A Snowflake in Spring

“Ты ведь не забыла написать кузине?” “Да, господи, да, Кристофф, успокойся. Как будто я могла забыть”. “На самом деле, определенно могла. Я бы не удивился, если бы ты отправляла ей сообщение прямо сейчас”. Анна замерла, покраснев. Трубка домашнего телефона была зажата между ее ухом и плечом, в то время как ее мобильный… Окей. Может быть, я и забыла. Девушка иногда реально ненавидела то, насколько хорошо Кристоф ее знал. Поджав губы и раздраженно нахмурившись, она продолжила набивать незаконченное сообщение. “Проехали, блондинчик. Что будешь делать, пока меня не будет?” В то время как парень говорил о какой-то видеоигре, которую купил недавно, Анна несколько раз перечитала сообщение, чтобы убедиться, не была ли ее речь бессвязной? А такое иногда случалось – особенно в те моменты, когда она была чем-то недовольна; иногда Мег – или даже Кристоффу – приходилось звонить ей и просить объяснить ту непонятную пародию на английский язык, которую они видели во “Входящих”. К счастью, то, что она написала, понять было легко. Хэй, кузина, скажи дяде Арону, что я проведу выходные с подругой. Пусть не волнуется, если приедет сюда и не найдет меня здесь. Люблю тебя, передавай Юджину привет! Довольная Анна отправила сообщение. Осознав, что Кристофф все еще говорит, она убрала мобильник в карман, после чего взяла трубку домашнего телефона в руку, тем самым, давая отдохнуть своему ноющему плечу. “Прости, так о чем ты?” Парень тяжело вдохнул на другом конце провода. “Ну конечно, ты не слушала. Ладно, неважно. Так когда эта женщина приедет за тобой?” Анна взглянула на часы, стоявшие на приставке кабельного телевидения. “Ну, она сказала, что подъедет к трем, а сейчас уже 14:45”. “Я сомневаюсь, что такая высокопоставленная леди опоздает хотя бы на минуту, так что проверь, все ли ты взяла”. Закатив глаза, рыжая плюхнулась на диван. “Обязательно, мамочка. Послушай, Кристофф, со мной все будет хорошо. Я уже все упаковала: одежду, зубную щетку, зарядку – я даже возьму свою Nintendo, так что в случае чего мою скуку развеют Покемоны”. “Ты все еще играешь в них?” “Умоляю тебя, как будто ты этого не делаешь”. “Верно подмечено. Анна, я понимаю, что уже достал тебя, но я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Я не хочу получить на следующей неделе звонок от Мег и узнать, что ты взяла и исчезла, потому что я знаю: это будет не очень-то приятно. – Анна нахмурилась и открыла было рот, чтобы задать парню вопрос, однако тот опередил ее и продолжил. – Мы обменялись номерами телефонов, потому что, очевидно, это стало нашей работой – присматривать за тобой… и с нашей помощью ты, может быть, доживешь до окончания старшей школы; вообще, могло быть хуже, но она хотя бы понимает мой сарказм”. Рыжая фыркнула. “Должно быть, вы счастливы. С вами двумя я уже должна иметь докторскую по расшифровке всяческих грубосте… – ее взгляд упал на часы, и Анна вскрикнула. – Господи, без четырех! Она уже скоро приедет! Кристофф, пока, передавай привет Булде и дедушке Пабби!” “Передам, но помни – не натвори глупостей!” “Ничего не обещаю!” Перед тем, как отбиться, девушка успела услышать ответный смешок Кристоффа и улыбнулась. Сунув телефон в задний карман обтягивающих джинсов (порванная “версия” была куда удобнее, однако она явно не подходила для того утонченного общества, куда Анна собиралась отправиться), рыжая поспешила в свою спальню. Когда до нее оставалось несколько футов, Анна хитро улыбнулась и, разогнавшись, заскользила по деревянному полу. Но ее ноги, обтянутые носками, унесли девушку слишком далеко; она вскрикнула, вслепую хватаясь за дверной косяк. К счастью, ей удалось не упасть. Облегченно отдышавшись и успокоившись, Анна села на кровать, после чего натянула коричневые армейские ботинки, которые