***
Это было теплое солнечное утро, я тогда ещё раз убедился, что мое состояние влияет на восприятие окружающего мира. В большинстве своем я находился либо в апатии, либо просто в мрачном расположении духа. Но сейчас все было иначе, тогда меня выгнали с общаги, за неуплату. Будучи человеком со связями я ночевал, на улице, ибо мои связи не столь обширны и магов с которыми я знаком в Нью-Йорке больше нет. А если и есть, они скорее меня сами убьют. Хоть и не холодно, но все равно очень сомнительно спать на лавках, а то и на бетоне. Забираться в заброшенные дома и работать где угодно, чёрт с ним с ювелирным мастерством. Это меньшее, чего бы я хотел от жизни. Но на мою радость Гарольд взял, да приютил меня, точнее Уивера. По слишком уютной квартире разносился аромат малинового чая и имбирного печенья, от которого кружилась голова. К такому аромату я не привык, слишком резкий, слишком приятный. Нащупав трость я встал и похромал в ванну, выложенную белым кафелем с завитушками. Как ни странно ноги сегодня болели не так сильно, как обычно, что не могло меня не радовать. Горячая вода привела меня в чувства и мыльные мысли сменились чем-то более суразным. Выйдя из ванны и путаясь в слишком большой ночнушке, я словно Пьеро вышел на кухню. Ну не мог я не смотреть по сторонам, слишком все хорошо, слишком напоминает Белль. Хоть от таких воспоминаний и больно, они все равно греют душу. Это как вредный кот: царапает, но все равно пушист и мил. — а, где у тебя тут расческа? Поинтересовался я, смахивая с лица непослушные пряди. — м-м..у меня её нет. Задумчиво ответил мужчина в розовом переднике. — как так? Это всё равно что не иметь зубной щетки по моему мнению. Обычные принадлежности для соблюдения гигиены. — мои волосы слишком вьются и пушатся, их просто не реально расчесать. Он улыбнулся, так тепло, что меня бросило в жар. — а этот кокон у тебя на голове, слева.? — ага, он не завязан, они сами по себе так собрались. Хотя в сундуке тётушки есть что-то, садись пока, пей чай. Гарольд отодвинул стул и выскользнул в свою спальню. Я до сих пор не понимал, почему он так ко мне добр. Хотя Уивер не такой и плохой, обиженный судьбой неловкий калека. Не то, что Румпельштильцхен. Когда я так думаю, создаётся ощущение, что у меня раздвоение личности, а мне это надо? Чай был душистым и вкусным, печенье тоже, хоть немного и пригорело. Гарольд вернулся с большой синей расчёской, которой наверное уже второй век. — это все, что есть. Сказал он положив предо мною это недоразумение. Собственно, выбор у меня невелик, да и какая разница чем вырывать с головы волосы? Которые начали сыпаться, не облысеть бы, а то я и так не красавец. Почему меня это вообще волнует? Не успел я додумать свою мысль, как на середину стола с лёгким грохотом стала блестящая кастрюля. В ней переливался грибной суп, у меня аж глаза загорелись. Как давно я не ел чего-то более съедобного, чем постные булки и хлеб с дешёвым маслом? Гарольд хихикнул и налил не полную тарелку. — осторожно, горячий. Предупредил он и я начал осторожно есть. Вкус залил весь рот и опалил язык, какое приятное чувство. Трапеза проходила в молчании, только постукивание ложек и многозначительное мычание. После этого я неспешна начал расчесывать волосы перебравшись в зал. — слушай, а откуда ты взялся? Вдруг спросил Гарольд, он сидел напротив на диване и читал газету. — отуда-откуда, из другого штата, тут мой сын жил. — почему ж ты с сыном то, и на улице оказался? Да и общагу нельзя назвать хорошим местом проживания. Газета опустилась на колени, мужчина был заинтересован. — м-м..жилье в котором я жил, призвано аварийным и меня выселили. Но при этом другого жилья не дали, я поехал к сыну, но вместо него в квартире были уже иные люди. А с ними жить было хуже ада, вот так-то. В принципе я ему даже не соврал, только на деле я признан аварийным для жилья. И чего я так откровенен? Нельзя ему доверять, никому, хотя, что я потеряю? Мне уже терять абсолютно нечего, в плане физическом. Хотя нет, руки, ноги и прочее вполне нужные вещи, агрх, я уже путаюсь в своих же мыслях! — а, не сочтешь за грубость, если я спрошу почему ты хром? Подняв рыжую бровь спросил он, несмотря на то, что он рыжий и зеленоглазый, веснушек и следа не было. — армия. Коротко ответил я, опять же с долей правды. Гарольд на какое-то время завис, а потом задумчиво кивнул и уткнулся носом в газету. Разговор закончился так же неловко, как и начался. — а, кто был тот человек? Договаривать и уточнять не надо, мужчина и сам поймет о чем я. И от этого вопроса он слегка вздрогнул. — армия. Отрезал он, совершенно неожиданный ответ подразумевающий, что человек этот откуда. Мы затихли в тихом омуте своей тоски.Кошмар
7 августа 2019 г. в 21:02
Единственный звук в этой ватной, сырой тишине вода, капающая с потолка. Снова эта темница, затхлая пещера из которой нет не единого выхода. Он медленно сходил в ней с ума, изредка смотря на мир трезвым взглядом. В тишине, без выхода, здравый взгляд на вещи только убивает. Сначала психически, а потом как повезет. Сначала он метался в ней, как тогда в квартире бывшего друга. Тряс решетки, искал другие выходы, но всё бесполезно. Не зря великого Темного посадили именно сюда. Что бы ты не делал выхода нет, ты обречён видеть эти пещерные стены, этот длинный проход, эти решетки всю свою бесконечную жизнь. Ведь какой сумасшедший вызволит тебя от сюда? Теперь весь холод и голод пробирал до костей, Голд жался к стенам пытаясь хоть как-то согреться, что в общей слякоти было бесполезныейшим занятием. Румпельштильцхен не знал сколько так просидел, по ощущением ужасно долго, неделю, не меньше.
