Финал
8 апреля 2021 г. в 00:00
Дорогая Анна,
Я так много хочу тебе сказать, однако я так часто пыталась написать тебе это письмо, что боюсь приводить мысли хоть в какой-то порядок, потому что уверена: получится что-то холодное и наигранное. Я этого не хочу. Должна признаться, что именно из-за того, что это письмо – любое письмо – забрало у меня столько времени, столько сил, что я… я хочу, чтобы все это закончилось. Я хочу написать все, о чем думаю, отправить тебе и больше никогда не вспоминать об этом. Но я вспоминаю, потому что не могу не думать о тебе.
Я думаю о тебе каждый день.
Я боюсь, что ты ненавидишь меня и что твоя ненависть оправдана. Я не уверена, как это произошло, я совсем ничего не помню. Все, что я знаю – то, что твой брат упал.
Сейчас я дома, попросила маму забрать меня из лечебницы. Я больше не могла там оставаться; это больше не мое безопасное место, не моя нора, где я могла бы спрятаться. Из-за того, как долго я никуда из нее не выбиралась, я почти что забыла, насколько прекрасен этот мир. По дороге домой я никак не могла оторваться от окна, восхищенно любуясь пейзажами, цветом неба и облаками, танцующими на нем. А еще мы заехали по пути в маленькую кофейню, и я впервые за много лет насладилась кофе. Это так тяжело – быть где-то с “нормальными” людьми и пытаться не показывать свой страх. Несмотря на то, что мама все время, пока делала заказ (в том числе и для меня) держала меня за плечо, стоять там и пытаться улыбаться баристе было страшнее любого кошмара, который я помню. Вот только… только именно те кошмары, которые ты не помнишь, всегда пугают тебя больше всего.
Я не знаю, захочешь ли ты вновь увидеть меня, и я не стану тебя винить, если нет. Но я буду скучать по тебе. Мне жаль, что я так эгоистична; я знаю, наши отношения не были особенно сбалансированными. Знаешь, в чем заключается горькая правда? Я чрезвычайно мало знаю о тебе – о той Анне, что вне лечебницы, и хотя моя мать пыталась оправдать перед тобой мое поведение, я не уверена, что когда-нибудь найдется достаточно хорошее объяснение тому, что у меня никогда не хватало мужества даже на то, чтобы поздороваться с тобой.
Мама пытается найти для меня нового логопеда. Я смогла написать ей письмо, точно такое же, как и это. Моя первая настоящая попытка общения за целую вечность. Она была так счастлива, читая его, и когда я смотрела на нее, я чувствовала себя… хорошо. Как если бы у меня что-то получилось. Как если бы наметился прогресс.
Я думаю, что-то во мне изменилось. Трагедия, произошедшая на лестнице, со всей силы вытолкнула меня с натоптанной тропы, в которую успела превратиться моя жизнь. Я не уверена, по праву заслужила ли это, однако я постараюсь извлечь из этого максимум пользы, и если не для себя, то для людей, о которых я забочусь.
И ты все еще входишь в список этих людей.
Отец безмерно рад тому, что я навсегда вернулась домой: мне кажется, если он сможет, то вообще больше не позволит мне куда-либо уехать. Слишком много лет было потрачено впустую, и теперь мы, наконец, снова станем семьей, какой бы искалеченной она ни была. Я рада этому, но мне кажется, что мое сердце сжимается всякий раз, когда я слышу чьи-то приближающиеся к комнате шаги. Ненавижу ощущать себя чужачкой и пленницей в одном лице… однако тут уж ничего не поделаешь: я множество лет жила под чужой шкурой и лишь недавно обратно вернулась в свою…
А теперь… теперь начинается та часть, при написании которой я нервничала больше всего. Пока я не продвинусь достаточно, чтобы чувствовать себя достойной твоего общества, я не буду писать тебе. Я не знаю, сколько это продлится, но когда я все-таки напишу… скорее всего, это будет приглашение. Я не хочу, чтобы ты полностью ушла из моей жизни, хоть и знаю, что вероятность того, что мы когда-либо будем… ладно. Как бы там ни было, а решать тебе; я буду в твоей жизни ровно в том объеме, в котором ты захочешь.
Я надеюсь, твой брат оправится ото всех своих недугов – как физических, так и душевных. Я действительно надеюсь на это. Не ради него, должна признаться, но ради тебя; он… пострадал из-за меня, из-за того, что я сделала нечто, чего он не одобрял. Не буду писать об этом: не думаю, что это покажет нас с ним с хорошей стороны. Я лишь скажу, что мне стыдно за то, что случилось до его падения, и всякий раз, когда я вспоминаю об этом, мне стыдно столь же сильно, как и в первый раз. Я поняла, насколько по-настоящему нестабильными и извращенными стали мои чувства к тебе; я позволила им затуманить то, что могло бы быть искренней привязанностью и чистой первой любовью.
Да. Любовью. Конечно, еще не в полной мере, но думаю, дорогая Анна, что если бы все сложилось иначе, то я бы безоговорочно влюбилась в тебя. Я все еще считаю, что это возможно (если, конечно, в твоей жизни найдётся место для меня), однако перед этим я должна взять на себя ответственность за саму себя. Я должна попытаться сделать себя лучше. Я не могу любить тебя и быть лишь оболочкой от человека. Потому что она сожрет живьем любого, называя это любовью... сожрет вне зависимости от того, насколько ярка его аура.
