***
– Погодите, на сегодня правда передавали дождь? – Дазай с неугасаемым скепсисом уставился на окно, за которым стеной стоял непроглядный ливень. – Приехали, – Йосано отложила в сторону тоненькую цветастую методичку с не менее задорным изображением человеческих внутренностей на обложке и бросила на него измученный взгляд. – Ты когда-нибудь слышал, ну, не знаю, о прогнозах погоды, например? – Тебе смешно, но у меня нет даже зонтика, а до автобусной остановки – семь минут бодреньким шагом, – Осаму прищурился. – С таким ветром долетишь за две, – весело выдал Рампо, сложив руки за голову. – В комнате есть дождевик Танизаки, – Акико смерила неодобрительным взглядом развалившегося на трех стульях Рампо и снова повернулась к Осаму. – Он, наверное, будет коротковат на тебя, но это лучше, чем ничего. – Ой, ты заботишься обо мне, – Дазай весело подмигнул ей и скрылся за дверью. – Это приятно! – раздалось приглушенно из глубины комнаты. – Во-первых, ты должен мне платье, – пожала плечами она, – во-вторых, мне жаль твои и без того запачкавшиеся светлые брюки. Досадная непогода быстро разогнала всех засидевшихся посетителей, и вечерняя полусменка теперь обещала быть ещё тише обычного. В зале остались лишь двое долго беседующих мужчин и молодая девушка, увлеченная работой за ноутбуком; они сидели за столиками около самой витрины, через темные стекла которой все ещё лилось мягкое освещение торгового центра, поэтому Ацуши быстренько прибрался в опустевшей части зала, погасил ненужный свет, прикрутил музыку – и в кофейне теперь царила по-настоящему уютная полутьма, убаюкивающая своим приятным спокойствием и ненавязчивой тишиной, сквозь которую тянулись звуки едва слышных разговоров и мягкой музыки. Осаму справедливо решил, что в такой скучной обстановке ему делать больше нечего, и торопливо засобирался домой – увы, не очень вовремя. – Может, переждешь немного? – Акико сказала это довольно неуверенно – видимо, колебалась между желанием дать коллеге столкнуться с неумолимой стихией или все же сжалиться и удержать его ещё ненадолго. – Нет, пусть идет, – уткнувшись в телефон, беззаботно едва ли не пропел Рампо. – Давай-давай! – Может быть, мне удастся захлебнуться дождевой водой! Или по голове ударит крупная градина! – вдохновленный, Дазай торопливо натянул на себя нелепый дождевик, скоро распрощался и унесся быстрее, чем ему успели ответить. – Что ты придумал? – на подозрительный прищур Йосано Рампо лишь весело подмигнул.***
Дазай застыл, абсолютно неспособный поверить собственным глазам. Неприступная мечта всех этих дней, его сокровенное желание, его внезапная и такая страстная любовь стояла прямо перед ним – и их разделяло несчастных три ступеньки эскалатора и наушники, провод от которых тянулся прямо к сумке на бедре рыжеволосого. Это случилось именно в тот момент, когда Осаму не способен был адекватно мыслить, внятно говорить, спокойно дышать, ровно стоять и в общем делать вид человека, абсолютно не обремененного проблемами в умственном и каком-либо ещё развитии, – а они ещё даже не заговорили; забавно подумать, что в их первую встречу Дазай с легкостью смог завестись с полуоборота и даже доказать (он был уверен) свою исключительную правоту только словами, без рукоприкладства, шантажа и прочих нечестных путей, в то время как сейчас не мог в голове связать и трех слов, вытирая свои стремительно запотевшие ладони о плотный и совсем не скользкий дождевик. Наверное, он мог бы вот так вот, углубившись в свои мысли и зациклившись на том, насколько неприятно чувствуется резиновая ткань дождевика под пальцами, пропустить последнюю ступеньку и оставить свой все равно слишком длинный и любопытный нос прямо здесь, на этом эскалаторе. Мог бы, если бы чужая узкая ладонь, одетая в черную кожаную перчатку, вовремя не дернула его на себя. – Чего замечтался, длинноногий? – Чуя оценивающим взглядом окинул его с ног до головы и нахмурился, остановившись прямо на глазах. Осаму сглотнул и перестал дышать. Он потратил последние три часа своей жизни на то, что методично рассматривал до мелочей каждую фотографию в профиле Накахары и непременно ставил лайк – с профиля Ацуши, потому что он, конечно, отчаянный, но это перебор – а теперь обладатель той самой симпатичной