в течение 20 минут чистила как раз перед звонком Кристоффа. Последнее, что она хотела сделать – это наследить в доме Хэлландов, и хотя большинство девушек ненавидело пачкаться, у рыжей такой проблемы не было. Множество туфель стало жертвами ее небрежности, поэтому она собиралась взять с собой эти ботинки, пару черных танкеток и свои любимые старые “Конверсы”, предварительно их почистив. Анна немного нервничала из-за того, что по факту танкетки могут не подойти к платью, которое миссис Хэлланд для нее подготовила, и еще больше нервничала из-за того, что даже не знала, как это платье выглядит. Не то чтобы девушка не носила платья; если бы рыжая захотела, она бы могла выглядеть в них просто сногсшибательно. Просто она редко испытывала такое желание. К тому же, приготовленное Кэтрин платье, скорее всего, уходило в пол, а Анна такие платья не то что не носила – даже не надевала. Чтобы убедиться, что наряд будет сидеть идеально, в понедельник, после школы, рыжая была вынуждена испытать свое терпение на прочность, и, если подумать, это было очень неловко. В тот день девушка, отучившись, поехала в маленькое ателье, адрес которого ей до этого скинула миссис Хэлланд; внутрь она зашла, почти не волнуясь, однако потом Кэтрин с улыбкой затащила ее на пьедестал. Из ниоткуда появилась пугающе низкая женщина-брюнетка в очках с толстыми стеклами и стрижкой каре и с видом сержанта строевой подготовки, проверяющего свои войска, начала кружить вокруг Анны, осматривая ее с ног до головы. Когда же девушка рисковала пошевелиться, та тыкала в нее газетой, вгоняя в краску. Миссис Хэлланд, глядя на все это, то и дело прикрывала рот рукой, пытаясь скрыть тихий смех. Наконец, хозяйка ателье – Эдна, если Анна верно запомнила – подошла к Кэтрин; после нескольких минут разговора женщины подошли к письменному столу, стоявшему на почтительном расстоянии от пьедестала. Эдна вскочила на табурет, вытащила из ящика большой блокнот и, ухнув его на столешницу, открыла на новой странице, доставая из кармана своего модного пальто ручку. Никогда не смогу понять всю эту “высокую моду”. Боже, наконец-то я свободна... Девушка уже намеревалась сойти вниз, как вдруг Эдна угрожающе ткнула в ее сторону ручкой, прищурив глаза-бусинки, и, крикнув “Стоять!”, пустила эту самую ручку в пляс по странице. Анна заворожено начала наблюдать за этим, но ее челюсть тут же отвисла: Эдна вырвала страницу и, скомкав, отправила ее в полет; Кэтрин же стояла рядом с ней, просто сложив руки перед собой, и время от времени что-то предлагала или на что-то указывала в блокноте. Брюнетка либо отмахивалась от нее, либо замирала, обдумывая слова Кэтрин, а через мгновение продолжала рисовать. Напрягая слух, Анна, пытаясь уловить хоть что-то из их тихого бормотания, однако к четвертому вырванному листку окончательно сдалась и, вздохнув, решила занять себя обычным делом, которым можно заняться в ателье: она начала рассматривать платья, висящие на вешалках, и представлять, кто из высшего общества их наденет и куда... Спустя, как показалось рыжей, вечность, она поймала себя на том, что стоит перед смехотворным, больше похожим на палатку, оранжевым платьем, и пока девушка пыталась понять, что за женщина (возможно, даже сумасшедшая) будет носить его на публике, кто-то взял ее за руку. От неожиданности Анна с возгласом отскочила в сторону, запнувшись о пьедестал и упав на спину. Миссис Хэлланд (а это была она) кинулась рассыпаться в извинениях; Эдна на это только фыркнула, подходя к рыжей. В то время как Анна все еще потирала свой ушибленный зад, женщина крепко схватила девушку за подбородок, начав наклонять ее голову в разные стороны. Анна противилась этому; ее лицо вспыхнуло, когда Эдна, наклонившись, стала внимательно изучать ее глаза. “Хм… для