bite of love

Весна – создание игривое и непостоянное. Особенно когда за мартом приходит апрель, а солнце вдруг решает спрятать все следы еще не так давно ушедшей зимы, бросая потоки света и тепла то на макушки деревьев, то на почву, покрытую утренней коркой льда, то на белоголовых орланов, занятых поиском живности на завтрак. И человек обычно наивно верит солнцу, не чувствует, что с океана одновременно промозглый восточный бриз усиливается. Так нет же, люди в это время как раз и выползают из своих теплых домов, подобно зверькам, покидающим свои норки после зимней спячки. Ходят в парки, едут к озерам, к берегу моря, в лес, конечно же, суются. Любопытные и глупые. Чэнлэ, конечно, тоже весьма любопытный, но совсем не глупый, считает Джисон. У Чжона, по мнению оборотня, нет той человеческой глупости, которая проявляется в отдалении от природы, равнодушии к окружающему миру и умению смотреть вокруг себя. Правда, Пак не может не вспомнить о полном отсутствии инстинкта самосохранения у китайца, и в душе, на самом деле, очень переживает, когда Чжон в одиночестве находится на дороге, возле леса или в самой его чаще. Джисон хмурится, отметая в последние пару дней все чаще приходящие удручающие мысли, ускоряет шаг. Беркут, что кружит высоко над головой и периодически закрывает собой солнце, недовольно и протяжно кричит на шакала, что выбрал, по мнению того, неудачное время для охоты. Пак старается не обращать внимание на соперника-хищника, пока вороны, наблюдавшие за начинавшимся конфликтом, не вспархивают с насиженных мест, услышав мысли Джисона, и не летят к беркуту с пронзительным карканьем. Беркут улетает с восточных земель Леса ни с чем. У Джисона на завтрак парочка гремучих змей и, неожиданно, – крупный суслик, разбуженный обманчиво ярким солнцем и не имевший никаких шансов против быстрого и бесшумного Пака в обличье оборотня. Тушку грызуна Джисон решает отнести в дом, дабы приготовить из него полноценный обед или ужин. Пак бежит трусцой, не спеша, наслаждаясь противоречивостью погоды. Пучки света, которым удается пробиться сквозь качающиеся ветки хвойных деревьев, обжигающе касаются шерсти на боках, заставляя шакала поморщиться и шумно выдохнуть через нос. Такое бывает, только когда небо затянуто тяжелыми кучевыми облаками, но они уже отступают перед натиском солнечных лучей. Джисон не любит такое небо. Джисон заходит в дом, погружаясь в привычную мертвую тишину, и даже не сдерживает легкой улыбки. Сейчас он может назвать только два места, где он может себя чувствовать так спокойно. И второе... Джисон оглядывается, так и стоя в прихожей дома, и глядя на лес, виднеющийся за прозрачной дверью. Поджав слегка губы и обдумывая кое-что еще пару минут. Пак в два шага оказывается на кухне, заворачивая тушку суслика в найденный холщовый мешок и убирая на дно морозильной камеры. Он понимает, что зверька, по-хорошему, надо бы освежевать сразу, но Джисону сейчас совсем не хотелось делать это... Мало ли, опять ножом порежется. Улыбается, когда сознание тут же подбрасывает случай с помидорами и неосторожностью Пака. И удивленными огромными глазищами Чэнлэ, когда принесенный им пластырь не понадобился. Джисон опускает голову, хмыкая под нос. Чжон стал занимать почти все мысли Пака, и с ним хотелось видеться чаще – это все, что однозначно понимает Джисон. Только вот то, что произошло вчера, появление нового вампира и просьба Джено быть им двоим осторожнее... Пак вздыхает, вновь чувствуя подкатывающий к горлу ком, который затем опускается куда-то вниз и будто камнем тянет за собой. Джисон не хочет думать об этом, но ему начинает не нравиться это новое неприятное чувство. Или предчувствие. Способен ли он подобно Джемину предвидеть будущее? Ворон не глядит на Джисона в ответ, вдруг слишком занятый чисткой собственных перьев. Тоже не хочет думать об этом – вот и все, что понимает Пак. Джисон направляется в их с Джено комнату, но замирает в двух шагах от нее, слабо принюхиваясь. По ту сторону двери – тишина, и Пак осторожно приоткрывает дверь, убеждаясь, что обоняние не обмануло его. Джено, укрытый одеялом по пояс и одетый все в ту же безрукавку, крепко спит, распластавшись на диване и закинув руку за голову. Рядом сидит Джемин в светлой рубашке с подвернутыми рукавами, открывающими вид на странные переплетения вен на ледяной коже, прячущиеся меж костей и обвивающие запястья густой сетью. Волосы вампира слегка растрепаны, а сам он не сводит взгляда со спящего парня. Джисон лишь в следующее мгновение вылавливает не такую заметную, но определенно важную деталь, когда видит вторую руку Джено. И то, как крепко она держит на вид такую хрупкую, но не менее сильную ладонь Джемина через переплетенные пальцы. – Доброе утро, – произносит Джемин шепотом, посылая мягкую улыбку