Найди меня

*** — Тихо-тихо, — шепчет Чимин в самое ухо, поглаживая спину обнимающего его омеги. — Ну ты чего, Сокджин-хен? Все хорошо, это нормально, с кем не бывает… Чимин сидит и обнимает своего хена, который ноет уже который день, Пак считал, но увы, он сбился. Сейчас по-хорошему, да и по-плохому, собственно говоря тоже, им обоим стоило бы к Бон Вояжу готовиться, вещи собирать, продумывать всемирные звиздецы с течками и гонами, а что делают они…? Правильно, Чимин утешает своего хена, на которого хандра напала и вдруг снизошли все омежьи самозагоны с небольшим запозданием в больше чем пол года с момента пребывание в Этом мире. — Ну, Чими-и-и-ин, я хочу чтобы рядом был альфа-а-а! Я, блять, хочу чтобы меня с утра обнимали за талию, прижимали к себе пока я готовлю и чтобы я ругался, и, блять, хочу чтобы меня кто-нибудь отымел, желательно тот, кого я полюблю и сам отдамся! — хнычет Джин в плечико Чима, а у младшего в голове только одна фраза — «Недотрах…» Вообще он уже по этому поводу и с Тэхеном общался, и пытался найти информацию на разных сайтах и форумах, но что первый, что вторые одним голосом говорили — «велком ту мотель, приятель», а это было последнее, что нужно было что Паку, что самому Сокджину в данный момент, так еще и когда у старшего течка не за горами носиться и цветочки в поле нюхает. С остальными говорить было невозможно, хотя очень хотелось обмозговать этот момент с Намджуном, ведь у него есть разум, всегда работающий и готовый помочь, но в этой ситуации было понятно, что альфа в помощь — это как в пламя лить керосин литрами и надеяться, что огонь потушиться. Ну, а что? Жидкость ведь, другое дело «какая?». У самого Пака уже в глазах двоилось от всего происходящего: в последние пару месяцев Намджун себя странно ведет, как-то пару раз успевал наехать на Сокджина за сценой с вопросами, что тот творит, какого хрена заигрывает с ведущими и с какого перепуга вообще оголяет торс. Чимин думал к нему таких претензий нет чисто потому, что привыкли, но и на Джина такого трепетного ранее внимания со стороны лидера не обращалось, а тут такое. Далее по списку послужных дел семейного психолога Пак Чимина было то, что после разделения комнаты Тэхена и Чонгука, они тоже начали странно косить друг на друга. Чимин думал, что возможно это все из-за того, что теперь, чтобы выйти Гуку, ему нужно пройти через комнату Тэ, но и то не факт, потому что глаза Чона были виноватые и тоскующие, а у Тэхена с чувством власти над ситуацией, но не без своей доли тоски. Ну и на последок, вишенкой на тортике, — сам Сокджин, который душу Паку изливал уже долгое время подряд, жалуясь, что ему давно никто не вставлял. Ну как давно? Ему вообще никто и никогда не вставлял, но для старшего это сейчас было мало важно. Так что уже, какой раз за неделю, Чимин сидит и покорно выслушивает нытье старшего, гладя его по спинке. Больше всего Пак боится, что это пойдет по возрасту, а он средний из омег, так что его прижмет следом за Сокджином, а это страшно и стремно. На данный момент хорошо только Тэхену недавно вернувшемуся с течки и полностью подчинившего себе Чонгука; младший уже сколько пытается извиниться, но Тэ берет все под свой контроль, и творит все, что ему в его больную голову взбредется. Наверное сейчас у Чимина больше всех голова едет, поскольку недавно к нему пришел «исповедаться» сам Чон со словами, что не выносит этого альфу, с которым должен жить под боком, тогда Пака пронесло знатно, он долго ржал в плечо Тэхена, говоря, насколько это смешно со стороны знающего. *** Чимин уже не мог терпеть все это. Просто все и всех. Так что взяв в охапку Тэхена, он потащил его в интернет кафе развеяться. У омеги уже голова кипит от всего, а тут им на сборы время дали, это уже праздник. С Тэ можно поговорить обо всем, начиная о вредном Юнги-хене, который ради кофе Пака комплиментами обсыпает, ведя себя как натуральный кот-подлиза, и заканчивая вопросом, какого цвета лунные кролики и насколько вероятно, что Чонгук один из их шпионов. Если прямо сейчас спросить у Чимина: почему именно Ким, шило в заднице, Тэхен стал его лучшим другом, то он не сможет дать ответ. Наверное жизнь сама решает с кем соединить наши Судьбы и навряд ли она поинтересуется твоим персональным мнением, ведь ей это малоинтересно. Она сводит, казалось бы, несовместимое, к каждой тьме подставляет свой свет, ту надежду, которая светила в