Хроники Конца Света, который не случился.

Зима, которая обрушилась на город, была одной из самый отвратительных на памяти Энтони. Ледяной, пронизывающий до костей ветер носился по улицам бешеным зверем, вырывая из рук людей документы и бумажные пакеты, ожесточенно хлопал дверьми кафе и магазинов и залетал в неосторожно оставленные открытыми форточки, чтобы устроить беспорядок на рабочем столе какого-то сурового работника банка или разбросать вещи, чтобы только что законченная домохозяйкой уборка потеряла смысл. Грязные серые небеса висели над городом, цепляясь за шпили и углы домов, рвались на части, даром что без громкого треска, и их становилось ещё больше. Казалось, что совсем скоро они осядут на землю, погребая под собой всех жителей. Погода ни разу не побаловала горожан снегом — ни одной снежинки, которая могла хоть как-то поднять настроение людей. Отовсюду был слышен тяжёлый лающий кашель, простуженные люди ползли на работу, щуря больные воспалённые глаза и кутаясь в шарфы. Он сам окно не закрывал. Оно было распахнуто настежь, тонкие светлые шторы мотались туда-сюда, словно белоснежные невесомые крылья. Парень сидел на полу, откинувшись спиной на низкую большую кровать: упирался локтями в матрас и запрокинул голову. В самом углу стояла недоделанная брошенная скульптура, на которую была накинута белая ткань. Взгляд Кроули постоянно возвращался к ней, натыкался на выпирающее крыло с детально проработанными перьями и на брошенные у основания рисунки. Низко зарычав, Кроули размахнулся и швырнул в свою работу бутылкой с остатками вина. Во все стороны брызнули осколки стекла, на ткани остались алые пятна, похожие на кровоподтеки. Энтони подтянул к себе колени, сворачиваясь в комок сплошь из угловатых локтей, коленей и позвонков, выступающих из-под кожи. Он задел стоявшие рядом пустые бутылки, которые покатились по полу с тихим глухим звуком, пока не звякнули, врезавшись в другие. Он закрывал глаза, зажмуривал их так сильно, что веки начинали болеть, но не мог перестать видеть. Разочарованных синих глаз, в которых, казалось, затерялось само солнце, скорбно изогнутых бровей и поджатых губ. Энтони заливал в себя столько алкоголя, сколько мог, пока не отключался, оседая на пол у стены или доползая до постели, но не мог забыть, прекрасно помнил, как швырнул в прекрасное утонченное лицо собственную скомканную рубашку, крича что-то в запале и задыхаясь от гнева. Его так бесило все: и как ангел касался его плеча, пытаясь поддержать, как пристраивался спать рядом, где бы этого не захотел скульптор, каким бы неудобным не было положение. Работа не удавалась, в очередной раз указывая парню на его бесполезность, а Азирафаэль… Он мешался под ногами, задавал вопросы, говорил какие-то бесполезные слова, пока в один день не оказался за дверью. Кроули вытолкал его из своей квартиры, не позволяя вставить ни слова. Ангел не сопротивлялся, даже не пытался перечить человеку, только смотрел широко распахнутыми глазами. Ещё несколько часов Азирафаэль стоял в коридоре, касаясь ладонью холодной поверхности двери, звал тихо по имени, но Энтони не откликался, пытался творить и заглушить все звуками работы инструмента. Но даже сквозь непрекращающийся стук он улавливал ласковый голос, который забивался в голову и взрывал ее. Демон лежал под дверью и тихо скулил, иногда царапая когтями, требуя открыть, но хозяин старался не обращать внимания и ожесточеннее стучал по камню. К моменту, когда ангел затих, по всей вероятности просто ушёл, не добившись ничего, руки Кроули были покрыты каменной пылью и кровью, сбитые костяшки пальцев нещадно жгло. Ещё несколько дней назад к нему бы подошёл улыбающийся любовник, чтобы осторожно провести по воспаленным пальцам мокрым полотенцем, стирая все, а после — медленно и вдумчиво бы обработал ссадины. Но в квартире было пусто, эхо собственных шагов отражалось от стен и врезалось в спину острыми ножами. Загорелая кожа покрылась мурашками от того холода, что царил в доме. Мобильный телефон разрывался от звонков, вероятнее всего Хастура, но скульптор