Падение в бездну, оно скоротечно В нем нет зависания в мгле бесконечной. Падение в бездну не значит паренье, Ведь это совсем не полет, а паденье. И сломаны крылья, разбиты колени, А слезы и страх увеличат сомненья И кто-то шепнет, ухватив за плечо, И кто-то паденье ускорит ещё. Упасть и разбиться, что может быть проще, Упасть и разбиться на главную площадь, Но чтобы над площадью ринуться в небо Нужны хоть бумажные крылья и вера. А вера — копейка, не глядя бросаешь Прижмет — так и вспомнишь, а нету — заплачешь. А вера, как камень на вешнем распутье, На лево — паденье, на право — безлюдье. И тешиться сердце гитарной струною, Кричит о спасении и просит покоя, Да только покоя мы сами не ищем, Покой это крест на забытом кладбище. Нам хочется в бездну, а в бездне — паренья, Но это совсем не полет, а паденье. И сломаны крылья, разбиты колени, Вокруг ни души, лишь размытые тени. [Михаил Ильин]
Элеонора очнулась в темноте. Всё тело болело, словно по нему пробежал табун лошадей, голова раскалывалась, будто бы её нещадно били ломом. Девушка чувствовала себя странно. Вокруг не было ничего и никого, кроме холодных каменных стен, но Элеонора чувствовала чьё-то присутствие, словно кто-то пристально наблюдал за ней. Брюнетка привстала, всматриваясь в темноту. Окон здесь не было, и девушка предположила, что находится в подвале. Осмотревшись, она увидела лишь очертания стен и контуры тяжёлой железной двери в другом конце помещения. Воздух был странным, будто насыщенным каким-то парфюмом, хотя нет, кто в здравом уме придумает такой аромат. Запах был слишком резким... нет, запахи. Сильный запах камня, влаги, даже паутина пахла, что очень насторожило девушку. Так же были ещё запахи, и устойчивый запах крови пропитывал стены. Лежала она на полу и почему-то не чувствовала холода. Пошевелившись, Элеонора что-то задела, услышала лязг, и только потом поняла, что это были цепи. Оглядевшись и проведя руками по стене, она почувствовала железо и поняла, что кто бы её сюда не принёс, если приковывал, то приковывал её так, чтобы она не могла даже пошевелиться. Рядом, на полу, она так же нащупала несколько ремней и такие же выступы. Её тело ныло, голова гудела, но было ещё одно чувство. Странное, знакомое и словно… Элеонора испытывала такое в первый раз. Это чувство было похоже на голод и жажду одновременно, но он был каким-то странным, первобытным, необузданным. От этого голода ей хотелось всадить зубы в саму себя и пить, пить, пить. От этой мысли девушка почувствовала странный зуд в зубах, и спустя секунду в её нижнюю губу упиралось что-то холодное и острое. Элеонора провела языком по левой стороне щеки и ощутила боль. На одно мгновение. А затем почувствовала вкус крови у себя во рту. Этот вкус был божественным, но в то же время и странным, отстранённым. Повторив движение языком ещё раз, она вновь смешала свою кровь со слюной и сглотнула. Голод от этого стал только сильнее. Воздух стал тяжёлым, а слюна вязкая. Элеонора услышала, как наверху что-то разбилось и вздрогнула. Наверху? Но звук был таким отчётливым, хоть и слегка приглушённым. Девушка задумалась, но из раздумий её вырвали шаги и странный стук. Элеонора прислушалась и поняла, что шаги сопровождались сердцебиением, а запах крови усиливался с их приближением. Кто бы это ни был, но он пах не только кровью, но и вином, песком и кожей. Дверь открылась, и в глаза Элеоноре ударил яркий свет свечи. Она тут же зажмурилась, прикрывая лицо руками. — Очнулась, наконец, — сказал незнакомец, и девушка поняла, что это Кирилл — сын Дайрона. Неожиданно в памяти всплыли странные картины, и Элеонора ужаснулась. Монстры в обличье людей, поваленная повозка и безжалостно убитая прислуга. Страх и Дайрон, пронзающий своими клыками её шею. А потом боль. Элеонора помнила боль, вперемешку со страхом. Она посмотрела на Кирилла, стоящего у входа в подвал. — Ты доставила отцу проблемы, — начал он, медленно подходя и ставя по пути свечу на пол, — хоть представляешь, что произошло? Ты должна быть нам благодарна за то, что мы не дали тебе себя разорвать. — Кто ты? — хриплым, слабо рычащим голосом спросила девушка. — Что я здесь