полной опустошенности и потерянности и просто улыбнулась тогда, когда это больше всего нужно и необходимо. Ей без разницы насколько вы разные и прочий бред, такие внезапные друзья, которые появляются в жизни до той степени спонтанно, что потом вы даже не в силе вспомнить как вы познакомились, в тот самый момент, когда вновь прозвучит эта фраза от более адекватной стороны — «И на кой-черт ты свалился на мою голову?..». Но даже не смотря на все выходки Тэхена, Чимин и в правду любил его, и иногда в голову закрадывались мыслишки, что был бы Тэ альфой, то парень бы с ним замутил, а потом возникала мысль, что и быть лесбиянкой не порок, но она откидывалась так быстро, на сколько осознавалось. Если раньше в родном мире таких мыслей вообще не было, даже после признания Тэхена, что он гейский-гей, а это было для Чимина потрясением, то сейчас мир буквально благосклонен к нему, и в целом омега винит именно его вишенку за это. Кто знает, что бы было если бы первым в раскол вошел тот же самый Хосок, вдруг бы они попали в мир, где нет горестей или еще что, но не-ет, туда сиганул Тэхен, и «бах!» они в Омегаверсе, где трое из них стали потенциальными бабами, почти все скатились до уровня «геи», и даже Чимин, который до этого был самым натуральным натуралом из них всех, то сейчас его голова буквально подкидывает ему картинки со словами «Прикинь как будет прикольно, когда тебя будут обнимать, прижимать за талию сильные руки и оставлять засосы так собственнически, что голова кружиться будет! А, прикольно я придумала, правда?». Стыдно ли парню за такие подкаты в его голове? Однозначно да. Но хочет ли он их отвергать? Хоть и не хотя признавать это, но нет. Все это конечно же рассказывалось Тэхену, тот в начале подстебывал, а потом утешал, говоря, что все не так уж и плохо. Вот и сейчас, Чимин просто надеялся на тихий вечерок, пока Чонгук как комнатный тролль сидит в своей комнате и играет в компьютерные игрушки, Юнги в кой-то веке решил навестить брата и его собственного сына Мин Холли, Хосок задался целью скупить билеты в кино на пять сеансов вместе с сестрой, что равнялось его возвращению домой не раньше семи утра, он старательно подготовился к полуночному киномарафону и отоспался за день. Намджун, не изменяя себе, работал в студии, а основной объект раздражения, беспокойства и тревоги Чимина — Сокджин остался дома, ссылаясь на то, что ему немного дурно. Придя на место, Чимин предложил перекусить для начала, — они сбежали из дома так и не пообедав, так что вариант был оптимальный. Они заняли место быстро и заказали еду, уже просиживая в ожидании и просто болтая ни о чем, как Тэ стал каким-то задумчивым, но Чимин, привыкший к нечитаемым изменениям в лице друга, не подал этому значения. —… я чуть не сдох тогда. Я конечно горячо люблю наших Арми все такое, но я напугался, когда прямо на концерте… Тэхен, ты вообще меня слушаешь? — возмутился омега, смотря в глаза друга. — А? Да… ладно, прости, не очень, — вдыхает парень, переводя взгляд. — Что-то случилось, Тэ? Ты сегодня сам не свой, — наклоняя голову в бок, произносит брюнет, его черные волосы скатываются на глаза и он их поспешно убирает, но взгляда от своего друга не отводит. — Ты… — начинает Ким, закусывая губы, — Не замечал, что Намджун-хен и Сокджин-хен себя странно ведут, а точнее только Намджун? — немного заминаясь, говорить парень напротив. — Что? Не, сам знаешь, я у Сокджина, оказывается, в психологи подался, но кроме того, что Намджун-хен стал более критичен к Джин-хену, я ничего более не вижу, — пожимает плечами парень. — В том-то и дело! — восклицает младший, а потом вновь притихая, когда на него смотрит пара парней-бугаев за соседним столиком, — Он стал более тщательно следить за хеном, постоянно кидает на него взгляд, пытается остаться наедине, помогать, чем может… — Не-не-не, погоди, он всегда помогал, и как бы тут странного ничего вроде нет, — говорит запутавшийся Чимин, дуя губки. — Не перебивай меня! Так вот, прошлый раз, когда мы отмечали камбэк… Ох, ладно, ты тогда уже в дерьмо был, поэтому тут и говорить нечего, — в этот момент Чимин недовольно шикнул, — ой, да не шипи ты! Змеюка. Так вот, когда к Сокджину подошел Хосок и начал его обнимать и спустился своими шаловливыми ручонками до талии хена, который, к слову, был наверное даже в более плачевном состоянии чем ты, то Намджун-хен на него зарычал так, что там не только Хоби-хен