Паку. Джисон неуверенно топчется на пороге, кивнув, пока На поднимается с дивана и осторожно высвобождает свою ладонь. Через долю секунды оказываясь у дверного проема – Джисон пропускает его вперед и прикрывает за собой дверь. – Я был на охоте, и это... – Джисон чешет затылок, смущенно улыбаясь. – Я хотел попросить Джено сделать нам рагу, как в прошлый раз... Суслика я поймал большого, всем хватит... Ну, если вы захотите, конечно. Джемин тихо смеется, хлопая оборотня по плечу. – Хотя мы с Реном собирались на охоту сегодня-завтра, думаю, все равно от ужина с вами не откажемся, – подмигивает Паку. Делает несколько шагов вперед и тут же оборачивается: – Иди, – головой машет в сторону двери, хитро улыбаясь, – сегодня погода хорошая. Погуляйте... Я скажу Джено, чтобы он не волновался, – и, напевая какую-то мелодию, скрывается за поворотом. Джисон хмыкает и головой качает. Все-таки Джемин слишком странный для вампира, а у него самого, вероятно, все на лице написано. Но Паку не нужно повторять дважды, и он тихо, так же, как и вошел, покидает дом, в очередном прыжке превращаясь в шакала и взяв курс на восток. Перебегает по тропинкам уверенно, даже иногда глаза прикрывает, дабы солнце не мешало, да и нюху доверяет – каждую тропку уже здесь наизусть знает почти. Когда нос слегка щекочет прелым, а лапы только-только чувствуют под собой повлажневший мох, сворачивает немного севернее, дабы избежать попадания на топкие болота. Открывает глаза широко, остановившись метрах в двадцати от автодороги. Осмотреться, втянуть воздух носом, повести ухом и прислушаться, чуть наклонив голову. Никого подозрительного. Джисон понимает, что надо остерегаться не только случайных путников или жителей пригорода, но и приспешников Енджэ. Последние, кстати, не рискуют соваться на восточную границу, и в какой-то степени здесь – наиболее безопасно. Может быть, поэтому Джено разрешает ему вновь и вновь приходить сюда? Глубокий вдох, негромкий рык, прыжок – удар ботинок, слегка взмывшая пыль. Джисон поправляет рукава свитера, который он все-таки решил надеть – чисто для успокоения Чэнлэ. Ну, и чтобы местные жители, что могут увидеть его, не посчитали его слишком подозрительным. Перебегает дорогу, на которой, как и всегда, машины ездят лишь изредка, и неспешным шагом идет немного по тротуару вниз, выискивая взглядом знакомый двухэтажный дом. Редкие прохожие провожают его быстрыми взглядами, но Джисон уже привык не обращать на них внимания. А еще через пару минут Пак стоит на пороге дома, нажимая на дверной звонок. Раздается звонкая трель, за которой следуют те самые волнительные минуты ожидания. Джисону немного неловко, что он пришел вот так, без предупреждения, и прямо сейчас жалеет, что у него нет мобильного телефона – в такие моменты весьма полезная человеческая штука. Дверь распахивается, и на пороге показывается Чэнлэ, ероша затылок рукой. Он щурится, приложив руку к глазам, а затем его лицо расцветает улыбкой: – Джисон! – восклицает радостно Чжон, и Пак улыбается в ответ, пока легкие наполняет тихонько волнами мяты: – Привет, Чэнлэ... Я подумал, что, раз сегодня воскресенье, и у тебя занятий нет, то... – Джисон мнется на пороге, путаясь в словах. Закатывает глаза со вздохом: – В общем, мне скучно, и... Я соскучился, – выпаливает почти на одном дыхании и тут же губу прикусывает. Чэнлэ моргает, а затем смеется в кулак: – Мы же вчера виделись, – верно подмечает он, склонив голову набок будто птичка. Джисон отводит взгляд, хмыкая и покачиваясь на пятках, и Чжон спешит добавить: – Я тоже соскучился. Тем более, ты вчера так убежал, рассказав... Про себя. Все в порядке? – обеспокоенность во взгляде вперемешку с чуть порозовевшими щеками заставляют сердце Пака сбиться с ровного ритма. – А? Да... Все нормально, – машет рукой Джисон, – кстати об этом. Может, погуляем где-нибудь или в приставку поиграем? Обещаю не убегать, как вчера и все разы до этого, – улыбается виновато. Чэнлэ часто кивает, предлагая выбраться в город и посетить там парк аттракционов. Джисон хмурится и неуверенно отказывается, пытаясь подобрать слова, чтобы не расстроить парня. А Чжон вдруг понимающе улыбается, касаясь плеча Пака, и предлагает идею получше. Хватает за руку и тащит к гаражу, где оказывается старенький, но вполне на ходу пикап. Джисон таращит глаза удивленно, когда Чэнлэ бодро прыгает на водительское сиденье и открывает дверь Джисону, рукой приглашающе машет. – Ты водишь машину? – неуверенно тянет Пак, залезая в салон, который, как и ожидалось, пахнет владельцем автомобиля. Почему-то Чэнлэ ему совсем не виделся как человек, который может спокойно водить нечто подобное. Что явно может заглохнуть где-то на полпути из Сиэтла до Сан-Диего. – Не знаю, как у вас, в резервациях, а у нас все должны быть