Маленький колдун

В квартире было удручающе пусто. Я слонялся из угла в угол, сам себе напоминая загнанную в клетку зверя. Может, было бы лучше остаться на вечеринку и напиться? Или подцепить какую – нибудь девицу... Я рухнул на кровать, пустым взглядом уставившись в потолок. Ну почему меня так беспокоит «свидание» Билла с этим Шоном? Может, на этот раз мы перегнули палку? Зачем нам понадобилось спорить на этого «идеального» натурала? Звук поворачивающегося в замке ключа заставил меня подскочить на кровати. – Билл? Он был бледным и каким – то растерянным. Я уже давно не видел брата таким. – Что – то случилось? Билл посмотрел на меня и искривил губы в своей обычной ухмылке. Растерянность и беззащитность моментально исчезли, и я даже засомневался, были ли они когда – то вообще. – Ничего, достойного твоего внимания, о, Том, мой великий господин» – издевательски сказал Билл, снимая с себя куртку. – Как продвигаются отношения с Шоном? – Все замечательно, – Билл кинул дорогую куртку прямо на пол. Он никогда не знал цену вещам. – Мы с ним уже чуть ли не лучшие друзья. Еще немного – и он будет ползать у меня в ногах. – Значит, ты думаешь, что месяца тебе хватит? – я скептически посмотрел на него. Билл был прекрасен, его сексуальности невозможно было сопротивляться, но несколько разговоров с Шоном заставили меня засомневаться в этом. – Разумеется, – холодно ответил Билл, снимая с себя рубашку. При виде засосов на спине я кое о чем вспомнил. – Вчера ты провинился. Билл резко развернулся, в его глазах промелькнул едва заметный страх. Неужели он настолько боится наказания? – Что, опять отымешь меня вибратором? – с издевкой спросил он, скрывая под грубостью смущение. Что же, Билл, все возвращается на круги своя? – Нет уж, – усмехнулся я. – Помнится, тебе это даже понравилось, – Билл еле заметно покраснел. – Какой смысл в наказании, если оно в удовольствие? Билл отвернулся. По его напряженным плечам я понял, что мои слова его задели. Он, конечно, не раз говорил мне, что ему нравится быть и чувствовать себя шлюхой, но в тот раз я действительно сильно его унизил. И это ему понравилось. Понравилось настолько, что даже Билл испугался этого. – Потому что в качестве компенсации за моральный ущерб я потребую ночь любви, – я развернул Билла лицом к себе и, приблизившись к его уху, нежно прошептал. – Любви, а не секса. Билл вздрогнул и хотел мне что – то сказать, но я заткнул его поцелуем. Не страстным и яростным, не собственническим, а очень нежным, почти любовным. Наверное, я так целовал бы свою девушку, если бы она у меня была. И если бы я мог любить. Я осторожно подтолкнул Билла к стене и, крепко обняв за талию, углубил поцелуй, лаская изнутри его сладкий рот. Руки сами собой пролезли под тесные джинсы и осторожно сжали напряженные ягодицы. Билл выгнулся и протяжно застонал. — Не здесь, — тихо прошептал я и, легко подняв его на руки — как же его ветром — то не сдувает? — понес в спальню. Положив Билла на кровать, я отстранился и посмотрел на него. Он лежал, закрыв глаза, на его лице было какое — то страдальческое выражение. Прерывистое дыхание легкими толчками вырвалось из его приоткрытых накрашенных губ. На бледных щеках выступил нежный румянец. Я закрыл глаза, и по моим щекам скатились две слезинки. Сейчас Билл выглядел точь — в — точь так же, как и в первую нашу ночь. Тогда он еще не был такой ненасытной и умелой шлюхой, как сейчас. Билл, что же ты с собой наделал? Что мы оба с тобой сделали? Я покрывал его нежную кожу мягкими поцелуями, от которых Билл морщился, словно от ударов. Он выгибался и стонал, выпрашивая более сильных ласк, которых я не мог дать ему. Не сейчас. Сняв с Билла