Хроники Конца Света, который не случился.

Вы никогда не задумывались, что значит оставить тот или иной предмет на память? Что мы вкладываем в саму суть этого понятия — на память? Неужели человеческий мозг такой ненадежный, что мы боимся что-то или кого-то забыть? В чем же тогда смысл всех переживаний, если их так легко стирает время? «С глаз долой, из сердца вон» — удивительно точная формулировка. Мы оставляем себе предмет, вещь, запах или форму чего-то, что не хотим выпустить из своего сердца. Можно просто помнить факт произошедшего, точную дату, даже время. Можно помнить хронологию, но ни одна струна в душе не дрогнет от этого. Стоит же в руки попасть фотографии или какому-то предмету, который связывал человека и воспоминание, как сердце разрывается на куски, в голове взрываются фейерверки, руки дрожат, и становится так тяжело дышать, словно без подготовки спрыгнул в ледяное озеро. Поэтому люди, которые действительно хотят вычеркнуть кого-то или что-то из своей жизни, в первую очередь избавляются от всего, что может напомнить. От вещей, от фотографий, от игрушек, от чашек. Вычищают свою память словно с чистящим средством, до запаха хлорки внутри черепной коробки, до болезненной белизны. Бывало ли, что в толпе по дороге на работу случайно слышится знакомый одеколон, и весь день идёт насмарку, потому что горло не отпускает спазм, слезы душат, и все валится из рук? А ведь это лишь запах… Память умеет по первому требованию доставать из огромного шкафа с тысячью отсеков то самое воспоминание, которое с легкостью уничтожит за несколько секунд даже самого сильного человека. Но это правило работает и в другую сторону. Есть моменты, которые нам так сильно не хочется забывать. И мы стараемся хранить любое напоминание о них, оберегать, стирать пыль и беречь от любопытных любовников и назойливых друзей. Что-то, что машинально сжимаешь в руке в момент неконтролируемого страха или отчаяния, ища поддержки, которую когда-то обязательно бы получил. Поэтому так больно избавляться от вещей человека, которого больше уже не увидишь. Подсознание бьет тревогу, с красными лампами, с громкими сиренами, потому что боится забыть. Боится утратить эту важную часть души, особую секцию в сердце. Дети цепляются за старые игрушки, найденные в гараже. Женщины — за рубашки и футболки любимых мужчин, за украшения матерей, за засохшие цветы, которые им подарил кто-то во время курортного романа. Мужчины хранят, обычно, что-то небольшое, самое важное: дешевую заколку, оторванную когда-то пуговицу, билет с первого сеанса в кино, самодельное украшение. Азирафаэль приехал к Кроули так быстро, как позволил ему общественный транспорт. Как назло, за окном безостановочно бушевал ливень, иногда сверкали яркие ослепительные молнии. Дороги быстро превратились в самые настоящие каналы, хоть строй себе гондолу и бери в руки весло. Естественно, в городе тут же образовались длинные пробки, злые водители, обрызганные пешеходы, мокрые с головы до ног, обреченно трясущие утонувшими телефонами. Звонок директора модельного агентства застал владельца книжного магазина врасплох. Азирафаэль только собрался сесть и спокойно разобрать новые поставки книг, сделать каталоги и утащить несколько не особенно популярных домой на почитать, как мобильник взорвался, требуя внимания. Поэтому спустя десять минут он уже спешил к остановке, раскрыв над головой большой чёрный зонт. Ботинки очень быстро промокли, а сам он продрог на сильном ветру. Энтони хотел забрать его вечером. Он только вернулся после выездных съёмок, поэтому, как обычно, сторговался с Баал на один полноценный выходной после. Парень не хотел терять ни секунды. Начать с самого вечера и наслаждаться обществом своего любовника все отведенные ему 24 часа. Кроули потрясающе умел переключаться между работой и собственной жизнью, абстрагироваться от ненужных мыслей и уделять все своё внимание тому, что делал. Он выключал мобильный телефон дома, с удовольствием готовил для Азирафаэля самые невероятные блюда, помогал таскать тяжелые коробки в магазине, ни на мгновение не вспоминая о крутой модельной карьере. Азирафаэль в принципе имел особый статус в его жизни. Чем бы не был занят Кроули, где бы не находился, с кем бы не