MathTale

Выйдя из дома Андайн и очутившись вскоре на небольшой импровизированной «площади», я понял, что мне лень тащиться на своих двоих обратно до лаборатории Альфис — а именно туда я сейчас и направлялся, чтобы ещё раз, с новым знанием, расспросить неразговорчивую программистку. К счастью, прямо по курсу был причал, а рядом с ним — вот удача — мой знакомый лодочник, который, кажется, уплыл от меня из Дифленда сюда. Вот он «обрадуется», увидев меня. — Извините, — привлёк я его внимание, подойдя к лодке. — Мне немного стыдно за тот пассаж про волка, козу и капусту. Это было… — По-детски, — подсказал лодочник, но голос его больше не был возмущённым — похоже, я был прощён. — Именно. Не подбросите до Дифленда? Лодочник махнул на свободное место, и я тут же устроился на нём, скинув рюкзак с плеч. Мы тронулись, лодка плавно, почти без качки, поплыла по волнам реки. Глядя, как лодочник лишь рулит своим маленьким судном, я поинтересовался: — Как же вы прибыли в Линейное пространство из Дифленда, если река течёт в обратную сторону? На вёслах? Не тяжело было? — А ты всё тот же, — вместо ответа заметил лодочник. — Но вместо ответа я дам тебе на этот раз дружеский совет, — чернота в капюшоне обратилась ко мне, я не мог различить в ней даже черты лица. — Абстракция — ключ ко всему. — Вау. Наверно, содержательно, — переваривая эту нехитрую информацию, пожал я плечами. Лодочник больше не сказал за всю поездку ни слова. Распрощавшись с ним уже на причале возле ЛИФТа, я поспешил в лабораторию. Двери автоматически открылись передо мной, но сколько я ни звал Альфис, всё было тщетно: похоже, она успела куда-то отлучиться, пока я гонял чаи с Андайн. Даже осмотрев верхний этаж, я не нашёл её. Зато на двери, которая, кажется, была заперта в моё прошлое посещение лаборатории, висела записка весьма интригующего содержания: «Если ты и вправду очень хочешь получить ответы, то некоторые ты можешь найти за этой дверью. Но никому не говори ни слова о том, что ты там увидишь. Пусть это останется дневным сновидением». Без подписи, но я догадывался, что Альфис — единственная, кто мог написать её. Что ж, действительно, иногда личный осмотр и ознакомление с историей куда важнее рассказов очевидцев, учитывая короткую память местных жителей. И я открыл дверь. За ней оказался лифт — теперь уже настоящий, а не аббревиатурный, — на панели которого была всего одна кнопка. Нажатие на неё заставило, видимо, старый механизм раскашляться, заскрипеть и с подрагиванием тронуться, спускаясь под землю — иронично для места, которое иначе как подземной пещерой и не назовёшь. Я очень боялся, что дряхлый лифт окончательно выбьется из сил на полпути и застрянет, заставив меня не только почувствовать себя полным идиотом, но и оказаться в весьма затруднительном положении. Но вопреки опасениям он наконец прибыл на этаж назначения, раздвинув створки и победно вздохнув в последний раз. Меня встретила духота и запах пыли. Тусклые лампы, видимо, потому и были тусклыми, что горели непрестанно, но я этому был рад, иначе вовсе бы потерялся в потёмках. В тишине шаги глухо отдавались от стен, и от этих звуков становилось только ещё более жутко, так что уже через пару шагов я шёл едва ли не на цыпочках. Хоть это место и казалось заброшенным, вероятность, что здесь меня может подстерегать монстр или ещё какая-нибудь напасть была совсем не нулевой. Коридор разделялся на две кишки, противоположные друг другу, и я сперва направился направо. Что, как оказалось, было удачным решением: попав в технические помещения, я оказался возле панели со множеством регулировочных экранов. Меня интересовали лишь два: кондиционирование и освещение. Пройдя же в левый коридор, я не мог отделаться от ощущения, что за мной непрестанно следят. Вновь дало о себе знать порой нывшее правое плечо, о котором я и думать забыл из-за недавних бурных событий и новых знакомств. Но, кроме тупой боли, которую в принципе было легко игнорировать, я получил ещё и кое-что гораздо лучшее. Это были клетки. В таких клетках могли бы держать тигров или медведей те, кто выставляют зверей напоказ в бродячем цирке, за затем во время переезда заталкивает хищников в тесные решётчатые коробки. Учитывая, что всё население подземелья и так было похоже скорее на животных, чем на людей, у меня складывалось нехорошее предчувствие. Сразу в голову пришли мрачные мысли. Что Андайн делает с людьми, которых отлавливает в Линейном Пространстве? Кто преследовал Монстрёнка и Тэмми на поле цветов-конспектов? Может ли быть это как-то всё связано? Разыгравшееся воображение уже представляло зоопарк, где вместо зверей в клетках сидели обросшие и голодные люди, а монстры смотрели на них и потешались над их тупостью. Сразу за рядом клеток была комната, обставленная как химическая лаборатория: реторты, банки с притёртыми крышками и пепельного цвета осадки в немытых колбах. И самое ценное на одном из столов — толстая тетрадь. Её листы были на краях