такой неуклюжей юной особы – ты просто прелестна. Не думаю, что когда-либо раньше видела такие глаза, как у тебя. Еще и натурально-рыжие волосы. Прекрасные цвета; они выделяются сами по себе, но при этом не настолько, чтобы нельзя было подобрать к ним ткань. Некоторые мои модели заплатили бы за них – что за цвет глаз, что за цвет волос – тысячи… Глупые маленькие куколки”. Наконец, резкая по натуре женщина отстранилась и вернулась к своему столу. Миссис Хэлланд тут же подскочила к Анне и, протянув руку, помогла девушке подняться. Эдна явно закончила с ней, потому что, когда Кэтрин уточнила, будет ли платье готово вовремя, модельер только рассмеялась и, взяв блокнот, исчезла за стеллажами с платьями. “Не волнуйся, дорогая, оно будет потрясающим”. Тогда Анна впервые услышала слово “дорогая”, употребленное в разговоре всерьез; кроме того, тогда же Анна впервые была избита газетой. Девушка не смогла не улыбнуться при этом воспоминании. Да уж, это была неделя первооткрытий. Натянув ботинки, Анна встала и обвела взглядом комнату, чтобы убедиться, что вся техника выключена, а еды нигде не осталось: девушка иногда ела у себя в комнате, и разлагающиеся объедки определенно не были тем, что она хотела бы увидеть в воскресенье. Удовлетворенная состоянием своей комнаты (носки, одежда и другие разные вещи, валявшиеся на полу, не в счет), Анна схватила рюкзак и направилась обратно в гостиную, однако через мгновение она, резко обернувшись, прищурилась и начала мысленно проверять все, что можно. Проверить холодильник, чтобы ничего не протухло? Есть. Выключить свет? Есть. Термостат выключен? Э-э, наверно, да?.. Ладно, еду на два дня, много не израсходует. “Ладно… думаю, я готова!” Анна оглядела относительно чистую гостиную и с гордой улыбкой закинула рюкзак на плечо; тут из кармана раздался звонок, и, достав телефон, девушка обнаружила, что звонит ей Кэтрин. “Миссис Хэлланд? Нет, нет, не волнуйтесь, вы меня совершенно не отвлекаете! Да, я готова – буду честна, я сама удивлена этому, потому что обычно я всегда опаздываю. Однажды осенью я опаздывала на экзамен по истории, и учительница уже собиралась закрыть дверь в класс, как я просто побежала, при этом чуть не сбив ее с ног… мне теперь так стыдно за это, вы бы знали!..” С нервным смешком она умолкла и, убрав телефон от уха, хлопнула себя по лбу. Ей не нужна история твоей жизни, чудачка. Боже, тебе серьезно нужно посетить семинар самопомощи, наподобие клуба анонимных балаболов. Услышав, как миссис Хэлланд хихикнула, девушка покраснела и возобновила разговор. “О, кстати, тест я сдала на «отлично». Спасибо! О, нет, вам не нужно ничего забирать, я спущусь через секунду. Вы можете подождать в вестибюле, там есть кондиционер! Не то чтобы на улице было жарко, конечно – в конце концов, сейчас только март, и… да, я, пожалуй, пойду, потому что я слишком много болтаю, и это моя ужасная привычка, и мне очень жаль, что я такая нелепая… эм, пока!” Повесив трубку, Анна вздохнула. Боже, иногда я просто посмешище. Схватив ключи с ключницы и не забыв свою любимую зеленую куртку, девушка последний раз оглядела квартиру и, наконец, заперла за собой дверь. Во мгновение ока она очутилась в вестибюле, где ее с улыбкой встретила миссис Хэлланд. Женщина была одета, как и всегда, идеально: волосы собраны в элегантный пучок, макияж безупречен. Фиолетовая юбка-карандаш и сшитый на заказ белый топ заставляли Анну чувствовать себя довольно безвкусно, но Кэтрин, похоже, так не думала: она даже потянулась к ее жакету, с любопытством пробуя материал на ощупь. “Этот жакет прекрасен, мисс Кристиан: он идеально подходит к вашим волосам. Это нейлон?” Девушка покраснела и взъерошила челку. “С-спасибо, мне его брат купил с год назад… по правде говоря, я понятия не имею, из чего он – я просто кидаю его в стирку вместе со всем остальным, а ему хоть бы что”. Кэтрин усмехнулась и убрала руку. “Ну, он вам очень идет. Давайте пойдем? Мой муж уже едет за Эльзой, однако в поместье они приедут позже нас. Пожалуйста, сюда”. Анна могла лишь только моргать, молча следуя за женщиной. Поместье? Помахав Джиму, который открыл им дверь, и улыбнувшись в ответ на его кривую усмешку, девушка вышла на улицу… и обомлела при виде блестящего серебристого спорткара, припаркованного у ее дома. Господи, да он стоит дороже, чем я! “Можете положить свой рюкзак в багажник. Ни за чем не хотите вернуться?” “Э-э… да мне много не нужно: кое-какая одежда, зубная щетка… – Анна подпрыгнула, когда по нажатию кнопки на брелке открылся маленький багажник и, борясь с желанием провести рукой по безупречному покрытию, обошла автомобиль и осторожно поставила рюкзак внутрь, удивляясь вместимости багажника, а потом медленно захлопнула его: девушка искренне боялась, что может что-то поцарапать или сломать. Для нее это было проще простого. – Итак… вау, миссис Хэлланд, мне нечего сказать. Ваша машина прекрасна; я знала, что машины могут быть красивыми, но эта… она настолько чистая и блестящая, что просто… просто вау!” Улыбаясь в ответ, Кэтрин открыла дверь и, устроившись поудобнее, села за руль автомобиля; Анна же плюхнулась на кожаное (естественно, это была настоящая кожа) сиденье рядом с женщиной, радуясь, что нашла время почистить ботинки. “Дорога до поместья займет минут 40. Можете включить музыку, если хотите, однако не слишком громко, конечно. К сожалению, дисков у меня нет, так что вам придется поискать что-то по радио”. “О, отлично! Правда, я могу что-нибудь сломать, но постараюсь этого не сделать” Подняв бровь, женщина послала рыжей ободряющую улыбку; нервно улыбнувшись в ответ, Анна потянулась к радиоприемнику и – в то время как Кэтрин отъезжала от тротуара – нашла подходящую волну. Подумав, что миссис Хэлланд не захочет слушать поп или кантри (а рыжая слушала именно это), она остановилась на станции, где, кажется, проходил фортепианный марафон. Фортепиано было красивым инструментом, так что Анне и самой было приятно его слышать. Когда девушка откинулась на сиденье, она поймала мягкую одобрительную улыбку Кэтрин и испытала гордость за саму себя. Они молча ехали прочь от городской пыли, направляясь к лесу и его свежести и наслаждаясь мягкими звуками фортепиано. Анна смотрела в окно, любуясь тем, как нежный зеленый цвет деревьев и голубой цвет неба дополняют друг друга, и, пока она смотрела, в ней зарождалось любопытство: рядом с ней сидела мать Эльзы, которая знала Эльзу до лечебницы – знала тогда, когда Эльза говорила. Может быть, она расскажет ей об Эльзе чуть больше; может быть, это поможет понять блондинку чуть лучше… может быть, это даст ей намек на то, почему Эльза именно такая, какая она есть. Взгляд Анны уперся в собственные колени, а сама девушка переплела свои пальцы и закусила губу, то и дело бросая быстрые и нервные взгляды на кажущуюся спокойной миссис Хэлланд. Может, не стоит ее беспокоить?.. Но Анна была не из боязливых. Если женщина не захочет отвечать на вопросы – это ее право, однако девушка ничего не узнает, если не попытается… поэтому она глубоко вздохнула и собрала все свое мужество в кулак. “Миссис Хэлланд?” “Да, Анна?” Рыжая судорожно сглотнула и начала с явной нервозностью. “Я хотела попросить вас… ну, может быть, вы могли бы рассказать мне что-нибудь об Эльзе? О том, какой она была до лечебницы, – Кэтрин молчала, слегка нахмурившись. – Конечно, вы м-можете не отвечать, мне просто интересно. Я пойму, если вы не захотите; я бы не хотела, чтобы вы вновь пережили какие-то плохие воспоминания...” “Все в порядке, мисс Кристиан… Анна. Простите меня за молчание, просто это