынимая. Не успевает боль от раны от яда оборотня толком уйти, как на её место приходит новая — Чонгук рычит, нихуя не понимая, и от раздирающейся боли отстраняется от её шеи, без сил падая на кровать. А Лиса, чтобы не тратить время в пустую, мгновенно забирается на него, стараясь обратить минимум внимания на собственную, раненную шею, из которой капает кровь — неважно, совершенно ничего не важно. Она сейчас должна лишь убить, да побыстрее, ибо рана теперь у него быстрее заживает с учётом того, что в его организме теперь нет яда. Да и сильнее он станет. — Откуда ты?.. — удивляется Чонгук и мычит шумно, смотря на девушку, которая сидит на нем с колом в руках, променяв их места. Он не понимает, ничего не знает, и строит миллион теорий всему этому. Лиса… ранила его? Да ещё и колом? Откуда она его взяла? — Прав был дедушка, — облизывает она пересохшие губы и смотрит на Чонгука, который мучается от боли на спине, которая уже заживает немного. — Таких монстров, как ты, нужно убивать, — и решительно замахивается колом ему в грудь, чтобы не тратить ещё времени, ведь тогда ей точно конец. Замахивается-то замахивается, только вот… не вонзает. Надавливает острым кончиком на его рубашку в области груди, и неожиданно теряет всю решительность, смотря в его глаза. Конечно, она зла на него, ведь он убил бы её, если бы не этот кол. Конечно, должна ненавидеть. Она же охотница блять! Охотники вампирами не дорожат. Как и наоборот. Но просто… чёрт. Её рука с колом дрожит, и все внутренности сжимаются, создавая неприятный ком, когда она смотрит на его глаза. Выдыхает через рот, и сжимает руки, не понимая свою реакцию. Не осмеливается. И Чонгук тоже это понимает, смотрит на неё внимательно. Такая красивая, сидит на его бёдрах, не смея надавить на кол, пока на её шее красуется кровавый укус, оставленный им. А след-то от кола тем временем уже исчез от спины, благодаря возвращению скорости исцеления. И Чонгук, поэтому, резко валит её обратно на кровать, воспользовавшись её растерянностью. Возвращает их изначальную позу и схватывает кол из её рук — мало ли, а то и вонзить может, осмелившись. И Лиса понимает, что облажалась. Не успела, и его рана зажила уже. Точнее, не «не успела»,, а не захотела. Черт возьми. Он же… теперь точно убьет её. А потом и Джису. Она подставила обеих. И всё из-за этих до одури странных чувств к нему, похожих на… любовь? Блять нет. Это глупости. Как она вообще могла влюбиться в вампира всего за несколько дней?! — Почему не убила? — спрашивает он, заглядывая в её глаза, и кидая кол куда-то в сторону. Прижимает своим телом её к кровати, а она же, взгляд отводит, выдыхая. Не находит, что ответить. — Но ты же сейчас убьешь, да? — меняет тему, и прикусив нижнюю губу, снова смотрит на него. Честно спрашивает, уверена в том, что убьёт. Ведь он же решился. Убил бы её уже давно, если бы она не вытащила тот кол из-под подушки. Решился-то решился, но сейчас… всю собранную уверенность теряет. Тем более, с учётом того, что она не сунула тот кол ему в грудь, растерялась, с учётом того, как именно она посмотрела на него в тот момент. Она влюбилась. И он, кажется, тоже не «настоящий» вампир, ибо не находит слов на ответ её вопроса. Сжимает руку на её талии, и продолжает изучать её лицо взглядом, задерживаясь на губах. А потом взгляд медленно спускается к её кровавой шее, на которой красуется ужасная рана от его клыков. Ей больно наверное. И он убеждается уж точно, что и вправду не «настоящий» вампир и что-то да человеческое чувствует, когда вместо того, чтобы вцепиться снова, окончательно зубами в её шею, он кусает собственную руку. Чонгук не понимает, нихуя не знает, что творит, но решительно притягивает свою руку к её губам, и шепчет тихое «не убью». Не может убить. Потерял всю смелость. Точнее, наоборот, нашел смелость, но не для её убийства, а для того, чтобы принять свои чувства. Глупый вампир влюбился в охотницу на вампиров. И Лиса послушно пьёт его кровь, ничего не спрашивая, хоть и миллион вопросов не дают ей покоя — просто она знает, что он не ответит на них. Да и дал он уже ответ, только не словами, а тем, что сейчас делится ей своей кровью, чтобы её рану на шее вылечить, а не убивает. Сказал, что не убьёт. — Мы с ума видимо сошли, — выдыхает Лиса, облизав свои губы со вкусом его крови и почувствовав облегчение на шее и избавление от укуса, и сразу ахает, ибо Чонгук, не сдержавшись, поддается вперед и впивается в её губы поцелуем — просто она слишком сильно манила его, со следами крови на губах, этим блядским видом. Они реально с ума сошли. Влюбились. Лиса прикрывает глаза, отвечая на поцелуй, и зарывается руками в его черные волосы, немного усмехаясь от этого безумия. Они целуются так, как будто вовсе не они минутами ранее пытались убить друг друга, будто вовсе не они ранили друг друга. Так, как будто они не должны быть заклятыми врагами. Кстати о врагов… Чонгук на секунду отстраняется от её губ, с трудом, вспоминая о чем-то важном: — А если честно… откуда ты взяла тот кол?