***
Холод. — Если ты хотел сдохнуть от переохлаждения, то шел бы сразу в морг, — прямо над ухом раздался чей-то недовольный голос — там для таких полоумных, как ты, патологоанатом всегда с радостью выделит отдельную камеру. Свет. Даже сквозь закрытые веки било что надо. Парень сморщился, но больше ничего не предпринял. Сил не было. — Глаза открой, тупица ненормальная. Совет казался заслуживающим внимания, но следовать ему Лэнс не сильно торопился. Тепло. Руки вслепую нащупали место поуютней. Воздух казался молочным, мягким — словно из сахарной ваты. Захотелось свернуться в клубок. Маленький и пушистый. Кит хмуро смотрел на эту живую груду костей, блаженно лежащую на его затекшем от тяжести плече. Те части бесящего скелета, что были понаглее, судорожно сжимали край его футболки. И для кого он, спрашивается, пожертвовал своим пледом? — Ну, — он слабо толкнул коленом куда-то вглубь черной дыры, которой был окутан Лэнс. Где-то под ухом послышалось недовольное бормотание и едва ощутимая возня. Парень повернул голову и задохнулся. Он был близко. Опять. Безмятежное веснушчатое лицо с угловатыми краями замерло в нескольких сантиметрах от его собственного, так что они почти касаются кончиками носов. Из-под края пледа торчит остро выпирающая ключица с родинками-точками, похожими на звезды. Смешные длинные брови то и дело вздрагивают. На тонких губах зависла какая-то сумасшедше-дурацкая смешинка. И, смотря на эту идиотскую физиономию, Кит чувствует... Чувствует. Все сразу, как цунами; бешено, но в тоже время спокойно; надрывисто, гулко и странно нежно; жутко, пугающе, но так маняще. Необъятный, бесконечно тянущийся океан. Повсюду теплая, соленая вода и фонтаны отражающихся, врезающихся во все пучков лучей. Он чувствует. И не хочет терять. Лэнс с неестественно малой скоростью, как при замедленной съемке, открыл глаза и бездумно уставился на Когане. Его глаза, потемневшие от холода и начинавшейся лихорадки, были похожи на два темно-синих водоворота; каштановые волосы, сохранившие следы неудачного падения, в непослушном хаосе устроили столпотворение на самой макушке. Когане осторожно поднял руку и потянул один из наиболее нахально торчавших завитков. К его удивлению и, по совместительству, великому несчастью, МакКлейн с легкостью, словно был бестелесной пушинкой, наклонился вперед и самозабвенно уткнулся в его шею. Смуглые руки ловко обернулись вокруг тонкой талии и снова вцепились в футболку мертвой хваткой. Киту показалось, что он умер. Лэнс слабо дрожал всем телом, судорожно вдыхая холодный удушающий воздух. Его обжигающе горячее дыхание плавно растекалось по коже приятными, ритмичными волнами, создавая невероятный контраст с царящим вокруг ледяным господством. Теплый плед плавно соскользнул с дергающихся плеч и бесшумно упал на землю, подняв вверх маленькое светлое облачко пыли. Кит ощутил, как дикая робость охватила его розовым туманом. Он мягко, с невероятно смущающей нежностью, закутал Лэнса обратно в черную ткань и неловко уперся в вьющиеся щекочущиеся волосы. Легкий запах карамели, смешивающийся с нотками теплого кофе, плавно осел на задворках его опьяненного избытком чувств сознания. «Нет! Не смей!» Одним мощным толчком Кит увеличил расстояние между ними от нуля до целого метра. Лэнс сдавленно вскрикнул и безвольно упал на насыпь. Боль клеймом обожгла все тело, но он был слишком измотан, чтобы реагировать на нее. Плохо соображая, МакКлейн вяло пошевелил руками в поисках полюбившегося источника тепла, которое так внезапно покинуло его. Он беспорядочно двигался, изо всех сил сохраняя остатки ускользающего разума и стараясь не отключиться. Но пальцы натыкались лишь на мелкий щебень, от холода похожий на режущие осколки льда. Так напоминающие те, которые сейчас пронзали его сердце. — Вставай, — тихий голос Кита сливался с шумом набиравшего темп ветра. Такой прямой, сухой и... безразличный. Сил не осталось. Удар. Латинос судорожно скрючился и схватился за живот. Тупой, почти не ощутимый толчок ноющего чувства медленно и противно, как червь, расползался по коже и гулко отдавался в ушах. Все его внутренности казались одним сплошным фаршем в мясорубке. Мысли смешались в один черный ком. Из последних сил парень забился в плед и уткнулся в пропахший сигаретами и бензином уголок. Ненависть. Кит с пылающими глазами глядел на этого отвратительного, ничтожного и слабого человека, валявшегося у его ног. Он рывком наклонился и, вцепившись в несчастную ткань, вывалил из нее Лэнса, не оказывавшего никакого сопротивления. Он только сильнее задрожал в