был совсем не тот вопрос, который я ожидала услышать. Я… я была бы более чем счастлива, – тут глаза Анны расширились, а сама она с трудом сдержала возбужденную улыбку, – рассказать вам о детстве Эльзы”. Кэтрин глубоко вдохнула, задержав на мгновение дыхание, и посерьезнела; глаза женщины погрустнели. “Эльза была чудесной дочерью. Она никогда не спорила, всегда была вежлива… она редко попадала в неприятности, и большинство наших слуг были просто без ума от нее. Эльза, к тому же, была умным ребенком, и всегда читала; бывали ночи, когда наш дворецкий Кай приходил ко мне и говорил, что наша девочка уснула в одном из кресел, придвинутом к камину, с книгой на коленях… Когда бы это ни случалось, я всегда относила ее в постель и укладывала спать, а если она просыпалась, я пела ей колыбельную”. Кэтрин улыбалась, вспоминая об этом, и Анна в свою очередь тоже не смогла сдержать улыбку. Тем не менее, через мгновение девушка нахмурилась: глаза Кэтрин снова погрустнели. “Но Эльзе было скучно и одиноко одной. Наше поместье стоит обособленно, а слуги со временем стареют; у нее никогда не было друзей, с которыми можно было бы играть. Чтение – единственное, чем она могла заниматься. Эльза никогда не увлекалась спортом, так что она не получала особого удовольствия от пребывания на улице, особенно когда стояла жара. Бывали дни, когда она просто стояла у окна и смотрела на сад с самым несчастным видом. Я… – Кэтрин замолчала, тяжело дыша. Анна наблюдала за ней, пока та, казалось, буквально силой заставляла себя говорить. – Когда Эльзе было четыре года, я обнаружила, что снова беременна. У нас должна была родиться девочка. Маленькая сестренка, о которой можно было бы заботиться, с которой можно было бы играть – она смогла бы растормошить Эльзу. Наша девочка была так взволнована! Я помню, как она клала голову мне на живот и рассказывала, как она познакомится со своей младшей сестрой, своей лучшей подругой”. Глаза Кэтрин затуманились, и Анна инстинктивно положила руку на плечо женщины, утешая ее. “Все были так взволнованы… Эльза, мой муж, я. Одну из свободных комнат – она была по соседству со спальней Эльзы – мы превратили в детскую. Они с Антоном красили стены (Эльза сама выбирала все цвета), а я сидела в кресле-качалке и вязала. Мы еще никогда не были так счастливы”. Одинокая слеза скатилась по щеке Кэтрин, и она вздрогнула, крепче сжимая руль. “Я была на шестом месяце, когда потеряла ее”. Глаза Анны расширились, а сама она прикрыла рот рукой. Нет… “Я не помню подробностей, однако уверена: вы знаете, как ведут себя врачи. Великодушные и ласковые слова, которыми они пытаются смягчить страшную правду. Все, что я помню, так это ужасную боль… я так и не увидела ее. Мне сказали, что я потеряла сознание во время процедуры. Боль от потери дочки врезалась в самую мою душу, в самое сердце моей семьи. Я была сломлена, мой муж был в отчаянии, а Эльза… – костяшки пальцев Кэтрин побелели, а плечи начали трястись. – Простите меня, мисс Кристиан, но нам придется остановиться. Было бы н-неразумно с моей стороны продолжать вести машину в таком состоянии” Глядя на женщину затуманенными глазами и все еще прикрывая рот ладонью, Анна могла только кивнуть в ответ. Миссис Хэлланд съехала на обочину и, припарковавшись, осела в кресле, сложила руки на животе и крепко зажмурила глаза. Продолжить она смогла, только судорожно вздохнув несколько раз. “Эльзе было хуже всего. Она была так взволнована тем, что у нее наконец-то кто-то будет, пусть даже этот кто-то и будет ребенком. Когда мы вернулись из больницы домой, Эльза подбежала прямо ко мне и, убедившись, что со мной все в порядке, прижалась ко мне и спросила, как поживает ее младшая сестра, – костяшки пальцев Кэтрин побелели, когда ногти впились в ладони; лицо исказилось, а