Хроники Конца Света, который не случился.

Говорят, что глаза — зеркало души. При условии, конечно, что у нас есть душа. Вопрос спорный, требующий как минимум одной бутылки дорогого вина, пепельницы и ещё одного тела, чтобы сидело напротив и помогало не утонуть в пучине мыслей. Но есть аксиома, которую нельзя опровергнуть никакими способами. Глаза не врут. Человек может скрывать свои эмоции и настоящие мысли, притворяться тем, кем не является. Но если уметь смотреть глубже, дальше, заглядывать в эту пучину чужого сознания, то можно без ошибки поймать хвост этой самой лжи и фальши. Недаром так сложно смотреть в глаза, особенно незнакомому человеку, не испытывая смущение и дискомфорт. Это словно… Да, словно обнажиться перед собеседником. Показать себя таким, какой ты есть, без шелухи и пыли. Поэтому так тревожно отдаётся в груди, когда собеседник на секунду обжигает взглядом, а после опускает его смущённо себе на руки. Дразнит, не позволяя разглядеть все сразу. Сиди потом, гадай, сгорая изнутри. Глаза хранят всю жизнь человека. Всю спрятанную в глубине сердца боль, страхи, которые чёрными грязными лапищами хватают посреди ночи за нежное горло, неуверенность, отравляющую кровь. У людей в глазах скрываются тысячи галактик, хвосты комет цепляются за зрачок, а северное сияние отражается в радужке. В глазах можно утонуть, захлебнуться чужими эмоциями, задохнуться собственными чувствами. Дикие животные не выносят, когда им смотрят в глаза. Они чувствуют угрозу и нападают первыми. Глаза выдают все самые потаенные чувства и намерения. Они темнеют от возбуждения, когда страсть и похоть смешиваются в них, разгоняя кровь. Они стекленеют от боли, когда так хочется закрыться внутри себя и не вылезать наружу, забиться в самый дальний угол и остаться там. Когда его ладонь, наконец, коснулась ледяной скалы, сил не осталось совсем. Все тело дрожало: от холода — промокшая одежда липла к коже, от напряжения — он в страхе бежал несколько часов без остановки — позади все ещё были слышны голоса, шелест крыльев, звон мечей о щиты. Сломанное крыло тащилось по земле, собирая всю грязь и мусор. От каждого движения возникало ощущение, что под правую лопатку впиваются острые ядовитые клыки. Босые ноги были стёрты в кровь. Грязь и земля липли на воспалённую кожу, но это было самой маленькой проблемой. Он не мог пользоваться своими силами. Во-первых, с одним крылом он далеко не улетит, а с его везением — рухнет на голову преследователям даром божьим. От сравнения заскрипели зубы. А во-вторых, его мгновенно засекут. Проще будет выйти и поорать от души. Самоубийство — грех, это он помнил очень хорошо. И к этому пороку его не тянуло никак. Пока. Ещё раз оглянувшись назад, он все-таки шагнул под свод пещеры. Там было прохладно, пахло сыростью, ноги тут же замёрзли. Он продолжал держаться за стену, пока глаза привыкали к темноте. В кои-то веки он был рад тому, что ему с ними так повезло. Было видно и крутой спуск, по которому струями стекала вода, и выступ сбоку, небольшой, но вполне подходящий, чтобы забиться туда и перевести дух. Конечно, у его врагов была возможность осветить всю пещеру одним движением. Но для этого нужно будет туда войти и на несколько секунд стать беззащитными. Он даже зашипел от предвкушения, как погрузит зубы в мягкое горло, под самым подбородком, как горячая кровь хлынет в рот. Главное, не отравиться их благодатью. Будет обидно ходить потом с ожогом рта. Хотя… Потом будет счастьем просто куда-то ходить. На его глазах сгорели мелкие демоны, которые по наивности решили, что справятся с ангелами. Их крик до сих пор звучал где-то внутри, резонируя с нервами. Он прислонился ноющей спиной к камню и почти рухнул вниз, когда сгиб сломанного крыла задел что-то. Доломать его, что ли, сразу, может, легче будет? Шаги у самого входа царапнули слух. Кто-то