MathTale

Неизвестность, в которую я так смело сиганул, спасаясь от Андайн, закончилась тем, чем, по-моему, обречено кончаться всё интригующее и загадочное — свалкой. Я десантировался на своём импровизированном парашюте прямо на кучу какого-то мусора, опасно заскользившего под моими ногами. В следующую же секунду я плюхнулся в воду. «Итак, мои потери: сухость свитера и, возможно, носков. Но я всё ещё жив, — с оптимизмом заметил я, но внутренний пессимист тут же добавил: — Надолго ли?» Действительно, когда тебя ищет закованный в броню воин, бросающийся копьями, трудно удержать мрачные мысли в узде. И всё же мне удалось отвлечься от них проверенным способом — разглядыванием всякой всячины, что, по всей видимости, приносил сюда водопад, начинавшийся где-то на поверхности. На минуту я в задумчивости замер перед потоком падающей воды, раздумывая, не хватит ли сил моего воображения, чтобы обратить его вспять и выплыть таким образом наружу. Фантазия всё же потерпела сокрушительное поражение. Здесь надо было использовать более тяжёлую артиллерию, например, смену знака. Но такого серьёзного оружия в моём арсенале из шариковой ручки и листов бумаги не было. Другую же минуту я посвятил почти экзистенциальному стоянию на краю пропасти, куда бесконечно падали струи воды, тем не менее, не заканчиваясь. И, мне кажется, слово «бесконечно» лучшим образом характеризовало вообще всё, связанное с этой пропастью. Может, она так и называлась, кто знает, указателей и мемориальных табличек рядом с ней не было. Возможно, именно там пропадают самооценка, мотивация, вера в лучшее или хотя бы каждый второй носок. Кучи всякого хлама, в основном состоящие из стопок подмокших бумаг, выглядели необычно ухоженно и даже аккуратно для свалки — чего ещё ожидать от такого культурного места, как это подземелье. В воздухе пахло одновременно сыростью и палёными картриджами для принтеров. Я подобрал из воды пару забавных ламп: из одной из них при включении сыпались радужные конфетти, а из другой вылетал волнистый серпантин. В лежащем неподалёку холодильнике обнаружился кекс с изюмом, но я не стал его пробовать. Употреблять вещи, у которых истёк срок годности и которые к тому же зловеще светятся, — вообще плохая привычка. Как бы ни было здесь интересно, в мои планы совсем не входили пара лет скитания меж мусорных куч, и потому я решительно начал искать выход. И, к своему удовольствию, нашёл довольно быстро. Рядом с проходом в другую область Линейного пространства стоял старый манекен, не пластиковый, а будто вернувшийся из дремучих дебрей эпохи просвещения, набитый ватой и сшитый из холщовой ткани. На грудь этому памятнику старины был приколот лист с примером: «2+2=» Я фыркнул, вынул ручку и, поддавшись внутреннему зануде, дописал справа «4». Но не успел я сделать и шагу, как у манекена прорезались глаза. Даже очень злые и раздражённые глаза. — Неуч! — выпалил он мне в лицо. — Позор, позор, позор! — Что, что, что? — недоумевая, я сделал шаг назад и пронаблюдал, как манекен подлетел над водой. — В смысле, почему? Всё же правильно написал! — Неуч! — повторил манекен. — Я, Разумный Манекен, говорю это, и ты не можешь быть прав! Два плюс два равно пяти! — Чего? — вот теперь я действительно почувствовал себя оскорблённым. Я хотел было сказать этому грубияну в лицо всё, что думаю о его способностях к простейшим операциям, но он опять закричал: — Сомнения, сомнения, сомнения! Не потерплю! Два плюс два равно пяти, и это может быть доказано! — Только через мой труп! — мне передалась взведённость Манекена, так что я тоже повысил голос. Пропустив мимо ушей ещё пару его нелестных реплик, я уточнил: — Или через деление на ноль. Но это неверно! — Верно, верно, верно! — по неясным мне причинам он повторял некоторые слова по три раза. — Ты оскорбил меня, нахал, и будешь вынужден решить мои задачи. — Что-то такое я уже слышал, — фыркнув, произнёс я. — Валяй, я тебя не боюсь. Я даже хотел было с гордо поднятой головой обойти его, но он подскочил и больно пихнул меня в плечо, да так, что я снова оказался в воде. К моим потерям добавились ещё и сырые штаны, но никак не сломленный дух. — Разумный, да? Решаешь всё силой, а не разумом! — возмутился я, но Манекен проигнорировал этот выпад. Он раскраснелся и не переставал подскакивать от клокочущего внутри