из глаз полились слезы. – Я… я сломалась прямо там, в фойе. Ноги меня не держали; я рухнула на пол и закрыла лицо руками. Моя речь была слишком бессвязной, так что объяснять, что произошло, пришлось Антону… однако я слышала его. «Твоя младшая сестра не придет, Эльза. Никогда». О Боже, повисла просто мертвая тишина! А затем… затем я почувствовала ее маленькие ручки на своем лице, и когда я подняла глаза, мне показалось, что мое сердце вырвали из груди. Эльза, моя дорогая Эльза… ей было всего четыре года, но ее глаза были так печальны, так отчаянны!.. Она посмотрела мне в глаза – четыре года! – и сказала: «Все в порядке, мама. Это не твоя вина. Она ведь теперь ангел… не так ли?»” Плечи Кэтрин содрогнулись от рыданий, и Анна почувствовала, как плачет вместе с ней. Она могла только представить себе эти невинные голубые глаза такого же невинного ребенка, наполненные до краев грустью, однако такие понимающие, такие невероятно мудрые, несмотря на боль от осознания потерянного. Она могла только представить себе маленькую Эльзу: ее светлые волосы, аккуратно заплетенные в косу или, может, даже в пучок, как у ее матери, ее лицо, по-детски пухлое. Она видела эту маленькую Эльзу в библиотеке, закопанную в книги – лишь бы забыть об этом; лишь бы не обращать внимания на печаль. На разочарование. Она видела маленькую, практически крошечную Эльзу, идущую мимо комнаты, которая могла бы быть комнатой ее младшей сестры, и смотрящую в пол, потому что Боже упаси ее взглянуть на эту дверь и начать плакать о лучшей подруге, которую она никогда не увидит. Или, может быть, она все-таки зайдет внутрь – однажды, когда почувствует себя готовой. Может быть, она сядет на полу; возможно, с книгой, которую принесет из библиотеки, чтобы притвориться, что читает своей младшей сестре. Той самой младшей сестре, которую она так терпеливо ждала. Младшей сестре, которую она так и не смогла увидеть. Анна все это увидела, и это разбило ей сердце. “Но миссис Хэлланд… Эльзе тогда было четыре, верно? Почему… что случилось, когда ей было восемь? Почему она замолчала?” Глаза Кэтрин все еще были закрыты, однако она покачала головой из стороны в сторону. Слезы все еще текли по ее щекам, капая с подбородка на блузку. Сделав глубокий вдох, чтобы хоть как-то успокоиться, она ответила. “Мы… мы не знаем. Эльза никогда не стала прежней после того, как я потеряла ребенка, но и не была такой, какая она сейчас. С того дня и до восьми лет она была тихой, однако никогда не молчала; застенчивая и сдержанная, но не… не каменная. Все изменилось на восьмой год, зимой”. Миссис Хэлланд немного собралась: хотя глаза все еще были влажными, рыдания женщины утихли, а грудь не так сильно вздымалась от боли воспоминаний. “Это было в январе – ну, в ночь с 31 декабря на 1 января; мы устроили тогда вечер. Было поздно, и Эльза должна была быть в постели, однако пошел снег. Эльза всегда любила снег… она часами могла играть в нем, лепить снеговиков и строить снежные крепости. Они всегда были прекрасны… В тот год зима была бесснежная, поэтому, увидев снежинки, она так разволновалась, что тайком вышла поиграть. Но… снег все падал и падал, а никто не знал, что она снаружи; все служанки думали, что она спит. Мы с Антоном решили лечь спать где-то около полуночи, и я захотела проведать ее… Конечно, когда мы зашли к Эльзе и не нашли ее в кровати, то сразу же испугались”. Миссис Хэлланд открыла глаза, красные и опухшие от слез. “Мы остановили празднество и сообщили гостям о случившемся, а потом попытались вызвать полицию, однако к тому времени снегопад усилился настолько, что передвигаться по дорогам было невозможно. Все присутствующие предложили свою помощь, и мы организовали поисковые группы… но все было впустую. Снег падал так быстро, а сам он был таким