I was whole, whole I would remain

283 З.Э. – Королевская Гавань. Лианне позволялась одна прогулка в день с тех пор, как ее уложили ждать. Она думала, что иначе сошла бы с ума. Она не помнила, чтобы в детстве бывала рядом с беременными, и почти не представляла, как все это происходит. Несмотря на возражения мейстера, она предпочитала покидать Девичий Склеп и ходить в богорощу, как будто бы помолиться. На самом деле она уже многие месяцы не молилась старым богам. Она боялась сидеть перед сердцедревом, покрытым теперь весенней листвой. Она боялась, что боги отвергнут ее, покинут, как, думала она, она покинула их. Сегодня ее сопровождал сир Левин. Она знала, что не нравилась ему, когда только приехала, не больше, чем всем им остальным, но Лианна думала, что в последнее время он к ней смягчился. Он никогда ее не поторапливал, и если она заговаривала с ним, он отвечал. Он был очень похож на свою племянницу-королеву. Лианна пыталась понять, с чего принцу Дорна было выбирать жизнь королевского гвардейца, но когда она видела его с Элией и принцем и принцессой, становилось ясно. У нее не было своих дядей и тетей, у ее матери была только одна старшая сестра, леди Бранда, которая вышла замуж за лорда из Штормовых Земель. Лианна помнила, что встречала ее раз или два, она умерла, когда Лианне было девять или десять. Она ненавидела, что стала такой огромной. Она всегда так много двигалась, всегда была в движении, а теперь была вынуждена ходить так медленно, ее дыхание было быстрым и коротким, застревая в ее горле, ее ноги сводило после каждого шага. Она едва спала по ночам. Она чувствовала себя так, словно ее заперли в чужом теле. В теле какой-то другой, незнакомой ей девушки, бледной, мягкой и беспомощной, вынужденной только сидеть и ждать. Но ожидание и было все, чем она занималась с самого Харренхола, она просто не понимала этого. Она ждала Рейгара, потом ждала его снова, в Башне, потом ждала, когда он ее вызовет, потом ждала здесь, ждала суда Брандона, а теперь она ждала чего-то, чего даже не хотела. Прошлой ночью ей приснилось, что она родила Рейгару дочь, которую он так хотел, но девочка была покрыта кровавой чешуей, ее глаза были молочно-белыми и слепыми. Бесполезные крылья свисали с ее сгорбленной спины, а между ног висел вялый кожаный хвост. Она завизжала от страха, когда повитуха протянула ей ребенка, но в ее сне Рейгар забрал ее от него и расплакался от счастья, протягивая ребенку палец, который та начала сосать. – Она прекрасна, Лия, – сказал он ей, и она содрогнулась от ужаса и страха, когда ребенок заплакал. – Наша Висения. Настоящая драконья принцесса. Она против своей воли начинала дрожать каждый раз, вспоминая это. Это был просто кошмар. Ребенок будет здоровым и сильным, большим и крепким, как Брандон. В нем ничего не будет от Рейгара, ничего. «И что тогда?» – злобно спросил тот маленький голосок. «Рейгар увидит, что ты родила волчонка, а не змея, и в отвращении отправит тебя домой? Так ты думаешь?» Он может это сделать, упрямо говорила она себе, может. Может быть это так его разозлит, что он отправит ее и ребенка подальше. «Или велит отрубить тебе голову, а ребенка выбросит в Черноводную». Или он может в кои-то веки сдержать слово, и будет настаивать, чтобы они попытались снова. В ее животе все неуютно поджалось от этой мысли. Она этого не хотела. Не хотела, чтобы он к ней прикасался. Не хотела, чтобы он был рядом, и уж точно она не хотела, чтобы он оказался в ее постели. Ей не было дела даже если он не прикоснется к ней больше никогда, пусть она увянет в тенях, пусть люди будут плевать ей в след, когда она будет проходить мимо, если только она будет свободна от него. Но Рейгар явно дал понять, что в его великом плане значение желаний Лианны значило все меньше и меньше. Сир Левин придержал для нее дверь в