при тачке лет с шестнадцати, – усмехается Чэнлэ, включая зажигание. – У меня, конечно, не Mercedes и не Volvo, но тоже ничего... Родители вроде как хотят мне нормальную машину скоро купить, но я не требую... Они, кстати, завтра приезжают, – Джисон видит в глазах парня радостные огоньки. – О, это круто, – улыбается, переводя взгляд на дорогу, когда машина тронулась с места, – а куда мы едем, кстати? – В одно классное место, – уклончиво отвечает Чжон, искоса глянув на Пака, – может быть, ты уже бывал там, но... Оно мне очень нравится. И, кроме того, там практически не бывает людей, – на последнее предложение Джисон реагирует с явным одобрением. Дорога занимает чуть меньше часа, и Чэнлэ перебрасывается словами с Джисоном, в основном прося его рассказать какие-нибудь еще интересные истории. Пак смеется, вспоминая парочку, и периодически просит Чжона следить за дорогой повнимательнее. В какой-то момент они оба замолкают, но тишина не оказывается неловкой. А у Джисона появляется возможность, делая вид, будто бы он смотрит в окно, украдкой разглядывать красивый профиль китайца и выражение сосредоточенности на лице того. В какой-то момент на лице Чэнлэ вновь мелькает румянец, а сам он издает легкий смешок. Пикап останавливается. – Приехали, – заявляет Чжон, резко поворачивая голову и поймав Джисона с поличным. Пак тут же моргает и осматривается, осторожно выходя затем из машины. Джисон вдыхает побольше воздуха в грудь и не может скрыть счастливой улыбки. Он не был на морском побережье с самого детства, когда еще живой на тот момент отец возил их с матерью на крутой утес, у подножья которого прятался небольшой дикий пляж. Пляж, на который привез его Чэнлэ, широкий и простирается на десяток метров. Непостоянные лучи солнца пятнами освещают местность, которая обдувается прохладным бризом и сухим горным ветром с юга. Сочетание весьма необычное, но это место, понимает Джисон сразу – явно не подходящее для того, чтобы нежиться под солнышком или устраивать долгие пикники. И потому, как верно говорил Чэнлэ, совершенно безлюдное сегодня. Джисону нравится. На лице Чэнлэ – радость вперемешку с щемящей теплотой от поистине детского восторга, что излучает Пак. Чжон засматривается, берет за руку осторожно. Джисон улыбается, опуская взгляд на китайца, а затем на их ладони. Сжимает чуть крепче, а пальцы сцепляет в замок. Чэнлэ предлагает поиграть в догонялки, как в детстве, и Джисон, усмехнувшись, соглашается. Они носятся по всему пляжу, а ветер охотно подхватывает их крики и смех и разносит по всей округе. В какой-то момент Чэнлэ резко останавливается, чтобы отдышаться, и его тут же настигает Джисон, бесшумно подкравшись и пустив в ход щекотку. Чжон визжит пронзительно, Пак смеется низко и умоляет – не так громко. Чжон лишь показывает язык, вырываясь из захвата и убегая со смехом. Чэнлэ фотографирует пляж, море и Джисона украдкой. Но в какой-то момент тот поворачивается и закрывает лицо руками, шутит, мол, его лицо никак не должны видеть. А, на самом деле, здорово смущаясь. Джисону кажется, что у него температура куда выше сорока – ему слишком тепло, приятно и хорошо. Все мысли испарились, и ему приятно ощущать, что за ними нет наблюдения – удивительно, но вороны и прочие падальщики предпочли не подглядывать за ними. Ну, или прячутся хорошо высоко в кроне деревьев. Когда солнце все же проигрывает борьбу с тучами, и песок на пляже быстро темнеет от начавшегося ливня, Джисон, приобнимая Чэнлэ, быстро ведет назад в пикап. Пак ищет глазами что-нибудь, напоминающее плед, но в салоне пусто, а у Чжона губы фиолетовые и пальцы холодные. – Мне не холодно, – чуть дрогнувшим голосом сообщает Чэнлэ, а Джисон вздыхает, головой качая. – Иди сюда, – и притягивает китайца в свои горячие объятия, а ладошки того прячутся в рукавах свитера Джисона. – Какой же ты теплый, – почти мурчит Чэнлэ, устраивая голову на груди Пака поудобнее, будто котенок. Пак носом зарывается в светлую макушку парня и старается дышать глубоко и ровно. Дышать Чэнлэ. Они так и сидят, молча, пока Чжон слушает стук сердца парня, а Джисон чувствует, как согревается тот. – Здесь так хорошо, – подает голос Чэнлэ, и Джисон мычит в ответ согласно, обнимая китайца еще крепче. – С тобой хорошо... Может, это и есть юаньфень... Джисон приподнимает голову и моргает часто. – Что ты сказал? Чэнлэ слегка тушуется, щеки порозовевшие – вероятно, не ожидал, что произнесет это вслух: – А, ну, ты, наверное, не знаешь... Помнишь, я тебе говорил, что словно ждал тебя? С тобой так здорово и хорошо проводить время... Так вот, в Китае есть такая легенда, даже сказка, скорее. Детям рассказывают, – смущенно улыбается, – мне бабушка рассказывала, давно очень... Про людей, которые предназначены друг другу судьбой. Это называется