делаю? — Много вопросов, — рыкнул парень, наклоняясь к девушке и меняя своё лицо, — предупреждаю, не смей наглеть, на отца итак уже навлечён позор. Всё было слишком громко. Голос Кирилла оглушал, но помимо него было и дыхание, сердцебиение и не только его, но и Элеоноры, и ещё кого-то, кто был наверху. В страхе, девушка толкнула парня и побежала к выходу. Кирилл вскочил на ноги, но Элеонора схватила подсвечник, и стоило тому приблизиться к ней на нечеловеческой скорости, всадить свечу ему в грудь. Брюнетке было некогда думать о том, как она так быстро развернулась. Она даже не заметила, что одежда парня загорелась и тот начал лихорадочно её скидывать. Она не замечала, как её собственные пальцы объяло пламенем. Элеонора просто побежала, снося часть стены у входа в подвал и взбираясь по длинной тёмной каменной лестнице наверх. Она выбила дверь, жмурясь от громкого звука и врезалась во что-то. В кого-то. Она врезалась в Дайрона, тут же схватившего её, но не повалившего на пол и не столкнувшего её обратно вниз. Он просто схватил её за плечи и посмотрел в глаза. Всё вокруг было таким странным. Громким, ярким, воняющим, но один взгляд исправил это. Звуки затихли, запахи пропали, даже дыхание начало восстанавливаться. — Кирилл! — рявкнул Дайрон и швырнул в вбежавшего по лестнице сына стул. — Я сказал привести её, а не начать запугивать. — Что… что происходит? — смогла выдавить Элеонора, осматриваясь. Все те, кто напал на неё, были здесь, но какими-то другими. Они смотрели на неё оценивающе. От них пахло кровью, и от этого есть хотелось ещё сильнее, но их запах был словно её собственным. — Успокойся, — спокойным, добрым голосом сказал Дайрон, — ты голодна. Давай ты поешь и сама всё поймёшь. Элеонора кивнула, и девушка, Кетрин, кажется, подала ей кусок хлеба. Дайрон кивнул, и девушка откусила кусочек. Было неудобно, из-за выпирающих клыков, но даже без них хлеб совершенно не имел вкуса. Элеонора понимала, что она ест, но не было ни чувства насыщения, не удовольствия от долгожданной пищи. Только доев кусок, девушка поняла, что клыков у неё быть не должно. Элеонора в страхе приложила руку ко рту и убедилась, что её зубы длиннее нужного. Пара острых клыков украшала её губы, кожа вокруг глаз болела от напряжения, да и видела она как-то странно. Та же девушка молча протянула её зеркало. Элеонора поднесла его к лицу и ужаснулась. Её лицо было точно таким же, как и у всех этих людей. Подняв взгляд, она увидела, что все сменили лица. Зеркало выпало из рук, а сама девушка попятилась. Точнее, она захотела попятиться, но тело не слушалось, и один маленький шажочек превратился в большой прыжок назад. — Успокойся, — повторил Дайрон, моментально оказавшись рядом. Элеонора оттолкнула его, и мужчина полетел в другой конец комнаты, а сама девушка пыталась вжаться в стену. Её усилия не были тщетны, так как дерево за спиной начало трещать. Кто-то из людей в комнате подошёл к столу и снял крышку с кружки. По комнате распространился запах крови, но не такой, как на людях. Элеонора поняла, что кружка полна крови, и ещё она поняла, что хочет её выпить. Дайрон, приземлившийся в шкаф, поднялся на ноги и подошёл к столу, где взял кружку, и протянул её девушке. — Ты же этого хочешь? — спросил он, и Элеонора, не контролируя себя, кивнула, сглатывая вязкую слюну. — Возьми. Голос Дайрона был не таким, каким его помнит девушка. Он был заботливым. Все в комнате смотрели на него странным взглядом, а когда он сделал шаг вперёд — с осуждением. — Мало того, что его Пара жива, так он её ещё и с рук кормить будет? — шёпотом спросил парень в конце комнаты. Дайрон нахмурился, но не остановился. Он подошёл к девушке и протянул ей кружку. Девушка уже искусала свои губы и почти сломала пальцы, не зная куда себя деть. Она втянула воздух и поняла, что не может сопротивляться. Она была слишком голодна, но не позволяла себе превратиться в какого-то зверя. Элеонора дрожащей рукой потянулась к кружке, подмечая ухмылки на лицах остальных. Стоило её пальцам коснуться дерева, как все замерли, словно ожидая, что Дайрон сейчас уронил кружку или отшвырнёт, но он ничего не сделал. Элеонора