богорощу. Она пробормотала благодарности и пошла дальше, несмотря на боль в ногах и спине, несмотря на усталость. Если она остановится, то не сможет двинуться снова. Теперь ребенок пинался меньше. Рейгар должен был уехать через три дня, повести армию в Королевский Лес и вышвырнуть оттуда повстанцев раз и навсегда. Она надеялась, что Роберт устроит ему долгую погоню, чтобы Рейгара не было здесь, когда родится ребенок. Она не хотела, чтобы он его видел, не хотела, чтобы он его держал, не хотела, чтобы он дал ему имя. Роберт скорее всего скоро умрет, подумала она. Это была ее вина. Она не любила его, верно, но даже в самых черных мыслях, девочка, которой она была, не желала ему зла, кроме хорошей трепки или падения с лошади. Наверное, он ее теперь ненавидел, может быть, желал никогда не слышать ее имени, никогда не видеть ее. Он не знал ее на самом деле, а она не знала его. Он знал достаточно, чтобы поверить, что она изменится, смягчится, научится его любить как, утверждал он, он любил ее. Она знала достаточно, чтобы понять, что он никогда не изменится. Оба были уверены, что другой неправ. Если бы она не сбежала, они были бы уже женаты. Может быть она уже ждала бы его сына. Это было уже неважно. Она бы слепо желала быть в другом месте, какой бы выбор она не сделала. В сказках, где девушки совершали глупые поступки, уходили слишком далеко от дома, влюблялись в не того человека, в конце всегда был урок, неважно, выживали они или умирали. Некоторых спасали, и они жили долго и счастливо со своими галантными рыцарями, а некоторые красиво умирали в постели из роз и плюща, под поцелуями их несчастных возлюбленных. Но из этого следовало извлечь урок. Никто не пришел спасать ее, и она была уверена, что если умрет, то ее смерть не будет красивой и приятно пахнущей. И она не была уверена, какой урок она извлечет, чего еще она не знала. Но девушки в тех сказках были ненастоящими, конечно, так что неважно, что с ними происходило, только то, как красиво это рассказывалось, и заставляло ли это тебя ахать, плакать или смеяться. Лианна не знала, как она расскажет свою историю, если выдастся возможность. Это не будет красивая, приятная или героическая история. Может быть она сможет поменять имена, место действия, лица. Но даже тогда все будут понимать, чем все кончится. Она приподняла юбки, перешагивая через упавшую ветку, и вздрогнула, почувствовав, как сверху что-то пролетело. Ворон присел на ближайшее дерево, резко каркая на нее. – Уходи, – сказала она. Ее волосы стали дыбом. Ворон снова каркнул. – Миледи? – сир Левин стоял на расстоянии позади нее, но теперь подошел к ней. – Вы что-то сказали? – Уходи, – сказала Лианна, но ее голос был едва громче шепота. Ее скрутило от боли. Она схватилась за живот. Ворон закричал и взлетел, устремляясь в покрытое облаками послеполуденное небо. Между ее ног что-то потекло. Лианна застыла на месте, потом почувствовала, как загорелось ее лицо. Она осторожно двинула руками, приподнимая юбки. Это что… Последовала еще одна волна боли, как давление, на нижней стороны ее спины, и она ахнула и склонилась от боли. Сир Левин уже стоял рядом с ней. – Как давно вы испытываете боль? – осторожно спросил он, успокаивая ее, подумала она, подавляя стон. – С самого… утра… но не так… мейстер говорил, что это обычное дело, когда… – она остановилась, чувствуя тошноту. – У вас воды отошли? – спросил он, с легкостью поднимая ее на руки, не обращая внимания на ее крик. – Я не… – она сжала пальцами его белую броню. Небо качалось над ней. Она все еще слышала карканье ворона вдалеке. – Слишком рано, – она в панике ухватилась за эту мысль. – Слишком рано, этого не может… мне сказали, что еще недели три до рождения, этого не может быть… – Дети рождаются, когда пожелают, миледи. Так было с моей сестрой, – он прибавил ходу, почти перейдя