A Snowflake in Spring

Голова Анны продолжала кружиться даже тогда, когда они с Кристоффом дошли до зала для посетителей. Я только что встретила родителей Эльзы. Я только что встретила родителей Эльзы. Это точно они! Иначе, почему они пахнут, как она? …это жутко? Мне кажется это жутким – все, что только что произошло. Но, мой бог, ее мать просто потрясающая! Думаю, Эльза пошла именно в мать... Рыжая задумалась. Если у Эльзы только что были посетители – значит, она еще будет в зале, когда Анна зайдет туда! Может быть, она даже представит ее Кристоффу, и этот болван поймет, насколько блондинка очаровательна, и не будет приставать из любопытства. Взволнованная улыбка вспыхнула на ее лице: несмотря на то, что девушка говорила и виделась с Эльзой всего дважды, одна мысль об этом заставляла сердце рыжей биться чаще. Не могу сказать, что попрекаю себя этим. Увидеть Эльзу все равно, что навестить застенчивого щеночка. Она всегда такая нервная и нескладная, но когда она счастлива или взбудоражена, это… незабываемо. А если она улыбнется!.. Совсем не как я – я, скорее, особенная смесь ужасного дискомфорта, волнения и… Кашель Кристоффа, прочищающего горло, вернул Анну в реальный мир. “Итак… – он посмотрел на нее сверху вниз, выгнув бровь, – когда именно ты стала таким оратором?” Отведя взгляд, Анна покраснела и стала играться с одной из своих кос. “...заткнись. Я просто… я не знаю”. Когда Кристофф продолжил смотреть на нее, ожидая ответа, она застонала. “Не знаю я! Ну, эм, она готова была расплакаться! Что я должна была еще делать?” “Фактически, именно ты довела ее до слез”. Анна нахмурилась и, надувшись, встала в позу. “Да, но это же помогло! Она обняла меня, не так ли?” На губах Кристоффа появилась ухмылка. “О да, и при этом чуть тебя не раздавила”. Девушка пожала плечами. “Это было не так уж и плохо. Могу сказать, мистер О’Лень, что ваши объятия ничем не лучше, да и пахла она лучше вас”. Когда Кристофф закатил глаза, Анна подмигнула ему и снова отвела взгляд. Пара продолжила идти по стерильно белому коридору в такой тишине, что было слышно скрип кроссовок о линолеум. “Кроме того, помочь им было хорошим делом. Это напомнило мне меня и мои чувства к Хансу. Навещать его не всегда легко, понимаешь? Я знаю, каково это – чувствовать, как… как каждый раз, приезжая сюда, ты начинаешь постепенно забывать о том, что же собой представляет “норма”. Самое тяжелое – это начало… когда человека только помещают на лечение. Мне казалось, что все, что я делаю, я делаю неправильно, и что я ничем не могу помочь Хансу”. Нахмурившись, ее лучший друг немедленно притянул девушку к себе и заключил в объятия. Анна благодарно улыбнулась ему, кладя голову ему на грудь и прижимаясь к парню. Хоть она и дразнила его при каждой возможности из-за запаха, ну никак не похожего на аромат альпийских лугов, ей нравилось, как он пахнет. Это было что-то естественное и знакомое, и Анна находила его очень успокаивающим. Как только они переступили порог зала, девушка сразу же окинула глазами помещение, но искомой светловолосой макушки так и не нашла. Должно быть, Эльза уже ушла. “Кристофф?” Разочарование, которое было нахлынуло от отсутствия блондинки, мгновенно исчезло, когда рыжая услышала голос брата. По телевизору, который он смотрел, шел очередной покерный турнир. При звуке шагов он повернул голову и, увидев сестру и друга, широко улыбнулся. Он вскочил, перепрыгивая через спинку дивана (Какой выпендрежник), чтобы добраться до них, и обнял сразу обоих: одной рукой – Анну за талию, другой – Кристоффа за плечи. “Чувак, я не видел тебя