юаньфень. Довольно сложно перевести это слово на английский, но... Это что-то очень глубокое и... Правильное. Это скорее даже чувство какое-то. И вот, я и подумал... – заканчивает Чэнлэ, устраивая голову вновь на груди Джисона и пряча взгляд. – Как странно... – произносит Пак, задумываясь. – Я уже слышал это слово, – осекается, понимая, что не стоит говорить, где именно он его слышал, – но не знал его значения... Только говорили что-то про судьбу. – Да, – соглашается Чжон, подняв голову и с интересом глядя на Джисона, – у него одно из значений – это судьба. Но именно в отношении людей. Пак моргает часто, вспоминая слова Ренджуна и то, как Джемин бросился вчера следом за Джено, как Ли держал руку На во сне сегодня... Зародившаяся мысль обрывается, потому что Чэнлэ продолжает заинтересованно смотреть на него. Голову кружит от Чэнлэ, что так близко, и Джисон может чувствовать его дыхание, запах, слушать стук сердца. В какой-то момент Пак наклоняется к нему, на что Чэнлэ, кажется, даже слегка прикрывает глаза – Джисон замечает, как трепещут длинные ресницы того. Но в сознании вспышкой мелькают вновь события вчерашнего дня, тревоги налет и просьба быть осторожнее. Джисон слегка поворачивает голову, прижимаясь щекой к теплой щеке Чэнлэ. Высвобождает руки и обвивает ими спину китайца. Пак дышит часто, ему тревожно, и Чжон это тоже чувствует, осторожно обнимая в ответ и спрашивая шепотом: – Что-то случилось, Джисон? – В лесу, на этих землях стало опасно, – шепчет Джисон, глядя на бушующий океан сквозь лобовое стекло, – может быть, мы не сможем теперь видеться часто, и... – вздыхает с досадой. – Слишком сложно это все... Понимаешь, есть еще кое-кто, с кем я живу и... – Тоже оборотень? – догадывается Чэнлэ. – Да... И не только. Есть и еще, важный... Черт, я не знаю, сколько могу тебе рассказать. Есть договор, и все такое... – Ты не обязан, Джисон, – вновь перебивает Чжон, слегка отстранившись и с легкой грустью глядя в глаза, – все в порядке, я понимаю... Ну, насколько могу понять, – со смешком добавляет он и смотрит на экран телефона, – думаю, нам пора возвращаться. Джисон кивает, пропуская Чэнлэ назад на водительское сидение, а тот вдруг притворно хмурится и выдает: – В этот раз я провожу тебя! – с детским упрямством в голосе, и Пак прыскает от неожиданности: – Но... Я же... – пытается объяснить, что Чэнлэ ну никак не сможет осуществить задуманное, китаец выставляет руку перед собой: – Куда скажешь. Перейдем шоссе, на пороге леса или возле опушки – как угодно. Пак не сдерживает смешка, но выдает согласное "угум". Джисон не хочет уходить, снова. Домой они доезжают быстрее, а небосклон вновь заливает солнечными лучами. Чэнлэ быстро закрывает пикап в гараже, и они с Джисоном идут вверх по тротуару, а затем перебегают дорогу. Пак осторожно раздвигает ветки, прислушиваясь к окружающим звукам, Чжон следит за каждым его действием внимательно. Джисон проходит немного вперед, до первой небольшой полянки. – Ну, мне пора... Чэнлэ кивает, а в глазах ожидание. Джисон усмехается и превращается, отойдя на пару шагов назад и прикрывая глаза. Китаец невольно отступает сам назад и вновь выдыхает восхищенно, шакал, что оказался перед ним, лишь фыркает. Голову наклоняет, и Чжон тут же подходит, гладит по шерсти и смотрит в глаза вдруг без тени улыбки. – Будь осторожен, Джисон, – у оборотня даже мурашки от всей серьезности, с которой говорит Чэнлэ. Чжон провожает шакала взглядом, пока силуэт того не скроется в самой чаще среди елей, а затем где-то вдалеке не послышится чей-то скулеж. Джисон возвращается в дом под вечер, заставая Джено на кухне – тот заканчивал тушить суслика, пойманного Паком, вместе с овощами. Ли коротко кивает и улыбается, когда Пак присаживается за стол. Хлопает входная дверь, и Джемин показывается на кухне в следующую секунду, за ним – Ренджун. Джисон успевает отметить, что вампиры сегодня не охотились – радужки вокруг глаз были почти черными. Значит, вероятно, патрулировали границы, догадывается Пак. – Ну, что? – напряженным голосом интересуется Джено, расставляя тарелки. Джемин принимается помогать тому, а Ренджун присаживается напротив Джисона. – Они стягивают силы на том же месте, по ту сторону от ручья, – отвечает На, бросая обеспокоенные взгляды на Хуана, – вампиров мы не видели, только... Юкхэя, как и вчера. – Они собираются пересечь границу, нарушив договор? – уточняет Ли, мрачнея в лице. – Мы не знаем... Но все возможно, – заявляет Ренджун, глядя на Джисона, – тем более, что в лес стали чаще захаживать люди. Весна, походы и все такое... Хуан осекается, и на несколько мгновений повисает тяжелая тишина, а в груди Джисона все холодеет. – Сейчас рискованно показываться в лесу, особенно волкам, – говорит Джемин, и Джено хмурится, – мы в это время