MathTale

С тех пор, как я выбрался из Подземелья, прошло два года. Дела куда более реальные, чем математические баталии и дружба с монстрами, подхватили меня, и всё же заветные записи, что я унёс из подземного мира, остались со мной напоминанием о странных приключениях. Естественно, я никому не рассказывал об этом: в последнюю очередь я хотел, чтобы меня приняли за сумасшедшего. И вот, когда бакалавриат остался позади, а на носу был ещё один важный выбор: искать работу или же поступать в магистратуру — я вновь вспомнил о трёх днях, проведённых в мире монстров. Достал со дна ящика уже порядком измятые страницы. На первом же листе была записана расшифровка послания Гастера: «Однажды два человека спустились в подземелье. Восхищённые красотой математики, они остались там навсегда. Один был добр ко всем и хотел стать частью королевства. Другой проводил исследования Абстракции в одиночестве. Через некоторое время они заметили, что их души превращаются в души монстров. Первый ничего с этим не сделал, потерял человеческий облик и память о жизни на поверхности. Второй смог извлечь свою душу и наполнить пустоту в груди чистой Абстракцией. Вскоре у него появился ученик с поверхности. Юный человек был не готов и слишком мало знал, а потому учитель скрыл от него эффект Абстракции. И потому ученик повторил ошибку учителя». Фразы были мутные и общие, но я, сопоставив все факты, уже давно пришёл к выводу: двое людей — это, несомненно, Санс и Папирус, братья-скелеты, у одного из которых хронический склероз, а другой хранит с десяток скелетов поменьше в шкафу. И учеником Гастер назвал или меня, или ещё какого-то бедолагу, попавшего под влияние Санса. Но как это послание стыковалось с мрачной лабораторией, где несомненно проводились опыты на людях? И в чём конкретно заключался эффект Абстракции? Стало ясно, что возвращаться в Подземелье действительно опасно. Но и я уже не был тем же парнем, что едва мог отбиться от математических задач монстров. И я решил, пока жизнь моя не сделала ещё один виток, вновь посетить мир монстров, чтобы окончательно во всём разобраться. И, кто знает, быть может, и одолеть главного «злодея» этого места. Даже если окажется, что он всё это время прикидывался моим другом. Проблема была найти ту самую яму, в которую я провалился два года назад. Собравшись и захватив с собой еды на несколько дней, фонарь и альпинистское снаряжение, я рано утром выдвинулся в рощу, но в результате блуждал до потёмок. И только мне показалось, что вся идея с повторным посещением Подземелья была ошибкой, как я буквально едва не провалился ногой в какую-то дыру. Через полчаса, отпустив верёвку, надёжно закреплённую сверху, я уже стоял на знакомой поляне из золотых цветов. Впереди были Руины, а за ними — Гиперграф, где я и надеялся найти Санса, чтобы поговорить с ним начистоту. Как равные, а не как снисходительный «учитель» с наивным «учеником». — Привет… А, это ты, — послышался голос Флауи. Конечно, он первый заметил, что кто-то вторгся в Подземелье. — Так и думал, что ты вернёшься, вот и запомнил тебя. — Ты вообще всех людей, свалившихся вам на голову, запоминаешь? И почему был уверен, что я вернусь? — хмуро поинтересовался я, ожидая от него закономерной подлости. — Такие, как ты, обязательно возвращаются. Вас немного, можно и запомнить, — на удивление, Флауи не проявлял враждебности. — Конкретно ты мне не интересен. Просто хочу передать: тот, кого ты ищешь, разложит тебя на частные производные, если вздумаешь устроить ему допрос. — Передай ему, что я интегрируюсь даже из пепла, — с лёгким налётом пафоса ответил я. — Вот ещё, я вам не телеграф. Сам ему это передай, — и цветок скрылся под землёй. Эта встреча уж точно была не из радостных. Выходит, даже Флауи знал, как грубо Санс обходится с пришельцами-рецидивистами. Прогнав минутный страх, я сжал правую руку и ощутил давно забытый ток силы Абстракции. Теперь она станет моим главным союзником, ведь, набравшись знаний у себя, наверху, я мог управлять ею куда с большим эффектом и фантазией. Странно было это ощущать, но, заходя в Руины, я чувствовал, что ступаю на тропу войны. Но мне было всё равно. Любые методы подойдут, лишь бы добраться до правды. — Ты