улыбчивой мордашки стоял напротив него, хмуро смотря снизу вверх, словно какая-то миниатюрная собачка. Он был, бесспорно, ещё прекраснее, чем на снимках: с его мягким круглым лицом, но острыми скулами, глубокими синими глазами, восхитительными веснушками на ровном прямом носу и вьющимися, слегка растрепанными яркими рыжими волосами, плавно спадающими на левое плечо и сейчас заплетенными в не очень аккуратную, но очень милую косу. Осаму смотрел на тоненькую атласную ленточку в переплетенных прядях волос, игриво переливающуюся белым блеском в свету яркого освещения холла, и думал о том, что о создатель, я так проебался, как же я по-идиотски наивно проебался; Чуя смотрел на его лицо и с каждой секундой становился все мрачнее. – Ты хочешь что-то мне сказать? – резко спросил он, выпрямив плечи и подозрительно прищурившись. Все, что хотел сказать Дазай – он очень рад, что Чуя в перчатках и прямо сейчас не почувствовал, насколько отвратительно потные его ладошки. Последняя клетка мозга выполнила свой священный долг и на последнем издыхании удержала его проклятый язык за зубами. – У тебя забавный плащик, – Накахара слегка расслабился, но взгляд его оставался по-прежнему напряженным. – Ты в нем на гандон похож. – Я дословно передам моему дражайшему коллеге, который является хозяином этой вещички, каждый из твоих искренних комплиментов, так что можешь продолжать, – через силу выдавил Дазай; в голове что-то щелкнуло, и рот его расплылся в слегка придурковатой ухмылке. – Но я же говорил конкретно про тебя, а не про плащик. Чуя тяжело вздохнул, показательно далеко закатив глаза, и, несмотря на то, что он довольно категорично скрестил руки, Дазай мог поклясться – тень улыбки проскочила на его губах. – Мне на парковку, – как бы между прочим бросил он через плечо, разворачиваясь на каблуках – Осаму остался стоять на своём месте дальше, с благоговением рассматривая красоту незамысловатого сплетения прядей на огненно-медном затылке, и едва сдерживая желание протянуть руку и пройтись по нему пальцами. Это действительно выглядело так, будто их короткая переброска фразами закончена, но один наушник так и остался болтаться между бедром и сумкой. – Надеюсь, на твоем трехколесном вело-коне есть звоночек, – фыркнул Дазай, и Накахара тут же остановился, раздраженно обернувшись. – Или таким крошкам как ты не продают такой серьезный транспорт? – Зато у меня нет нужды бежать под проливным дождем до автобусной остановки, – мстительно протянул он и усмехнулся. – Подвезти? Наверное, Дазаю Осаму, как хорошему воспитанному мальчику, не стоило соглашаться на предложения малознакомого человека, даже если он был в этого человека влюблен. Наверное, он не должен был так таращиться на насыщенно розовый – розовый, он, мать вашу, действительно розовый! – роскошный байк, в первый раз в своей никчемной жизни надевать мотоциклетный шлем и на фразу Чуи «не боись, я опытный» невпопад бросить некстати промелькнувшее в голове «а в постели тоже?». И по всей парковке бегать от кроющего его матом Накахары, адски гогоча, тоже не стоило. Плотно прижимаясь к крепкому подкачанному телу своим мокрым животом, обвивая его руками, чувствуя весь исходивший от него жар даже через столько слоев холодной и неприятной одежды, вглядываясь в плывущий перед глазами от скорости, дождя и чувств город, Осаму ни капли о содеянном не жалел. Он положил бы голову на чужие плечи, поговорил на сотни разных тем, коснулся немного жестких – а, может, очень мягких? – волос, заплел бы их сам в косу, куда более красивую, аккуратную, даже если бы для этого понадобилась тонна нервов, переломанные пальцы и пошаговый туториал на ютубе – но Чуя был сосредоточен на дороге, а Дазай только и мог, что стучаться неловко об чужой шлем своим и думать о Чуе. Он добьется своего. Судьба дала ему такой шанс – если это не божье благословление, ебитесь, дети мои, то что это? Если он проколется и в этот раз тоже, он будет самым крупным неудачником за всю историю этого человечества.***