предпочитаем уходить в другие земли на охоту или запираться здесь, время от времени выходя к границам. – Ты предлагаешь отсиживаться нам здесь, пока есть угроза проникновения чужаков и даже... – Джено запинается, бросив быстрый взгляд на Пака. – Угроза нападения на людей? – Мы настаиваем на этом, – с нажимом произносит Ренджун, и оборотни тут же моргают, почувствовав легкое, но тем не менее необычное ощущение давления. Джемин касается плеча Ли, после чего тот трясет головой. – Хм... Может, вы и правы, – неохотно соглашается Джено, – но завтра я все же спущусь к ручью. Вампиры кивают. А Джисон, так и не проронивший больше ни слова, только бросает сухое "спасибо" и быстрым шагом покидает кухню. Джено вздыхает, качая головой, но не идет за ним – понимает, что сейчас это бесполезно и даже лишнее. Джисон сидит в комнате у окна, трогая веточки гипсофилы и пустым взглядом глядя на лес и небо за окном. Он не знает ни одной молитвы, но прямо сейчас хочется воззвать. К Богу, богам, судьбе – к кому угодно, лишь бы Чэнлэ оставался дома и не ходил в лес, ни один, ни с родителями. Видит, как там, за окном беснуются вороны, кружат низко, беду кличат. Теперь и Джисон отчетливо ее чувствует, отрицать тяжело. Ударяет кулаком по колену, злится, что не может никак предупредить. Уберечь. Джено, постояв у двери, войти в комнату так и не решается, сворачивает в гостиную, но замирает на полпути, прислушиваясь к громким голосам: – Между нами ничего не было и не может быть! – крик Ренджуна, и Джено сжимает руки в кулаки невольно. – Рен, но Юкхэй... – немного тише и спокойнее, пытается вразумить того Джемин. – Это ничего не значит, Джемин, тема закрыта, – ледяным тоном отрезает Ренджун, и Ли невольно отпрыгивает назад, когда дверь соседней комнаты распахивается и Хуан проносится вихрем мимо него, громко хлопает входной. Ли щурится, глядя вслед, а затем чувствует присутствие Джемина совсем рядом. Поворачивается, поймав чужой усталый взгляд – На стоит у стены, руки скрещены на груди. – Не обращай внимания, он остынет и вернется. Ну, или уйдет охотиться и вернется послезавтра, – равнодушно пожимает плечами Джемин, Джено понимает, что это равнодушие напускное. Джемин пробегает глазами по лицу Ли, отходит от стены и делает пару шагов, касаясь Джено плечом, на что тот слегка наклоняет голову к вампиру. – Я знаю, что ты хочешь спросить, – говорит На, потому что в глазах Джено вопрос явный, – но даже я сам не знаю толком, что произошло между Реном и Юкхэем... Это было давно, очень и слишком запутанно. А догадки... Темнее одна другой, – поднимает голову и слегка гладит Джено по руке, – не стоит переживать. Он разберется, вот увидишь. Джено верит – ему больше не остается ничего.

***

Ночь у Джисона проходит беспокойно, его атакуют не то кошмары, не то навязчивые видения. Он ворочается на диване, скулит и вскрикивает – Джено укрывает его одеялом, сидит рядом и волосы мокрые от пота со лба убирает. Лишь когда занимается уже рассвет, оборотня накрывает беспробудным сном. Когда Джисон резко садится, распахнув глаза, он в комнате уже один. Небо затянуто темными тучами, и комната утопает в полумраке, но Пак может разглядеть на часах время – уже перевалило за полдень. Джисон вскакивает с места ошарашенно, бросается к окну, обуреваемый беспокойством и тревогой, вглядывается в темные макушки деревьев. Ворона его, того самого, нет на посту, но прочие падальщики кружат низко, ровно как и вчера. Джисону изо всех сил хочется верить, что они так всего лишь к дождю скорому. Или обед ищут. Он умывается наспех ледяной водой, но пожар внутри успокоить не получается. Джисон бросается на кухню и наливает воды руками дрожащими, едва стакан не разбивает. Пака лихорадит, и тот уверен, что дело отнюдь не в какой-нибудь болезни. – Джисон, – на плечо опускается холодная рука, а нос колет от горьковатой сладости. – Ты все так и горишь... – Где Джено? – перебивает резко Пак, его серо-голубые глаза источают обжигающий холод, и даже На не по себе. – Ушел на разведку, скоро должен вернуться, – напоминает Джемин и оглядывает Джисона встревоженно. А когда тот дергается было к выходу, преграждает рукой путь: – Стой-стой-стой, не надо тебе туда. Джисон, – строго говорит На, – тебе пока не надо в лес. И не в таком состоянии точно. Джисон дергается, отводя взгляд и опираясь о столешницу: – Я не болен, все нормально. А вот с... – глаза Джемина расширяются в изумлении, когда Джисон вдруг вдыхает воздух со свистом и странно дергает головой, будто в припадке. Его глаза закатываются назад, а на руках ярко вены проступают. – Джисон! – вскрикивает На, схватив оборотня за руки, и едва не обжигается о них. Он дает Паку пощечину, и тот моргает часто, шокированно глядя на вампира. – Ты меня слышишь? Что с тобой? Джисон