кинул аппарат куда-то, даже не взглянув на экран. В горле снова пересохло. Он попытался распутать свои конечности и встать, но кровать снова больно врезалась ему под лопатки. Голова загудела, а перед глазами заплясали яркие пятна. На полу валялись пустые бутылки из-под вина и виски, из-за которых в комнате неприятно пахло, но ветер выносил этот запах наружу, чтобы заменить невыносимым холодом. Хватаясь руками за каркас постели, скульптор очень медленно поднялся на ноги, дрожащие и слабые. Он так ярко помнил, как отправился в любимый бар, чтобы заглушить эти отвратительные голоса, которые шептали на ухо по ночам, что он — не нужный никому хлам. В баре было людно: они пихали и толкали его, звали зависнуть вместе, кто-то пытался повиснуть на шее. Но Энтони упрямо шёл к бару, мечтая только о том, чтобы выпить. О чем он не мечтал — о злых черных глубоких глазах с другой стороны бара, которыми на парня смотрел друг. Хастур кривил с отвращением губы, толкая к нему полный стакан виски, и смотрел брезгливо, словно на забредшего случайно бездомного. Хастур ничего не говорил, но ему и не нужно было. А потом взгляд Энтони скользнул по столикам. За тем самым, за которым они с Азирафаэлем сидели, когда впервые пришли в гости к Хастуру, сидел кто-то, смутно похожий на бывшего ангела. Но половина волос на его голове была темной, словно неумелый стилист пытался сделать ему мелирование. Короткая темная борода украшала подбородок, и Кроули подумал, что она так сильно уродует Азирафаэля. Хотелось подойти и… И что? Вместо этого парень опрокинул очередной стакан в себя, теряясь в приятном горячем ощущении в груди. В конце концов, счастливые концы придумали лжецы. Почему он думал, что станет исключением? Потому что к нему спустился ангел? Смешно. Кроули засмеялся, захлебываясь алкоголем, и очень скоро оказался на улице, куда его вытолкал взбешенный Лигур. Наверное, он тоже хотел бы что-то сказать, но только сжимал зубы. Перед тем, как оказаться снаружи и рухнуть на асфальт прямо в грязь, скульптор успел заметить чужой взгляд, проводивший его до самых дверей. И только когда он все же добрел домой, несколько раз рискуя оказаться под колёсами машин и сдохнуть, он понял, что глаза его ангела потемнели и стали какого-то мутного грязного цвета и не выражали ни одной эмоции. Кроме, разве что… насмешки. Энтони споткнулся о кучу бутылок и едва не полетел снова на пол, но успел схватиться за дверной косяк. Нет. Нет. Определенно нет. Что-то внутри него билось, словно пленённая дикая птица, разбивало крылья и осыпало перьями все вокруг. Парень потряс головой и прислонился лбом к ледяному дереву. Все изначально было неправильно, не так. Почему он так сильно разозлился на ангела, что выгнал его? В чем была причина? Кроули снова зажмурился, сжимая крепко зубы — головная боль усилилась, застучала в висках каким-то замысловатым быстрым ритмом, но он не мог сосредоточиться. С чего все началось? Почему он не мог вспомнить, с чего все это началось? Стоило, вероятно, найти телефон и позвонить Хастуру. Азирафаэль так и не привык к мобильнику в своём кармане, поэтому всячески игнорировал просьбы носить его с собой. А потом ещё одна мысль, намного ярче, ударилась обо что-то в его сознании и засияла. Почему никто ничего не говорил? Азирафаэль не пытался его успокоить или извиниться, как делал довольно часто. Хастур не обругал своего пустоголового друга за то, что сделал больно ангелу, не выгнал из бара, не набил морду, как должен был сделать наверняка. И Лигур не обвинил его ни в чем, только вытащил из бара, подальше от Азирафаэля. Но ни один человек не проронил ни слова… — Что ты делаешь, мой дорогой? — раздался такой знакомый голос, но теперь в нем было столько иронии и издевки, что где-то в груди заныло, будто мышцы груди сократились резко и одновременно. Энтони медленно развернулся, глядя на Азирафаэля. Теперь его волосы были совсем темными, как и глаза. Он едва улыбался, самыми уголками губ, и сложил руки на груди, наблюдая за человеком. Парень смотрел на нежные губы, которые так сладко было