расстегнутые джинсы, я как — то робко развел в стороны его длинные ноги. Билл покраснел еще сильнее и приоткрыл глаза. — Чего же ты ждешь? — тихо спросил он. — Трахни меня. Я помотал головой. Нет, Билли, я тебя не трахну. Не сегодня. Я займусь с тобой любовью. И это будет худшим наказанием для тебя — показать то, чего ты лишился. Моя жестокость порой поражает даже меня самого. Дотянувшись до прикроватного столика, я взял тюбик какого — то крема и обильно смазал пальцы. Билл любит жесткий секс без смазки и подготовки… но сегодня будет так, как захочу я. И я с каким — то садистским удовольствием долго и нежно растягивал его, не обращая внимания на его гортанные стоны и просьбы «Еще!», «Сильнее!». Когда я почувствовал, что он уже почти на грани, я медленно и очень осторожно вошел в его содрогающееся и извивающееся тело. — Сильнее, — громко застонал Билл. Но я лишь замедлил движения. Я брал его нежно, любя, осыпая влажную кожу груди и живота бесконечными поцелуями. Билл стонал, словно от боли, и шептал: — Нет, нет… сильнее! Прошу тебя… Обычно Биллу было достаточно чьего — то большого твердого члена в своей заднице, чтобы кончить, но сегодня все было иначе. Я легко обхватил его напряженный член ладонью и задвигал рукой в такт своим толчкам. Его болезненные стоны резали мне слух, и я заткнул его рот глубоким, нежным поцелуем. Кончили мы одновременно. Я бережно обтер его простыней и, обняв пышущее жаром тело, лег рядом. — Никогда больше так не делай, — дрожащим голосом сказал Билл, отворачиваясь от меня. — Никогда, ты понял? — Никогда, — согласился я, поглаживая его острые плечи. Впервые за долгие годы он заснул на моих руках, а я долго не мог погрузиться в сон, вспоминая, как же мы с ним ступили на этот путь... Когда — то мы с Биллом были маленькими, невинными, глупыми детьми. Когда — то очень давно. Настолько давно, что я почти ничего не помню из того периода своей жизни. Первым изменился я, впервые осознав, что любовь, верность, долг — чушь, которой взрослые люди забивают головы детям, чтобы они послушно себя вели. О какой верности может идти речь, если каждый человек на свете стремится лишь к собственному благу? О каком долге, если слова в наше время ничего не значат? А о любви вообще не может быть и речи, она по сути своей глупа. Единственным, кому я верил, кого любил и кого никогда бы не предал, был мой брат. Он был моей второй половинкой, предать его — как предать самого себя. В общем — то, даже в моих искренних чувствах к Биллу был вполне здоровый эгоизм, а Билл летал в облаках, веря в свои придуманные идеалы. Он писал красивые песни о настоящей любви и трогательно надеялся, что однажды он найдет свою судьбу. Неудивительно, что на тот момент мы как бы отдалились друг от друга, а потом с Биллом что — то произошло. Я до сих пор не знаю, что это было, но факт остался фактом: Билл изменился. Из наивного ребенка он превратился в… собственно, в кого он превратился? Тогда мне казалось, что в умного, взрослого человека. Теперь я думаю, что в похотливую и совершенно безнравственную шлюху. Что бы я не думал о Билле, я знаю, что он, при всей своей продажности, не разменивается на мелочи. И, ложась под какого — нибудь жирного борова, он чего — то добивается. Чего — то важного для него. Но это теперь я понимаю, а тогда мне казалось, что Билл совершенно слетел с катушек. Мне не нравилось, что он спал с каждым вторым парнем в нашей школе. Мне не нравилось его увлечение жестким сексом. Мне, в конце концов, не нравилось, что в погоне за удовольствием Билл ненароком мог угробить себя. Все — таки тяжело, когда брат — близнец убежденный мазохист. По просьбе Билла, я залечивал глубокие