заплутал, дитя? — окликнула меня Ториэль, показавшись из-за угла. По всей видимости, она меня не узнала, так что я постарался быть не слишком грубым: — Мадам, даже в нашу первую встречу я был далеко не дитя, а сейчас уже гожусь вам в зяти, если не в мужья. — В мужья… Но ведь у меня и так есть муж… — неуверенно проговорила она, что-то припоминая. — Или уже и нет… Как бы то ни было, тебе лучше пойти со мной, в моём доме безопасно, и тебя не посмеет тронуть ни один монстр. — Можете за меня не волноваться, — качнул я головой. — Но нам всё равно по пути. Мне нужно выйти из Руин. — Ни в коем случае, — голос Ториэль сделался твёрже, и она даже попыталась взять меня за руку, словно я был маленьким мальчиком, решившим перебежать через оживлённое шоссе. — Ты не справишься с задачами, которые взвалят на тебя монстры снаружи! И потом, тебя может найти Азгор… — Азгор в прошлый раз обошёлся со мной гостеприимно, — я опустил рассказ о рассвирипевшем короле Подземелья. — И я же сказал: я не дитя, мне нечего там бояться. Переговариваясь, мы шли по коридорам Руин, и вскоре показался дом Ториэль. Она зашла внутрь первая и позвала меня: — Всё равно, разве тебе не хочется попробовать стоугольный пирог? Ох, а ещё у меня осталось тетраэвидные пирожные, угощайся. — Нет, мадам, я очень спешу повидаться с одним… другом, — я на секунду запнулся. Какой Санс мне друг после всей лжи и недосказанности? Не друг, не враг, а так… Ториэль нахмурилась и, обогнав меня, преградила путь к выходу из Руин. Упёрла лапы в бока и заявила: — Нет, юноша, вы никуда не уйдёте! С меня хватит! Я живу будто в мёртвой, закольцованной петле. Мне снятся люди, которые падают в Руины и которые уходят от меня каждый раз, и каждый раз я просыпаюсь, надеясь, что это лишь сон, но никогда не уверенная на сто процентов, что это так! Я потеряла всех монстров, которых любила, и дала себе обещание оберегать несчастных людей, попавших в ловушку этого мира, но ни разу не смогла это обещание сдержать! Если человек засыпает в моей комнате, то на следующее утро я нахожу лишь пустую постель! Если он уходит прогуляться по Руинам без моего присмотра, то я, скорее всего, больше никогда не встречу его! Я устала вечно терять всё, что мне дорого и утешать себя надеждой, что это лишь сон, который я забуду, как только он отступит. Я стала записывать свои сны, и их повторяемость меня пугает! Они не могут быть лишь порождением моего разума, и люди на самом деле исчезают, а я… я совсем не могу ничего с этим поделать! Дай мне спасти хотя бы тебя, прошу… Под конец своей пламенной речи она уже плакала, поникнув и закрыв морду ладонями. Я, поражённый этой отповедью, осторожно приблизился к ней — Ториэль оказалась одного со мной роста — и погладил по спине, не решаясь обнять и утешить. Она вздрагивала, глуша рыдания, и видно было, что эти переживания терзают её уже долгие годы, и мало было тех, кто услышал о них. Быть может, я был первый и единственный. — Ну, ну… Не надо так… — я даже не мог подобрать слов, чтоб обнадёжить несчастную монстрессу. Внезапно меня осенило. Как дети могут пропадать прямо из спальни? Конечно, в этом замешан кто-то, умеющий телепортироваться. Тоже мне Карлсон ночных кошмаров. — Послушайте, мне правда там ничего не угрожает, — я сотворил на руке тёмный огонёк Абстракции, чтобы она поверила мне. — Я сам могу кого угодно из монстров озадачить. Но я могу ручаться, что все люди, что ушли от вас или пропали, сейчас в безопасности. Более того, все они на поверхности. Кое-кто, я уверен, о них позаботился. Я знаю это, потому что этот кое-кто однажды позаботился и обо мне. Я обязательно скажу ему наконец познакомиться с вами и перестать воровать детей, это и правда совсем некрасиво. — Вы знаете, почему дети пропадают? — не веря своим ушам, переспросила она, разглядывая всё ещё пляшущие на моей ладони язычки тёмного пламени. — Я знаю. Наверно. Почти наверно, — с сомнением кивнул я. — А даже если моя гипотеза неверна, это не страшно. Я пришёл сюда, чтобы мне ответили на все мои вопросы. И на ваш вопрос я тоже узнаю ответ. Обещаю. Ещё с минуту мы стояли молча друг напротив друга. Ториэль постепенно взяла себя в руки и отступила в сторону, не глядя на