напугался, но и я с Чонгуком поджались к дивану, а он сам подхватил Джина на руки и утащил в их с Юнги-хеном комнату и уложил спать, — кивает омега, — ты меня знаешь, так что как только дверь захлопнулась, я подлетел подслушивать. Намджун отчитывал Сокджина, который был в невменяемом состоянии, а потом, уже у самой двери остановился, сказав лишь «И за какие грехи мой омега такая пьянь?», — На этих словах Чимин побледнел, он смотрел изумленными глазками на своего друга, не в силах понять только что им сказанного. — То есть, все это время… Ты молчал?! — не понимая скрытности друга, возникает Чим, — Тэхен, у нас камбэк был в мае! Месяц! Тэ, месяц! Ты не мог рассказать мне сразу как я пришел в себя, что Намджун прознал, что наш Сокджин омега?! — повышал голос брюнет, пока ему буквально не заткнули рот рукой. — Да тише ты, — почти молит виноватый Тэхен, — я и сам понять долго не мог, да еще и это его «Мой омега», я запутался. Потом начал вспоминать запахи, Джин-то у нас почти буквально булочка с корицей, а вот про Намджуна я в душе не ебу, так что я долго вспоминал все это дело, у папы даже расспросил все о истинности, как они с отцом познакомились, как поняли, что истинные и все такое. Он рассказал, что истинные находятся по дурманящему запаху, а после того как они его ощущают впервые, то после омеги неосознанно начинают окружать себя именно этим запахом. Ну я и начал сопоставлять все и в итоге… — Имбирь… — прошептал Чимин и перевел взгляд на Тэ, который тут же кивнул поджимая губы. — После первой течки Сокджин начал пить имбирный чай, печь имбирные печеньки на выходных для себя и… Я недавно приносил Юнги-хену кофе в студию и на мой вопрос будет ли он возвращаться домой, он сказал, что пока Сокджин не проветрит комнату от имбирных свечей, он туда не вернется. — говорит Тэхен, и Чимин немеет. — Ох, блять, это что получается… — Они истинные, и Намджун-хен об этом точно знает, — подтверждает сказанное Тэ, — а вот насчет: знает ли об этом сам Джин-хен, я не уверен… — Твою мать, охуенно нас почти шесть лет назад собрали в кучу… *** Сокджин уже малость задолбался готовить на пятерых детей и одного альфу, который даже дома появляться не удосуживается время от времени. Как и сейчас собственно говоря. Джин тяжело вздохнув, решил позвонить ему и поинтересоваться о том, соизволит ли сегодня «Отец семейства» присутствовать на ужине, — это прозвище ему дали арми на недавнем фанмитинге, а пока Сокджин мило хихикал над младшим его наградили знаменем «Мамки всея бантан», и там уже смеялся Намджун. Получив отрицательный ответ от Намджуна, сказавшего, что сегодня просто не может вернутся домой из-за большого количества работы, омега печально вздохнул. Скоро должны вернуться девяносто пятые, они бы могли покушать вместе, но весь реп-лайн решил стушеваться, одни по родственникам, а другие чертовы трудоголики. Сокджин и сам толком не понимал почему его столь печалит отсутствие младшего, раньше это его мало волновало, нет, ну не совсем конечно, все же Намджун всегда был любителем посидеть долго и упорно до потери сознания и потом сна в двадцать с лишним часов, но столь большую тревогу это не вызывало никогда. Так что Сокджин упаковывает пару контейнеров со своей стряпней, проклиная все, ибо осознание, что он тот, кто на сцене кто угодно, хоть банан, хоть воздух трахает, хоть еще что, а, но дома он только личный повар и реально мамка. На улице тепло, так что можно не мелочиться и не особо усложнять жизнь выбором вещей, все ровно идти от силы минут двадцать. На скорую руку он достает из шкафа свободную белую рубашку и надевает короткие шорты, если закрыть лицо маской, то он простой омега, так что ему прощается, спасает фигура, что сложена как песочные часы и красивые ноги. — Чонгукки! — кричит старший и слыша «Да?» из комнаты макнэ, продолжает, — Я к Намджуну в студию, отнесу поесть и вернусь. — Он сегодня опять не вернется? — спрашивает Чон из свой комнаты таким тоном, как будто у него отец бизнесмен, сидящий на работе сутками, а папа вечно бегает к нему. — Скорее всего, — вздыхает омега, — Если я его смогу уговорить, то тогда верну. Говорит старший и выходит за дверь, поправляя лямки портфеля, и идет вниз по лестнице. Уже порывающееся сходить на «нет» солнце освещает полупустые улочки рыжим светом, приятно грея карамельную кожу, теплый ветерок поглаживает лицо и развевает легкую белоснежную ткань