делает тяжелые вдох-выдох, смотрит в окно, а в следующую секунду его лицо становится каменным, а в глазах зажигается еще более пугающий огонь. Он пытается прорваться к выходу мимо вампира, На мгновенно хватает его за обе руки, а затем перехватывает поперек груди. – Джисон, ты никуда не пойдешь! – Джемин, – рычит, извивается, – пусти, живо! – Ты мне скажешь, что происходит, Джисон? Ты что-то чувствуешь? – Джемину приходится прилагать почти все силы, чтобы сдержать юного волка. И оглушает резко истошным криком слетевшихся к дому врановых. На невольно ослабляет захват, а Джисон поворачивается к нему лицом. А там тревога, страх, скручивающий все внутри, и только имя одно, произнесенное дрожащим шепотом: – Чэнлэ. Джемин отшатывается назад, Джисон бежит прочь быстрее ветра и превращается где-то в дверях. На уши закрывает от пронзительного воя, который подхватывают вороны. Пыль взмывает вверх, и в путь шакала сопровождают несколько пар угольно-черных крыльев. Джемин не может пошевелиться. Перед глазами – смутные пятна, картинки, в которые невозможно поверить, а в сердце, которое давно мертвым сном спит – ужас и давящее чувство вот-вот грядущей беды. Чэнлэ бежит куда глаза глядят, а точнее, куда ноги несут. Взор застелен слезами, ими залиты щеки и подбородок, а под соленым морем – море из холодных елей и сосен, что встают на дороге резко и так же резко пропускают вперед. Тропинок нет – не ходят здесь люди, никто не ходит. Чжон чудом успевает свернуть круто в сторону, когда ноги уже вязнут в болотной грязи, и ветки высоких кустарников раздирают руки и даже колени через штаны. В голове – вопли. Испуганный – матери, что крепко держала его за руку и кого огромный черный волк утащил сразу, сбив с ног. Напали резко и неожиданно, Чэнлэ даже сознание на минуту потерял, его бил по щекам отец, поднимая на ноги и что-то крича, много. Чжон успел крикнуть только "мама", как вокруг той уже сгрудились еще двое волков. Исчезла за секунду. За ними – погоня, отец толкает его вперед, настигают быстро. Пытается бороться со зверем, бесполезно, Чэнлэ трясется в ужасе, вцепившись в ели ствол. Волк поднимает голову, смотрит в упор, отец кричит обессиленно. – Чэнлэ, беги!!! Чэнлэ срывается, ведомый чужой волей, убегая под адские крики боли. Обрываются следом. И Чжон бежит быстрее, закрывая рот, чтобы не разразиться воплем самому. За ним бегут, будто играючи, не спеша. Или он все же может ненадолго, на несколько мгновений сбить с толку. Выиграть время, но для чего? Это оборотни. Такие же, как Джисон, Чэнлэ успевает об этом подумать на мгновение, но дальше думать невозможно. Трясет, все перед глазами трясется, в груди булькает все от ужаса, шока, боли. Всего много, все – слишком резко и неожиданно. Не прошло и суток, когда домой вернулись родители, которых он не видел месяц. И не увидит больше никогда. Почему он бежит? Кто он такой, чтобы спастись от оборотня? Сук попадается под ногу слишком внезапно, Чэнлэ спотыкается, падает с грохотом на землю. Его слышат, его явно чувствуют по запаху крови. Парень отползает, с ужасом понимая, что не может встать – в ногу выстреливает дикая боль. Шумное дыхание пробирает до ледяного пота, и даже при дневном свете глаза горят зловещим пламенем. Неизвестный хочет только одного – смерти. Он подходит нарочито медленно, принюхиваясь и облизываясь. С приоткрытой пасти капает вязкая слюна. Само его существо сковывает ледяным ужасом, лишает сил кричать и пытаться спастись. Вопль вырывается внезапно, его выдирает из глотки вместе с одеждой и кожей волчья пасть, сомкнувшаяся на боку. Голову накрывает темнота стремительно, дышать слишком тяжело, но Чжон пытается барахтаться – ничтожные усилия. Ногу едва не отгрызают целиком, Чэнлэ чудом вырывает ее, но клыки все же успевают вонзиться. Еще укус Чэнлэ просто не вынесет, болевой шок раскатывается волнами по телу и сознанию. Глаза закрываются, когда слюна капает на лицо, и рычат совсем близко. – Джисон, – неожиданно для себя шепчет Чэнлэ. Оборотень на мгновение замирает. А в следующую секунду откуда-то со стороны наваливается кто-то еще. С полувоплем, полувизгом и криками ворон, что наблюдают с пронзительным карканьем за происходящим. Джисон сбивает волка, накидывается сверху, выбрасывая всю клокочущую ярость и ненависть. Вороны пикируют, норовясь выколоть чужаку глаза. Они катаются по земле, Джисону удается зацепить того, но этого недостаточно. Силы равны, и черный волк в какой-то момент, с силой полоснув по морде Джисона, вскакивает и, фыркнув, бежит прочь. Шакал с рыком поднимается, намереваясь броситься следом, пока взор застелен алым. Убить. Убить. Убить. – Джи...