густым, что следы исчезали моментально. В конце концов, нам пришлось сдаться; несмотря на то, что это буквально убивало нас, мы позвали всех обратно и предложили заночевать. Я провела ночь, рыдая в объятиях мужа, искренне боясь, что вот-вот потеряю еще одного ребенка”. Кэтрин замолчала, и Анна затаила дыхание, сцепив руки в замок. “Когда наступило утро, а дороги, наконец, расчистили, прибыла полиция – правда, ее помощь уже не требовалась, потому что как раз в тот момент, когда они начали собственные поиски, на подъездной дороге появилась Эльза. Она была без шапки и перчаток, с красным от холода лицом… но она не дрожала. Когда мы увидели ее, мы пришли в восторг; это было настоящее чудо! Однако… мы сразу поняли, что что-то не так: она не ответила, когда мы окликнули ее, не подняла глаз, когда мы побежали к ней, и почти не отреагировала, когда мы ее обняли, но в тот момент все были так счастливы, что она была в порядке, что это не имело значения. Мы до сих пор не знаем, как она пережила ту ночь; не знаем, куда она пошла и что делала, однако что-то спасло ее от холодной смерти. Это спасло ей жизнь… но не спасло остальное”. Глаза Анны растеряно сузились, и она открыла рот, чтобы заговорить, однако Кэтрин повернула голову, и их взгляды встретились. Рот девушки тут же закрылся. “Сначала мы просто списали это на шок. Бесчувственность, отстраненное поведение – мы думали, что это пройдет. После недели молчания мы забеспокоились; через две недели нам стало страшно. После месяца молчания, месяца отсутствия зрительного контакта и вообще какой-либо реакции от нашей дочери… мы забили тревогу. Доктор Уизелтон, один из терапевтов лечебницы…” “О, о-он и моим братом как раз занимается”. “... доктор Уизелтон прибыл к нам домой и весь день наблюдал за ней. Он считал, что это просто случай избирательного мутизма и что мы могли бы помочь ей справиться с ним… он ведь уже имел дело с детьми, страдающими от подобного. По его совету мы привели Эльзу в группу таких же, как она, детей (вы наверняка слышали о групповых сеансах помощи), но когда он увидел, как в сравнении с другими детьми ведет себя Эльза, он испугался, что все может быть гораздо хуже. Другие дети... они, хоть и были молчаливы и застенчивы, все еще ясно выражали свои чувства; может, они и не улыбались, однако могли смотреть тебе прямо в глаза, а некоторые, если им протянуть книгу или что-то вкусненькое, взяли бы протянутое. Но Эльза… Эльза просто сидела в своем кресле и не двигалась. Она смотрела в пол, не обращая ни на кого внимания, а когда мы приходили забрать ее, она только молча следовала за нами. Это было ужасно”. Миссис Хэлланд глубоко вздохнула – и этот вздох, казалось, шел откуда-то из недр ее души. “Мы поместили ее в лечебницу примерно через два месяца после того, как она вернулась домой тем снежным утром, молчаливая и продрогшая до костей. И с тех пор я мечтаю поговорить с ней, мечтаю заглянуть в ее голубые глаза и увидеть ту маленькую девочку, которой я пела по ночам. Я скучаю по своей дочери, мисс Кристиан, – тут Кэтрин повернулась к Анне и нежно улыбнулась, после чего смахнула слезы со щеки рыжей. – И благодаря вам я чувствую, что все мои мечты скоро могут сбыться”. Анна покраснела от такого внимания, однако тепло улыбнулась женщине, к которой теперь испытывала глубокое, благоговейное уважение. “И я вам благодарна – за все то, что вы мне рассказали. Я обещаю, я сделаю все возможное, чтобы вернуть вам вашу дочь”. Кэтрин усмехнулась. “Я знаю и верю вам… и, если хотите, можете звать меня по имени. «Миссис Хэлланд» звучит слишком официально”. У Анны от шока отвисла челюсть. “Я-я никогда не смогу!.. Это было бы так… Боже, спасибо за предложение, но я бы чувствовала себя более комфортно, если бы я – я не хочу, чтобы вы чувствовали