рубашки. В скоре в далеке виднеется здание компании, и Сокджин наращивает шаг, он хочет скорее оказаться у Намджуна, такое желание вызвано из неоткуда, но он и в правду хочет увидеть его и даже обнять, но это потом. Пока Джин шел он вспомнил о том, что произошло на той неделе: Все вроде шло как обычно, обычное тяжелое утро с двумя часами сна в запасе, и новая репетиция перед концертом в Сеуле. Сокджин вновь встал рано для того, чтобы сварить кофе, в частности для себя и Намджуна, ведь Юнги вымаливает его у Чимина, Хосок с Тэхеном перебиваются зеленым чаем, покоряя утренний дзен и говоря, что они инглишмены, а у Чонгука есть банановое молочко. В какой-то момент омега чувствует знакомые прикосновение чужого подбородка на своем плече и улыбается просто так, ему это нравится, но есть чувство что чего-то не хватает в этом жесте и Джин понимает чего именно ему не хватает. — Доброе утро, хен, — сонно проговаривает Намджун. — Доброе, Джун-а, — говорит старший помешивая кофе в турке, не решаясь первым сделать то, что хочет, — Тебе и в правду так нравится это делать? — Делать что? — все еще не до конца проснувшись, спрашивает альфа. — Ставить на меня свой подбородок, — уточняет парень. — Знаешь… Да, даже очень, — улыбаясь, говорит Нам и Сокджин вздыхая, но тоже улыбаясь приподнимая локти, Намджун немного не понимает этого движения, поэтому вопросительно смотрит на омегу. — Валяй, — лишь произносит он и до Джуна доходит. Он обвивает хрупкую талию истинного, надеясь что он сможет делать так ближайшие лет шестьдесят, мечтая, что когда-нибудь Сокджин вот так же с утра будет варить кофе, пока рядом будут бегать их детишки и встречать каждое утро именно так, но пока что это недосягаемые мечты, пока это все невозможно, ведь омега даже не догадывается о том, что рядом стоит его истинный, а Намджун просто пытается зацепить хоть крупицу столь слабого запаха омеги, ради которого он до сих пор не стирал свою любимую толстовку и до сих пор вдыхая его слабый аромат, который остался с гона. Ощущение от этих прикосновений волшебные и такие правильные, что их не хочется прерывать и это желание обоюдно. Сокджин и сам не понимает в какой момент начинает прижиматься крепче, чувствуя власть альфы над собой и в какой-то миг в его нос проникают безумно слабые и едва ощутимые нотки имбиря столь полюбившегося ему с декабря, он не особо придает значение этому ведь в голове только кофе стоящий на плите и Намджун, что уже своими руками успел проникнуть под ткань футболки, но почему-то Джин и не против вовсе. Все это разбивается, когда в соседней комнате о что-то спотыкается Юнги смачно матерясь, и тогда Намджун отстраняется от Сокджина, счастливо улыбаясь. Под все эти воспоминания Сокджин и сам не помнит как уже подошел к двери в студию Намджуна. Он стоял прямо напротив нее, не решаясь постучать, но придется, он же не зря сюда пришел, так что после минутного ступора он все же стучится в дверь. Через секунды он слышит тихие шаги, а затем дверь открывается и на пороге стоит растрепанный и уставший Намджун, на нем огромная футболка оверсайз и простые домашние шорты, он сразу взбодрился, когда видит перед собой омегу, но резкая радость сразу сменяется на непонимание: что хен забыл тут прямо перед закрытием здания, ведь на выход могли рассчитывать только те, у кого были ключи от студий и главных дверей, а у Сокджина не было ни того, ни другого. — Сокджин? — изумленно спросил альфа, смотря в глаза напротив, в которых теплился темный шоколад. — Привет Джунни, — улыбаясь пролепетал Сокджин, — я принес тебе ужин, прости уж, но я не мог допустить, чтобы ты себя голодом изнурял, мне и Тэхена с Чимином хватает. — Ох, не стоило, правда, — начал уже было Джун, но к его губам подставили палец. — И слышать ничего не хочу, — помотал головой омега и нагло вошел в студию, — поэтому пока ты ешь я составлю тебе компанию. — У меня же нет права слова, верно? — поинтересовался младший закрывая за собой дверь за замок. — Именно. Они сидели около часа, мило болтая ни о чем. Так же Намджун сказал, что для нового альбома они планируют сольные песни для каждого, и что продюсированием будет заниматься лично он с предпочтениями каждого, по его восторженным словам и рассуждениям о новом концепте, все должно было получиться просто грандиозно, и омега в этом ни капли не сомневался. Сокджину нравилось слушать, очень сильно нравилось, но его глаза