охереть как долго! Как ты?” Парень улыбнулся во все 32. “Вообще отлично, чел! Но следи за языком, здесь дамы”. Засмеявшись, Ханс освободил руку, которой обнимал Кристоффа, и потянулся к сестре, чтобы дать ей щелбан. “Дама? Да она всегда будет моей маленькой нахалкой!” Визжа, Анна попыталась уйти от захвата брата. “Ханс!” – наконец, между приступами, ей удалось выбраться. – “Отстань!” С усмешкой он позволил ей отойти. “И хотя я думаю, что нежные уши нахалки не должны слышать эти в какой-то степени взрослые слова, все-таки…” Он глубоко и звучно вдохнул носом, а потом поклонился в землю. “Мои глубочайшие извинения, о, благородная нахалка”. Это было сказано настолько нелепо, что Анна, а затем и Кристофф с Хансом не смогли удержаться от смеха. Они смеялись так, как будто не было никаких забот. Так, как будто это было до… ну, вы поняли. Топот ног, несущихся по комнате, был слышен даже сквозь смех, и, повернув голову направо, Анна немедленно улыбнулась. Источником звука был 10-тилетний мальчик с бледной кожей, неаккуратными черными волосами и широкими темными глазами, и он бежал к ней с распростертыми объятиями. Девушка присела и раскрыла свои руки ему навстречу. Со счастливым криком он буквально влетел в них. Анна подхватила его и начала качать из стороны в сторону. “Привет, Олаф! Я вижу, ты все еще любишь жаркие объятия”. Маленький мальчик широко улыбнулся ей в ответ. “Анна! Жаркие объятия!” Она засмеялась и обняла Олафа еще крепче. “Ты уже в них, балбеска.” Кристофф наклонился, глядя на паренька с легким удивлением и такой же настороженностью. “Кто этот мальчуган?” “Это Олаф, он часто тут бывает. И, как ты можешь видеть, он любит жаркие объятия”. Девушка с любовью улыбнулась мальчику, который сейчас отвлекся на плавное вращение потолочного вентилятора. Анна уже по опыту знала, что он любил наблюдать за ним, так что она не волновалась. Олаф любил эти вентиляторы, любил, как их лопасти крутились подобно каруселям. По правде говоря, история Олафа была очень грустной. Мистер Окен рассказал ей все о мальчике, когда однажды он подошел к Анне с просьбой обняться, а Ханс отогнал его. Это настолько разозлило девушку, что она была очень близка к тому, чтобы ударить своего брата. Когда Олаф шмыгнул в углу носом, рыжая отправила брата в его собственный угол в качестве наказания, и пока парень стоял там, злой и смущенный, мистер Окен рассказал девушке историю, от которой та готова была разрыдаться на месте. У Олафа было расстройство аутического спектра, как это описал санитар. Другими словами это значило, что у мальчика были черты, напоминающие аутизм, но его симптомы не были настолько серьезными, чтобы действительно требовать особенного и специализированного лечения. Конечно, были вещи, с которыми ему требовалась помощь, наиболее очевидной из которых была его речь, но, честно говоря, Анна считала, что он прекрасно со всем справляется. Он всегда был весел, и вызвать у него улыбку не составляло труда, но если вы расстроите его, он не постесняется показать это. Олаф был умным малым: он отлично читал и работал на компьютере лучше, чем добрая половина санитаров. Но было в нем еще что-то по-настоящему особенное (кроме его привычки игнорировать инструкции и неудержимо смеяться над чем-либо смешным). К сожалению, кроме РАС, у Олафа была еще и смертельная аллергия на солнечный свет. Если он выходил на улицу, его кожа немедленно покрывалась частой красной сыпью; мистер Окен рассказал Анне, что когда мальчику и десяти лет не было, его госпитализировали особенно часто. Когда великан добавил, что лето – любимое