него гнева. — Слушай, слушай, слушай! — крикнул он. — Летели два верблюда, один рыжий, другой направо. Сколько весит килограмм асфальта, если ежу четыре года? — О нет, я не справлюсь с этой сложнейшей задачей, — издевательски произнёс я как можно театральнее. Хотелось, чтобы этот задира взбесился до предела и взорвался от этого на сотню маленьких манекенчиков. — Хотя постой. Да ведь килограмм он и весит! — Неверно, неверно, неверно! — ликующе вскричал Манекен. — Он будет весить тысячу грамм! — Да ведь это одно и то же! — справедливо возмутился я. — А я разве сказал, что ты решаешь задачу в системе СИ*? Я живу по СГС, нахал! — Ты вообще ничего не сказал! Но мои слова не были услышаны, потому что он самодовольно прокричал что-то о штрафе, не заставив меня даже почесаться, и возвестил о новой задаче. Я сложил руки на груди, надеясь, что поток унижений в конце концов иссякнет. Драться с рассерженной куклой совсем не хотелось, да я и не из тех, кто решает конфликты силой. Последние два раза я решил их бегством. — Знаешь ли ты, нахал, ответ на Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Остального? — нахмурив брови, спросил Разумный Манекен, прыгая из стороны в сторону и загораживая выход из свалки. Я закатил глаза. — Да каждый рекуррентный пёс знает. Сорок два. Скажи мне лучше, что это за вопрос такой главный? — Здесь я задаю вопросы! — Манекен коварно прищурился. — Сам-то ты его знаешь? Конечно, я не знал. Но тянуть время в попытке позлить оппонента ещё больше мне это не мешало. — О, ты не представляешь, как по адресу ты обратился, — язвительно начал я. — Я же просто профессор незаданных вопросов… Я оборвал свою изящно выстроенную и тщательно спланированную саркастическую речь. Ведь Манекен внезапно прекратил свои мельтешения и затих. Мне оставалось лишь вопросительно — какая ирония — смотреть на него. — П-профессор? — неожиданно тихо пролепетал он. — Это какая-то шутка? Очень хорошая шутка, профессор, — он весь сник, вновь побелел, а широко раскрытые и пылающие праведным гневом глаза уменьшились до размеров маленьких пуговичек. — Простите, профессор. Проходите. Мне хотелось вскочить, потрясти его и возмущённо заорать: «И всё? Это всё, что тебе нужно было услышать, поролона кусок?» Но я не стал это делать. Своей цели я так или иначе добился, и потому прошествовал на выход. А уж за кого меня принял Разумный Манекен — дело десятое. У меня и так уже тысяча и одна загадка накопилась. Итак, я наконец покинул свалку. И сразу же оказался на развилке. Решив положиться на счастливый случай, свернул в один из боковых коридоров и вышел к дому в форме головы рыбы. Постучав, ответа я не услышал, а потому решил, что первый случай оказался не таким уж счастливым. Зато следующий наугад выбранный коридор привёл меня к дверям с надписью «Лавка Герсона». Я чуть было не прошептал: «Бинго!» Об этом Герсоне мне ещё Монстрёнок рассказывал. Жаль, маленького друга сейчас нет со мной, чтобы вместе с ним порасспрашивать продавца. Ну ничего, я и один справлюсь. Герсон оказался старой черепахой, у которой против всех законов эволюции росла редкая седая бородка. Он был приветлив и, старчески посмеиваясь, спросил, не желаю ли я купить что-нибудь из его товаров. Однако, осмотрев полки, я понял, что большинство того, что он мне мог продать — мусор с той же свалки, что я недавно покинул. — Ещё могу предложить натуральный чай, — Герсон достал из-под прилавка пару банок и указал на одну из них. — Пакетики годятся для практически бесконечного заваривания, так что продаются штучно. — Он хоть чёрный или зелёный? — рассматривая предложенный мне образец, произнёс я. Герсон терпеливо покачал головой: — Говорю же, натуральный. Если вас интересуют другие сорта, то есть целый, рациональный, вещественный… — Ох, нет, предпочту натуральный, — быстро прервал его я. Кто его знает, какие вещества он кладёт в другие чаи. Пошарив по карманам, я с досадой обнаружил, что денег, выигранных у пса Фибоначчи, осталось крайне мало и не хватало даже на один пакетик. Герсон, видимо, заметил моё смятение, но не стал осуждать бедного студента. Вместо этого предложил: — Слушай, юноша, если ты поможешь мне с одним делом, я сделаю тебе неплохую скидку. — Каким? — я с внутренней усмешкой подумал, что наконец мне придётся пройти стадию мелкого заработка