Хроники Конца Света, который не случился.

Время неумолимо бежит вперёд, не оборачивается ни на секунду. Будто где-то там, за горизонтом, откуда каждое утро поднимается яркое золотое солнце, есть что-то невероятно ценное и желанное, что так и манит. Вот время и бежит, перешагивает через города, перепрыгивает эпохи, стирает воспоминания из сознания и целые народы — с лица земли. В своём тяжелом изнуряющем забеге оно меняет реальность, переделывает мироздание, разрывает сначала ткань этого мира, а потом собирает снова, но уже — в совершенно другой узор. То, что сотни или тысячи лет назад было нормально — сейчас считается пережитком прошлого и вызывает лишь ироничную ухмылку на лицах людей. А ведь наши предки жили по этим правилам, с этими традициями и искренне верили в свои устои. Как горько, вероятно, им было бы видеть, как все изменилось. Люди так часто употребляют слово «прогресс», что совсем забыли один важный момент: сначала нужно поменять своё сознание и расширить кругозор, прежде чем исправлять мир. А то вокруг только и ходят, что толпа людей с мешками, полными мыла, и те, у кого из всех карманов торчат шила. А на фоне — машины, роботы и свобода жизни. Ну, мы можем помыться и проделать в ремне пару новых дырок, прежде чем на нем повеситься. Меняются нравы, меняется воспитание и нормы приличия. Люди потеряли индивидуальность — какая ирония — в погоне за ней. В попытках стать «не таким, как все» они потеряли сами себя, с уникальными чертами лица, изгибом губ и стуком сердца. То, что долгое время являлось секретом для окружающих, скрываясь за таким словосочетанием как «тайна личной жизни», выставлено на всеобщее обозрение: подходи, трогай, обсуждай. Человек сидит у себя дома, а за его спиной стоит грязная чёрная тень с таким неприятным именем «общество». От него почти невозможно скрыться. Всегда есть ты и кто-то ещё, кто умеет делать что-то лучше, знает больше, выглядит сексуальнее. О, этот потрясающий этап, когда в теле человека не скрыто совершенно ничего. Так же охотно, как и собственную душу, люди выставляют напоказ своё самое сокровенное. Людям так быстро становится скучно — ведь все то, что наши предки исследовали друг в друге так долго, сейчас швыряют в лицо, словно грязную рубашку. И ничего не остаётся, кроме как изменять и пачкать свою любовь этим чёрным дёгтем. Энтони чертовски сексуален, нельзя даже поспорить. С билбордов и журналов он смотрит с таким вызовом и желанием, что люди непроизвольно облизывают пересохшие губы и сводят ноги в порыве унять возбуждение. Ему достаточно щелкнуть пальцами, как у его спальни выстроится целая очередь из желающих побывать в такой манящей постели и увидеть вживую известную модель. Даже при условии, что дальше эта самая модель выкинет их из своей жизни, словно мусор. Какая глупость, когда останутся воспоминания. Ночью, под боком жены или мужа, на обратной стороне зажмуренных век они будут гореть и ублажать такого желанного юношу. У Кроули были десятки съёмок: и полуобнаженным, и в одних узких плавках, и в полотенце. Фотосессия к рекламе нового парфюма DKNY включала в себя одно большое спелое яблоко. И больше, кроме самого Энтони, на площадке не было ничего. Спасибо Баал, эта работа была полностью закрытой. Только фотограф, слюни у которого звучно падали на пол, сама директор, не отрывающая взгляда от его тела, да девчонка-гримёр, краснеющая, словно сваренный только что рак. В общем, не было ни одного места на теле Кроули, которое бы не рассмотрели. Разве что, может быть, душа? Азирафаэль рассматривает папки с сотнями фотографий на ноутбуке Кроули, выбирая самые красивые для рамок на стене, и любуется своим возлюбленным. Какие-то снимки смущают, заставляя мужчину закрывать ладонью пылающие щеки, но кончики ушей выдают его с головой. Какие-то —вызывают улыбку из-за мысли — как же этот мальчик повзрослел. Стал выше, сильнее, хитрее. Азирафаэль успел достаточно изучить загорелое стройное тело, чтобы отметить и тонкие шрамы на одном из запястий, совсем белые, и старые шрамы-точки под правым коленом, которые и вовсе почти стёрлись. Ему на самом деле страшно иногда даже представить, через что прошёл его друг за все эти годы. О бывшей жизни в квартире не было ни одного напоминания. Разве что подвеска, которую парень никогда не снимал, и фотография, измятая совсем, с потертыми сгибами, на которой был сам Кроули — ещё в детском доме — он обнимал смеющегося Азирафаэля, который закрыл половину своего лица книгой, а за ними была Полли, поставившая им обоим рожки. Азирафаэль знает, что однажды соберётся с силами и задаст вопрос, который мучил его все тринадцать лет, пока они не виделись. Он уверен, что Кроули ответит и сейчас, но сомневается, что у него хватит сил выдержать правду. Но все же — это его Энтони. С ехидной ухмылкой на губах, с хитрым блеском искаженных глаз, с громким смехом и