Он резко распахнул глаза, с трудом втягивая воздух в остекленевшие лёгкие. Было так же холодно и сыро, холодный пот ручьями лился на белую простынь. В темноте начал прояснятся потолок, повернув голову мужчина увидел окно в котором слабо светились звёзды. Голд выдохнул, напряжение сковывающее тело стало сходить. Он больше не там, не в этой сырой пещере, чем-то напоминающую убежище черепашек ниндзя. Он в своей комнате на пятом этаже, в красивой фальшивой квартире фальшивого человека. «Странно, ощущение, что в клетке я пробыл по меньше мере неделю, а прошла всего лишь половина ночи»
— ты что кричишь посреди ночи? Так ещё и без моего ведома. Спросил стоящий в проходе Килиан. «Я кричал? Вот чёрт, и без этого урода плохо». Не удостоившись ответом пират бесцеремонно вошёл в комнату и сел на кровать. Он пошатывался, а глаза у него плыли.
— вид у тебя сомнительный. Грехи мучают?
Голд только отвернулся от него, было всё ещё плохо после сна и хотелось только бы прийти в себя.
— как не культурно. Хмыкнул пират и взяв Голда за подбородок повернул на себя. Совершенно неожиданно его лицо в плотную приблизилось к лицу мужчины, и тот прильнул губами к его. Румпеля окатил жар и не менее горячее недоумение, за которым пришел страх, острым осколком врезавшийся в сердце.
Естественно он начал отбиваться, от таких то наплывов нежности. Но его тощие ручёнки были быстро скованы сильными руками Крюка, что взял да, навалился на него всем телом. Зрачок в ореховых глазах уменьшился, а сердце пропустило пару ударов. Покусывая его губы, пират отстранился.
— давно пора было это сделать. Плотоядно оскалился он и ни в чем ни повинная одежда на худом теле с треском порвалась и полетела в разные стороны. Уивер вскрикнул и попытался оттолкнуть нависшего над ним, но это было бесполезно, он по определению слабей его.
— прекрати! Ты совсем сбрендил?! Вскрикнул он первое, что пришло на ум. В котором сейчас хаотично метались напуганные до полусмерти мысли.
— все берег тебя, а смысла? Абсолютно никакого. И кулак прилетевший в лицо, был более ясным ответом. За которым последовал второй и третий, с хрустом сломался когда-то уже ломаный нос и крик растянулся в воздухе, подобно верёвке или канату он повис с потолка. Коликий ужас пронзил все конечности, как иголки, и мужчина всеми силами старался закрыться от ударов дрожащими локтями.
— тебя давно пора хорошенько наказать, трус. Заявил Крюк, и следующий удар пришелся в ключицу. «Беспомощен и слаб, я все это время был таким. Все время пребывания в этом человечьем обществе. Чтоб я не делал это бесполезно» обречённо подумал Голд стараясь сдержать слезы боли. Вдруг удары прекратились, и спокойные прикосновения прошлись по «гусиной» коже. Его начало трясти, кожу полоснул холод, который разбавляли горячие прикосновения и кровь, капающая на шею и простынь. Он отчаянно жмурился, со всех сил стараясь не открывать глаз-он увидит ухмылку этого ублюдка, а с глаз польют слезы. Да он дрожал от страха, что мокрым комком подкатывал к горлу, но частички самообладания сохранились. Он двадцать девять лет жил будучи одним из самых богатых людей Сторибрука, его все боялись и уважали. Именно благодаря этому он и без темных чар старался держаться гордо.
Горячее дыхание полоснула шею, как раскалённый нож, и Голд вздрогнул. Мужчина встал с него, но вместо этого лёг, прижимая горячим торсом его ребра. Когти вонзились в бок калеки, и расцарапали его до крови. Его рвали на части, бесцеремонно, как ковер или старую простынь, что сгодиться только для мытья полов. Он пытался его оттолкнуть, со всей силы, жалкие потуги только больше раззадоривали пирата.