раны на его спине и мазал гелем многочисленные синяки. Билл извивался в моих руках и почти кончал от прикосновений к свежим ранам. Я закусывал губы и спешно выбегал в ванную, чтобы избавиться от неправильного и совершенно отвратительного возбуждения. Выходя, я наталкивался на насмешливый взгляд сильно накрашенных карих глаз и упорно старался не смотреть на искусанные розовые губы. Однажды я не выдержал. Я развернул Билла к себе лицом и впился в его губы, он задергался, пытаясь оттолкнуть меня, но я навалился на него, прижав израненной спиной к грубой ткани дивана. Он выгнулся, сладко застонал, но все так же пытался оттолкнуть меня. Я не обращал на это внимания. Мне было все равно — хочет он того или нет. Для меня было важно, что этого хочу я. Я изнасиловал Билла. Собственного брата. Не говоря уж о том, что он был парнем. И, самое ужасное, я был готов отдать душу дьяволу, чтобы это повторить. К моему удивлению, дьявола звать не пришлось. Билл сам откликнулся на мой безмолвный призыв. И, хитро сверкая глазами, он сам неподражаемым тонким голосом спросил: «Сегодня ночью?». И я понял, что все это: от соблазнительных взглядов до страстных излияний во время «лечения» — все было продумано. Все это было игрой, театром одного актера для одного зрителя. С одной единственной целью — заставить меня трахнуть Билла. Мне было как — то обидно, что мой младший братик, которого я привык считать невинной овечкой, этаким мальчиком — одуванчиком, сумел провести меня вокруг пальца, но в то же время я был рад тому, что у меня появился не просто друг, а напарник для моих жестоких игр. Я поставил Биллу несколько условий — ведь у любой, даже самой грязной игры, должны быть правила. Во — первых, он может спать с кем угодно и где угодно, но причинять ему боль могу только я. Это условие было вызвано в первую очередь заботой о Билле. Ведь далеко не каждый знает грань, переступив которую можно сломать человека, а я знал. И никогда бы не переступил, общаясь с Биллом. Контроль над братом я осуществлял посредством проверки его кожи на наличие разных синяков, царапин и засосов. Со временем это правило превратилось в «пусть тебя трахает кто угодно, но если на твоей коже останется хоть единственный след…». Что поделать, мне не нравились чужие «автографы» на теле Билла, хотя я сам безумно любил оставлять на нем засосы. Так сказать, «на память». Во — вторых, если Билл нарушает первый пункт, я имею право на «компенсацию», наказание, которое Билл не может оспорить. Я всегда выбирал что — нибудь действительно неприятное, унизительное. Ведь очень трудно наказать человека, стремящегося к наказанию, но я как — то справлялся. Даже меня самого порой поражала моя фантазия. И, что самое главное, Билл, как бы ему не было противно, никогда не пытался избежать «наказания». Мне поначалу даже казалось странным его покорное принятие любого моего каприза. Позже я понял, что Билл просто воспринял эти правила очень серьезно. К тому же, ему очень нравилось подчиняться. Ну и в — третьих, мы поклялись говорить друг другу правду и только правду. Поначалу мы выполняли это правило с трудом, но позже оно стало настолько привычным, что для нас сказать друг другу неправду стало просто дикостью. Это было странно: Билл, от которого было очень сложно хоть одно правдивое слово, никогда не лгал мне. Я привык. И все было хорошо. Действительно. Билл трахался с каждым встречным мужиком, лицемерно заявлял журналистам, что у него нет девушки, потому что он «ждет свою единственную». Я трахал Билла, когда мне того хотелось. И друг другу мы были лучшими друзьями. Идиллия. Почему же сейчас мне так плохо? Почему сейчас все это кажется мне ошибкой?