меня раскрасневшимися от слёз глазами. — Прошу, не забудьте своё обещание, — прошептала она, так как голос её всё ещё дрожал. — Не забуду, — и я покинул Руины. Ступив на снег Гиперграфа, я весь ушёл в слух. Абстракция плескалась возле моих рук, готовая воплотиться в любую минуту. Ведь именно здесь Санс впервые предстал предо мной, так что я был уверен, что он уже следит за мной своим волшебным голубым оком. И, если верить Флауи, без боя я своей правды не добьюсь. Однако вокруг было спокойно, лишь на ветру поскрипывали ветви графов-деревьев и хрустели рёбра снежинок под моими ногами. И внезапный вопль «Нья-ха-ха!» сработал как идеальный скример: я подскочил, рассёк пространство рядом с собой полосами Абстракции и замер. Но это был всего лишь Папирус, тоже явно удивлённый нашей встрече. — Так нечестно! Я ещё не успел объявить начало боя, а ты уже дерёшься! — укорил он меня, а затем прищурился. — Или… Мы с тобой раньше не схлёстывались в математическом бою? — Да, да, — я на пару секунд забыл, как дышать, и сейчас старался перевести дыхание. — Папирус, ну слава богу, это всего лишь ты… А где же твой братец? Он сегодня не ловит людей? — Он буквально минуту назад был здесь, — скелет обернулся, не нашёл Санса и почесал черепушку. Затем вспомнил: — А, он куда-то ушёл. Сказал, дела у него… И что его не стоит беспокоить. — Ну уж нет, я как раз шёл его беспокоить, — я решительно направился по снегу дальше, но Папирус удержал меня, схватив за плечо. — Когда Санс так говорит, он, скорее всего, спит у себя в комнате, и его ещё пару часов не добудишься! Так что, раз у нас есть пара часов… Хочешь порешать мои задачи? — Прости, но мне сейчас не до этого, — я сбросил его ладонь с плеча и внушительно посмотрел в его глазницы. — У меня тоже дела. Поважнее его сна уж точно, так что я пойду проведаю его. Папирус выглядел растерянным. Похоже, он нечасто сталкивался с такой холодностью и равнодушием. Но у меня не было времени на его задачи, я вообще не намеревался хоть где-то задерживаться. Смутно вспоминая места, где уже когда-то проходил, я наконец вышел к Гиперграфу. Странно, но по пути мне не встретилось ни одного монстра. Вернее, парочку псов я всё-таки видел, но они, лишь взглянув на меня, скрылись в чаще, словно чего-то испугались. Но нет худа без добра: по крайней мере, меня больше никто не задерживал. Сам город тоже выглядел вымершим. Быть может, в Подземелье сейчас была ночь и все просто спали, однако это запустение начало действовать мне на нервы. Быть может, они на карантин закрылись? Или в городе объявлено ЧС из-за надвигающегося снежного бурана? В любом случае, и от того, и от того я укроюсь в доме скелетов. Дверь была не заперта, Папируса в гостиной не наблюдалось. Я поднялся на второй этаж и подёргал ручку двери в комнату Санса. Конечно, закрыта. Но с силой Абстракции это была не проблема. Прикрыв глаза, я подобрал в уме подходящую отмычку и наконец отпер дверь. В комнате было темно, так что я пошарил по стене, ища выключатель. Прошёл несколько шагов вперёд, и предательская дверь захлопнулась, оставив меня в кромешной тьме. Чёрный огонь Абстракции света не давал, так что я решил поискать кровать и спящего на ней скелета на ощупь. Бродил я так пару минут, пока не начал подозревать, что комната изнутри больше, чем снаружи. И стоило мне остановиться и отпустить крепкое словцо, как вдруг вспыхнул свет. Я даже не удивился, когда обнаружил себя стоящим на ленте Мёбиуса. Быстро ликвидировав её, я огляделся. Типичная комната бедового студента, не слишком обременённая мебелью, зато от души захламлённая. Клочья пыли, разбросанная бумага, пакеты с логотипом бренда Меттатона, шариковые ручки в самых неожиданных местах и гора набросанной одежды на стуле. На тумбочке стояла светящаяся чем-то жёлтым банка, и я понадеялся, что это хотя бы не радиоактивно. Идеально заправленная кровать резко выделялась на фоне общего хаоса. На ней я нашёл записку: «Самое мудрое решение — отступить. Некоторые тайны должны оставаться тайной». Это было написано, похоже, давно, зато чуть ниже другим оттенком синего было в спешке приписано: «Меньше знаешь — крепче спишь, малой. Я, как видишь, вообще не сплю». Я машинально прочитал оба послания голосом Санса, и последнее вышло уж слишком издевательским в моей голове. И от этого я сам из-за своего воображения вспылил. С чего он решил, что знает всё обо мне? Кое в чём он просчитался: во мне достаточно решимости, чтобы не отказаться от своих намерений. И потом, я задолжал Ториэль обещание. Хлопнув дверью и даже не потушив свет, я, уже порядком взвинченный, вышел из комнаты. Оказывается, здесь не принято изъясняться простым языком и рассказывать тайны. Что ж, придётся выбить из них эти тайны силой. Следующей моей целью стал Л.