или, как я её называю, «эй, там, пойди принеси». Но ответ лавочника был более экстравагантен и не включал ни таскание мешков с мусором, ни раздачи бесполезных флаеров, являющихся таким же мусором: — У меня недавно был один мутный покупатель. Я сразу что-то заподозрил, и, когда он ушёл, понял, что он расплатился фальшивыми монетами. Всего он отдал мне двенадцать монет и, уверен, фальшивая только одна, иначе бы я сразу раскусил его, — Герсон высыпал эти монеты на прилавок передо мной. — Выглядят совершенно одинаково, правда? Но наверняка подделка отличается по весу. У меня есть это, — он снял с полки покрытые ржавчиной медные чашечные весы. — Дрянные, конечно, их приходится часто и долго калибровать, но три взвешивания они будут точны. Справишься? Я в задумчивости взялся за подбородок, а затем решил поторговаться: — Если я найду фальшивку, ты расскажешь мне кое-что? — Ой, юноша, болтать я готов всегда и бесплатно, — снова хрипло засмеялся он. Я кивнул и принялся за монеты. Давно не решал задачи такого типа, но кое-что помнил, а потому почти машинально разложил монеты в три кучки. Это логично: взвешиваешь две, и статус третьей определяется автоматически. Но тут же я впал в ступор. Мне отчаянно не хватало взвешиваний. Да и как я сразу же узнаю, тяжелее подделка или легче? Разглядывая кучки, я переводил взгляд с одной на другую — и так по треугольнику. Я никак не мог уловить верную стратегию. Может, я изначально неправильно начал? Догадка пришла внезапно, и лицо моё прояснилось, стоило мне взять из каждой кучки по монете и сложить их вместе. Второй раз за полчаса захотелось сказать «Бинго!» Дальше уже было дело техники. Произведя три взвешивания, я отдал одну из монет Герсону. — Вот эта. Она легче других, — сказал я, будто бы ничего сложного в её нахождении не было. Но старый лавочник погрозил мне пальцем. — Э-эй, юноша, тебе очень повезло, — покачал он головой, забирая монету и откладывая прочь от других. — Если бы она осталась последней, как бы ты понял, легче она или нет? — Методом исключения, — пожал я плечами, не сразу поняв, что он имеет в виду. А сообразив, добавил: — Какая уже разница тогда была бы, если я всё равно её нашёл бы? — Ладно-ладно, никакой, — хмыкнул Герсон и отдал мне чайный пакетик. И, к моему сожалению, не забыл, что это не подарок, так что пришлось мне отдать лавочнику все оставшиеся деньги. Я старался не думать, что буду есть, когда расправлюсь с оценочными сэндвичами, отложенными с завтрака. — Так ты хотел о чём-то спросить меня? — напомнил Герсон, убирая банку чая. — Да, точно, — поспешно кивнул я. Вопросов и тайн было много, но я начал с самого очевидного: — Я был на поле цветов-конспектах и видел твоё имя. — Немудрено, — улыбнулся Герсон. — Могу даже утверждать, что при желании ты можешь найти там имя любого монстра. — Нет-нет, там был особый случай. Вокруг было много цветов с вырванными страни… тьфу, лепестками, и, кажется, там было двое монстров. Они откуда-то или от кого-то сбежали и прятались в поле. А потом к ним пришёл кто-то третий и сказал, что у тебя они могут найти убежище. Было такое? Старик почесал нос, вспоминая что-то. Я понадеялся, что у него проблем с памятью будет меньше, чем у всех моих приятелей. — Припоминаю, — одному этому его слову я обрадовался несказанно. — Давным-давно профессор привёл ко мне двух детей. У девочки была белая шерсть и мягкие лапки, а у мальчика — жёлтая чешуя и гребешок на спине. Они пожили у меня пару недель, пока профессор не нашёл им новые семьи. Я даже успел научить их играть в шахматы, — он вынул откуда-то старую клетчатую доску. — Вот в эти самые. Давно я малышей не видел. — Монстрёнок и Тэмми, — неосознанно проговорил я вслух. Так это они были на том поле и спасались от «с». И всё же… — А кто такой профессор? — уже второй монстр упоминает его, но яснее тайна его личности не становится. — Ох, его я тоже давно не видел, — покачал головой Герсон. — Может, всё потому, что я нечасто выхожу из лавки. Ну, какие-нибудь ещё вопросы, юноша? Я вздохнул — понятнее от такого ответа не стало — и вытащил из кармана чистый листок. Если уж приниматься за разгадывание местных тайн, то подходить к этому со всей ответственностью. — Кроме меня, здесь бывали другие люди? — спросил я, вспоминая разговор Андайн и Папируса. — Да, и довольно много. То