Внимание! Мотор! Съемка!

Я вышел из ванной комнаты в одних трусах, освеженный и слегка протрезвевший. У Макса по-прежнему горел свет и работал телевизор: до меня доносились приглушенные диалоги из какого-то сериала, – выходит, Римельт до сих пор не спал. «Вот ведь полуночник, в каком же состоянии он завтра на тренировку пойдет», – мелькнуло у меня в голове. Я зашел в гостиную, чтобы пожелать хозяину спокойной ночи (хотя за окном уже брезжил рассвет), и увидел, что Макс вовсю дрыхнет на разложенном диване. Суточная усталость и ударная доза алкоголя подкосили мальчишку – наверное, он отрубился, едва опустив голову на горизонтальную поверхность. Римельт спал на спине, в дневной одежде, широко раскинув ноги; одна рука лежала у него на глазах, словно защищая от света, а другая безвольно свисала с края дивана; рот Макса был слегка приоткрыт, он дышал ровно и глубоко. Я подошел к столику, взял пульт и выключил телевизор. Хотел погасить и верхний свет, чтобы не мешал Максу спать, но застыл на одном месте, не в силах отвести от него взгляд. Презирая себя за позорную зависимость от прекрасного юноши, я стоял и жадно пожирал глазами его тело – до слез желанное и вовеки недостижимое. Потом, не в силах противиться какой-то внутренней силе, я приблизился к дивану и присел на краешек, как раз напротив лица спящего. – Макси, ты спишь? – спросил я вполголоса; не заметив никакой реакции, громко произнес: – Макс, здесь выключить свет? Тебе, наверное мешает… Снова ни единая тень не потревожила спокойное лицо мальчика: глубокий, здоровый сон – великая привилегия тинэйджеров и благословенная возможность для тех, кто решил воспользоваться данной привилегией в свою пользу. Каюсь, именно это я тогда и задумал – а что мне еще оставалось делать с моей нечаянной безнадежной любовью? Глубоко вздохнув, я вытянул слегка дрожавшие пальцы и коснулся щеки Макса: господи, эта нежнейшая мальчишеская кожа – я по сей день помню, какая она на ощупь! Легонько, чтобы не спугнуть сон юного бога, я провел ладонью по его лицу, подбородку – и дальше, вниз, туда, где воротничок рубашки ревниво перекрывал доступ к прекрасной наготе Макса. Неслышно, как привидение, я пододвинулся ближе и прильнул своим пересохшим от возбуждения ртом к мягким губам Макса. Оставляя на них сухие, невесомые поцелуи, я одновременно принялся расстегивать его рубашку – пуговку за пуговкой. С каждым новым движением моих пальцев все больше открывалась еще не до конца сформированная, но все же восхитительная грудь с нежными юношескими сосками. До конца расстегнув рубашку, я обнажил торс Макса и с наслаждением провел ладонями по мощному прессу. Оторвавшись от губ Римельта, я переместил лицо ниже и начал по очереди целовать маленькие розовые возвышенности на плоском рельефе его груди, чередуя прикосновения губами со сладострастными движениями языком вокруг этих холмов. Я мог бы до утра ласкать прохладные просторы Максовой груди, но все же конечной целью моей похотливой и в то же время целомудренной «одиссеи» был жаркий экватор, разделявший его тело на север и юг. Поэтому я устремился губами вниз, немного задержавшись в районе чуть соленой на вкус пупочной впадины, и наконец добрался до закрытой приватной зоны, попасть в которую можно было лишь криминальным способом – в моем случае, нарушив закон о неприкосновенности частной собственности. Что ж, сейчас я был готов на любое нравственное преступление, лишь бы получить желаемое. Я поднял голову и несмело положил ладони на бедра Макса – по обе стороны от загадочного «бермудского треугольника» в центре его мужского мироздания. Бросил взгляд на лицо спящего: только бы не поймал «взломщика» с поличным! Но Римельт спал безмятежным сном праведника, поэтому я сместил по