И.Ф.Т. Если кто-то и знает, где засел Санс, то только Альфис, их явно связывала не просто дружба. Однако ещё на выходе из Гиперграфа я заметил в тумане долговязую фигуру. — Не пытайся удержать меня, — резко сказал я. — Это лишь моё с Сансом дело, не ввязывайся в это, Папирус. — Когда Санс просит его не беспокоить, он никогда не шутит, — заметил скелет, подходя ко мне ближе. — А он редко когда бывает до конца серьёзен. И я с уважением отношусь к таким моментам. — Что ж, придётся его немножко расстроить. Уйди с дороги. Мне правда не хочется тебя в это впутывать. — Я уже в это впутан. Он мой брат, — неожиданно твёрдо сказал Папирус. А я-то считал его едва ли не ребёнком. — Брат, который всегда находит для меня время, хотя у него самого дел выше крыши. Брат, который со мной всегда, даже в то время, когда я забываю его. Брат, который помогает мне оставаться мной и не теряться, когда память вновь пропадает. И если я и могу что-то сделать для брата, так это исполнить хоть раз хоть одну его просьбу. — Что-то вас всех на исповеди потянуло, — оскалился я. — Приторно до одури. Отойди, или я применю силу. И я тоже не шучу. Будешь ли ты уважать меня в этот момент? Папирус, сжав руки в кулаки, помолчал, а затем зажмурился. — Прости, человек. Его стойкость окончательно вывела меня из себя. Прямо в моей руке вырос абстрактный клинок, и я, размахнувшись, ударил, намереваясь лишь повалить скелета на землю. Он охнул, осел, и что-то неслышно покатилось по снегу, отрезвив меня. А после отхлынувшего приступа гнева пришёл страх. Клинок давно исчез, а я, упав на колени, смотрел на отлетевший череп Папируса. О Господи. Я убил Папируса. Я… я чудовище… Как я вообще смог? Я же не хотел… Я же… Я протянул руки и коснулся черепа, затем приподнял его. Горло перехватило, и я даже вымолвить ничего не мог, лишь бессмысленно шевелил губами, глядя в потухшие глазницы. Я стал убийцей. Бедный, ни в чём не повинный Папирус. Он всего лишь хотел защитить брата, отдать ему часть той заботы, которую Санс к нему проявлял… А я вот так поступил с тем, кто когда-то назвал меня хорошим человеком… — Ты хороший человек, — вдруг негромко сказала черепушка, и я едва не отбросил её в снег от неожиданности. — Я всё ещё верю в это. Наверно, ты просто пока не знаешь, на что способен. Может, хоть это покажет тебе, как разрушителен твой путь… — Нет, нет, Папирус… Прости… Я такой дурак… Я правда не хотел… — попытался оправдаться я, а затем смолк. — Ладно-ладно, я-то прощаю. Я, наверно, и вовсе забуду скоро, что ты напал на меня. И что ты вообще здесь был… Только, будь другом, поставь мою голову на место. — Ч… что? Ты… в смысле голову на место? — Человек, я скелет. Странно, что ты не заметил этого раньше. Скелеты не умирают, даже если разобрать их на части. Просто верни мне череп, и всё будет хорошо. Я повернулся и ещё минуту тупо глядел на севшее обезглавленное туловище Папируса, которое тянуло ко мне руки. Всё ещё не в силах сказать ничего вразумительного, я поставил голову на шейные позвонки, а дальше скелет сам поправил её, чтобы она идеально встал на место. Немного оглушённый разыгравшейся сценой, я встал и в последний раз бросил взгляд на Папируса, который разминал шею, вновь привыкая к приросшей голове. Хорошо, что всё обошлось. Но этот случай научил меня, что, используя Абстракцию, необходимо держать эмоции в узде. Её сила была поистине разрушительна, и я не хотел, чтобы хоть один монстр действительно умер на моём пути к правде. Я, как Добби, хотел лишь немного их напугать или покалечить, но не более. Папирус лишь грустно взглянул мне вслед, когда я скрылся в лабиринтах Линейного пространства.