О пользе смертных грехов

Крёстный отец из демона — как глава сатанинского культа из ангела. Особенно для некрещенного ребенка. Кроули настоял на этом: ещё не хватало, чтобы мальчик сгорел заживо! Такой ценой избавляться от Антихриста он не хотел до последнего. Повезло, что Даулинги не были глубоко религиозными людьми и согласились, что Маг может сам сделать выбор, когда подрастёт. Оставалось надеяться, что этот выбор будет правильным.        Кроули не очень беспокоился, когда Маг плохо себя вёл — это ведь естественно для детей. И даже испытывал странную и необъяснимую гордость, когда видел, как несносный мальчишка гоняет голубей или ворует виноград в соседском саду. Но когда тот вёл себя очень плохо — Кроули отправлял его играть в саду и общаться с природой. Без навороченного телефона, без подаренного отцом на день рождения крутого планера, то и дело застревающего в кронах деревьев, и даже без книг, которые Маг не очень жаловал, но всё же мог взять в руки, когда было совсем скучно. Но с каждым годом общение с природой и её хранителем оказывало на Антихриста всё более слабый эффект, а наставления Азирафаэля воспринимались им, как что-то невыносимо скучное (даже хуже семейного застолья!), что-то, что надо мужественно перетерпеть, а при первой же возможности забыть, словно глупый ночной кошмар. И Кроули мог его понять: ангельское воспитание больше смахивало на банальные и ничем не аргументированные нотации. Система моральных принципов, основанная на идее «просто люби весь мир, и он полюбит тебя в ответ», которую пытался выстроить Азирафаэль, ломалась после первой же стычки с сестрицей Осой или тётушкой Бродячей Собакой — что уж говорить о недружелюбно настроенных людях? — Он снова подрался в школе! — сокрушалась миссис Даулинг, не отрываясь от телефона: обсуждение новой коллекции сумок шло полным ходом, и, кажется, было для неё куда важнее, чем поведение сына. — Возможно, нам стоит подыскать другую няню? — Ну что вы, миссис Даулинг! — демонстративно встревожился Кроули. — Я обязательно с ним поговорю. Этого не повторится. Он не очень-то боялся потерять работу. Сменить облик и вновь пройти собеседование, отпугнув остальных претенденток давно проверенными и испытанными на сотнях покупателей ангельскими методами — плёвое дело. Но Гарриет любила бросаться угрозами и подпитывать собственное тщеславие, наблюдая, как работник начинает трястись от страха и суетиться, а Кроули не отказывал себе (и ей) в удовольствии. Мать Антихриста, пусть и неродная, не может быть праведницей, это просто смешно. Зачем тогда надо было искать непорочную девушку для того, чтобы привести в мир Иисуса? Но мелкие грешки мелкими грешками, а с ребенком всё же стоило провести воспитательную беседу. Ещё несколько лет назад он бы с легкостью оставил эту миссию ангелу, но Магу недавно исполнилось десять и с каждым днём Кроули всё больше беспокоился. Малец, привыкший решать проблемы отцовским авторитетом и кулаками, на роль спасителя мира совсем не годился.        Маг сидел на кровати и бездумно тыкал пальцем в экран телефона, то и дело хихикая над какими-то глупыми шутками. От внимательного взгляда демона не укрылась ссадина на щеке, почти скрытая под распущенными волосами. «Весь в приёмную мамочку!» — неодобрительно подумал Кроули. «Ну да ладно. Главное, чтобы не в родного отца!» — Я слышала, ты опять хулиганишь. Что на этот раз? Печенье Чарли показалось тебе вкуснее собственного? Он говорил мягко, но уверенно: другие интонации с разбалованным сверх меры ребенком не работали. Маг вполне мог демонстративно обидеться или же, почуяв слабину, начать лгать и манипулировать. — Они просто завидуют мне, няня! — проворчал мальчик и, швырнув телефон на подушку, кивнул на свободный стул. Кроули послушно присел. — Думают, раз я из богатой семьи, значит, слишком хорошо живу. Ха! — Ты так говоришь, как будто зависть — это что-то плохое, — усмехнулся Кроули, размышляя, что заставляет Мага считать свою жизнь нехорошей. Кроме зануды Франциска, конечно же. За тысячелетия на Земле он повидал множество детей и искренне считал, что возможность каждый день есть, пить, играть и иметь крышу над головой должна заставлять радоваться жизни любого разумного человека. — Это здорово, если тебе завидуют. Они признают, что ты — лучше, сильнее, важнее их. И даже не подозревают, насколько правы… — В этом нет ничего крутого, если они пытаются меня побить. — Маг осторожно коснулся пальцем ссадины и болезненно скривился. Кроули незаметно щёлкнул пальцами, ослабляя боль. — И если они дружат со мной только ради дорогих подарков на Рождество — тоже. — Они просто глупые. Все мы, люди, глупые. Наивные и непонятливые, вечно спешащие куда-то не туда и осознающие это слишком поздно, не верящие в собственные таланты и тратящие непозволительно много времени на нездоровый интерес к чужой жизни. И это делает нас непостижимо очаровательными… Похоже, он слишком давно не болтал по душам с Азирафаэлем. Запоздало осознал, что вываливать такие размышления на голову десятилетнего мальчишки — не самая лучшая идея. Но Маг не пропустил его слова мимо ушей. — Нездоровый интерес… А ты кому-то завидуешь, няня? Кроули с трудом удержался, чтобы не бросить тоскливый взгляд в окно, где от самого дома и до огромного забора, с трудом различимого за буйной зеленью, раскинулся чудесный сад. — Конечно, мой мальчик, — улыбнулся он самым тёплым из всех своих демонических оскалов. — Тем, у кого всё получается с первого раза, а не со второго, как у меня. Но только благодаря им я не останавливаюсь после неудачи.