Он сел и дёрнул его за костлявую руку, от чего тот подался в перед, плотно прижимаясь к его телу. И снова его губы оказались в его плену, Румпеля окатило отвращением, все движения Крюка были хозяйскими, словно так и надо. Как только тот отстранился Уивер и почувствовал что-то твердое, упирающиеся в него в районе паха. Ужас окатил его пьяной волной, когда он понял, что это. Мужчина начал неистово вырываться, тело онемело от страха, ему даже было все равно на удары от которых как колокол, звенело тело.
— а ну тихо! Рявкнул пират оттягивая его за волосы назад. Вторая рука круто содрала с него штаны, от чего мужчина взвизгнул. Собственно, это приносило немалое удовольствие Крюку. Отпустив шевелюру Голда он начал растегивать ремень и ширину своих штанов. Тот же не потерялся и метнулся к спинке кровати, в ужасе вжавшись в неё. «Боже, боже, боже, только не это, все что угодно только не это»
— не сбежишь, как бы не пытался, это бесполезно. С явным удовлетворением сказал он ухмыльнувшись и резко дёрнув хромого за ногу. Это был бой не на жизнь, а на смерть, и оба противника были настроены как можно серьёзней. Но исход боя был предрешён ещё до его начала, победит тот, кто сильнее. Какие-либо потуги со стороны Румпеля, сохранить хотя бы частичку гордости и самообладания с треском рухнули когда пират задрал его ноги. Глаза Крюка были бездонным морем, в котором уже не бушевал шторм, а что-то похлеще, Уивер пытался перевести взгляд в какое-то другое место, но эта бездна так и манила взор, поглощала. Повисло бездействие, совсем недолгое, но оно казалось для одного из них неимоверно тянущимся. Внезапно Крюк лишил его последней одежды и мужчина судорожно втянул воздух. Сколько бы времени не длилась прелюдия, он никогда не сможет к этому подготовится.
Последнее, что он увидел перед болью, от которой потемнело в глазах-это животный блеск в бездонном океане. Истошный крик разбил тишину, и она осколками посыпалась на них обоих.
— так ты у нас девственник, за триста то лет. Этот факт порадовал Крюка, он хотел причинить ему как можно больше боли.
Инородный орган вошедший в тело причинял адскую боль, казалось он чувствовал его каждой клеточкой своего организма. Слезы катились по щекам, оставляя мокрые дорожки, но крики он старательно сдерживал закусив губу до крови. Лишь редкие стоны и всхлипы рассекали напряженный и раскаленныйвоздух. С каждым рывком мысли вылетали с головы и разлетались по комнате, оставляя в голове пустоту и одну только мысль «Не кричать». А пират старался, так и эток, оттягивая несчастного за волосы и кусая его шею. Все тело стало одной сплошной сандящей раной, что болела и пульсировала.
— х-хватит. Прохрипел мужчина под конец процесса, холодный пот ручьями катился на простынь, а в глазах активно темнело. Сил совершенно не осталось, слабые крики обрывками вырывались из глотки. Поняв, что калека под ним вот-вот потеряет сознание, а то и ещё хуже, Крюк неохотно отстранился. Хрипом вырвался выдох, на кровати лежало только тело.
— хлипкий ты, ничего, в следующий раз я так просто не остановлюсь. Раздался над ухом шёпот, но в этот момент мужчине было всё равно на всё. Кроме своего искалеченного тела и света, что стремительного уходил.
С трудом открыв глаза он увидел все тот же потолок, который уже ненавидел. Тело онемело и ощущалось как чужое, совершенно не своё. К тому же оно болело, особо остро все то, что было ниже торса. На улице уже было утро, или день, свет который окончательно разбудил мужчину. Со светом пришло и осознание случившегося " Я опозорен им, я был втоптан в грязь и унижен так, как никогда. Моё сопротивление было ничем для него, ему это даже нравилось. Он чёрт возьми изнасиловал меня!» Чувство стыда и ненависти как к Крюку, так и к себе пожирало, поражало и обжигало. В произошедшее все ещё было трудно поверить, это казалось ужасным кошмаром, чем-то отдаленным, а не тем, что случилось пару часов назад и поломали тебя надвое. Зажмурившись мужчина повернул голову вправо, и увидел там завтрак на подносе, чему было мягко говоря удивлен.
Есть он это точно не собирался, и после удивления особого внимания еде не уделял. Душевные переживания были намного сильней голода, но увы не сильней боли и тошноты. Он чувствовал себя ужасно грязным, обвалянным в чем-то самом мерзком и очень хотел это смыть. Ощущение уйдет, но источник его нет. Да и встать у Румпеля не получилось, все слишком болело, самое большее, на что его хватило, это на переворот. Обида наворачивала на глаза слезы, которые естественно так и не пролились. Тем не менее на вопрос «За что мне это?» имелась сотня ответов, по которым то, что он пережил, это лишь малая карма. Лёжа на кровати спиной вверх, освещаемый приветливым солнцем, мужчина чувствовал себя вбитым в грязь и униженным до предела. Хотелось вспомнить, что-то более светлое, что прогонит мысли о смерти.