один, то другой. — Ага. Что такое метка? — Вот этого я не знаю, — покачал лавочник головой. Хорошо, зайдём с другого бока. — Что такое абстракция? О ней говорили и в Гиперграфе, и в Линейном пространстве. — О, юноша, Абстракция — это свет просвещения и познания, наполняющий души монстров, — прикрыв глаза, проговорил он. — Были даже разговоры о том, что Абстракция поможет нам вырваться на поверхность, но, похоже, это под силу только человеческим душам. — Ага, вот ещё. Что за души? То есть… — я замялся, стоило Герсону взглянуть на меня, словно на глупого дошкольника, не понимающего фундаментальных истин. — А, проехали. Просто там, наверху, не очень-то верят в души. — Правильно делают, что не верят. Вера — вообще не слишком хорошая опора. Стремящийся к истинным ответам должен ни во что не верить и всё подвергать сомнению, — назидательно произнёс лавочник. — И всё-таки души существуют, в нашем мире это было многократно доказано. — Хорошо, — кивнул я и подумал, что бы ещё такого спросить. Вряд ли Герсон скажет ещё что-то про этого загадочного профессора, а уж тем более про девочку, ищущую убежища у Тэмми. Зато теперь одной загадкой меньше: я знаю правду о Монстрёнке. Распрощавшись с Герсоном, отныне лучшим моим другом — ведь он отвечает на мои вопросы нормально, а не как некоторые ироничные скелеты — я вновь вышел на развилку. Осталась одна неисследованная дорожка, и она привела меня на огороженную территорию, над которой летал… — Напстаблук! — радуясь при виде старого знакомого, окликнул я призрака. Он обернулся и протянул: — О-о-о… Здравствуй. А ты… — он запнулся. — Ты пришёл за спиралями? — Какими спиралями? Мы с тобой в руинах рисовали пятиугольник, помнишь? — я замер, произнеся эту фразу. А вдруг и он не помнит?.. — А-а-а, — протянул он и кивнул. — Прости, у меня отвратительная память на лица. Теперь вспомнил. Ты мне здорово помог тогда. У меня был ужасный период, зато теперь я вернулся на ферму, — он кивнул на растения, высаженные ровными рядами внутри ограды. — Что выращиваешь? — я не рискнул зайти внутрь без приглашения, но перевесился через ограждение. — Золотые спирали, — с затаённой гордостью ответил Напстаблук, подлетая к одному из растений. Листок поднялся, и я увидел под ним улитку с прекрасной, золотистого цвета раковиной. — Семейство Блуков долгие годы выводила улиток с коэффициентом роста спирали, максимально приближённым к золотому сечению. Сейчас, правда, я здесь один работаю. Листок опустился, и Напстаблук вновь посмотрел на меня нерешительно. — Эм-м… ты ведь так и шёл от руин?.. — Шёл, — кивнул я, силясь понять, к чему он клонит. Призрак отвёл взгляд и пробормотал: — Ну, может, тебе интересно, как там у меня с семиугольником… — Можно к тебе зайти? — О, да, хорошо, — он расслабился и ответил уже гораздо бодрее. Похоже, ему было жутко неловко звать кого-то в гости. Домик у Напстаблука был старым, а его обстановка скромной. Я с удивлением увидел стол с компьютером — неужели у монстров есть электричество? Не припомню признаки чего-то такого в Гиперграфе. Пока я изучал компьютер, Напстаблук успел вытащить из холодильника тарелку с чем-то желеобразным и полупрозрачным. — Вот, это мнимый сэндвич, — сказал он, ставя тарелку на пол рядом со мной. — Будешь? Я глянул на предложенное блюдо с подозрением. Попытался потрогать, но мой палец прошёл сквозь сэндвич и ткнулся в тарелку. — Спасибо, но я со своим, — вежливо отказался я, снимая рюкзак и доставая последние оценочные сэндвичи. Напстаблук, кажется, немного расстроился, но приободрился, когда я предложил ему свой новоприобретённый натуральный чай. Пообедав таким нехитрым образом, я уж было собрался идти дальше, но, как бы я не пытался убедить себя подняться с пола, не мог справиться с навалившейся усталостью. Всё же я несколько часов без перерыва плутал по местным лабиринтам. — У нас есть семейная традиция, — проговорил Напстаблук, опускаясь рядом со мной. — После обеда мы лежим на полу, имитируя мусор. Хочешь присоединиться? — Пожалуй, — негромко ответил я, заваливаясь на бок и закрывая глаза. Мысли потекли бесконтрольно. Я не хотел засыпать, лишь немного подремать, побыть на грани сна и бодрствования, но сквозь поток бессвязных образов начало проступать что-то знакомое. Светло-тёмное. Проникающее лучами в разум… Опять чёрный свет.