упали на часы на них было почти шесть вечера, а предыдущую капсулу подавителей он выпивал в двенадцать, так что ему ее срочно нужно было принять, иначе карты с треском вскроются. — Ох, Намджун, я отойду, мне нужно принять подавители, — только произносит Сокджин, собираясь уходить, как его хватают за тонкое запястье крепкие ладони, — Д-джун? — голос предательски вздрогнул, когда он осознал, что со спины услышал рык. — Постой, — только и отвечает Намджун, уже чувствуя как тонкий шлейф дурманящего аромата карамели и корицы заполняет собой пространство. Сокджин застывает, боясь повернуться, сказать хоть слово и вообще показывать признаки того, что он не окаменел. В один момент на него накатывает такая волна страха, он ощущает жар затылком, и понимает, что этот жар исходит от взгляда Намджуна. Сокджин дрожит, но со страхом поворачивается лицом своего тонсэна, в миг осознавая, что лучше бы он и не поворачивался вовсе. Чужие зрачки увеличились в двое, заполняя, кажется, все пространство глазного яблока, и ранее тепло-карие радужки перестали проглядывать даже тонкой каймой. Смотря в эти омуты, Сокджин с ужасом понял, что он не может контролировать тело, внутренний омега был в ступоре, но не подчиниться немому приказу со стороны альфы, поднимая на него глаза, было фактически невозможно. В одну лишь секунду омега оказался вжат в стену, Намджун навис над ним, смотря пусто, сейчас Сокджин и не знал, что с ним станет. В комнате стало непозволительно жарко и душно. Воздух будто бы вытеснял собой кислород, замещая его запахом самого Джина и спустя буквально пару секунд, помимо его слабого запаха начал появляться еще один — аромат чистого имбиря, и тут парень понял что именно этот запах он пытался уловить любым способом, именно он был столь ничтожно слаб на фоне других, но только он зазывал Джина к себе, казалось бы, все как в сопливых дорамах со школьниками понявшими свою истинность, но тут дело имело совершенно иной оборот. — Попался, — тихо говорит Намджун, и у Сокджина сердце уходит в ноль, пропуская около пяти ритмичных стуков, когда альфа подается вперед. — Намджун, ты… — не в силах договорить, он ужасается сам себе, когда с его губ вылетает полустон, и он чувствует легкое касание чужого носа на изгибе своей шеи. — Знал бы ты, как долго я пытался вновь почувствовать твой запах… — усмехается тот, чувствуя как тело омеги, скорее всего, не осознанно прислоняется ближе. Внутри все горит, и Джин скулит, чувствуя, как шорты начинают пропускать влагу на ноги. Все эти движения Намджуна, его касания носом о чувствительную шею омеги, крепко сжимаемая над головой рука и сильная ладонь альфы, бродящая по бокам старшего, безумно сильно возбуждая и выбивая новые и новые тяжелые вздохи. Сокджин сдается, честно пытаясь бороться первые полторы минуты, голову заполняет душистый имбирь, кружа сознание в вальсе, и самоконтроль уходит далеко, оставляя омегу со своим альфой, говоря лишь то, что все более чем правильно и тут нечего боятся. Он без малейшего понятия, что тянет к Намджуну, и что именно его вынуждает довериться эти рукам, но он понимает, что… Хочет Намджуна. Хочет как альфу, и он готов довериться и отдаться ему в его руки. Из уст Джина вырывается стон, когда альфа прикоснулся губами к нежной коже прямо на месте ароматных желез, и у Намджуна рассудок на мгновение поплыл от услышанного, но он все же понимал, что может начудить и потерять своего омегу. — Если ты не хочешь, то… — К черту. — лишь выпалил омега, смотря уже через призму возбуждения. — Я хочу тебя. Джун немного отстраняется от старшего, смотря в его глаза, он явно не ожидал такого ответа сразу. Он по-большему счету ожидал, что его пошлют, но видимо у Судьбы и истинности были другие планы на них. Он смотрел сверху вниз, удостовериваясь в том, что омега этого и в правду хочет, и Сокджин уже ссупился, будто одними глазами начиная говорить: «И вот чего ты ждешь?..» И то верно… Чего, если зеленый свет уже дан? Позволяя себе, Намджун в этот же миг прикасается к невероятно красивым и пухлым губам омеги, пробуя их на вкус сладкой карамели. Пробуя, как самую изысканную сладость, что была сделана из редчайших ингредиентов, руками искусного мастера. Альфе требуются секунды, чтобы войти в кураж и углубить поцелуй; он по-хозяйски начал изучать ротовую полость плавящегося под ним омеги, и лишь спустя мгновения, старший смог ответить на столь желанный