Так что, родная Анна, ты должна на время забыть обо мне. Ты должна позволить мне исцелиться так же, как исцеляется Ханс, и я лишь могу надеяться, что мы выкарабкаемся. Мы должны. Я боюсь того, что произойдет, если мы не сможем… и ты тоже должна исцелиться. Позволить себе жить без наших эгоистичных требований к себе. Ты должна быть свободна, ты должна наслаждаться жизнью без Ханса и бедной, молчаливой Эльзы.
Однажды я вновь напишу тебе. Может быть, даже позвоню, кто знает? Было бы здорово снова услышать твой голос. Конечно, гораздо более вероятно, что я именно напишу, не будем тешить себя напрасными ожиданиями; как бы то ни было, это письмо будет приглашением. Приглашением присоединиться ко мне за чашкой горячего шоколада, ведь я знаю, как сильно ты любишь шоколад. Я не уверена, нашли ли мы тогда мой любимый вкус… но все в порядке. Мне кажется, что, по мере того, как мы растем, становимся старше и начинаем мыслить многогранно, мы теряем способность возводить все в абсолют. Я слишком легко могу представить тебя, молодую и наполненную энергией, восторженно заявляющую, что любимым твоим вкусом был первый же съеденный тобой трюфель, а затем следующий, а затем еще один… я не думаю, что что-то одно сможет охарактеризовать меня всю. Слишком много плохого я пережила, и это “плохое” было разным.
Хочешь узнать, что заставило меня собрать всю смелость воедино и подойти к тебе? Что придало мне сил первой попытаться наладить контакт с кем-либо?
Мама все тебе рассказала о той буре – она сама призналась мне в этом. Итак, ты знаешь, что я ушла в буран со своим голосом… и вернулась без него. Что ж, я не могу точно описать, что случилось со мной в тот день. Возможно, мне было жаль себя и свою нерожденную сестру; возможно, я хотела убежать ото всей той давившей на меня ответственности, что легла на плечи единственного выжившего ребенка, а может, я просто потерялась. Мне кажется, я слышала голос (скорее всего, только в своей голове), который манил меня все дальше от дома, в чащу. Я хотела уйти, побыть одна… по-настоящему одна, без преследующего меня чувства вины, но я была такой маленькой, такой хрупкой, а мороз становился все сильнее. Вскоре я просто рухнула возле дерева, руки мои дрожали, а волосы практически примерзли к моей голове. Я сидела на снегу и дрожала; по сей день не знаю, как я вообще выжила.
Я помню только глаза. Думаю, тогда я решила, что это снежная фея или, может быть, ангел – я не очень уверена. Однако я отчетливо помню, как эта пара глаз подняла меня на ноги и мягко напомнила, что сидение в снегу не принесет ничего, кроме еще большего горя. Эти яркие глаза были наполнены добротой, и до сих пор время от времени на краю моего сознания возникает неясная улыбка, что связана с этими глазами. Они были предо мной всего лишь мгновение, а потом все пропало, но эти глаза, Анна… глаза этой иллюзии, что привела меня домой… они были твоими. Тот же цвет. В точности тот же оттенок. Тот же блеск в них. Я сама этого не до конца понимаю – даже не проси меня объяснить – как это произошло и почему, но это правда.
И в первый же день, как я увидела тебя в зале для посетителей (я была вместе с родителями, но я уверена, что ты нас не заметила. Раньше там было гораздо больше народу, чем сейчас, и я даже не хочу задумываться над тем, почему это так), что-то во мне узнало твои глаза и захотело поблагодарить тебя. Я знаю, это звучит смешно, даже безумно… однако я устала что-либо скрывать от людей, о которых так сильно хочу заботиться; я не хочу больше испытывать вину в связи с этим.
… Я не уверена, как должна закончить, Анна, так что, думаю, я просто пожелаю тебе всего наилучшего и скажу “до свидания”. Я надеюсь, в один прекрасный день мы увидимся вновь, и я надеюсь, что к тому моменту ты будешь счастлива и что ты больше не будешь одинока. Я знаю, я не очень-то подходящая компания… как знаю и то, что тебе было одиноко, Анна. Я рада, что у тебя появились новые друзья, и опять-таки надеюсь, что в будущем их будет еще больше.
Если же, когда я напишу тебе снова, в твоей жизни больше не будет для меня места, я пойму. Я буду скучать, но я всегда буду благодарна тебе за то, что ты нашла время для разговоров со мной. Что ты уделяла это время мне. И я искренне надеюсь, что и я тоже сумела привнести хоть какую-то радость в твою жизнь.
Твоя,
… навеки твоя,
Эльза Хэлланд.
P.S. Я попросила маму приложить к письму набор трюфелей. Я сохранила упаковки ото всех, что ты приносила, и я надеюсь, что когда ты будешь наслаждаться ими – в одиночестве ли, в компании ли – ты оглянешься назад, на время, что мы проводили вместе, и улыбнешься, и пусть эта улыбка не будет полностью печальной.
P.P.S. Ты прекрасна.