***
Тринадцатилетней Джиён приходилось сложнее всех: в этой возрастной категории она была самой старшей, поэтому уже давно начала ощущать на себе бремя ответственности. Когда-то у нее уже были два брата, только старших. Вместе с родителями они сгорели на страшном пожаре, когда в доме взорвались газовые баллоны. Сама девочка тогда осталась ночевать у бабушки, и только тем спаслась. Ей было почти четыре, и она лишь спустя несколько лет поняла, какая трагедия приключилась. Долгое время бабушка, хоть и постарела очень резко от обрушившегося горя, не объясняла ей всей ситуации полностью. И лишь год спустя, когда не стало и бабушки, так быстро сгоревшей от неизлечимой болезни, сильно обострившейся, дальние родственники, о которых девочка уже почти ничего не помнила, после похорон привели ее сюда, пообещав забрать через пару дней. Конечно, они никогда уже не вернулись. А директор Хван, тогда еще бывшая просто старшей воспитательницей, девочки и ребята постарше — именно они и стали ей настоящей семьей. И, хоть ей было грустно, когда она видела, как собираются семьи во время праздников, она скучала по своим погибшим родным скорее по инерции. Память о детстве тогда, дома, с настоящими братьями и родителями… Да, эти воспоминания уже почти совсем стерлись из памяти. Джонын, младшенькая из троицы, поступила в приют уже из больницы. Ее семья попала в автокатастрофу, в которой погибли дедушка, отец и беременная мама. Дяди и тети, всегда привечавшие ее во время походов в гости, куда-то пропали, а больше у нее никого и не было. Никого, кроме старой маминой подруги, еще со студенческих времен, которую она почти даже и не знала. Так, видела пару раз, и все. Это была Хван Иён, которая как раз тогда и вступила в должность директора приюта. Стоит отдать женщине должное: она действительно пыталась пристроить девочку в семью. Но муж погибшей подруги был сыном чеболя, и с той стороны оказалось слишком много внеплановых «наследничков», каждый из которых волновался лишь о собственном благополучии. Дед, погибший в тот же день, оставил после себя не только пустое место в собрании учредителей нескольких крупных компаний, но и несколько домов и квартир по всей стране. С завещанием же вообще творилась какая-то мутная история, поэтому Иён приняла одно из самых сложных решений в своей жизни — оформила временную опеку над девочкой и выбила возможность пристроить ее в свой приют. Тогда ей это казалось одним из лучших выходов: да, она будет расти сиротой, без семьи, но… У них ведь даже теплее, чем у некоторых дома. Когда-нибудь девочка вырастет, и, кто знает, может быть, даже сможет претендовать на наследство. Но директор в этом очень сомневалась: Джонын росла тихой и покладистой, спокойной. Она многое замечала и запоминала, но не всегда понимала причинно-следственные связи. Училась вроде бы хорошо, но звезд с неба не хватала. И ей всегда было достаточно того, что она уже имела. В приюте обе девочки оказались с разницей всего лишь месяца в два или три, поэтому быстро подружились. Повезло, что сошлись характерами. А вот средняя, Джуын… С ней оказалось сложнее всего. Она попала в приют раньше всех, и долгое время была очень агрессивной: могла легко полезть в драку, даже на старших, царапалась и кусалась, когда ее пытались успокоить. Даже Юна однажды пострадала, сильно ударившись головой и получив легкое сотрясение мозга, пытаясь успокоить девочку после очередной истерики. Но вот после того самого случая Джуын наконец-то начала себя как-то контролировать. То ли поняла, что о ней все-таки пекутся, то ли ей наконец-то стало стыдно за свое поведение. И это было начало. Но к Джуын все были куда более снисходительны, чем она, возможно, того заслуживала. Её мать сама была сиротой, родила девочку в раннем возрасте без отца. У женщины не было работы и постоянного жилья, зато была тяга к спиртному и наркотикам. Они с девочкой постоянно жили то в одном бараке, то в другом. Мать не скрываясь продавала свое тело за дозу, а из алкогольного опьянения вообще почти не выходила. Некоторые ее хахали били и девочку. При первоначальном осмотре медсестра обнаружила несколько застарелых шрамов, в которых с ужасом признала ожоги от сигарет. Кто-то из соседей пожаловался на жестокое обращение с ребенком. Джуын изъяли из семьи, а через какое-то время суд лишил ее мать родительских прав. И спустя какое-то время социальные службы определили девочку в приют. Мать всего один раз приходила с разборками и требовала вернуть ребенка: почти трезвая, но нервная и лихорадочно дрожащая без остановки. Больше ее не видели, но спустя какое-то время директор решила снова разыскать ее и попробовать помочь, найти хотя бы возможность отправить женщину на реабилитацию. Но оказалось, что уже поздно: во время очередной ломки