погнуты, словно её вели очень долго и едва ли не исписали все страницы. На титульнике ровным почерком было выведено: «Доктор Альфис». Что удивительно, как и в библиотеке, я прекрасно мог читать письменность монстров. Пробегая глазами строки с ежедневными отчётами, я на каждой странице натыкался на слова «испытуемый», «препарат», «инъекция». Мои догадки о том, что на самом деле творилось в лаборатории, тотчас же поменялись. Эксперименты на монстрах. Или даже на людях, что падали сюда с поверхности. Вот что стоит за идиллической картиной мира высокоинтеллектуальных математиков. И занималась всем этим не кто-нибудь, а скромная, заикающаяся Альфис — это в голове укладывалось с трудом. И всё-таки что-то не сходилось. Как они могли проводить эти эксперименты, если мой опыт хождения по подземелью говорил, что это невозможно? Из-за зацикленности монстров на математических задачах, из-за их малой агрессивности — Андайн скорее исключение из правил, — из-за их дырявой памяти, которая бы не позволила вести долгие исследования чего угодно, кроме проблем алгебры и геометрии. Надо было найти ещё хоть что-то, что продвинет меня в решении этой загадки. Но больше никаких записей в комнате не сохранилось, как и в последующих, где снова стояли клетки. Я был готов разочароваться в этом месте, предложившем мне разгадку и обманувшем меня, но в самом конце коридора обнаружился ещё один кабинет. Запертый. Я убил полчаса на поиски ключа. Он обнаружился всё в той же химической лаборатории, под горшком с давно увядшим и засохшим цветком. Идеально подошёл к двери, и замок щёлкнул в тишине лаборатории, как затвор пистолета. Если бы меня лет в десять попросили бы описать комнату безумного учёного, я бы примерно так её себе и представил. В полном бардаке на полу, на столе и за стеклянными дверцами шкафа валялись исписанные листы с неясными рисунками и неразборчивыми записями, половину стола занимала модель какого-то аппарата, сооружённая чуть ли не из какого-то мусора, а в многочисленных прозрачных банках без подписей лежали белёсые порошки. Содержимое одной из них даже угрожающе светилось оранжевым, и я не рискнул совать в неё нос. В центре стола лежала тетрадь, точь-в-точь как в химической лаборатории. Вот только записи в ней было не разобрать: почерк хозяина кабинета был отвратительным, словно он никак не мог унять дрожь в руках, а, сумев распознать пару слов, я понял, что текст ещё и зашифрован, иначе выходила абсолютная бессмыслица из намешанных как попало букв. Лишь заглавие тетради было написано по-человечески: «Доктор В. Д. Гастер». Ещё один доктор. Что за страшные опыты он ставил на своих пациентах? Когда сзади меня кто-то чихнул, я буквально подскочил, едва не уронив макет аппарата со стола. Готов поспорить, что от испуга у меня ещё и волосы встали дыбом. Резко обернувшись, я увидел Альфис. Она старательно не смотрела на меня. — П-п-п… н-надо уходить, — не справившись с одним словом, всё-таки произнесла она. — Он в-в-вернулся. Она быстрым шагом покинула кабинет Гастера, что и я поспешил сделать. Альфис казалась напуганной не меньше меня, так что, пока мы пересекали лабораторию, я не задал ей ни одного вопроса. У лифта мы остановились в ожидании, и Альфис нервно вздохнула, сняв и протерев о халат очки. Затем, бросив что-то вроде: «Питание с перебоями, сейчас открою», — она умчалась куда-то в сторону. Я не ответил. Фраза, которую я не заметил на створках лифта, совершенно лишила меня дара речи. «Смотритель всевидящ». Два простых слова. Но здесь даже такие простые слова, как «профессор» или «смотритель», обретали такой сакральный, непостижимый смысл, что я на пару секунд завис, пытаясь вспомнить, не слышал ли я что-либо о Смотрителе. Если у Алисы в Стране Чудес всё становилось чудесатее и чудесатее, я достиг предела чудесатости. Больше я не вытерпел бы ни одной загадки. Однако Альфис, вернувшаяся и нажатием кнопки открывшая лифт, предугадала шквал вопросов, который я был готов обрушить на неё. Она лишь проговорила, когда лифт кашлянул и поехал вверх: — Ни слова. Помнишь? Это всё сон. Просто дневной сон. Я демонстративно ущипнул себя — какой к чёрту сон, если здесь всё так реально, если я помню, кто я, как сюда пришёл, и лишь пытаюсь понять, что происходит. Но Альфис помотала головой и закрыла лицо руками. — Просто сон. Ты хотел ответы — и тебе всё приснилось, — глухо раздалось из-под её ладоней. Это было форменное безумие. Однако… а что из происходящего здесь не было безумием? Раз уж я начал принимать существование монстров и их осведомлённость в математике как данность, почему бы мне и в это не поверить. Тем более, если у меня так настоятельно об этом просят. Уже через пару минут, больше не обменявшись с Альфис и словом, я вышел из ЛИФТа, направляясь вглубь Дифленда. Я хотел лишь узнать ответы на рой вопросов, что накопились у меня. А получил лишь тучу разрозненной информации, только больше всё запутавшей. За что всё это свалилось на мою голову, а?