на бег. – Слишком рано, – простонала Лианна, когда снова вернулась боль. – Я… они должны все остановить, скажите мейстеру, чтобы остановили… – Старайтесь дышать, – предложил он и плечом толкнул дверь. – Но ребенок… – Моя племянница родилась на целый месяц раньше, и смотрите, где она теперь. Дышите, – приказал сир Левин, и Лианна вздохнула. Она отрывисто и рвано дышала, и все вокруг нее помутнело, и она закрыла глаза, пока не поняла, что они вошли внутрь, и ее уложили в постель. Раздавались голоса перепуганных служанок, потом быстрые шаги, и сир Левин пропал, пришел мейстер, который ухаживал за ней, Харис. Ее юбки задрали вверх, и она отчаянно вырывалась из хватки державших ее, пока он осмотривал ее, и потом он наконец обратился к ней, дрожащей, задыхающейся, и его лицо было мрачным. – Ребенок рождается, – сказал он. – Раньше, чем позже. Вы должны приготовиться, миледи. Ваши бедра уже, чем было бы хорошо, – ее снова ударило болью, и она закричала, прерывая его. Казалось, время замедлилось для нее. Ее раздели и положили в теплую ванну. Запертые окна распахнули по приказу повитухи, которая пришла с двумя помощницами. В какую-то минуту ей показалось, что она слышала голос Рейгара, но он не вошел в комнату, к ее облегчению. Мужчин обычно не пускали в комнаты, где рожают их жены, а она даже женой ему не была. Она могла быть в ванне или несколько минут, или несколько часов. Ее пальцы все сморщились, когда ее наконец вынули. Ей было жарко, жарче, чем когда-либо в жизни, даже когда у нее была лихорадка в детстве. Повитуха потребовала льда, и требовала, чтобы она ходила по комнате, резко вдыхая с каждой волной боли. Ей хотелось начать тужиться, но ее предупредили не делать этого. Она хотела, чтобы ребенок вышел. Немедленно. Она просто хотела, чтобы все кончилось, неважно, что они сделают, она просто хотела, чтобы он вышел. Что угодно, только не это. Что бы она не делала, это не приносило облегчения. Ей хотелось выпрыгнуть в окно. Когда она не смогла больше ходить, ее повели к кровати. – Встаньте на четвереньки, – велела повитуха, управляя ею, как тряпичной куклой. – А теперь тужьтесь. Лианна закричала, потом крики перешли в рыдания, рыдания обратились стонами, а потом стоны снова стали криками боли и усталости. Казалось, свет в комнате померк. Она не знала, прошло ли уже несколько часов, и наступила ночь, или ей просто кажется. Она представляла за окном тысячи воронов, собравшихся одной кучей в небе, тенью над Красным замком. Она чувствовала запах крови и мочи, и, странным образом, роз, и она бы рассмеялась, если бы у нее были силы. Боль пронзила ее, и она снова потужилась, а потом упала на подушки, и ее приподняли удивительно сильные девушки, которые подвели под нее руки, чтобы поддержать, и кто-то сказал: – Я вижу головку. – Слишком много крови, – заметил другой голос. – Перестань тужиться, – рявкнул кто-то ей в ухо, и она остановилась, сжав зубы. – Пуповина… – Принесите мне… – Тужься, – и она послушалась, и было так больно, она хотела умереть, а потом… А потом… Никто не произнес ни слова. Лианна сумела перевернуться, пробормотав: – Где, где… Послышался звук шлепка, тихий вскрик, и все снова заговорили. – У нее все еще кровь. Рука нажимала ей на живот. Она попыталась оттолкнуть ее, но комната кружилась вокруг нее, так медленно. – Еще ткани, – сказала женщина. – Мне нужно маковое молоко, – сказал мужчина, а потом она не слышала ничего, только тихий стук в ее ушах, словно звук реки. Она закрыла глаза и поняла, что не может открыть их снова. Потом она так и не могла открыть глаза, но боли было меньше, легкая тупая боль, вместо острой и разрывающей. Рядом плакал младенец. Кто-то стоял у кровати. Лианна потянулась к нему, но ее руки ухватили только воздух. Она попыталась снова открыть глаза, и сквозь ресницы увидела, что у