мать зарезала очередного своего хахаля-дилера, а потом воткнула нож и себе в живот. Умирала она мучительно, непоправимо повредив себе желудок. Приехавшая в тот жуткий кошивон скорая смогла лишь констатировать смерть. Девочке об этом директор Хван сказала в тот же вечер, как выяснила. Джуын из всей их компании оказалась самым сложным ребенком. Конечно, она и сбегала, и хулиганила — несколько инцидентов с порчей школьного имущества закончились отчислением. Воровство, не только в приюте, но и в школе, однажды обернулось тем, что половина класса собралась в кучу — Джуын побили, очень сильно. И если бы младшая, Джонын, тогда не вступилась за нее, кто знает, какими бы тяжелыми были последствия. Джиён же почти безвылазно сидела в палате возле кровати с забинтованной девочкой. Так Джуын приняла их обеих, и старшую, и младшую. После этого дела пошли на лад: девочка стала тянуться к новым подругам, начала помогать по дому, старалась вовремя делать школьные задания. Конечно, все это произошло не сразу, но директор Хван однажды просто поняла, что можно больше не бояться: Джуын так заботилась о Сохё на прогулке, переживала, что что-то ей повредит, что это было видно невооруженным глазом. И, наконец, Сохё… Сохё оказалась здесь еще в младенчестве. Директор Хван и заместитель Чо, бывшие тогда всего лишь воспитательницами, возвращались в приют из благотворительной столовой, где помогали на кухне в выходные. На пороге перед самой дверью лежал пухлый сверток, в котором они нашли годовалую малышку. Она была хорошо укутана, но проснулась, когда ее взяли на руки, и заплакала. Когда ее внесли в дом, временно исполняющий обязанности директора Чхве сразу вызвал в приют свою сестру — она работала медсестрой в одной из больниц. Пока малышку мыли и переодевали в чистое белье, чудом подошедшее по росту из всех, найденных в комоде детских вещей, в ворохе покрывал обнаружилось письмо. Сложенные вчетверо документы, немного уже истрепанные по краям — свидетельство о рождении, справка из поликлиники, обрывок тетрадного листа… «Прости меня, малышка… Я не смогу стать тебе хорошей мамой… Прощай, любовь моя.» На обороте в уголке было нацарапано: «её зовут Сохё, прошу, позаботьтесь о ней. Спасибо». Директор Чхве сразу связался с больницей, социальной службой и полицией. По справке и свидетельству о рождении выяснили, что молодую мать зовут Ян Тэхи, и в последний раз она наблюдалась у психиатра. Историю болезни им не предоставили, но удалось выяснить, что девушке было всего 19 и у нее была как минимум затяжная депрессия. Но найти ее по записанным в медицинской карте адресам не удалось. Спустя несколько дней знакомый детектив приехал с новостью: тело девушки было найдено в реке. Следствием дословно не установлено, но предполагается, что в тот день, когда малышка оказалась на крыльце, девушка бросилась с моста в нескольких кварталах отсюда. Потребовалось потянуть за многие ниточки, чтобы оставить ее в приюте, куда изначально определили лишь временно, в качестве передержки. Воспитатель Чо подняла все свои возможные связи, чтобы помочь подруге: несколько лет назад Иён потеряла второго ребенка… И вот, все было, наконец, улажено. Но пару лет спустя у крошки Сохё начались проблемы со спиной, а потом и с сердцем. К четырем годам она уже прочно поселилась в инвалидной коляске. И с тех пор не было им больше спокойной жизни.***
Девочки услышали, как где-то хлопнула дверь. Негромкий топоток по коридору и вот… — Эй, ну как вы тут? Когда Юна заглянула в комнату, картина глазам предстала идиллическая: Сохё просто сидела на кровати и наблюдала за старшими. Джуын что-то рисовала в альбоме, сидя на полу, Джонын читала книгу за столом, а Джиён — сидя в ногах у Сохё. Маленькая комнатушка была чисто прибрана, хотя одежду девочки уже раскидали. Они оторвались от своих дел и помахали ей. Юна почувствовала, как от сердца отлегло. Тревога не ушла совсем, но поутихла. Она еще раз повторила про себя, что не нужно так накручиваться, но все равно ничего не могла с собой поделать. Пока разматывала шарф и снимала куртку, не заметила, как Джонын подошла и обняла ее за талию. Юна почувствовала прилив нежности к этим детям. — Предлагаю попить чаю и заняться домашкой, вы как на это смотрите? Девочки конечно же были за: Джуын первая помчалась на кухню, следом за ней — Джиён. А Джонын сначала выкатила и расправила коляску, после чего помогла пересадить Сохё и укрыла ей ноги пледом. — Беги к девочкам, мы тоже сейчас будем, — Юна слегка подтолкнула девочку к дверям и присела на корточки возле колеса. — Ну как ты себя чувствуешь, солнышко? Она пригладила крошке Сохё волосы, не сразу заметив, что та смотрит на нее слишком внимательно. Так, словно раздумывает, сказать о чем-то важном или лучше не говорить. — Онни?.. А ты…