телом поцелуй. Их языки сплелись в горячем танце и были подобны розжигам огня на Ивана-Купала, большого, ритуального и магического, он сам создавал свою музыку, и сам двигался в такт, позволяя выпустит в нем все то, что так и не было договорено. Нехотя они прерываются, оставляя на расстоянии ниточку слюны и вдыхая живительный кислород, но вскоре соединяя губы в порыве нового желания. Руки Джуна медленно, но верно сползли на талию омеги, вновь забираясь под его рубашку, сильно сжимая бока, от чего на них остается красные следы, и дальше руки продолжают шествовать по коже, изучая новые сантиметры, до этого всегда скрытые под свободной одеждой. Он рычит в поцелуй, когда добирается руками ниже, скользя к шортам, и понимает, что на его Сокджине непозволительно короткие шорты, и что подобное с этого дня может видеть только он. Он прикусывает чужую пухлую губу, когда руки Джина сильнее обвивают его шею, пытаясь быть ближе, и добиться полного соития. Поцелуи на губах, шее и плечах учащаются с все более мелкими перерывами, и такая прелюдия явно раззадорила на максимум обоих. Рука Сокджина требовательно спустилась вниз, обводя весь рельеф торса альфы и спускаясь к уже давно уплотнившемуся бугорку в штанах альфы, сжимая в руке и обводя пальцем головку сквозь ткань. Намджун рычит, закусывая кожу на шее, от чего Джин взвизгивает, откидывая голову назад для того, что бы альфе было удобно, в то время, как сам Джун принял такой жест омеги как призыв к особо активным действиям. Его руки резко спустились на бедра, сдергивая эти треклятые коротенькие шорты на пол, вместе с нижним бельем, от чего аккуратный член омеги с гулким шлепком упал на его живот, вызывая у того стон на грани блаженства и малой муки, ведь ткань просторной рубашки дразнила чувствительную головку. Футболка Намджуна летит в сторону в след за этими же шортами, и Сокджин внаглую, кажется, не стесняясь уже ничего, обводит каждый рельеф чужого натренированного тела, млея от такого тактильного чувства и продолжая сквозь тонкие домашние штаны надрачивать твердый член. Укусы и поцелуи-бабочки спускались все ниже, обводя ключицы, и постепенно рубашка и вовсе спала с одного из широких плечей, и в один момент на ключице появляется особо сильный, от которого Сокджин вскрикивает, а Намджун, резким движением разворачивается его к стенке, вжимая всем телом. — Ты даже не представляешь, какой ты красивый, — на выдохе шепчет Намджун в самое ухо, и дыхание его кажется опаляюще-горячим, что могло казаться, будто сейчас вокруг идет пар. — Пожалуйста… — так же тихо говорит Сокджин, чувствуя, как липкая смазка уже дотекла струйкой до колена и неприятно вяжет кожу, — не медли… Намджуну, собственно, дважды повторять не нужно, так что он нежно целует кожу на шее у самой линии роста волос, хмыкая, когда даже пот омеги на языке ощущался совершенно сладко. Намджун надавливает на чужую гибкую спину тяжелой рукой, ведя ее вниз по позвоночнику, в голове считая все позвонки и аккуратно переходя на мягкие ягодицы. Он оглаживает мягкую кожу, сжимая и в конце концов все же вставляя один палец в истекающее смазкой колечко мышц. Парень под ним начинает стонать и прогибаться в спине, глухо шипя, но вскоре начинает и сам насаживаться, сжатым кивком давая одобрение на второй. Намджун сначала просто толкается в него, а потом начинает двигаться на манер ножниц, раздвигая пальцы внутри, от чего омегу потряхивало. Джин узкий и очень влажный, в нем слишком много смазки, но Джун все равно задумывается о покупке бутыли смазки и презервативов в студию, зная, что оно не помешает. Как только альфа понимает, что старший полностью привык к незнакомым ранее ощущениям, он приближается в сокджинову ушку, тихо спрашивая: «Готов?», и омега скулит, едва ли кивая головой в знак согласия. Пальцы покидают тело с громким хлюпом, и краем глаза Намджун видит, как уши Джина загорелись еще большим огнем. Он подставляет головку к колечку мышц, специально скользя ею, играясь и вытягивая таким образом из Сокджина новые стоны, и пока омега потерялся от такой ласки, то резко вошел на половину, от чего старшего выгнуло до звонка хруста позвонков. Он упал затылком на джуново плечо, изнывая с непривычки, пока Намджун покрывал его шею и щеки кроткими и совершенно нежными поцелуйчиками-бабочками, которые немного отвлекали Сокджина, а усилившийся запах альфы еще и успокаивал внутреннего омегу