время года Олафа, Анне показалось, кто-то ударил ее прямо в сердце. Как мир может быть таким жестоким? “Но зачем его помещать сюда? Вы даже не можете ничего сделать, он просто такой, какой есть!” И от удивления рыжая перешла к ярости, когда Окен грустно улыбнулся в ответ. “Олаф – несовершеннолетний, а в детских домах Эренделла просто нет техники нужного уровня, чтобы помочь человеку с такими проблемами. То, что он здесь – лучший вариант, не так ли? Мы заботимся о нем и обучаем его так хорошо, как только можем, а в один день, может, кто-то придет и навсегда подарит ему нормальный дом”. Анна тогда немедленно бросилась к Олафу, прижимая его к себе так крепко, как только могла. Ее глаза заволокло пеленой, а нос покраснел, когда она шмыгала в попытках сдержать рыдания. Девушка заставила Ханса стоять в углу до конца визита, а сама следующий час сидела с Олафом за раскрасками. Один раз парень пожаловался, и Анна послала ему такой холодный взгляд, что он немедленно повернулся назад и не осмеливался говорить вообще. Когда рыжая, наконец, решила пойти домой, она заставила брата пообещать, что он отстанет от Олафа, и угрожала познакомить его с углом снова, если парень снова заставит мальчика плакать. Она даже ушла, не обняв Ханса на прощание, чего никогда не делала. “Анна? Кто это?” Девушка удивленно моргнула и потрясла головой, освобождая голову от воспоминаний. Она глянула вниз и увидела Олафа, который с любопытством уставился на Кристоффа. В голове у нее возникла идея, и ее губы растянулись в улыбке Чеширского кота. “Это Кристофф”. – Она подмигнула мальчику. – “И он обожает жаркие объятия”. Темные глаза Олафа загорелись, и он с улыбкой повернулся к Кристоффу, извиваясь на руках Анны. Глаза Кристоффа же расширились, и он расставил руки как раз во время, чтобы схватить мальчика прежде, чем он выпал бы из объятий Анны и упал бы на пол. Олаф счастливо хихикнул и зарылся в свободную футболку парня, прижавшись к его груди. “Жаркие объятия!” – голос мальчика звучал глухо из-под ткани. Кристофф сглотнул и неуверенно взъерошил волосы паренька. Олаф поднял голову и улыбнулся в ответ. “Кристофф, опусти!” Блондин сразу же сделал это, осторожно поставив его на пол. Когда Олаф помахал на прощание, Кристофф с застенчивой улыбкой помахал в ответ; Анна же в это время пыталась сдержать звуки умиления, которые все норовили вырваться из нее. Но когда маленький мальчик попытался вернуться к своему столу и лежащей на ней раскраске, девушка попросила его остановиться. С упавшей на глаза челкой Олаф с любопытством обернулся и склонил голову. Анна важно положила руки себе на бедра. “Олаф, ты ничего не забыл?” Мальчик на мгновение задумался, прежде чем его глаза расширились от осознания. Он поднял руку, чтобы еще раз помахать Кристоффу. “Спасибо!” Анна гордо кивнула, и Олаф побежал к своему столу, сразу же сев за раскраску. Все это время молчавший Ханс прочистил горло. Кристофф первым повернулся к нему (Анна все еще восхищалась миловидностью Олафа), и его брови бессознательно поднялись: хотя лицо Ханса было нечитаемым, его руки были сжаты в кулаки, а сам он был невероятно напряжен. Кристофф прищурился, а в его медовых глазах начало расти беспокойство. “Все хорошо, чувак?” Обеспокоенная, Анна немедленно повернулась; за ту секунду, что потребовалась девушке на движение, Ханс расслабился и разжал кулаки, а потому выглядел совершенно нормально, когда глаза сестры посмотрели на него. “Что-то не так?” – с удивлением спросила она. Ханс же покачал головой, мягко улыбнувшись. “Ни в чем. А теперь пойдемте, мы уже много пропустили