Хроники Конца Света, который не случился.

«Женщина всегда чуть-чуть как море, Море в чем-то женщина чуть-чуть Ходят волны где-нибудь в каморке спрятанные в худенькую грудь. Женщина, как море, небо молит, если штиль, послать хоть что-нибудь. Женщина – особенное море, то, что в море может утонуть.» Небо с самого утра хмурилось, огрызалось на горожан кратковременными дождями, дулось серыми низкими облаками. Солнце всеми силами пыталось пробиться сквозь завесу, бросая одинокие лучи на мокрый асфальт, но все его попытки были тщетными. Ветер был полностью на стороне приятеля, носился туда и обратно, срывая с прохожих шляпы и кепки, раздувая куртки, вырывая из рук зонты. На асфальте разрастались лужи, отражая злые и растерянные лица людей, покачивающиеся вывески. Мелкая морось оседала на лице. Бр-р-р-р… Около здания больницы было людно и суетно. Быстрым шагом двигались врачи, у которых на перерыв было всего несколько минут, а усталость свинцом оседала в мышцах. Взволнованные родственники больных терялись в количестве дверей и корпусов, прижимали к груди пакеты с гостинцами и смотрели большими испуганными глазами. Для них в такой ситуации даже уборщицы были словно маленькие божки, которые могут провести в нужный корпус или просто подсказать дорогу. Двери открывались сами, разъезжались в разные стороны и выпускали толпы: десятки и десятки людей. Кто-то нёс домой радостные новости, кто-то не очень. Высокий статный мужчина в светлом дорогом пальто смотрелся дико в этой карусели. Он протиснулся между беременной женщиной, которая решила подарить жизнь своему ребёнку прямо на пороге, и веселым укуренным пареньком, который то и дело касался застрявшего в черепушке обломка собственного скейта и заходился умопомрачительным смехом. Очень не хотелось оставить на дорогой ткани кровавые пятна. И познавать таинства деторождения он тоже не спешил. Свежий воздух ударил в лицо, принося облегчение. Габриэль отошёл в сторону, останавливаясь под навесом. Кособокие скромные железные лавки были насквозь мокрые, в мусорном ведре тоже булькала вода. Поэтому он ограничился тем, что упёрся ногой в стену больницы. Он похлопал по своим карманам, выуживая пачку с сигаретами и зажигалку. Курить хотелось так, что горло сводило спазмом от этого желания. Объективно — он победил. Мерзкий змеиный выродок сидел на кровати и напоминал жертву группового избиения, изнасилования, убийства и, до кучи, некрофилии. Из его рук тянулись нити капельниц, тихо булькал прибор, отражая ритм чужого сердца. У него самого была небольшая гематома на затылке и разбита губа. Но когда они стояли около книжного магазина, торчавший из брови оппонента осколок немного напрягал. Но если он победил, то почему было так тошно? Азирафаэль стоял в палате, около самой постели, и мягко касался белой ладонью изгиба загорелой шеи. Отвратительный контраст. Он поглаживал кончиками пальцев взмокшую от температуры кожу, повторял что-то тихо, успокаивая Энтони. И не смотрел на Габриэля, ни разу не бросил на него ни одного взгляда. Будто он там и не стоял. С улыбчивого лица не сходил нежный румянец, и Габриэль впервые за полтора года подумал, что Азирафаэлю это шло. Действительно шло. Намного больше болезненной бледности, которую он так часто видел. Он, наконец, закурил. Никотин обжег измученный организм, который впитал отраву словно губка. Стало немного легче. По крайней мере, боль за грудиной, которая притаилась там и скребла рёбра когтистой лапой последние несколько дней, притихла. В ушах стало почти больно от той тишины, что настала от отсутствия любых мыслей. Ее нарушили только медленные шаги, цоканье каблуков, которые тревожили лужи. Габриэль повернул голову, желая испепелить