старшего. В его голове приятно пусто и хорошо, ни один из них не чувствует ни капли неправильности, все так будто оно всегда именно так и должно было быть. Намджун начинает двигаться медленно, постепенно входя во всю длину и давая привыкнуть, при этом обсыпая мягкими поцелуями и тихими вопросами о самочувствии хена, на которые тот едва сдавленно отвечал, пытаясь отдышаться, при этом не задохнувшись в остром запахе вокруг. Сокджин, честно, входит в кураж быстро, двигаясь на встречу уже более сильным толчкам, в которых, многовероятно, даже альфа теряется, наращивая темп стремительно и не заметно для себя. Перед глазами белеет, вокруг стены уже появляется запотевшее пятно от горячего дыхания омеги, а Намджун налегает на него всем телом, попадая раз через раз по простате и выбивая из Сокджина все, что только можно. Ноги безбожно трясуться, стоять уже сложнее, и в какой-то момент Джин понимает, что уже совсем на грани. На глаза просятся слезы, волосы взмокли от пота и он стонет громко, почти скуля. — Н-нам… Джун, — выходит обрывисто, — я… Я скоро… Намджун не отвечает, лишь обнимает, спускаясь рукой к истекающему члену омеги, и начиная медленно надрачивать его, от чего быстрые толчки становяться в контраст еще более невыносимыми. Сокджина не хватает на долго, и он кончает себе в рубашку, которая все еще тряпкой висела на нем, от чего ноги все же становятся ватными и совсем подкашиваются. Намджун выходит из него, успевая подхватить на руки и развернуть к себе. У Джина перед глазами все еще дымка, он он видит лицо Намджуна и что-то внутри начинает оживленно сходить с ума: младший такой же взмокший, еле дышащий нормально и улыбается. Так обворожительно, до ямочек, так красиво, что Сокджин не контролирует себя, когда тянется к чужому лицу ближе, сцеловывая эту улыбку, пока альфа подхватывает его под бедра и унося в мягкому дивану у другой стены. Намджун осторожно укладывает старшего на диван, нависая над ним и осматривая желанное тело: Сокджин лежит разгоряченный, его дыхание сбивчатое, а в глазах играют черти, пляшущие вокруг пылающего огня. Намджун больше не может смотреть на рубашку омеги, что открывает его уже истерзанные и все еще напрашивающиеся на многое ключицы, так что одним движение руки парень снимает раздражающую вещь, откидывая ее в общую кучу куда-то в угол. Намджун отстранился, смотря на своего омегу, который, почему-то, прикрывал глаза рукой, но потом из-под предплечья стал виднеться румянец, что вызвало улыбку у альфы. Он приподнялся выше, целуя нежно в губы и убирая руку, чтобы видеть его фарфоровое лицо; Сокджин ответил на теплый поцелуй, обручем обвивая шею, и нежно поглаживая плечи, а руки Нама аккуратно спускались по его худому телу к бедрам, кончиками пальцев обводя на них узоры, и спускаясь все ниже и ниже. И вновь он спускается с манящих губ вниз, оставляя мокрую дорожку языком, проходясь от подбородка до центра выпирающих ключиц, смотря прямо в глаза, при этом альфа приподнимает ногу застонавшего от этого действия Сокджина, оставляя ее на плече и любуясь столь прекрасным видом. В голове, откровенно, творится черти что, особенно когда Намджу снова входит в него, возвращая тот же ритм, и так приятно нашептывает телячьи, совершенно банальные, нежности на ушко. Резко в голову стреляет то, что все это время Сокджин испытывал потребность в Намджуне, самую настоящую и детскую, заключенную в том, что он вечно искал повод прогуляться с ним, повод поговорить, посидеть у него в студии или в комнате, придумывая для этого самые разные и часто бестолковые темы. Намджун он ведь… Такой очаровательный, такой добрый и внимательный, что в нем нельзя не утонуть как в человеке, и прямо сейчас Сокджин тонет. Тонет в глазах, тонет в его светлых, немного колючих от частого осветления волосах, севшем голосе и запахе. Намджун быстро входит и выходит из омеги, каждый раз задевая простату и выбивая этим громкие стоны. Толчки становяться все напористее и Джун уже буквально втрахивает омегу в диван, пока сам Сокджин откидывает голову на подушки, цепляясь руками обо все, что только может. Альфа улыбается, хрипло постанывая, когда темп становится космическим. В студии явно повысилась температура на градусов десять из-за жара от двух разгоряченных тел; стены эхом отражают протяжные, мелодичные стоны омеги и более хриплые и низкие от альфы; шлепки тело о тело, засосы и следы царапин на спине