разговаривал, стоило ему услышать любимый голос, он мгновенно прерывался и поворачивался на звук, полностью сосредотачиваясь на нуждах и желаниях обладателя. Вельзи только качала головой и пыталась подкупить Азирафаэля, чтобы он помог ей приструнить и приручить капризную и своевольную модель. Естественно, ей никто не помог. Эгоисты проклятые. Её голос по телефону был напряженным и, честно сказать, напуганным. Она говорила тихо, прикрывая ладонью динамик. По всему выходило, что ситуация вышла из-под контроля. Поэтому, Азирафаэль плюнул на автобус и на такси, упрямо шел пешком, утирая мокрым рукавом пальто лицо. Это никак не помогало, но душу успокаивало. Когда он подошёл к двери в квартиру, она распахнулась сама собой. На пороге стояла директор в строгом чёрном брючном костюме в белую полоску, а в дальней комнате что-то грохотало, было слышно, как ругается Кроули. — Ну наконец-то, — выдохнула Баал, практически втягивая его в квартиру. — Я пост сдала, ноги моей здесь не будет. Она принялась застегивать дорогое замшевое пальто с высоким воротом. Большие чёрные пуговицы проскальзывали в отверстия, подгоняемые ловкими пальцами. Азирафаэль опустил на пол свою сумку с наверняка промокшими книгами и отряхнул зонт. — Что у вас случилось? — мягко спросил он, стараясь скрыть своё волнение. — Самолёт же должен был быть только вечером. — У нас случилась истерика, — раздражение, которое девушка явно пыталась скрыть или хотя бы удержать внутри, вырывалось из-под контроля. — Бабская истерика. — Это все твоя вина! — послышалось из комнаты злое и надрывное. — Потому что ты не смотришь, каких придурков нанимаешь на работу! Азирафаэль обеспокоенно нахмурился, прислушиваясь к шуму в спальне. Кроули редко позволял себе разговаривать в таком тоне с Баал. Они огрызались друг на друга, грызлись иногда, отплевывались, но всегда сохраняли какую-то дистанцию и субординацию. Сейчас же, Энтони был явно не в себе, не контролировал ни интонации, ни слова. — Что с ним? — мужчина снял с себя пальто и повесил на край высокой двери, чтобы оно хоть немного высохло, хотя все указывало на скорую встречу с мусорной корзиной. — Он пьяный, он расстроенный, — с каждым словом загибала пальцы Вельзи. — Он взбесившийся. И да, он пьяный. — Это ты уже говорила, — улыбка против воли вырвалась у Азирафаэля. — О, я не утрирую, — глаза напротив сверкнули недовольством. — Он сорвал съемку, наорал на группу, уволил несколько человек и устроил погром на студии. — Зачем? — Азирафаэль не мог поверить своим ушам и соотнести это со своим заботливым и внимательным любовником. — Он что-то потерял, — вот в этот момент голос Баал стал немного растерянным, видимо, она первый раз столкнулась с подобным. — Как понял, что потерял, просто взбесился. Всю дорогу обратно пил, орал и снова пил. В общем, оставляю все на тебя. Она на секунду задержала взгляд на собеседнике, после чего взяла его за локти сильными руками, слишком сильными для такой миниатюрной девушки. — Кроули прав, ты действительно ангел, — кивнула она сама себе и, схватив сумку с ручки двери, направилась на выход. — Пусть придёт в себя несколько дней, а потом жду его с извинениями и объяснениями. И… Она обернулась на самом пороге. — Позвони мне потом, скажи хоть, что он потерял… А то ощущение, что или девственность, или ребёнка. — Что-то вроде… — шепнул сам себе под нос Азирафаэль и медленно выдохнул, прежде чем зайти в комнату. Все вещи валялись на полу. Включая и несколько разбитых чашек, и рамки с фотографиями, и всякие мелочи вроде украшений и одеколонов. Ящики были выдраны с корнем из комодов, вывернуты и брошены на ковёр. Одна штора печально покачивалась на нескольких кольцах, ободранная сильным движением. На удивление, все вещи Азирафаэля были на месте. Книги лежали ровными стопками, рубашки висели на вешалках, даже отвоеванная бегония была не тронута. Сам виновник переполоха сидел на полу, закрыв локтями голову и согнув ноги. Он был просто комком углов и костей, с торчащими лопатками, с выступающими рёбрами, с острыми коленями. В комнате пахло алкоголем и дымом. Значит, Энтони было так плохо, что он даже нарушил собственное правило — не курить в квартире. Осколки от стекла были опасно близко к босым ногам, телефон с