приняла кружку и медленно поднесла её к губам. Напиток манил, но пить было неудобно из-за клыков. Она сделала первый глоток и словно ожила. Она не могла описать вкус крови, но не могла и остановиться. Чувство было, словно она не пила воду дня два, и вот она — животворящая влага. Часть пролилась на подбородок, пол и изодранную одежду, но ей было плевать. Она почувствовала себя живой и это было главным. — Ну как? — поинтересовался Дайрон. — Вкуснее, чем хлеб? Девушка ритмично закивала, облизывая губы. — Это хорошо, — кивнул мужчина и строго посмотрел на своих людей, — Виктор, подойди. К ним, ничего не понимая, подошёл тот самый недовольный парень. — Элеонора, — начал Дайрон, смотря на девушку как строгий учитель на ученика, — теперь ты вампир — Дитя ночи. Еда для тебя не имеет вкуса, солнце способно сжечь дотла. Ты сильнее и быстрее любого человека. Я хочу, чтобы ты запомнила, что люди — это просто еда. Мы выше их и должны это показывать. Вампиры благородны и не терпят оскорблений. А он над тобой смеялся. — Что вы имеете в виду? — рычащим голосом спросила девушка, смотря на побледневшего парня, осознавшего своё положение. — Дайрон, я… — попытался оправдаться Виктор, но замер, стоило тому бросить на него взгляд. — Единственный способ убить вампира — повредить его сердце, — пояснил Дайрон, отходя в сторону, — ты знаешь, что именно я имею ввиду. Если не хочешь умереть — убей первая. Никто не смеет смеяться или проявлять неуважение, даже другой вампир. Таковы законы мира. Покажи, что ты готова им следовать. — Что? — ужаснулась Элеонора. — Я не хочу его убивать, он мне ничего не сделал. — Желания — ничто! — рявкнул мужчина, и все в комнате содрогнулись. — Докажи мне, что я не зря сохранил тебе жизнь. Либо ты убиваешь его, либо вы умираете оба. Девушка замерла. Она не могла пошевелиться и смотрела на напуганного парня, склонившего голову перед ней. Но он не просил его пощадить, не просил прощения. Его выражение лица показывало то, что он смирился и не посмеет противиться. — Почему? — прохрипела Элеонора. — Почему он не противится? — Я Пастух этого стада. Моё слово закон, и никто не посмеет пойти против. — А если он убежит? — Ему не позволят. — Он, вроде, смеялся над вами, — попыталась Элеонора, не решаясь посмотреть на Виктора, — сказал что-то про вас. — То, что сказал Виктор, напрямую касается и тебя, — вмешалась Кетрин, — мы сохранили тебе жизнь, чего нельзя было делать по всем нашим законам. Но ты здесь. Нам предстоит тратить на тебя время, обучая всему. Сейчас ты покажешь, что готова… достойна ли ты вообще внимания господина Дайрона. Никто не смеет смеяться над вампиром, в наказание он заслуживает смерти. Никто не смеет идти против нас, порождений Дракулы. — Убей его, или умрёте вы оба, — повторил Дайрон, и Элеонора сглотнула. Девушка осмотрелась. Почти все смотрели на неё с каким-то презрением. Она ничего не понимала, не знала, кто такие вампиры. Она поняла лишь то, что Дайрон что-то сделал с ней, и теперь она не человек. Элеонора сглотнула и облизнула губы. Она уже почти сломала себе пальцы, сжимая и выкручивая их от нервов и страха. Какой-то парень с отвращением фыркнул и отвернулся от неё, скривив уже человеческое лицо. Девушка сделала шаг. Она медленно подошла к Виктору и положила левую руку ему на плечо, придерживая. Сердце было внутри, за слоем кожи, мышц и костей. Но Дайрон сказал, что теперь она сильнее. Элеонора зажмурилась и подняв правую руку, сжала её в кулак. Суставы хрустнули от резких движений и напряжения. Глубоко вдохнув, Элеонора открыла глаза и, смотря прямо в глаза поднявшего взгляд парня, всадила руку ему в грудь. По руке полилось что-то тёплое, кожа и мышцы рвались под пальцами, а рёбра ломались подобно тонкому хворосту. Секунда, и Элеонора ощущает прохладу на своей ладони. Она насквозь пробила парню грудь, не давая тому даже дёрнуться, и сжимала горячее сердце, по прежнему бьющееся в её руке. Шумно выдохнув, Элеонора в страхе вытащила руку, и тело Виктора безжизненно рухнуло на пол, обращаясь в пепел вместе с сердцем, выпавшим из руки брюнетки. Стоящая рядом девушка одобрительно кивнула, а Дайрон улыбнулся, даже