MathTale

Отобедав — всё же для завтрака было уже слишком поздно, а для ужина не слишком клонило в сон — я наскоро распрощался с Сансом, оставшимся дожаривать свои восхитительные сардельки. После краткого, но немного неловкого для меня диалога между нами повисло странное напряжение. Внешне мы всё ещё улыбались друг другу… а вот что творилось у него в голове, ломало мою голову. Идя по ровным, хоть и слегка пыльным дорогам Дифленда, я вскоре добрался до очередного нормального лифта. Похоже, предприимчивые местные жители решили не брать пример с обитателей Линейного пространства и вместо создания причудливого лабиринта чётко структурировали свой район. Правда, от чего они не избавились, так это от фирменной странности, витавшей в умах и речах всех монстров. И первое же новое лицо, повстречавшееся мне на следующем этаже, в который раз напомнило мне об этом. У паренька был совершенно отстранённый вид, что, впрочем, было не так удивительно. Удивительнее было то, что, стоило мне приблизиться, как он тут же заговорил — а я даже и не думал тревожить его покой. — Альфис стала доктором, и это правильно, — пробормотал он, выпучив глаза куда-то в стену. — Но каким доктором был её научный руководитель… Доктора Гастера все уважали. Говорили, что он вот-вот спасёт нас. Говорили ещё что-то, только я забыл. И доктора Гастера тоже забыл. Он и сам, должно быть, себя забыл. Монстр замолк, сверля немигающим взором стену коридора. Сперва я просто стоял как громом проражённый. Столько часов выпытывать, по крупицам собирать информацию обо всех странностях этого места — и только теперь встретить такого словоохотливого молодого человека?! Который, к тому же, первым заговорил о Гастере? Отмерев, я нетерпеливо помахал ладонью у него перед глазами, сумев промычать лишь что-то, отдалённо напоминающее: «Продолжайте, продолжайте!» Монстр тоже отмер и на этот раз вперился в меня, отчего мне даже стало немного не по себе. Замогильным голосом он произнёс: — Доктор Гастер был… профи своего дела. Он своим делом жил. И, едва произнеся последнее слово, он расплылся в воздухе, словно был сделан из плотного дыма и только сейчас об этом вспомнил. Я запаниковал — как же, теряю такого собеседника! — и попытался схватить его, но мои пальцы сжали лишь пустоту. В плече назидательно кольнуло. Мысли о мистике вызвали краткий мурашечный марш по спине, но не более. Всё же, сколь жутким и загадочным этот монстр ни пытался показаться, ему далеко до некоторых моих хороших знакомых. Пустые глазницы Санса, внезапно возникающего и пропадающего, стоит лишь отвернуться, пугали почище всех этих размытых дематериализаций. Но ведь и к ним я как-то уже привык. Обернувшись, я всё-таки вздрогнул: крохотный монстр с огненно-рыжей шевелюрой подкрался ко мне очень уж незаметно. — Ну, а ты ещё кто? — недовольно спросил его я, злясь на собственный испуг. — Меня зовут Шютценберже. Запомни моё имя! — важно ответил он, и огненная шевелюра колыхнулась. Я лишь рукой махнул: ну этого Фаберже, когда что-то про доктора Гастера проясняется. Я пошёл дальше по коридорам, но вскоре не выдержал, остановился и, достав все свои записи о местных странностях из рюкзака, быстро записал слова пропавшего монстра, а затем принялся сравнивать с уже имеющимися сведениями. Выходила пока какая-то путаница — или у меня сильно пухла голова от жары и сухости Дифленда. Промаявшись так минут пятнадцать и ни к чему не придя, я запихал листы обратно и побрёл вперёд, надеясь наткнуться на какого-нибудь доброжелательного монстра, который бы впустил меня к себе в дом. Желательно, конечно, чтобы дом этот ещё и был оборудован кондиционером или хотя бы мощным вентилятором. И, не успел я об этом подумать, как услышал робкое жужжание, словно бы рядом со мной вился какой-нибудь линдгреновский