постели стоит женщина. – Лианна, – сказала Элия. – Ты слышишь меня? Ее рот был слишком сух, чтобы произнести слова, и у нее не было сил кивнуть. – Ты очень больна, – сказала Элия, – но мейстеры делают все, что могут. Ты должна быть сильной. Для своего ребенка. Теперь ты мать. «Где мой ребенок?» – хотела она спросить. «И где Рейгар, и кто это?», но вместо этого она снова закрыла глаза. – У тебя сын, – сказала королева, и Лианна попыталась улыбнуться, но почувствовала, как по ее щекам бегут слезы. Она забыла, что Элия сказала потом, и все стало темным и тихим. Было чуть светлее, когда она проснулась. Элии не было рядом, повитухи и мейстеров не было, и она больше не плакала. У ее постели сидел мальчик. «Визерис»,– подумала она, или же это был Бен, она забыла, что Бен был во многих лигах от нее, и уже не был маленьким мальчиком, но потом она приподняла голову и увидела, что это не был мальчик, а взрослый мужчина. «Отец» - ее охватил прилив счастья. «Отец, ты вернулся, ты здесь…» На нее смотрел Рейгар. Лианна снова уронила голову. – Где…– смогла она выдавить, и слабо кашлянула. Он склонился над ней, прикасаясь прохладными пальцами к ее шее, помогая ей сделать глоток воды. Она не могла понять выражение его лица, но это уже не было для нее удивительно. Она и его на самом деле никогда не знала. – Где мой ребенок? – спросила Лианна, когда сумела сделать болезненный глоток. – У кормилицы, – сказал он. В его голосе не было выражения. Не было печали. Не было гнева. Только пустота. – Он слаб и мал, Лианна. Он родился слишком рано. Я не могу оставаться слишком долго. Через несколько часов мы уезжаем. – Я хочу его видеть, – прошептала она, стараясь оглядеть комнату, но та была пуста и темна. Окна снова были заколочены. – Потом, когда поправишься, – отстраненно сказал Рейгар. Он не смотрел на нее. Он смотрел куда-то в покрытый тенью угол, словно видел там кого-то. – Мы поговорим, когда ты поправишься, Лианна. Побереги силы. Она снова заплакала. – Пожалуйста, я хочу его видеть. Он должен узнать меня. Я хочу знать, как он выглядит… Рейгар встал, и его высокая фигура перекрыла все остальное. – Он похож на тебя. Лианна замолчала. Чего он хотел от нее? Чтобы она извинилась? Пообещала, что в следующий раз постарается? Попросила его обнять ее? – Я молился, – сказал Рейгар, и теперь его голос чуть дрогнул. – Но я не понимаю, за что боги так нас наказывают. Наверное, они хотят, чтобы я сначала показал себя, – он остановился, а потом продолжил, словно самому себе. – Это все напряжение. Суд, война… Это не твоя вина, Лианна. Мы не должны винить себя. Я скоро все это закончу, и тогда… – он склонился и нежно поцеловал ее в бровь. – И тогда мы вместе оплачем нашего сына, и начнем все сначала. – Он не мертв, – пробормотала Лианна, – ты сказал, что он жив, ведь так? Он будет жить. Рейгар слабо улыбнулся, печально и странно. – Моя мать потеряла многих детей, Лианна. Это никогда не было легко, но ты справишься, я обещаю. «Он не мертв, ты сказал, что он еще не мертв», – она пыталась это сказать, но у нее пропал голос. «Ты был неправ» - хотела она сказать. «Ты был неправ, а я права, твое величество. У тебя не будет от меня Висении». Но она слишком устала. – Засыпай, – сказал ей Рейгар. – Это не твоя вина, любовь моя. Не думай о ребенке. Просто спи. Она не хотела спать. Она хотела своего сына. Но теперь вокруг нее было темно, а Рейгар был бледным, угасающим светом. Она закрыла глаза и почувствовала, как он сложил ее руки у нее на груди, словно она была умирающей девушкой, в постели из роз и плюща, как в тех красивых сказках. Он некоторое время оставался рядом с ней, а потом она услышала, как он ушел, тихо затворив за собой дверь. Она некоторое время думала о боли, а потом почувствовала, что снова засыпает. В первый раз за многие месяцы, ей не снились сны.