разбитым экраном валялся у противоположной стены. Парень раскачивался вперёд назад, бормоча себе что-то под нос. — Дорогой мой? — осторожно, будто дикое раненое животное, позвал его Азирафаэль. — Я дома… Кроули поднял на него воспаленные пьяные глаза. Темную кожу на щеках стягивали дорожки от высохших слез, ресницы слиплись и были похожи на острые шипы. Губы опухли от того, что их постоянно кусали. Азирафаэль вздохнул, впитывая то, что видит. Таким он помнил друга за несколько недель до побега из приюта, разбитым и опустошенным. Энтони ничего не рассказал тогда, только хватал его за руки и тянул к себе. Последнее, что он хотел увидеть — снова подобное выражение лица и болезненно изогнутые губы. На полу валялась пустая бутылка из-под мартини, на ковре осталось несколько небольших пятен. — Азирафаэль… — хрипло позвал его Кроули, не разжимая хватки побелевших от напряжения пальцев на своих плечах. — Ох, Азирафаэль… Он попытался встать, но непослушное тело подвело его. Он рухнул обратно, ругаясь грязно и некрасиво. Мужчина подошёл, не обращая внимания на хрустящее под ногами стекло. Аккуратно опустился рядом, убирая с чужого лица влажные алые пряди. — Ты мне расскажешь, что случилось? — ласково попросил Азирафаэль, наклоняя голову к плечу. — О, мой ангел… — Кроули крупно вздрогнул. — Я так виноват, я такой идиот. Я потерял то, что ты мне подарил… Кулон, что ты вырезал мне в приюте… — Того деревянного ангела? — брови Азирафаэля изогнулись удивленно. — Да, — задыхаясь, отозвался Энтони, закрывая ладонями лицо. — Я потерял его, я дал на хранение вещи этой тупой девке, что была ассистенткой. А она его где-то потеряла… Или кто-то его забрал, придурки тупые. Они даже трусы мои готовы украсть… Азирафаэль сел рядом, касаясь своим плечом чужого, под ногами дробились осколки. Кроули машинально прижался к нему в поисках тепла, замёрзший и обреченный. — Ты мне его подарил на день рождения, так радовался, что успел… — воспоминания нахлынули на парня, затягивая ядовитые глаза пеленой. — Я же его хранил, каждый раз покрывал лаком… Я отвлёкся всего на пару часов… Азирафаэль, прости меня… Крупная дрожь вновь сотрясла его тело. Азирафаэль секунду смотрел на него, ничего не говоря, а потом запустил руку в нагрудный карман рубашки и вытащил небольшую подвеску с чёрным шнурком и деревянным ангелом, кривоватым, с распахнутыми крыльями. Он протянул ее вперёд, покачивая из стороны в сторону перед лицом скандалиста. — Вот этот вот ангел? — очень спокойно спросил он. Энтони распахнул глаза, впиваясь взглядом в то, что считал утерянным навсегда. Этот ангел — единственное, что не давало ему подохнуть под забором от голода. Он сжимал кулон на своей шее и находил в себе силы пройти ещё несколько сотен шагов. Каждый день он думал про Азирафаэля, вспоминал его добрую улыбку, сияющие глаза, мягкий голос. Этот подарок был практически единственным, что Кроули оставил из прошлой жизни. Кулон и невероятную любовь к своему другу. — Ты оставил его утром на раковине. Не забрал после душа, — очень аккуратно сказал Азирафаэль, вкладывая свою находку в протянутую дрожащую ладонь. — Я не успел тебе отдать, ты уехал раньше. — Я… Но я… — Энтони крепко сжал ангела в руке, до боли и содранной кожи на пальцах. — Я думаю, тебе потом стоит извиниться перед Баал… — Азирафаэль обнял своего любимого человека, привлекая ближе, касаясь губами волос. — Ишь, как распереживался. — Я тебя ненавижу… — глухо сказал Кроули, вжимаясь лицом в чужую грудь, втягивая носом запах книжных страниц, дождя и чая. После душа парень сидел завернутый в большое полотенце, пил горячий чай и наблюдал за Азирафаэлем, собирающим с пола мусор и обломки вещей. На сильной шее покачивался лакированный деревянный ангел. Дождь наконец закончился, и робкое солнце выглянуло из-за тучи, будто боялось, что его прогонят прочь. На мгновение Кроули показалось, что он видел два больших, слегка кривоватых крыла за спиной любовника, но облако закрыло свет, и все прошло. Со следующей съемки Баал каждый раз требовательно протягивала руку и ждала, пока подопечный снимет с шеи простой чёрный шнурок, чтобы лично охранять такое дорогое и важное сокровище. Ей психологическое здоровье Кроули и самой себя было очень дорого.