сон... – Пак слышит хрип, смешанный со стоном, и застывает на месте. Поворачивается, видя теряющего сознание Чэнлэ, бросается к нему. Чжон истекает кровью, и зрение Пака проясняется. Чэнлэ слабо улыбается, а затем его глаза закрываются. Он дышит с хрипами, а из живота и голени не перестает идти кровь. Ее много, слишком. Джисон подныривает под такое хрупкое сейчас тело парня, подкидывает на спину. Чжон приоткрывает глаза, что-то мыча и хватаясь за шерсть на спине. Джисон бежит, но быстро не может никак – Чэнлэ может легко соскользнуть и упасть, а сам Пак, к собственному ужасу, оказывается, серьезно ранен тем оборотнем из стаи – лапы подгибаются. Жажда мщения слишком сильно затмила разум, и Джисон слушает срывающийся стук сердца – свой и Чэнлэ, а спина пропитывается мокрым, вокруг – только кровь. Вороны кричат, чувствуют жизнь угасающую. Нет, он не должен позволить. Не сегодня. Он не мог опоздать, нет. Он мысленно зовет Джено, но тот не слышит – слишком далеко. Джисон не знает ни одной молитвы, и потому молится мысленно. Пожалуйста. Тень, мелькнувшая перед затуманенным взором. Резко остановившаяся фигура впереди с хищным, голодным взглядом темных глаз, прикрытых челкой. Ренджун. Джисон выдыхает, замерев и глядя во все глаза. Чэнлэ стонет от боли и что-то бормочет тихо. Шакал сглатывает, когда понимает, что Хуан до сих пор не был на охоте. У Джисона на спине – истекающий кровью человек, а у Ренджуна во взгляде – голод и инстинкты. Пак знает, что сейчас не сможет одолеть Ренджуна. Хуан стоит неподвижно еще пару секунд, сжав руки в кулаки, Джисона изнутри сжимает все в клубок отчаяния. Ренджун моргает. И подходит быстро, шакал дергается. – Надо торопиться, ты не донесешь его на себе, – холодный, четкий голос. Джисон наклоняется, и Хуан быстро, но осторожно стаскивает Чэнлэ с его спины, подсаживая к себе и шепотом прося Чжона держаться так крепко, как только тот может. Китаец слушается, кивает согласно, бросает взгляд на Джисона. Пак глаза отводит – там слишком много всего. Ренджун срывается с места, и Джисон пытается поспевать за ними, пока они бегут к дому. Хуан не глядит по сторонам, Пак отчаянно надеется не встретить больше никого из стаи, что сделали то, чего все боялись – нарушили договор и напали на людей. Провокация. Ренджун влетает в дом, выбивая дверь плечом, Джисон падает на землю, обратившись в человека и, прихрамывая, оказывается внутри следом. Хуан не медлит ни секунды, неся Чэнлэ в их с Джемином комнату. – Ренджун, что... – Джемин открывает дверь, тут же отскочив от нее, пока Хуан укладывает Чэнлэ на диван. Глаза того рассеянно оглядывают комнату, он успевает слабо улыбнуться Джисону, завидев того, привалившегося у порога комнаты. – Джемин, морфий, шприцы и бинты, быстро! – гаркает Ренджун, и Джемин, кивнув, вылетает из комнаты, пока Ренджун пытается стянуть одежду с Чжона – там, где можно, а где не получается – хватает ножницы и срезает – вокруг ран, сбрасывает быстро. Джисон наблюдает оторопело, когда Джемин врывается обратно, отдавая принесенное Хуану и помогая тому. Они перебрасываются короткими фразами, пока Ренджун вводит в тонкую вену на бледной коже морфий, накладывает жгут и бинты. Чэнлэ мычит и вскрикивает от накатывающей боли, когда рану промывают, и Джисон закусывает губы до крови. Он не чувствует почти боли от своих ран, но Чэнлэ – сполна. На пороге появляется запыхавшийся Джено, осекается, не в силах произнести ни слова. Вопросы заканчиваются, едва он бегло оглядывает присутствующих, задерживая взгляд на Чэнлэ. – Джисон ранен, Джемин, уведи его отсюда и обработай раны, – командует Ренджун, и На кивает, поднимая Джисона и уводя его, приобнимая за плечи. Джисон слышит, как Хуан просит Джено куда-то переложить Чэнлэ – кажется, на чистую простынь. В голове плывет, и он касается лица, с удивлением понимая, что он плачет, оказывается, и уже давно – дышать все тяжелее, сдавливает. В сознании шепотом и взмахами крыльев говорят о смерти, Джисон не может найти силы, чтобы выгнать эти страшные слова. Джисон не помнит, как Джемин обрабатывал ему раны и, кажется, вновь давал пощечину. Вампир усаживает на диван в гостиной и просит посидеть спокойно, не делать глупостей. Бежит к Джено и Ренджуну. Джисон сидит, уставившись в пол, слыша копошение, какие-то разговоры. Голос Чэнлэ, что становится все тише. А потом все смолкает. И Пак, пошатываясь, идет вновь в комнату вампиров. Дверь в нее закрыта, но он слышит голоса, раздающиеся откуда-то возле ванной комнаты. – Я сделал все, что мог, но... Раны слишком серьезные, – Ренджун. Сухой и мрачный тон, Джисону напоминает это врачей. – Он потерял слишком много крови... – Он не выживет? – спрашивает Джено, и Джисон видит их троих. Джемин лицо закрывает руками, Джено вцепился ими в волосы, а у Ренджуна – взор будто невидящий. – Он протянет часа два, не больше... – Джемин обреченно качает головой, и Джисон с удивлением замечает, что