от турнира. Кристофф, не будешь другом и не возьмешь что-нибудь попить из автомата? Ты знаешь, что мы любим”. Блондин закатил глаза, уже забыв о том, как Ханс смотрел на Олафа. Скорее всего, его жажда защищать Анну обострилась из-за невозможности действительно защищать ее за пределами лечебницы. Возможно, он просто проявляет излишнюю заботу. “Конечно, сейчас вернусь”. Кристофф вытащил кошелек из заднего кармана и направился в коридор. Анна некоторое время смотрела ему вслед, невольно любопытствуя, что же он такое увидел в отличие от нее. Но, в конце концов, она просто пожала плечами и проследовала за Хансом к дивану. Как только девушка села рядом с ним, она заметила, что рядом с Океном стоит санитарка, сопровождавшая к ней Эльзу на днях. Они оживленно разговаривали: старая женщина выглядела довольно грустной, в то время как мужчина просто смотрел на нее с сочувствием. Внезапно брат тыкнул рыжую в плечо. “Анна, только посмотри на этого парня. Клянусь, он так плохо блефует, что даже ты это поймешь!” Анна повернула голову и пристально уставилась на брата. “Что ты только что сказал?!” Ханс ухмыльнулся и в очередной раз взъерошил ее волосы, засмеявшись, когда девушка зарычала и полезла к нему мстить за свои рыжие локоны. “Ну же, Анна, ты знаешь, что не умеешь врать! И, конечно же, ты никогда не смогла бы понять, врет кто-то или нет”. “Я не настолько…” “Нет, настолько, – Кристофф прервал ее откуда-то сзади. Он вернулся с колой, бутылкой воды и безалкогольным пивом для себя. Сев сбоку от Анны, он кинул Хансу его колу. – Уверен, даже из Олафа бы получился детектор лжи лучший, чем из тебя”. Закатывая глаза и фыркая, Анна выхватила свою воду из руки блондина. Хотя на самом деле она не злилась, а была даже довольной: с их последних посиделок втроем прошло слишком много времени. Уголки ее губ приподнялись вверх, когда они все с комфортом устроились на диване. Но как только девушка потянулась сделать глоток из бутылки, она услышала обрывок разговора санитаров. “...одеревенелая, как будто статуя…” “...даже не обнимет в ответ…” “…и с родителями такая же…” Бутылка застыла на полпути ко рту. Анна медленно повернула голову, стремясь услышать больше, но звуки покерного турнира заглушали все вокруг. Ее брови сошлись к переносице, а лоб сморщился от беспокойства. Они не могут говорить об Эльзе… не могут же? “Одеревенелая, как статуя”? Этого просто не может быть… это точно не Эльза! Она же такая милашка! Наверняка, она обожает видеться с родителями! Теперь Анна полностью игнорировала турнир, отчаянно пытаясь уловить как можно больше из их разговора. Она почти полностью перегнулась через спинку дивана в этих попытках. Ханс заметил это и коснулся ее плеча своим собственным. “Анна, ты следишь? Сейчас самый большой банк, а во флопе пришло два туза! Это будет потрясающе!” Девушка рассеянно кивнула. “Да, да, я…” Было слишком поздно; пожилая женщина уже выходила из гостиной. Анна нахмурилась и, обернувшись, снова уселась на диван. Она вздохнула. “... да, я слежу”. Примечание автора Вы, ребята, такие милые: волнуетесь, чтобы личное и работа были на первом месте. Не волнуйтесь, домашнее задание сделано. Честно говоря, я не знаю, откуда приходят идеи, но я клянусь, что они множатся так же, как кролики в кроличьем отеле любви. Да, он существует. Вы хотите знать, что это за идеи? Ну, я могу сказать только одно: покупайте второе сердце. Потому что то сердце, что сейчас у вас, я заберу, и это я не о непреднамеренном убийстве. В любом случае, спасибо моим критикам, мне приятно знать, что вам нравится. Всем любви! Ваша Cel.