Карлсон. Однако, обернувшись, я увидел довольно милый крохотный самолётик, «щёки» которого немедленно зарделись, стоило мне с ним поздороваться. Его винты взбаламутили воздух и подняли приятный ветерок. — Простите, вы не знаете, здесь есть поблизости города или поселения? — как можно мягче спросил я, чтобы не спугнуть самолётик. Тот будто бы шмыгнул носом, но всё-таки ответил девичьим голоском: — Интеграл, наша столица, туда сходятся все монстры Дифленда. Вы тоже туда сходитесь? — Эм-м… в некотором смысле да, — ответил я, не очень поняв, как можно сходиться в одиночку. — О, а как вы сходитесь? — самолётик оживилась. — По Абелю, по Вейерштрассу? Я слышала, в этом сезоне опять будет модно сходиться по Вейерштрассу, так сказать, нестареющая классика. А может, вы экстравагант? — меня окинули оценивающим взглядом. — Может, вы сходитесь по Дини или по Д’Аламберу на щегольской манер? Только не говорите, что вы сходитесь по Дирихле, как некоторые деревенщины из Гиперграфа, — самолётик шепнула мне почти заговорщически: — До Гиперграфа мода докатывается с опозданием в половину периода. — Ох… Я пока что мало разбираюсь в вашей культуре и просто схожусь, глядя на остальных, — немного растерялся я от вываленных на меня фамилий. — Ах, так значит, просто по сравнению, — немного огорчилась самолётик и, даже не попрощавшись, улетела, унося с собой благостный ветер. Ощущая себя отставшей от моды, но бесстыдно не стремящейся наверстать упущенное свиньёй, я продолжил свой путь. Пару раз его преграждали различные «ловушки»: движущиеся ленты, мерцающие лучи и лабиринты из переходов — но оригинальностью они не отличались и решались с помощью самых простых навыков интегрирования и дифференцирования. Поднявшись ярусом выше на очередном лифте, я вновь столкнулся с крайне необычным монстром — необычно отстранённым и разговорчивым. — Он говорит, видел тьму, — монстр бормотал, даже не поворачиваясь в мою сторону. Всё его внимание было приковано не то к маске, не то к голове в его руках. — Он говорит, никто её не видел так, как он, только профессор видел. И чего добился профессор, спрашивает он. Он говорит, только того, что о нём все забыли. — Кто он? — полушёпотом спросил я, боясь прервать крайне любопытный, но кажущийся мне бессвязным бред. Монстр, у которого, как я увидел, не было лица, мелко рассмеялся. — Он говорит, что ты и сам услышишь, если будешь прислушиваться, сам увидишь, если позволишь себе увидеть. Обескуражив меня этой расплывчатой фразой, он сам расплылся в воздухе, как и его предшественник. Бредовые слова я тут же занёс на бумагу. Монстр ни слова не сказал о Гастере, упомянув только того самого загадочного «профессора», но я был уверен, что именно его он и имел в виду. Ведь тогда всё совпадает и со словами первого растаявшего монстра о забытьи. Несомненно, Гастер и профессор очень, очень сильно связаны. Не исключено, что это вообще один человек… то есть монстр. Оставив дальнейший анализ записей до лучших времён — и более комфортного места — я огляделся в поисках ещё кого-нибудь, кто мог бы видеть чудака. Эх, жаль я тогда не спросил огненноволосого коротышку, что это за странные личности — но ведь я не знал, что их окажется больше одного! Как же звали этого Фаберже… От размышлений меня оторвал возглас, раздавшийся едва ли не под ухом: — Сэр, вы знали, что бесконечность конечна?! Я вздрогнул и взглянул на очутившегося подле меня монстра. Выглядел он не так… потусторонне, как двое, до этого растворившихся в воздухе, но нёс околесицу не хуже последователей Гастера. — Всегда был убеждён, что бесконечность бесконечна, — с сомнением проговорил я и добавил слоган: — И вообще бесконечность не предел. — Ещё как предел! — заверил меня монстр и принялся палочкой рисовать что-то в красной пыли дороги. — Я собираюсь рассказать о моём открытии в новостной программе Меттатона. Уверен, это произведёт фурор! — монстр буквально фонтанировал восторгом. — Итак, сэр, смотрите. Сумма всех натуральных чисел — что бы вы думали? — равна минус одной двенадцатой! И тут я понял, что меня крупно обманывают. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Ну, если только этот гений не переопределил по-тихому все числа и операции. — Внимание — регуляризация дзета-функцией! — возвестил в это время монстр, принявшись яростно поднимать пыль и выписывать сложные вычисления, но я перехватил его лапку. — Зачем же так сложно? — спросил я. — Можно же убедиться, что сумма натуральных чисел бесконечна. Без всех этих надстроек, — я помахал руками над его наполовину готовым решением. Монстр поджал губы. — Но ведь простыми методами вы не придёте к нужному результату! — А кому нужен этот ваш сложный результат? Вам? Меттатону? — Всем монстрам, — безапелляционно заявил он, стирая свои выкладки. — А если не всем, то уверяю вас, нуждающиеся найдутся. А вы, я вижу, не готовы к научным прорывам. Он было уже развернулся, чтобы гордо покинуть меня, как вдруг я вспомнил, где мог его видеть. — Простите! — окликнул его я с едва сдерживаемым ехидством. — Случайно не вы выпивали у Гриллби с несчастным ферматистом? Монстр явно услышал меня, потому что тут же ссутулился и ускорил шаг. Я не стал давить на его самолюбие ещё больше, а просто махнул на чудака рукой. Пусть втирает Меттатону какую угодно дичь — меня-то провести он всё равно не смог. Ну и атмосфера в этом Дифленде — способствующая съезду крыши, так сказать. Ещё одна поездка на лифте, словно в сказке, в третий раз увенчалась встречей с монстром, разум которого был явно затуманен и пребывал в материях куда более абстрактных, чем даже этот мир. И потому я незамедлительно вытащил листы с ручкой, чтобы тут же законспектировать ещё одно откровение блаженного. — Я знаю, почему никто уже давно не видел профессора. Гастер был умом великим, непревзойдённым, и потому никто не помнит его. Никто не помнит профессора. Гастер был велик, но не смог пережить своё творение, — серые, будто выцветшие глаза вперились в меня. — Почему я знаю это? Он шепчет это из тьмы. А впрочем, из тьмы же он и смотрит. Когда я записал последнюю фразу, третий последователь Гастера уже пропал. Мне было уже всё равно, что воздух Дифленда сушил горло, а пыль пропитала штаны. Я сел на землю и принялся тщательно сравнивать всё, что я успел выведать о Гастере и о профессоре, а затем выдвинул гипотезу, которая вполне легко могла бы оказаться истинной. Гастер и профессор связаны неразрывно. Мог ли доктор быть профессором? Вполне возможно, ведь это два независимых звания. Итак, он причастен к опытам в подземной лаборатории, к разговорам двоих неизвестных на полях конспектов, о нём говорят и знают все здесь, но никто ни разу не упоминает его имени, кроме этих троих. Вполне вероятно, что все забыли и самого Гастера, и его великие и страшные деяния. Возможно, Альфис кое-что помнит, но, учитывая, что я видел в подземной лаборатории, понятно, почему она не хочет лишний раз об этом вспоминать. Андайн тоже говорила, что Альфис связалась с профессором, и между тем утверждала, что звание это даётся за большие заслуги перед монстрами. Я даже привстал, поглядев на схему, которую успел начертить на чистом листе. Да! Всё сходится к профессору Гастеру! Все тайны и недомолвки, забытые воспоминания и слухи — сходится абсолютно всё! Тогда что это за тьма, которую упоминали второй и третий последователь? Меня тут же осенило. Ну конечно! Тот самый чёрный свет, что преследовал меня во сне! Правда, производил он не самое приятное впечатление, но наверняка в нём была часть разгадки тайны профессора Гастера! А значит, и во мне самом. Почему-то же я тоже видел эту пресловутую тьму?