– Иди, поднимайся, – стянув с себя шлем, пробормотал Накахара, – четвертый этаж, я догоню. Осаму растерянно обвел взглядом подземный паркинг и поежился от холода и влаги, стекшей по влажным прядям на затылке ему за воротник плаща. – Я думал, ты подвезешь меня к моему дому, – сдавленно выдал он. – Первое – не думаю, что ты отпустил бы меня так легко и просто, а мне ещё нужно выгулять собаку, – перебирая связку ключей в поисках нужного, начал Чуя, – второе – когда я по пути на парковку спросил твой адрес, ты на полном серьезе выдал мне свою электронную почту. – Вот как, – Дазай выдавил из себя милую улыбку. Ему хотелось кричать. Станет ли ситуация хуже, если он прямо сейчас начнет кричать? Он даже больший лох, чем те люди, которые на радостное «хорошая погодка!» с нелепым восторгом отвечают что-то вроде «спасибо, тебе тоже!». Где вообще был его мозг? Где вообще был он сам?! В раздумьях о том, можно ли считать людей, которые думают, что Эрих Мария Ремарк – два брата и сестра, более тормознутыми, чем он, минуло четыре этажа и вполне себе симпатичненький лифт с зачем-то зеркалом на одной из стенок. Большая бронированная дверь перед ним распахнулась чуть более неожиданно, чем он представлял, и из глубин темной квартиры выскочило нечто… ужасное, маленькое, пушистое и рыжее. – Песик, – прижавшись к дверной раме, сухо просвистел Осаму. – Моя принцесса, – она ловко запрыгнула Чуе на руки, тут же принявшись слюнявить его и без того мокрое от стекающей с волос воды лицо. Дазая перетрусило. – Не бойся, она не укусит! В голове всплыли совсем недавние слова Йосано. – Она… очень милая, – утерев рукавом пот со лба, Осаму тяжело сглотнул ком в горле и попытался усмехнуться. – Так… где у тебя ванная? Дазай по достоинству оценил пользу выгула собак на свежем воздухе. Пока они стояли под навесом крыльца, курили и говорили о мелочах, маленькое рыжее чудо(вище) успело выпустить всю свою энергию – и кое-что ещё, видимо, весь день терзавшее её душевное спокойствие и заставляющее носиться словно угорелой с лужи на лужу. Назад она возвращалась у хозяина на руках – спокойная, довольная и вся грязная, но короткое купание она пережила стойко и сразу же после кормления оставила их в покое. Осаму радовало то, что он даже смог оказаться полезным и подать Чуе шампунь, когда тот старательно вымывал из длинной шерсти грязь. Осаму бесило то, что маленькое существо, названное то ли в честь древнего божества, то ли Капитана Америки, осталось внимательно наблюдать за своим любимым хозяином и незваным подозрительным чуваком, постоянно норовящим переманить на себя его внимание, и теперь все время с подозрением сверлило Дазая подозрительным взглядом маленьких милых (нет) глазок. – Чай, кофе? – лениво спросил вымотанный Чуя, включая плиту в розетку и перетаскивая из раковины уже наполнившийся чайник. – Потанцуем? – неловко пошутил Осаму, но под тяжелым взглядом сразу же осекся. – Давай кофе. – У меня нет кофе, – пожал плечами Накахара, опираясь бедром в кухонную тумбу. Дазай, прикусив губу, с умилением подумал о том, что домашняя одежда на нем выглядит очень симпатично, хотя те рваные черные джинсы облегают его задницу невыносимо хорошо – настолько, что Осаму, как последний извращенец, даже умудрился сделать пару довольно четких фоток, сидя под искусственным фикусом – или что это вообще – у соседнего кафе, и не попасть под подозрения мимо проходящих. Наверное. – Но ты предложил, – резонно хмыкнул он. – Мне лень доставать турку, – Чуя закатил глаза и вздохнул, на секунду задумавшись – Дазай с легкой улыбкой залюбовался. – Какой чай будешь? Черный, зеленый, белый, улун, каркаде, травяной, фруктовый, ягодный… – Черный, – задушено отозвался Осаму, вжав голову в плечи. Чаем в их кофейне всегда занимались Кенджи или Ацуши... кто угодно, но никогда не он, его стихией был кофе. – С лимоном, бергамотом, молоком, мятой, вишней… – Чуя, о ужас, начал загибать пальцы. – На свой вкус, – поспешил прервать его Осаму и вежливо улыбнулся. Накахара бросил на него долгий взгляд, кивнул, и потянулся к открытой навесной полке за небольшой железной коробочкой с красивым рисунком. – Давай без лишних прелюдий и на чистоту, – резко начал Чуя, легким движением поправив лежавшую на плече косу, и Осаму зачарованно вздохнул, – какую цель ты преследовал, когда посылал ко мне того растерянного мальчика с милой длинной прядкой? – А как… ты мог бы растолковать это? – Дазай опустил глаза и пальцем начал наводить выбитый на поверхности стола причудливый