лихорадке, поджимая к своей груди сведенные судорогой руки. Мерзко. Когане подошел и смотрел сверху, как тонкие губы болезненно сжимаются в очередном приступе. Кожа, посветлевшая на несколько оттенков и кое-где даже подозрительно посиневшая, невольно навевала мысль о трупных пятнах. Он медленно поднял ногу и наступил на искаженное лицо, всем телом наваливаясь вперед. Страх. Лэнс отчаянно, как в немом кино, раскрыл рот в беззвучном крике. Голос не слушался, и из горла послышался только сдавленный хрип. По лицу медленно потекла холодная кровь, заставляя задыхаться и давиться собственной жалкостью. Он тяжело закашлялся, отплевывая противную вязкую жижу. Перед глазами все поплыло. Кто бы мог подумать, что он может умереть вот так.***
— Есть свободные палаты? — Кит не спеша подошел к пункту выдачи регистраций и вывалил на стойку окровавленного Лэнса, — вправить надо. Молоденькая медсестра, секунду назад деловито обновлявшая затертый макияж, слабо вскрикнула при виде полутрупного тела и дала старт хаотической канители. Все сразу закрутилось, как в долбанных американских горках. Через несколько секунд, два врача — желтенький седой старик и сухой мужчина лет сорока — подхватили неподвижного МакКлейна подмышки и стремительно увезли его на громко стучащей о белый кафель каталке. Вокруг бегали какие-то люди в халатах разных цветов, кричавшие друг другу странные слова. Секта сатанистов, не иначе. Когане опешил и бестолково шарахался в стороны, не зная, куда ему деться от этого шума. Неожиданно кто-то схватил его за руку и потащил вперед, ловко обходя препятствия в виде перекрикивающихся работников больницы. Пройдя весь холл, они оказались в узком и очень светлом коридоре с невыносимо яркими лампами, бьющими по глазам. Парень зажмурился и сквозь ресницы поглядел на пухлую женщину, которая с беспокойством оглядывала его. — С вами все в порядке? — Дежурный вопрос прозвучал довольно мягко и ненавязчиво, — Вы не ранены? Несмотря на ласковый тон, юноша отшатнулся и что есть силы завертел головой. Паника, таившаяся внутри на протяжении последнего часа, начала вторжение, и Кит понял, что его сейчас понесет. Он бездумно уставился в симметричную плитку на полу, стараясь больше никуда не смотреть, в надежде, что врач оставит его одного. Даже если он останется в этом чертовом белом туннеле навечно. Он просто хочет быть один. Один, мать его. — Пройдемте со мной. — Она развернулась и повела его по лабиринту таких же идеально сверкающих коридоров, в стенах которых выпячивались абсолютно одинаковые белоснежные двери с золотыми цифрами. Кит напряженно оглядывался вокруг. Давление исходило ото всюду, и желание поскорей съебаться никак не хотело покидать его. Но пугающая мертвая тишина и тихий шелест светло-розового халата впереди заставляли его молчаливо шагать дальше и не возмущать болезненного спокойствия. Надо просто идти. Он ни при чем. Он не виноват. Никто ничего не узнает. Только не снова. — Пожалуйста, подождите здесь, — Кит очнулся и непонимающе уставился на длинную бежевую скамейку. Неизвестно откуда взявшаяся усталость едва не повалила его, и кое-как добравшись до сиденья на ватных ногах, парень мертвым грузом упал вниз и закрыл глаза. Лишь бы больше не видеть это отвратительное место. Тихие удалявшиеся шаги раздавались с мерной точностью, в такт секундам. Юноша вздрогнул и взволнованно оглянулся по сторонам. Никого не было. — Вам стоит проводить больше времени со сверстниками, — мужчина напротив смотрел сухо и устало, — ваша замкнутость и непринятие окружающего мира есть главная причина приступов. Когане не ответил. Хотя, давайте заглянем правде в глаза, от него никто и не ожидал ответа. Надо было просто слушать. Как и всегда. Его никто не хотел слушать. А он не хотел ни с кем говорить. Все просто. Парень злобно уставился на стоящую на столе мерцающую бордовую лампу. Ее хаотичные резкие мигания отвлекали от мыслей и не позволяли сосредоточиться. Среди всех бесполезных вещей в этой комнате этот дурацкий светильник был самым раздражающим. Бесит. Как же его все это бесит. — Когда чувствуете предпосылки, дышите глубоко и попробуйте взглянуть на ситуацию с позиции третьего лица. Сконцентрируйтесь на ощущении, что вы смотрите кино: проговорите про себя фразы, спроецируйте действия... Тихий, равнодушный голос слился с непонятно откуда взявшимся громким и пугающим шумом. Кит подпрыгнул на стуле и стиснул медицинскую карту, максимально забитую справками и бессмысленными рекомендациями, которую он не выпускал из рук с начала сеанса. Он смотрит перед собой и видит только