у того тоже глаза в слезах. – Это ведь... – Да, это были из стаи, – нехотя соглашается Джено, – я гнался за ними до самой границы, но они скрылись, сбили след. Все трое замолкают, и Джисон, держась одной рукой за перевязанную ногу, идет к ним, другой стирая слезы, застилающие глаза. – Джисон... – Джено тут же поддерживает его, Пак мотает головой с грустной улыбкой. – Я в порядке... И... Я все слышал, – хрипло произносит он, Ли бледнеет. Никто не знает, что сказать. Ренджун отводит взгляд, и Джисон хмыкает, оседая на пол. Смотрит на вампиров с пару мгновений будто изучающе, Джемин щурится, а затем моргает недоуменно. Неужели... – Вы ведь можете спасти его? – Джисон хватается за брючину Ренджуна, а в глазах плещется призрачная, безумная надежда. Такая дикая и неуместная. Пак переводит глаза с одного вампира на другого. – Обратите Чэнлэ. Превратите его в вампира. Тишина в доме становится вязкой, липкой и неприятно обволакивающей. – Джисон, что ты... – Джено трясет его за плечи, заглядывая в глаза, Пак не реагирует совершенно, так и сверля взглядом вампиров. Во взгляде его слишком много боли, Ли не выдерживает и смотрит куда-то в сторону. – Ты не можешь просто так попросить нас об этом, – Хуан смотрит на него строго. – Не можешь вот так... – Он умирает! – вопит не своим голосом Джисон, закрывая лицо руками и сотрясаясь от рыданий. – Он умрет в любом случае, Джисон, – четко и непривычно холодно говорит уже Джено, присев рядом и крепко обнимая. Джисон захлебывается, Джено гладит по спине. – Он может не выжить. А ты... Можешь впоследствии пожалеть о сделанном выборе, – с тоской и усталостью сообщает Ренджун. – Прости, но... Я не могу взять на себя такую ответственность, – добавляет он и уходит. Джисон поднимает голову, отстраняясь от Джено и глядя на Джемина, что хранил молчание все это время. – Я не смогу, – все, что может выдавить из себя Джисон трясущимися губами, – без него. Джемин закрывает глаза, Джено поднимается и делает шаг к нему. Осторожно стирает слезу с щеки. – Джемин, ты... – шепчет обеспокоенно, На головой качает: – Все нормально... – и переводит взгляд на Джисона, подходит к нему. – Поговорите. Вам... Надо попрощаться. Чжон Чэнлэ, которого ты знаешь, умрет совсем скоро. Джисон медленно кивает, не совсем понимая, что имеет в виду Джемин, но быстрым шагом идет в комнату. Чэнлэ лежит на том же диване, его живот и нога перевязаны, но бинты уже намокли сильно. Джисон чувствует запах плоти, крови. И смерти. Он подсаживается осторожно к бледному, почти как сами вампиры, Чэнлэ, и тот поворачивает голову, улыбаясь. По щеке Джисона скатывается слеза, когда в ноздрях запахи все перебиваются другим. Все той же мятой. Чэнлэ. Человеком. Чжон находит руку Джисона, Пак берет чужую ладонь и ко рту подносит. Греет, пытается. И оставляет едва заметный поцелуй на запястье. На щеке Чэнлэ – едва заметный румянец. Кровь еще прибегает к коже. Живет... – Забавно так... – наконец подает голос Чжон, он сипит, и каждое слово дается ему с усилием. Джисон мотает головой, мол, молчи, Чэнлэ взгляд на потолок переводит. – Ты живешь с вампирами... Надо же, а я думал, что вы враги... – Мы должны были быть ими, но... – перебивает Джисон, Чэнлэ слабо хмыкает. – Все слишком сложно, я помню... Представляешь, как глупо? – всхлипывает, Джисон сжимает ладошку крепче. – Вот так, за один день я потерял всех, кто мне дорог... Сейчас умру, и потеряю тебя... – Чэнлэ... – Ты знаешь, – Чэнлэ не слышит его, – а я ведь даже успел полюбить тебя... Бред, правда? Так ведь не бывает... Но... – он смеется слабой трелью, Джисон шмыгает, голову опустив и дрожа крупно. – Я надеялся, правда хотел, чтобы это было надолго... Может быть, даже навсегда... – голос затихает. Джисон смотрит прямо, Чэнлэ глаза закрывает. Дышать тяжело, тот морщится, губы поджимает. Пак встает, выпуская едва согревшиеся ладони. Наклоняется к Чэнлэ и невесомо касается прохладного влажного лба губами. – Я обещаю. Постараюсь, чтобы было навсегда, – шепотом в губы. Чэнлэ не отвечает, лежа с закрытыми глазами. Джисон смахивает с глаз очередную слезу, повернувшись к выходу. В дверном проеме уже стоит Джемин. Джисон не говорит ему ничего, да и не нужно. Выходит быстро, лишь на мгновение задержавшись, пока На зачем-то дверь за собой прикрывает. Во взгляде вампира – пустота. Джисон делает еще пару шагов, сползая по стене на пороге соседней комнаты. Грустно усмехается, понимая, что и правда будет скучать по Чэнлэ, тому Чэнлэ. По румянцу на его щеках, его теплым карим глазам... И мяте. Сладкой, но не приторной. Джисон закрывает глаза, касаясь затылком холодной стены. За окном тихо, подозрительно тихо еще пару мгновений. Из комнаты раздается хриплый вопль Чэнлэ. Вороны взмывают ввысь, крича, будто аккомпанементом. Агония.