одному пальцу с каждой стороны к треугольнику и с замиранием сердца чуть надавил на ткань, обтягивающую бугорок. Ощутив внутри нечто упругое и восхитительно мягкое, я испытал такую мощную адреналиновую атаку, что едва не потерял сознание. Пережив приступ сердцебиения и панической дрожи в руках, я продолжил тактильное изучение запретной территории, с жадностью ощупывая рельеф местности и живя предвкушением момента, когда не только почувствую, но и увижу воочию здешние богатства. Удовлетворив свою осязательную похоть, я второй раз за вечер попытался взломать эту сокровищницу с «нефритовым жезлом и золотыми шарами», как любят писать в эротических романах с затертыми до дыр метафорами. Снова расстегнул пуговицу на парусиновых штанах Римельта и, затаив дыхание, потянул вниз «молнию». В образовавшейся расщелине я увидел зеленую ткань трусов, а под ней – очень немалую на вид головку Максова члена. Взявшись обеими руками за пояс штанов и бдительно следя за тем, чтобы Римельт не проснулся, я осторожно начал их стягивать. Для этого мне пришлось приподнять задницу Макса и свести вместе его разведенные в сторону ноги. Наконец я расправился со штанами и бросил их на пол. Макс лежал передо мной в трусах и расстегнутой рубашке – пока что его тело было юношеское, недозревшее, но было ясно, что через год-другой оно окончательно разовьется, оформится и станет совершенно умопомрачительным. А то, что находилось под бельем, уже, кажется, достигло совершенства – я намеревался немедленно в этом убедиться. Я снова немного развел ноги Римельта в стороны и сел на колени чуть ниже его промежности. Завороженный видом четко прорисованных гениталий Макса, медленно опустил голову и коснулся лицом вершины бугра, обтянутого тканью. С нарастающим возбуждением и неведомым доселе наслаждением я втянул носом легкий запах, ощутимый лишь в непосредственной близости от его члена – плоть юноши днем и ночью вела свою потайную жизнь и выделяла интимный аромат, способный снести крышу тому, кому посчастливится его уловить. Я как безумный терся щеками, носом, губами о большие яйца и сбившийся на бок член Римельта, стараясь вобрать в себя его запах, дерзко овладеть им, присвоить себе и навеки заархивировать в своей памяти. Наконец, заставив себя оторваться от промежности Макса, я взялся руками за края его трусов, где остались влажные пятна от моей слюны, и в два счета стянул их. Теперь юный бог лежал передо мной в своей первозданной красе – его сочные, тяжелые, наполненные жизненной силой половые органы со светлыми волосами на лобке были самим совершенством. Разглядывая тайные места Римельта, я испытал не только сексуальное желание, но и могучее эстетическое удовольствие: когда сталкиваешься с чем-то поистине божественным, вместе со сладким копошением базовых инстинктов начинают вибрировать и высшие струны твоего естества, пробуждая в тебе Творца, – так рождается Искусство… Макс глубоко вздохнул во сне и, убрав со лба руку, прикрывавшую глаза, опустил ее прямо в пах. Он лениво почесал правое яичко и оставил там ладонь, прикрыв ею основание члена. Зрелище было жутко заводящим и одновременно таким красивым, что в голове у меня мгновенно родился коварный план. Быстро выйдя в прихожую, я достал из своего рюкзака видеокамеру, которую специально купил перед поездкой в Германию и сейчас повсюду таскал с собой, чтобы дома сделать фильм о заграничной жизни. Вытащив наполовину использованную кассету, я вставил в камеру новую и вернулся в гостиную, где Римельт по-прежнему спал с ладонью в промежности. – Внимание! Мотор! Съемка! – усмехнувшись, вполголоса проговорил я слова, что за прошедшие сутки услышал, наверное, раз сто. Включил режим видеозаписи и крупным планом стал снимать прекрасное межножье