Намджуна. Запах секса и смешанные воедино запах истинности: эта студия явно не скоро забудет происходящее сейчас в ее стенах. Сокджин чувствует, что снова на пределе и инстинктивно тянет дрожащую руку к своему члену, но ее перехватывают раньше. Намджун рычит и скрепляет его руки перед ним, а Джин с громким стоном кончает на живот. После разрядки, внутри Джина все сжимается, плотно обхватывая собою плоть альфы; тот делает завершающие глубокие толчки и на выходе выходит, кончая на живот своего омеги, тут же падая рядом с ним, и прижимая к себе ближе, будто боится, что Сокджин исчезнет, растворяясь от прикосновений. Они лежат отходя после всего произошедшего между ними секунды назад; в глазах темнеет, а на сердце наконец-то приходит тишина, а буря, что бушевала долгие дни, наконец-то утихла. Намджун приподнимается, дабы забрать сброшенный на пол плед и укрыть их обоих, и когда его мини миссия была выполнена, Джин прижался к его груди, а альфа уткнулся носом в мягкие пряди на макушке парня. — Ты как? — на грани слышимости спрашивает альфа, слыша, как через тяжелое дыхание Сокджин хмыкает. — Прекрасно, — выдыхает Сокджин, закрывая глаза. — Я тебя слишком хорошо знаю, так что давай с ходу: не парься. — И не буду, — хмыкает Намджун, удобнее устраиваясь с Джином, — я больше никогда не хочу отпускать тебя. Сокджин замирает, вслушиваясь в эти слова и ритмичный бит сердца альфы затем поднимая голову и ставя подбородок на грудь альфы. Он изучает его взгляд, впервые за этот вечер пытаясь вообще осознать: а ведь и в правда, с какой целью Намджун так поступил? Он ведь не мог просто так поддаться своим инстинктам после гона, или из банального отсутствия связи долгое время. Это же Намджун. — Намджун, а почему ты… — тихо начинает говорить Сокджин, делая самое неотесанное и спонтанное предположение. — Поступил так, как поступил? Хмыкает Намджун, уводя взгляд куда-то в стену, но Джин праведно ждет, выжидающе смотря прямо в чужие глаза, и альфа выдыхает, все же решаясь что-то сказать, вот только глаза не возвращает, а прикрывает их. — Потому что узнал, что мы истинные, несколько месяцев назад, и не мог сдержать себя тогда, когда ты наконец-то был рядом… Выдыхает он, а самого омегу как по голове ударили. Сокджин округляет глаза. Юнги как-то раз заводил шарманку о том, что истинность — блеф сумасшедшего, когда проходил мимо и заметил кусок из фильма как раз там, где герои признавались в истинности. Да и сам Сокджин тогда задумался над тем, что истинность-то она и в правду какая-то сомнительная штука, а тут, Намджун действительно, на полной силе своей серьезности… Заявляет это. Но это, по сути, даже не в том, что альфа говорит ему это, а больше в том, что он сам резко осознает все то, что он видел в дорамах и более того сам чувствовал это и в правду была истинность. Осознание резко бьет по голове и он тут же приподнимается, смотря в чужие глаза, однако Намджун, хоть и смотрит сначала удивленно от такого неожиданного действия, но что-то в его глазах тут же блеснуло. Попытки что-то сказать не увенчались успехом. Он то что-то начинал говорить, тот тут же супился и вновь прикрывал рот, да и в общем так и не договаривает, так как Намджун светло улыбается, притягивая его к себе и целуя омегу, совершенно мягко и нежно, от чего Сокджин теряется. Глаза напротив сияют, и внутри разливается такая нежность по отношению к альфе, что Джин немеет, почти теряясь, но потом отрывается от губ, все же хмуря бровь. — Почему ты не сказал раньше?! — ворчит Сокджин, и Джун смеется, укладываясь на чужом плече удобнее. — Сказал бы, но как ты себе это представляешь? — посмеивается альфа: — Сокджин-а! Слушай, я знаю, что ты омега, а еще мы истинные, и нет, я не совсем ебанулся на голову и даже не упал со ступенек! Пародирует слащавый голос Намджун, и Сокджин закатывает глаза, прикрывая веки и удобнее обнимая младшего, и еле бурча: «Поговорим потом, а теперь спать!» Намджун улыбается, вдыхая легкими пряный запах вокруг и наслаждаясь мягкой кожей своего омеги. Сейчас он кое-что осознал, он это знал и раньше, но сейчас понимание настолько четко отобразилось в его голове, что иначе просто и быть не может: он никогда не бросит Сокджина во что бы то не стало, и всегда будет его защищать от всего на свете, и более не позволит, чтобы тот был слишком далеко. С этими мыслями он обнимает уже сопящего омегу крепче и сам в скоре засыпает. ***