Хроники Конца Света, который не случился.

И когда уже утро настало, и уста разомкнулись устало, то повисла младенчески слюнка между губ серебристо, как струнка. Вся искрилась, дрожа тихо-тихо, как светящаяся паутинка, помня сладостно и солено Суламифь и царя Соломона, понимая совсем неигриво, что наступит мгновенье разрыва. И, держа на дистанции лица, мы боялись пошевелиться, чтоб замедлить чуть-чуть погибанье слабой ниточки между губами. (с) Ночь — время волшебства, душевных разговоров и самых искренних помыслов. Ночью все становится настоящим, кристально чистым и честным. С приходом утра все снова начинает казаться другим. Люди надевают свои маски, скрывая израненные души и сердца, боятся того, что наговорили за предыдущие несколько часов, жалеют об отправленных смсках и совершенных звонках. Солнце заставляет натягивать на лицо солнечные очки и снова становиться тем, кем ты не являешься, чтобы защититься, чтобы не оказаться один на один со всеми своими страхами и проблемами. Ночь освобождает людей от оков, от переживаний. В темноте всегда легче. Свет все опошляет. Тем не менее, утро — это прекрасно. Когда все ещё не сдал свои позиции сон, подгребающий реальность и время под свою щеку, как самую мягкую подушку. Ветер лениво раздувает шторы, заглядывая в квартиры и дома с вопросом: «Вы проснулись? Пора вставать! Ждут дела и новые друзья!». В углу подоконника жужжит крыльями усталая муха, которой совершенно не хочется никуда лететь. Солнечные лучи пробираются сквозь кружевные шторы словно через загадочный лабиринт. Кто-то запутывается там насовсем и сдаётся, а кто-то упрямо ищет правильный путь, чтобы упасть на мягкую кровать или поймать с поличным мелкую летающую в воздухе пыль. Утро может быть не только чертой, которая заставляет осознать все совершенные за ночь ошибки и глупости. Утро — это ещё и потрясающее начало, счастливые минуты тишины, и торжество одной короткой, но от этого ещё более невероятной мысли: «Я живой». Кроули обычно просыпается первым. Он просто вздрагивает от упавшего на лицо солнечного луча или пения самых наглых птиц. Тонкие брови изгибаются почти капризно, потому что сон сползает с него, будто откинутая змеиная кожа. Он почти забыл о том, что такое кошмары. Последнее время ему снится только что-то воздушное, светлое и тёплое, как лежащий рядом сопящий ангел. Первое время демон подскакивал от собственного крика, хватал его за руки, пытался защитить от чего-то, что в ночной темноте видел только он. Но ласковые заботливые ладони, успокаивающие слова, которые шептали ему в волосы — все это оказалось очень хорошим оружием против грязных облезлых страхов, шелестящих своей обветшалой одеждой. Они сдались, не справившись с искренней солнечной улыбкой на губах ангела. Поэтому, в их спальне больше не было удушливой паники, животного ужаса и, самое главное, злых слез. Змей потягивается всем своим телом, закидывает руки за голову, цепляясь пальцами за изголовье. В крови ещё плещется лень и сонливость, утаскивая его обратно в сон, но нужно вставать. Глаза цвета янтаря медленно открываются, от пушистых ресниц на щеки падает тень. Взгляд скользит по высокому потолку, отмечая мелкие трещинки, которые хорошо бы заделать к осени, иначе в одно прекрасное утро сверху снова хлынет ледяная вода. Азирафаэль спит совсем рядом, обнимая его правую руку, прижимается к ней щекой. Его совсем не тревожит наглое солнце, наоборот, светлые пряди почти блестят на свету. Самый настоящий ангел, который буквально впитывает в себя это тепло. Демон перекатывается, вытягивается вдоль его тела, утыкается носом в тёплый висок. От Азирафаэля пахнет летом и шоколадом. Он не противится вторжению, улыбается сквозь сон и хватается за плечи, так привычно и правильно, что Кроули почему-то становится на секунду очень страшно. Будто все это — наваждение Ада или предсмертная конвульсия его сознания, пока он горит в полной святой воды ванне. Он снова смотрит в лицо напротив, цепляясь за нежные губы, за выразительные брови и высокий лоб — нет, это его жизнь, его дом, и, черт возьми, он заслужил. Не в силах себя удержать, он целует сначала одно закрытое веко, потом другое, едва ощутимо. Дыхание колышет мелкие волоски около ушей. Азирафаэль ёжится и пытается отвернуться, чтобы скрыться от назойливой щекотки, бурчит что-то сквозь сон и улыбается. Кроули ужом соскальзывает в сторону, напоследок целует тёплые губы. Но нужно вставать, иначе он так и останется в постели на весь день. Соседи сонными жуками ползают по своим участкам, поливают цветы и деревья, громко здороваются и машут друг другу руками. Он никому не машет ни рукой, ни ногой, он даже не выходит из тени своей входной двери. Только окидывает внимательным тяжелым взглядом тропинку от калитки, машину и кота, который нагло уселся прямо на капоте. По-хорошему, нужно бы пойти и крикнуть на него во всю мощь змеиных лёгких, но было слишком… спокойно, чтобы тратить на это силы. Кроули только шипит тихо, скользя раздвоенным языком по губам. Кот — рыжий и совершенно невозмутимый — закрывает хвостом довольную морду. Демон проходит на террасу, на которой расположилась летняя кухня: с мелкими шкафчиками, которые так сильно нравятся Азирафаэлю, деревянными стульями и большим столом, оплетенным светлым волокном. Он подходит к раковине и споласкивает водой лицо. По-хорошему, надо бы сходить на речку и немного поплавать, попугать осмелевших