***

Реклама — двигатель торговли. Вечный, мощный, беспринципный, способный пропихнуть самый бесполезный товар даже в глуши по бездорожью. У прогресса тоже есть двигатель, ничуть не уступающий в мощности. И это — зависть. Да, Кроули завидовал Азирафаэлю, который отлично справлялся с садом, несмотря на лихой и придурковатый внешний вид. Франциск единственный из всего персонала ни разу не получал от миссис Даулинг ни единого намёка на то, что незаменимых работников нет. Кусты и трава выглядели аккуратно, хотя ангел ни разу за все эти годы их не подстригал, а лепестки цветов по весне наливались такими красками, что казалось — это неугомонный Маг покрасил их своими акварелями. Иногда Кроули даже испытывал коварное демоническое желание проверить розарий на звукоустойчивость, но вовремя представлял себе огорченное лицо ангела и откладывал эту идею до лучших времен. Или худших — когда уже нечего будет терять. С другой стороны, Азирафаэль умел нравиться растениям, а Кроули умел нравиться детям. И ещё неизвестно, кто кому должен был завидовать. Сад не боялся Азирафаэля — он любил его. Кроули видел, как легко тянутся к садовнику тонкие ветки деревьев, как розы отводят в сторону свои шипы, как яблоки, готовые сорваться и упасть, ждут, когда он отойдёт на безопасное расстояние. И мечтал точно так же приручить свой домашний «живой уголок»: ничерта не получалось даже с сорок шестой попытки, но он не намеревался сдаваться. До конца света оставалось триста двадцать четыре дня, а значит, ещё триста двадцать три шанса хотя бы ненадолго превратить свой дом в райский сад. Чтобы накануне последней битвы наконец пригласить туда ангела, и признав, что их затея с самого начала была безнадежной и глупой, провести хотя бы одну ночь, ни в чём не соревнуясь и ничего друг другу не доказывая. И хотя бы раз за всю бесконечно долгую жизнь согрешить так, чтобы ангел поблагодарил его за это.