этого страшного человека, освещенного прерывающимся кровавым светом. Психолог продолжает что-то говорить, и его рот некрасиво искажается, будто каждое слово противно ему самому. А Кит знает. Месяцами он таскался на эти чертовы встречи и собрания, от которых становилось только хуже и хуже. Все это он уже слышал раньше десятки, сотни раз. Двадцать предыдущих психотерапевтов вдалбливали в него, как в камень, серые, идеально отточенные и вызубренные фразы. Этот, двадцать первый, такой же ледяной и пугающий, как и все остальные. Они не помогают. И он все еще боится. В нос резко ударил противный больничный запах, глаза заслезились. Кит затряс головой, стараясь избавиться от насмешливого навязчивого голоса внутри. Все вокруг закружилось, и он откинулся на стену. Как во сне парень почувствовал, как дыхание медленно сбивается с ритма. Воздух давил со всех сторон, и на секунду Киту показалось, будто между ним и стеной напротив не больше полуметра. Это место убивает его. Он задыхается. Блуждающий взгляд зацепился за темное пятно напротив. Такое необычно прямое и правильное пятно среди этого сумасшедшего расплывающегося хаоса. Дрожа всем телом, он с мучительной болью в ногах добрался до окна и уперся лбом в холодное стекло. Руки механически сжали тонкий пластиковый подоконник. От приложенных усилий пальцы побелели; сбитые костяшки саднили с противной болью, быстро стекавшуюся к вискам. В глазах растекся тягучий желтый свет фонарей. Уже почти ночь. Дождь бьет изо всех сил. На небе мрачные, густые тучи. Воздух снаружи неистово кружится и бьется в стены, но Кит не слышит. Тонкий свист и слабое дуновение из-под рамы — лишь эти остатки бури добираются до него. И ровный, точный стук капель. А там, на улице, ветер с силой сгибает хрупкие деревца и кустики, заключающие больницу в темную рамку своими ровными рядами, как в клетку. ...Клетка..? Тусклое освещение едва пробивается в камеру сквозь ржавую решетку. Где-то в углу с противным стуком капает вода. Потолок покрыт уродливыми темными лужами и паутиной. Стены со всех сторон исцарапаны чем-то тонким и острым; в некоторых местах виднеются плохо закрашенные зеленой краской непристойные рисунки и проклятия. Справа доносится тихий звук телевизора. Судя по странному закадровому смеху, это было вечернее ток-шоу. Отсюда ничего не видно. Кит медленно встал с железной скамьи и подошёл ближе. Теперь он может разглядеть двух копов, охраняющих его, и старый покосившийся стол с доисторическим компьютером и кучей документов. Среди бумаг торчит старый приемник. Ключи от замка висят в каких-то двух метрах от него, но он не сможет дотянуться. Телек по-прежнему вне его поля зрения. Блять. Он размахнулся и с силой стукнул ботинком по прутьям. Железки затряслись и отозвались звонким лязгом. Сверху посыпались куски ржавчины и штукатурки. Ногу неприятно саднило. — Сиди тихо, чертов сучонок, — один из копов повернулся к нему и погрозил пистолетом, — а не то я вырублю тебя за нарушение дисциплины. Когане осклабился и ударил еще, на этот раз — рукой. На перчатках остались грязные следы, черная ткань мгновенно пропиталась новой выступившей кровью. Отдача болью прошлась вверх, и Кит согнулся пополам: вывихнутое плечо решило напомнить о своем скромном существовании. Полицейский с презрением поджал губы и отвернулся. Спустя минуту его спине был предоставлен потемневший от пыли и крови средний палец. Как же он заебался. Дышать опять стало почти невыполнимой задачей. Жар ядовитой волной прошелся по лицу, оставив на память пульсирующую боль в висках. Все его тело била крупная дрожь. Ноги подкосились, и Кит с почти неразличимым стоном рухнул на узкий выступ подоконника. Ему плохо. Ему непонятно. Ему страшно. Нервы стремительно увеличивали уровень паники. Стены, пол и потолок сжались до размеров крошечной коробки. Оглушающий дробный звук бьющихся капель окружает со всех сторон. Кит хочет дать по съебам прямо сейчас. Он открывает глаза и, подавшись вперед, опять смотрит в окно. Подсознание рефлекторно отмечает высоту — двадцать метров, не меньше. Парень сжимается, но все же из последних сил опирается на ноги. От неожиданности тело закидывается назад. Колени согнулись, и ему стало не по себе от того, сколько усилий ушло на сохранение равновесия. В голове промелькнула мысль о том, что он больше не чувствует рук. Боли от стекла тоже нет. В глазах мокро. Но это все от дождя, не иначе. И фонари вблизи кажутся гораздо ярче. Кит ненавидит свет. Но больше всего он ненавидит себя. А ведь сегодня отличная ночь. Особенно для того, чтобы стать последней.