Макса и его крупную, по-настоящему мужскую руку, прикрывающую член. Плавно переходя с места на место, я снимал интимные части Максова тела с разных ракурсов, стремясь наиболее объемно и полно высветить их красоту. Потом неторопливо перевел объектив камеры на ноги юноши, на его грудь, лицо и в конце с разных точек заснял Римельта общим планом. Словом, применил к видеосъемке дедуктивный метод Шерлока Холмса: от частного к общему, от детали к целому. Пока я увлеченно «танцевал» с камерой вокруг Максова тела, меняя угол зрения, высоту съемки и примеряясь к каждому новому ракурсу, я напрочь забыл о своем возбуждении: мои низменные энергии взметнулись к высшим чакрам и сублимировались в творческом акте. Но тут Римельт, вероятно, вошел в фазу быстрого сна, потому что его член начал стремительно набухать, увеличиваться в размерах – и вот уже огромный прямой фаллос с заголившейся головкой взметнулся вверх, своим видом моментально выпнув меня из обители искусства и заново ввергнув в пучину неудовлетворенного сексуального желания. С трясущимися руками добавив к целомудренной эротической записи небольшой кусочек порнографического характера, я выключил камеру и опять устремился к вожделенному телу, снова занял свое рабское место меж ног Макса. У меня больше не было сил сдерживать похоть – одной рукой я обхватил у основания член Римельта, а второй вытащил из трусов собственный предельно возбужденный орган. Погрузив в рот солоноватую на вкус головку Максова члена, я одновременно принялся с наслаждением надрачивать свой. Пытаясь ритмически выровнять скольжение вверх-вниз по могучему инструменту юноши и онанистические движения в своем паху, я быстро довел себя до сумасшедшего оргазма и, обильно кончая в ладонь, едва не закричал от избытка эмоций. Я вытер пальцы о первое, что мне попалось под руку – Максовы трусы, – и теперь уже с медитативным спокойствием стал сосать его член, открывая для себя мир новых, ни на что не похожих ощущений. Вряд ли я получил бы тогда больше удовольствия, если бы мог догадаться, что держу во рту член будущей мировой знаменитости – мой кайф и так был запредельным, сильней, наверное, не бывает… Фаза быстрого сна у Макса прошла, его член снова обмяк и привычно улегся на левое яичко. Это заставило меня прийти в чувство и оторваться от тела парнишки. Я взглянул в окно: на улице почти совсем рассвело. Надо было поскорее скрыть следы преступления – до того, как Макс проснется: лишние переживания были не нужны ни ему, ни мне. Я сбегал к гладильной доске и нашел в куче белья еще одну пару зеленых трусов – точно таких же, какие я испачкал собственным семенем. Я натянул трусы на Римельта и, упихивая внутрь богатое мужское хозяйство, с горечью подумал о том, что больше мне уже не доведется его познать ни руками, ни ртом. Не без труда надев на Макса парусиновые штаны со следами от пролитого накануне пива, я застегнул ширинку и в последний раз пробежался пальцами по промежности парня – приоткрывшаяся мне тайна «бермудского треугольника» снова стала принадлежать к миру неразрешимых загадок и вскоре начала волновать умы если не всего человечества, то, по крайней мере, многочисленных поклонниц и поклонников Римельта, которым повезло не так сильно, как мне. Оставалось лишь застегнуть на Максе рубашку, убрать камеру в рюкзак и туда же запихать трусы Римельта со следами своего семени – я решил, что унесу с собой этот трофей и что хозяин не слишком огорчится, потому что вряд ли вообще заметит пропажу. Я еще пару минут постоял возле Макса, на прощание поцеловал краешек дорогого рта, погасил в гостиной свет и ушел навстречу зарождающемуся дню, навсегда прописав в своем сердце день прошедший, невероятный день – такой дается человеку лишь раз в жизни…