не посмотрев на кучку пепла под ногами. — Кирилл, уберёшь его, — приказал мужчина и подошёл к дрожащей девушке, с неверием смотрящей на окровавленную руку. Что-то в голове у Элеоноры переключилось, и не успел Дайрон коснуться её плеча, как она оказалась рядом с тем парнем, что с отвращением фыркнул. Никто не успел ничего сообразить, и незнакомец обратился в кучку пепла. Дайрон удивлённо посмотрел на девушку, стряхивающую прах со своей руки. — А его за что? — поинтересовался мужчина. — Он смотрел на меня с отвращением, — холодно ответила Элеонора, — Мне не понравился этот взгляд. Элеонора сидела на жёсткой кровати и смотрела в плотно заколоченное окно. Её не выпускали из дома уже три дня, утром и вечером принося по кружке крови. Девушка как-то спросила у Дайрона про свою семью, но тот разозлился, сказав, что она уже неделю считается погибшей и запретив ей даже думать о людях из прошлого. — Пойми, ты вампир, — сказал он, — даже если приравнивать людей к нам, то они никогда не примут нас, ведь мы живём за счёт их смертей. Я хочу, чтобы ты запомнила, что люди для нас — всё равно, что скот для них — всего лишь пища. — Но я… я с ними даже не попрощалась, — погрустнела девушка. — И что ты хочешь? — усмехнулся мужчина. — Ты мертва уже неделю. Если ты придёшь к ним, что будет? Они узнают, что ты вампир и пойдут искать охотника. Нет, еда с доставкой на дом это конечно хорошо, но эти… Праведные клинки человечества — те ещё надоеды. Строят из себя великих героев, хотя сами трусливы и бессильны. Теперь здесь твоя семья. И здесь нет никакого дядюшки, который от нелюбви выдаст тебя замуж за старика. Девушка вздрогнула, услышав свои же слова. — Мне больше тысячи лет, деточка, — вздохнул Дайрон, присаживаясь рядом, — я видел сражение Дракулы и Миадар. Я видел, как люди меняют мир, смеясь над историями о нас. Я видел слишком многое, и это подтверждает мою правоту о сущности этого прогнившего мира. Люди… они даже не задумываются о жизни, о будущем, не доживая и до восьмидесяти лет, в то время как мы бессмертны и вечны. Они лишь корм, не способный ни на что без должного пинка, и восхваляющий свою вшивую религию. У меня ведь тоже была семья, и я их любил. Отец подружился с одним вампиром и всех убили, как пособников демонов. А затем я убил всех, кто причинил мне боль. Сейчас моя семья здесь, и только это правильно. Элеонора опустила голову. Дайрон приходил к ней каждый день, и она слышала, как остальные это осуждают, но никто не смел сказать ему это в лицо или же высказать недовольства ей. Она просто сидела, запертая в четырёх стенах и думала, обдумывала его слова, смотрела на мир глазами всех этих люде… вампиров. Она не видела света солнца и света луны. Она не видела улыбки родных, лишь презрительные взгляды, и у неё не оставалось ничего, кроме ожидания. — Привет, — в дверь постучалась Кэтрин, единственная, кто ничего не ожидал от Элеоноры и не смотрел, как на прокажённую, — Дайрон попросил тебя спуститься в подвалы. — Что? — удивлённо спросила девушка, вскакивая с кровати. — Зачем? Ей не позволяли выйти из комнаты целую неделю, пресекая все попытки побега и игнорируя просьбы. Она чувствовала себя каторжницей всё это время и не знала, чего ожидать от этого приглашения. — Ты же проголодалась, — пояснила девушка, — не вечность же нам тебя кормить. Пора самой научиться. Девушки спустились в подвал, и Элеонора замерла. Она почувствовала посторонний запах. Он был не таким, как у остальных вампиров. Он вообще не был похож на вампирский. Не было ни крови, ни смерти в его норках. Кто бы ни был по ту сторону двери, он пах как-то знакомо чернилами, табаком и кабачками. А ещё он пах жизнью. Элеонора словно знала его и от этого нахмурилась. — А вот и ты, дитя моё, — улыбнулся Дайрон и сбросил мешок с головы человека, — ты хотела увидеть семью, пожалуйста — человек, косвенно повинный в твоей, почти, смерти. Ты хотела попрощаться? Пожалуйста. Заодно и поешь. — Элеонора?! — удивился мужчина. — Ты жива? Где мы? Что происходит? Элеонора нахмурилась. Перед ней на коленях стоял её дядя, ничего не понимающий и вертящийся из стороны в сторону, пытаясь развязать