себя старой или что-то подобное, потому что это не так, серьезно! Я прекрасно теперь понимаю, в кого Эльза такая красивая; вы просто ошеломительны! Вы не старая… господи, это было ужасно, мне так жаль, я же говорила вам, что меня иногда несет и…” Лицо рыжей вспыхнуло, когда Кэтрин засмеялась и, пытаясь заглушить смех, прикрыла рот обеими руками. “О, мисс Кристиан, теперь я понимаю, почему моя дочь так увлечена вами. С вами очень приятно находиться рядом”. Увлечена? Что она имеет в виду? “Кстати, об Эльзе. Я думаю, наша поездка уже достаточно затянулась; мой муж, вероятно, уже вернулся домой, и моя дочь ждет вас. Можем мы?..” Все еще красная Анна могла только кивнуть в ответ, и Кэтрин завела машину. Вскоре они тронулись, и через какое-то время миссис Хэлланд свернула с главной дороги на длинную извилистую подъездную. Челюсть рыжей снова отвисла, когда она увидела солидный белый особняк, возвышавшийся на вершине холма, по которому они медленно поднимались. Если бы она лучше разбиралась в архитектуре, то смогла бы еще и подробно описать здание, однако, конечно же, она не разбиралась, так что единственное, что крутилось у нее в голове это – Вау. Когда они подъехали к дому, Анна впала в экстаз при виде Эльзы, сидящей на ступеньках, которые вели к массивным дверям главного входа, и смотрящей в землю. Рыжая улыбнулась так сильно, что стало больно, и, распахнув дверь, на ходу выпрыгнула из машины, не обращая внимания на протесты миссис Хэлланд. “Эльза!” Белокурая голова резко поднялась, и в тот момент, когда их глаза встретились, Анна почувствовала, как ее сердце затрепетало, а в животе запорхали бабочки. Эльза вскочила, и ее лицо осветила ответная улыбка. Все, что миссис Хэлланд рассказала Анне в машине, начало возвращаться к ней. Девушка почувствовала, как в ее глазах снова собираются слезы; ее шаги становились все шире и шире, пока, наконец, она не побежала навстречу спешащей к ней Эльзе. В мгновение ока они оказались рядом, и рыжая бросилась в объятия блондинки, уткнувшись ей в плечо. Эльза поймала ее, обхватив за талию и прижав к себе, смущенная, но счастливая от того, что Анна снова вместе с ней. Когда рыжая отстранилась, блондинка нахмурилась; она хотела вытереть ее слезы, однако прежде, чем Эльза успела хотя бы подумать о том, чтобы потянуться к Анне, та обхватила ее лицо обеими руками. Бирюзовые глаза, полные слез, неистово впились в голубые. “Ты прекрасна, – глаза Эльзы распахнулись, а на щеках девушки вспыхнул румянец. Голос Анны не оставлял места ни для возражений, ни для ответа; он был сильным, серьезным и был наполнен таким количеством эмоций, что Эльза могла только удивленно смотреть на девушку в ее объятиях. – Ты прекрасна, и мне жаль. Мне очень жаль”. Склонив голову, Эльза продолжала искать причину, из-за которой произошла эта внезапная вспышка, но когда плечи Анны содрогнулись от новой волны рыданий, лицо блондинки озарилось улыбкой, и она, наклонившись вперед и прикрыв глаза, поцеловала рыжую в лоб, а после вновь притянула Анну к себе, кладя ее голову на свое плечо. И пока Анна плакала, Эльза обнимала ее, не понимая, что именно она – является той самой причиной, почему Анна плачет. Примечание от автора Я плакала, пока писала эту главу, чуваки. И я не знаю, все ли в курсе, но я изменила последнюю главу: старая версия мне не особо нравилась, однако сейчас я по-настоящему ею довольна. Я... серьезно, я даже не могу выразить свою благодарность вам. Я не могу поверить во все те похвалы и во всю ту доброту, которые получаю, и я действительно, действительно польщена. Слова не могут выразить ту радость, которую я испытываю при чтении ваших отзывов или сообщений, на которые вы тратили свое время. Я прочла их все – и даже перепрочла. Вы все потрясающие, честное слово. Ваша Cel.