говорил, кто-то смеялся. А кто-то шёл прямо к нему, медленно перенося вес с ноги на ногу. Камень хрустел под его величием, дробился в мелкую крошку. Отлично, замечательно. По его душу пришёл некто круче, чем просто ангел. В горле родился тихий рык. Ничего, он все равно заберёт его с собой. Яд выступил на острых клыках, привычно кислый и горький одновременно. Главное попасть в шею, тогда его отодрать будет очень сложно. Крылья затрепетали, мелкая дрожь прошла по телу. В нос ударил запах обезоруживающей свежести, чего-то сладкого и такого родного, что на мгновение стало действительно страшно. Захотелось подползти к чужим ногам и свернуться около большими кольцами, касаясь самыми большими чешуйками и смотреть, смотреть, смотреть… Огонь вспыхнул совсем рядом, растягиваясь на большом тяжелом мече. Свет упал и на острые камни внизу обрыва, и на мох на потолке. И на лицо того, кто пришёл убить его. Этот ангел так сильно отличался от своих собратьев, что демон, застывший перед ним нервным больным комком, упустил возможность напасть. Внимательные глаза уже заметили цель. Но вместо того, чтобы обрушить небесную кару на изгнанника, палач вдруг просто опустил оружие. Он смотрел точно в глаза напротив — ядовитые желтые, с вертикальными зрачками, слегка опухшие от злых слез. Чужой взгляд скользнул и по сбитым ногам, и по кривому изогнувшемуся крылу, и по алым спутанным волосам. Ангел наклонил голову к плечу, изучая его. Демон видел в чужих глазах растерянность, непонимание и… что-то ещё. Звезды, тысячи самых ярких звезд, скручивающиеся галактики и звездную пыль. Ангел медленно опустился на колено и положил меч прямо на мокрый песок. Вопреки всему, огонь продолжал спокойно гореть. От него тянуло теплом и опасностью, но не такими, как от его хозяина. Демон попытался отползти в стену и зашипел, едва не откусывая язык, когда израненное крыло согнулось сильнее. Ангел вдруг дернулся и выставил перед собой раскрытые ладони. Его руки очень медленно опустились на большие чёрные перья, сдвигая их в сторону, зарываясь в мелкий пух. Демон зажмурился и втянул голову в плечи, яд почти сочился с его губ. Нужно было нападать, пока была возможность, пока страшное оружие лежит бесхозное, и возможно, он успеет… Осторожное прикосновение горячих пальцев к изгибу все же вырвало из его сжатых зуб тихий стон. А через мгновение стало легче. Ангельское чудо обжигало ему щеку и висок, слепило глаза, но онемевшее крыло постепенно снова становилось частью своего хозяина, слабо дергалось и подрагивало на ветру. — Азирафаэль! — сердитый голос эхом пронёсся по пещере, ударяясь о стены. — Ты нашёл кого-нибудь? Ангел бросил короткий взгляд на демона, вновь завораживая своими глубокими грустными глазами, и вдруг два больших белоснежных крыла распахнулись, скрывая его от чужого взгляда. — Нет, Габриэль, тут пусто, — мягкий голос зазвучал в темноте самой чистой родниковой водой, демону бы хотелось слушать его всегда, каждую секунду той жизни, что ему осталась. — Никаких следов. — Тогда, догоняй, — голос архангела отличался: от него становилось душно и чешуйки на шее топорщились. — Он не мог далеко уйти. Тот, кого назвали Азирафаэлем, ещё раз провёл широко раскрытой ладонью по исцелённому крылу и поднялся на ноги. Неуверенная улыбка тронула его губы. Выразительные брови изогнулись. Он явно хотел что-то сказать, но не решался. Помявшись немного, ангел подхватил с земли свой меч и поспешил к выходу из пещеры, до последнего не складывая больших крыльев. А демон, который мгновенно согрелся от этой скромной и доброй улыбки, остался сидеть и ошарашено смотреть вслед, на пробу шевеля крыльями. С тех пор каждую ночь ему снились грустные ангельские глаза, в которых были спрятаны тайны тысяч галактик. А шелест деревьев вновь и вновь обманывал, шепча на ухо чужим ласковым голосом. Азирафаэль, значит...