за последнее время птиц и детей. О большой чёрной змее, живущей в реке, в деревне ходят уже не слухи, а целые легенды. Кроули нравится останавливаться около самых восторженных людей, слушать эти домыслы, а потом пересказывать смеющемуся в свою чашку ангелу. Однажды, Азирафаэль предложил, ради приличия, показаться людям во всей своей красе, но они решили, что это отпугнёт людей от реки. Было бы обидно, Азирафаэлю очень нравилось слушать задорный детский смех. Высокая люстра медленно покачивается из стороны в сторону, обиженная легкомысленным ветром. Босые ноги немного подмерзают на деревянном полу, но Кроули и не думает пойти обуваться, слишком хорошо ему этим тихим летним утром. На сковородке шкворчат уютно блинчики, которые он готовит уже совершенно машинально. Их запах, гуляющий по дому, очень скоро разбудит привередливого в еде ангела и приведёт на кухню. Кроули как раз размышляет, какой джем ему сегодня стащить с полок местного магазина, когда в спальне что-то тихо падает. Это захлопнулась оставленная на ночь под подушкой книга. Азирафаэль что-то бурчит себе под нос, рушит до кучи ещё и все с тумбочки. Нет ничего разрушительнее и опаснее, чем невыспавшийся ангел. Демон чувствует гордость от такого состояния небесного воина. Он мучил и терзал любимого почти до самого рассвета, пока не начали дрожать собственные руки от напряжения и усталости. Но ангел выглядел таким осоловевшим и удовлетворённым, что Кроули не сожалел. О нет, сэр, ни капли сожаления. — Я же проспал, — хрипло от ночных криков говорит Азирафаэль, заходя на кухню. — С добрым утром... У него слипаются глаза, подушка отпечаталась на мягкой щеке. На плечах у него одеяло Кроули — специальное, летнее, чуть менее чёрное, чем зимнее — в которое он кутается обеими руками. Он открывает то один, то другой глаз, но тут же щурится недовольно. Но запах блинов манит, тревожит его. Поэтому ангел подходит ближе, обнимая змея со спины, устраивает нос на его плече и любопытно заглядывает в сковородку. Блины шипят, завораживая своей золотой корочкой. Азирафаэль уютно дышит позади, вроде и сердитый, но слишком довольный предстоящим завтраком. Не переставая следить внимательно за своим детищем, Кроули тянется к кувшину с соком и наливает полный стакан. Азирафаэль послушно открывает рот, когда он оборачивается и придерживает загорелой ладонью под затылком, пьёт мелкими глотками и щурится вполне себе радостно. Ветер обнимает их со всех сторон, колышет кончики алых волос и вполне себе задорные кудри светлых. — Я же хотел попасть на ярмарку с утра, — говорит Азирафаэль, когда устраивается за столом и нетерпеливо ерзает, пока демон несёт ему тарелку с завтраком. — Попадёшь, — спокойно отвечает Кроули, выбрав ежевичный джем на сегодняшнее утро. На тарелках изображены какие-то совершенно замученные жизнью зеленые медведи, но Азирафаэлю они нравятся, и Адаму с его друзьями, когда они приезжают на выходные. Поэтому демон и не противится, просто кладёт блин на самого жуткого медведя и старается не смотреть. — Ты поедешь со мной? — глаза ангела распахиваются от удивления, но так радостно блестят, что Кроули едва не выпускает из рук свою порцию. — Само собой, — демон двигает стул чуть ближе, чтобы касаться своим коленом чужого. — А то моя детка скоро заведёт себе сорок кошек и начнет красить кузов в странные цвета. Они собираются не спеша. Кроули всячески мешает ангелу, хватает за руки и утягивает в долгие горячие поцелуи. Он вырывает прямо перед носом Азирафаэля один из летних ботинков и поднимает над своей головой, не позволяя его забрать. Он хрипло смеётся, наблюдая за тщетными попытками любимого, пока не получает подло и обидно по носу кремовым крылом. Потом он ещё несколько минут едет на машине за сердитым ангелом, высунувшись наполовину из окна и уговаривая сесть. Они оба знают, что Азирафаэль не злится, даже и не думал. Но выработанная годами привычка играть в хорошего и плохого, соблазнять и сурово смотреть осталась, придавая их жизни особого вкуса. Перед тем, как вырулить к ярмарке, Кроули останавливает Бентли в тени деревьев и целует ангела, его губы ещё хранят вкус ягодного джема и слегка пригоревших блинов. Азирафаэль натягивает на голову большую соломенную шляпу и с широкой улыбкой идёт здороваться с соседями, с какими-то странными взбалмошными людьми. В корзину, которую он несёт в руках, они сложат бутылки с вином и свежие ягоды, немного рыбы и, конечно, сладости. Чтобы вечером расположиться на террасе прямо поверх цветастого пледа, вытянув ноги. И опять будет ночь, с самыми яркими звёздами, сияющими как тысячи глаз удивительного существа. Деревня недалеко будет шуметь, дети, которых не уложили вовремя, будут бегать друг за другом и прятаться от сердитых родителей. Кроули будет лежать головой на чужих коленях, рассказывать о невероятных вселенных далеко вверху. Азирафаэль будет кормить его запеченной рыбой, а потом ягодами прямо из рук, касаться подушечками пальцев острых опасных зубов и нечеловеческого языка. А потом, он опрокинет разомлевшего демона на спину и будет тщательно мстить за прошлую ночь, сияя потемневшими словно небо глазами. А следующим утром в их дверь постучат, и на пороге будет стоять улыбающийся Адам Янг и трое его друзей, готовые охотиться на страшное чудовище в реке и ловить всех окрестных котов, чтобы раскрыть их страшный заговор против машины любимого крестного. Утро такое утро.