руки. Девушка ещё не смирилась с тем, кто она, и не хотела принимать тот факт, что ей придётся убивать, чтобы прокормиться, но вот перед ней стоял тот, кто вовсе не косвенно виноват во всём этом. Если бы дядя не познакомил её с Кириллом, а затем и Дайроном, если бы в его страдальческую головушку не пришла идея о женитьбе, она бы сейчас была дома с братьями, а не заточена в комнате, не имея больше возможность наслаждаться светом солнца. При одном только виде мужчины, Элеонора почувствовала невероятную ярость, и клыки, которые она и так не контролирует, сами прорезались, украшая её уста. — Кажется, не очень-то ты меня и любил, дядюшка, — прорычала она, и державшие мужчину вампиры отступили. Дайрон удивился, а Кэтрин и Кирилл одобряюще улыбнулись, — так знай же, что я тебя ненавижу. — Господи, помилуй, — прошептал мужчина, смотря, как преображается лицо его родной племянницы. Девушка, что не смела на него раньше смотреть и дрожала от каждого его слова, сейчас смотрела ему прямо в глаза, своим кровавым взглядом. Вены по её лицу начали вздуваться и чернеть, а клыки, настолько длинные, что губы просто не способны их скрывать, вгоняли в ужас. Но самый ужас начался, когда вокруг Элеоноры начало собираться что-то густое и чёрное. В подвале тут же похолодело, и вампиры отпрыгнули от девушки. — Прощай, дядюшка, — холодно прорычала Элеонора и в одно мгновение оказалась подле пытающегося пройти сквозь стену мужчины, вгоняя свои клыки в его горло. Он успел только вскрикнуть, а рот девушки уже наполнился горячей кровью, медленно стекающей по её горлу. Мужчина кряхтел и пытался брыкаться, но хватка Элеоноры была сильна, и его кости начали трещать под её пальцами, причиняя ему ещё большую боль. Тела обоих поглотила аура, обжигающая мужское тело и не дающая подступиться к девушке никому, кто не хочет лишиться жизни или конечностей. Пока Элеонора мучительно убывала своего родного дядю, Дайрон наблюдал за ней с восхищением и восторгом. Он пощадил её лишь потому, что уже был очарован своей Парой, столь прекрасной, нежной и чистой. И он даже представить не мог, что эта чистая и невинная девушка сможет стать столько кровожадной и пугающей. Вампир соврал, что пощадил девушку из-за предчувствия, и он был шокирован тем, насколько сильна Элеонора уже через неделю после обращения.***
— Слушай, Кэтрин, — привлекла внимание девушки Элеонора, — а… тот вампир назвал меня Парой. Что это значит? — Пара, — повторила девушка и нахмурилась, — это человек, способный нами управлять. Мы словно выпиваем приворотное зелье и готовы на всё, лишь бы угодить ему. У Гнездовых ходят легенды, что при правильном обращении Пары можно измениться. Словно мы и не вампиры, стать больше похожим на человека. Они ищут их и теряют голову находя, превращаясь в послушных собачек. — И я — Пара Дайрона? — предположила Элеонора, на что Кэтрин кивнула. — И он пытался меня убить? — Таковы наши законы, — пожала плечами собеседница, — это… представь, что тобой командует таракан. Как можно терпеть подобное. По законам, принятым самим Дракулой, вампир обязан убить свою Пару, тем самым доказывая всему миру своё превосходство. Показывая, что он вампир, а не слуга человеческий. — Тогда почему я жива? — не поняла Элеонора. — Кирилл говорил, что Дайрон меня пощадил. Остальные шушукаются, будто бы он потерял рассудок. — Это ожидаемо, — засмеялась Кэтрин, — Дайрон пощадил тебя. Он ошибся, и ты вырвалась после того, как он впрыснул в тебя яд, чего в принципе быть не должно. Наш яд накапливается возле клыков, смешивается со слюной, протекает по нашим венам вместе с кровью. Но выплёскивается он только когда мы обращаем. Это случилось с тобой, и Дайрон почувствовал, что ты можешь стать достаточно сильным вампиром. Хотя, я тоже думаю, что ты уже контролировала его, и он просто не смог, уж прости. Не стоит ожидать, что все тебя сразу же примут… — Нужно доказать, что я достойна, — прервала её брюнетка и монотонно произнесла, — показать свою силу и волю, и прочее, прочее, прочее. Кирилл мне вечно это твердит. Какой-то он зануда. — Пока ты привыкаешь, и я буду занудой, — улыбнулась Кэтрин и вышла из комнаты.