взглядом любого, кто посмел оказаться рядом. Это была невысокая девушка. Та самая, с глубокими черными глазами и короткими волосами, которую он видел у окна в палате. На ней был строгий темный костюм и высокие каблуки, цокающие по стерильным больничным коридорам. Темная помада на губах приковывала взгляд, который едва-едва отрывался от бездонных глаз. Она вытащила из нагрудного кармана тонкую сигарету и покрутила ее в руках. Габриэль молча шагнул ближе, чиркая зажигалкой. На ветру заплясал маленький огонёк, мгновенно теряя весь свой энтузиазм под грубыми порывами ветра. Девушка секунду смотрела на него, поднеся сигарету к почти чёрным губам, но все же наклонилась и позволила ей загореться. Они какое-то время молчали, глядя на проезжающие мимо машины. Брызги летели во все стороны, прохожие трясли вслед кулаками и страшно ругались. Габриэль только морщился от грязных оборотов. Ему было такое не по душе. У девушки несколько раз звонил телефон, но она сбрасывала, едва видела имя на экране. — Трудный день? — все-таки спросил он, косясь на неё. — Ты избил мою лучшую модель и лишил меня контрактов как минимум на две недели, — спокойно ответила она, выпуская над собой облако дыма, пахнущего то ли вишней, то ли розой. — Мне нужно выплачивать неустойки. — Твоя модель, — решил не церемониться Габриэль, раз уж девушка не стала. — Виноват сам. Он набросился на меня. — Однако, у тебя только чуть подпорчен товарный вид, — она указала сигаретой на его лицо. — А он не может ходить, стоять и видеть. Они снова замолчали. Ее телефон разрывался, но ей было плевать. Она медленно затягивалась, а потом выпускала дым вверх, немного вытягивая губы. Он не мог перестать смотреть на них. — Ты с ним спала? — вдруг спросил Габриэль, поражаясь собственной наглости. Девушка повернулась на него всем телом, впервые в темных глазах мелькнул интерес. Взгляд ее скользнул по его телу, сверху вниз и обратно. После чего она едва слышно рассмеялась, отворачивая голову к плечу, и вдруг закашлялась дымом. — Покажи мне кого-то, кто бы отказался с ним переспать, — в ее глазах не было ни горечи, ни обиды. Лишь спокойствие и что-то вроде… превосходства? — Значит, и Азирафаэль ему нужен… — с каким-то злорадством подытожил Габриэль, но она его резко перебила. — О, нет. В этом парне Кроули видит весь свой мир, — девушка подняла глаза к нему, щурясь от лучей пробивающегося солнца. — Я не знаю никого, на кого бы он так смотрел. Вот теперь в ее голосе скользнуло что-то вроде зависти. Но вряд ли она была заинтересована в этом красноволосом мальчишке, который только отшучивается на все, строит морды и никогда не чувствует своей вины. Это была зависть к чему-то другому. Глубже. Страшнее. Она потушила сигарету, прижав носком модельной туфли. Снова зазвонил телефон, привлекая внимание. Девушка повернулась в сторону дверей, чтобы пойти проверить своих юристов и подопечного одноглазого идиота. — Я могу… — вслед ей бросил Габриэль, поспешно кидая свой окурок в затонувшую мусорку. — Оплатить неустойки. В качестве извинения. — Засунь себе свои извинения туда, куда заглядывает только твой проктолог, — огрызнулась она, даже не обернувшись. — Вместе с деньгами. — Грубо! — нахмурился мужчина, засовывая руки в карманы и задевая плечом опору навеса. С него тут же сорвался поток воды, заливаясь точно за шиворот Габриэля. Тот хрипло вскрикнул, отшатываясь. Он хотел сказать что-то ещё, но его отвлёк какой-то незнакомый звук. Он поднял глаза и замер, наблюдая, как она смеётся. Прищурив темные глаза и улыбаясь. Она развернулась на каблуках и пошла в холл больницы, но перед тем, как двери сомкнулись за ней, она обернулась: — Мое имя Баал. Неприятно было познакомиться.