узор. – Как издевательство, – фыркнул Накахара, повернувшись лицом к гостю и скрестив руки на груди. – Ты вылил на меня кофе, вместо извинений нахамил, а потом прислал какого-то ребенка с вопросом – задуматься только! – сексуальный ли ты. – Ну так… я сексуальный? – Дазай усмехнулся, убрав прядь волос за ухо. Не впечатленный взгляд Чуи заставил что-то в груди немного болезненно заныть. – Будь я чуть глупее, подумал бы, что этот малый со мной неловко заигрывает, – он махнул головой, и в горле Осаму пересохло. – Но, ты подумал?.. – брюнет напряжённо выдохнул и неловко размял затекшие кисти рук. Чайник сердито засвистел – и Накахара поспешил выключить конфорку, а затем ловко скользнул к холодильнику. В небольшой комнатке повисла гнетущая тишина, и даже уютная домашняя атмосфера не помогала её размягчить. Чуя молча сновал по кухне, то что-то нарезая на цветастой пластиковой досточке, то промывая непонятные травы через сито – Дазай молча разглядывал мебель, тонкие ажурные занавески, собачью подстилку и придремавшую уже защитницу дома. В один миг ему начало казаться, что Чуя обижен его вопросом. Он будто нарочно игнорировал Осаму, напрочь забыл о его существовании – словно строгий родитель, поставивший ребенка в угол, заставивший подумать о плохом поведении и не сдающийся ни под какими слезливыми взглядами. Увы, Дазай настолько же плохо понимал человеческие чувства и эмоции, насколько хорошо разбирался в мотивах и действиях, поэтому все попытки по кирпичикам разобрать их разговор и понять, что же пошло не так, привели к тому, что его этими же кирпичиками и завалило. Он готов был открыто признать своё позорное фиаско – и в этот же момент Чуя поставил перед ним красивую прозрачную чашку с янтарной жидкостью, дымящейся и густой, словно мед, в которой после помешивания все ещё кружились маленькие листочки трав и порезанный на кубики лимон. Он поднял голову выше, но так и не произнесенные слова извинения повисли в воздухе. Чуя, изящно перегнувшись через стол, поудобнее уперся в твердое дерево столешницы, резко притянул его за волосы к себе и нетерпеливо поцеловал. Это было не самым первым поцелуем Осаму. Это не было самым страстным поцелуем Осаму, но воздух из легких все равно выбило мгновенно – Чуя прижимался к его губам своими, обветренными и теплыми; мягко, осторожно, рвано, пытаясь распробовать на вкус, привыкнуть к новым ощущениям и чувствам. Он скользнул пальцами, едва касаясь кожи, по шее, вызывая дрожь от мурашек по всему телу, коснулся плеча, горящей щеки, ловко заправил выбившуюся прядь за ухо, нежно провел шероховатой подушечкой по мочке, ненароком зацепив острым ноготком, и каждое его движение отдавалось теплом, заполняющим грудь, каким-то непривычным желанием оказаться ещё ближе, бережно коснуться – Дазай ждал этого, так терпеливо ждал, думая об этом целыми днями напролет, ломая голову над простой истиной, словно над запутанной загадкой, а теперь пьянел от наслаждения и долгожданного чувства победы. Он мягко дотронулся до чужой руки в немом разрешении, переплетая их пальцы, ненавязчиво притянул к себе – Чуя пластично обогнул край стола, обхватил своими горячими обнаженными ладонями его холодную шею и прильнул еще плотнее. Влажные пряди волос, упавшие на лицо, щекотали лоб и нос, теплое дыхание грело остывшую бледную кожу, и все, что мог сделать Осаму, тая от нежности прикосновений – счастливо глупо хихикать, пытаться отвечать на короткие сухие поцелуи и оставаться в сознании, даже если голова шла кругом только от одной мысли о том, что его целует тот самый Накахара Чуя. Чуя отстранился медленно, нехотя – заглянул в бездонную темноту горящих карих глаз, напоследок мазнув пальцем по уголку припухших, покрасневших губ, сыто ухмыльнулся и, явно довольный собой, плюхнулся обратно на свой стул, подобрав ноги. От одной мысли о том, что этот человек за жалких пару минут продвинул их отношения дальше, чем Осаму сделал это за целую неделю, хотелось громко и немного безумно смеяться. Дазай, не сводя с Чуи взгляда ни на секунду, неторопливо отпил небольшой глоточек чая. – Ну, как? – кивнув, самодовольно поинтересовался Чуя. – Имбирный чай. – Горячо. И очень сладко, – Осаму спрятал лукавую улыбку за высоким краем кружки. – Мне уже нравится.