бархатным голосом. Он все так же бросается в авантюры, не задумываясь ни на секунду, пьет ледяное молоко прямо из холодильника и интересы своего друга всегда ставит выше своих. Что-то никогда, видимо, не меняется. Вот и хорошо, пусть будет так, а со всем остальным, Азирафаэль был уверен, они справятся. И он искренне не понимает, как все эти люди, оставляющие комментарии в социальных сетях с предложениями сексуального характера, могут так заходиться из-за чужого тела. Ведь никто из них и десятой доли не видел из того, чем владеет скромный молчаливый хозяин книжного магазина. По утрам, когда в плотном графике Кроули выдаётся выходной, он выползает из тёплой постели и отправляется на кухню. Завязывает волосы в странную, хрупкую и пошатывающуюся конструкцию на затылке, натягивает самую пафосную из присланных разными компаниями футболок с логотипом, и встаёт к плите. Что эти люди из интернета могут знать, если не видели мягких медленных движений, которыми парень помешивает рагу, напевая себе под нос что-то, услышанное по радио, изгиба длинной нежной шеи с выступающей цепочкой позвонков, убегающих в ворот. Как они могут претендовать на то, что желают Кроули всей душой, если не наблюдали за ним украдкой из дверей: за тем, как он переступает с одной босой ноги на другую, потирая озябшую ступню о голень, чтобы согреть; за тем, как он надрывает пакетики с приправами зубами, точно так же, как и обертку презерватива прошедшей ночью? Они никогда не видели, как короткая непослушная прядь падает на высокий лоб, раздражая едва ощутимой щекоткой сосредоточенного парня, не видели его изящных рук, которые быстро и ловко нарезают свежие сочные овощи, как длинные тонкие пальцы медленно и идеально срезают острым ножом кожуру с яблок. В обнаженном теле нет ничего особенного. Но до чего же сдавливает Азирафаэлю горло из-за отсутствия воздуха, когда Энтони несет ему на пробу ложку с горячим рагу, подставив вторую раскрытую ладонь на всякий случай под неё. Когда парень сильным движением открывает бутылку вина, у Азирафаэля поджимаются на ногах пальцы, а когда они произносят тост и подносят бокалы ко рту, то он не может сделать ни глотка, наблюдая за дергающимся острым кадыком любовника. Никакая, даже самая дорогая и модельная одежда никогда не украсит Кроули сильнее, чем мятного цвета рубашка самого Азирафаэля, накинутая на загорелые голые плечи, пока парень лениво курит у дверей балкона. Ткань едва-едва закрывает его бёдра с темными следами от сильных пальцев коллекционера книг, сквозь неё можно если не увидеть, то хотя бы представить, как лопатки натягивают тонкую кожу, как при вдохе Энтони слегка прогибается в пояснице, как вздымается его грудь. И эта мелкая преграда, отделяющая фантазию от реальности — самое острое, вкусное и невероятное в отношениях. Вряд ли все эти люди когда-нибудь видели, как Энтони, в свой очередной выходной, затевает страшную уборку и выгоняет милую женщину-горничную. Когда парень вместе с Азирафаэлем отправляется мыть окна, то последнему приходится сдерживать все свои сознательные и бессознательные порывы, глядя на возлюбленного сквозь толстое стекло. Они улыбаются и водят тряпками, пытаясь угнаться друг за другом, а у Азирафаэля тянет в паху, потому что между ключицами Энтони оседает прозрачная капелька пота, чёрные татуировки змей выглядывают в прорези рубашки, с которой они давным-давно отодрали рукава, а желтые ядовитые глаза смотрят с такой любовью и теплотой, с какой никогда не были запечатлены на фотографиях для журналов. Энтони Кроули невероятно сексуален. Но если большинство желает его тело, то Азирафаэля возбуждает его душа, его самые глупые привычки и возмутительные предложения, ехидные замечания и опрометчивые поступки. Поэтому он спокойно пробегает взглядом по очередной сотне неприличных комментариев под последним фото возлюбленного и закрывает приложение, когда чувствует ласковое прикосновение горячих ладоней к своим волосам. Хотеть Энтони могут тысячи людей, но таким спокойным, домашним и настоящим его видит только Азирафаэль. — О чем думаешь, ангел? — спрашивает Кроули, все ещё сонный и ленивый после пробуждения, и наваливается со спины всем телом. — Ты ушёл, и я замёрз. — Прости, дорогой мой, — Азирафаэль закрывает ноутбук осторожным движением и оборачивается, чтобы ощутить чужой вес на своих коленях. И пушистые ресницы, которые чуть подрагивают, и чувствительные уши, и острый подбородок, который можно осторожно кусать и слышать протяжные стоны — все это намного сексуальнее, чем обнаженное тело на фото. Но Азирафаэль об этом никому не расскажет. Потому что, в отличие от всего мира, не очень спешит делиться своим самым сокровенным с обществом. Он все детство делился чем-то с кем-то, он вырос добрым и щедрым мальчиком, но Энтони — то единственное, что он не будет делить ни с кем. Спасибо, пожалуйста, идите к черту.