целовать, и не мог вспомнить, почему не бросился все исправлять раньше? Почему не просил прощения, снова и снова, не обнимал, прижимая к себе как можно крепче, почему не переубедил? Как он мог вообще в чем-либо обвинить ангела, который бесстрашно шагнул вниз ради того, чтобы остаться рядом с человеком? Как он мог выпустить чужую ладонь из своей, если каждый раз крепко переплетал их пальцы? — Почему ты ушёл? — спросил хрипло скульптор, выпрямляясь, хотя все тело ломило, и мышцы ныли. — Ты выгнал меня, — отозвался Азирафаэль, поправляя чёрный пиджак. — Надоело возиться, поэтому ты избавился… — Нет! — зло оборвал Энтони, щуря ядовитые желтые глаза, и указал пальцем на того, кто стоял перед ним. — Я этого не делал! Он осекся, взгляд метнулся по квартире, по стенам и потолку. Кроули помнил все так ярко, словно смотрел слишком драматичный сериал по телевизору, но он помнил со стороны. Не было ни одного воспоминания о том, что он чувствовал в тот момент, что думал… Порыв ветра ворвался в квартиру, шторы взметнулись вверх и опали. Куча рисунков на полу зашелестела и медленно отползла к противоположной стене. Рисунки, который Азирафаэль сам разложил по папкам, любуясь, разобрал по сюжетам и жанрам и скрепил, перевязав лентами. Как тогда бумаги могли снова в беспорядке валяться, помятые и запачканные следами от алкоголя? Прохладный воздух остудил голову, принося ей временное облегчение. Показалось, что в ветре он учуял запах шоколада и тёплого молока. — Или я схожу с ума… — прошептал тихо Энтони себе под нос. — Или это все просто сон. — Это не оправдание, Кроули, — обманчиво мягко сказал Азирафаэль. — Нет, — согласился парень, и шальная улыбка украсила его лицо. — Но это даёт место для манёвра. Все так же придерживаясь рукой за стену, скульптор медленно направился к распахнутому окну. Внизу раскинулся город — шумный и переливающихся тысячью огней. Машины неслись по шоссе друг за другом, сигналили и шуршали шинами. Небо дрогнуло бесшумно, и вниз устремились сотни маленьких сияющих снежинок. Они крутились, сплетаясь в удивительные узоры. Снегопад превратил грязный серый город во что-то удивительное и сказочное, как то чувство, что горело в груди Энтони каждый раз, стоило ему увидеть синие глаза своего ангела. И ничто: ни творческий кризис, ни злость, ни грусть — не могло бы заставить оттолкнуть того, кто наполнил смыслом самую обычную и невзрачную человеческую жизнь. — Что ты задумал? — в чужом голосе, таком равнодушном сейчас, впервые промелькнуло беспокойство. — Энтони! Скульптор поставил колено на подоконник и схватился обеими руками за раму. Ветер ударил его в грудь, раздувая белоснежную рубашку. Облизнув сухие губы, Кроули прищурился, вглядываясь вдаль. — Говорят, что если умрешь во сне, то проснёшься, — широкая улыбка не сходила с его лица, когда парень обернулся на Азирафаэля. — Вот и проверим. — А если это не сон? — тот в свою очередь сделал шаг к замершему человеку. — Ты разобьешься. Взгляд Энтони скользнул по квартире: по постели, на которой он впервые брал ошалевшего от удовольствия ангела; по шкафу, в котором постепенно появились элегантные рубашки и пиджаки; по пледу, на котором они устроили пикник прямо дома, потому что на улице пошёл дождь, и Энтони кормил возлюбленного с рук ягодами, задевая подушечками пальцев нежные губы. И наконец, по замершему посреди спальни человеку, который смотрел такими чужими холодными глазами, словно ничего вышеперечисленного никогда не было. — Тогда я лучше разобьюсь, — уверенно сказал Кроули, поднимаясь на ноги. — Это будет не так больно, как жить без тебя, ангел. — Это глупо! — крикнул вслед Азирафаэль, но скульптор уже ощутил ветер на своём лице, который буквально подхватил легкое худое тело, утягивая его вниз. Из-под ног пропала опора, голова закружилась, как и снежинки, которые мгновенно приняли нового друга к себе, в свой сумасшедший танец. Мир завертелся вокруг, сливаясь в калейдоскоп огней и картинок. Странный парень в подворотне бара, первый совместный завтрак, злой поцелуй, наполненный страхом и желанием, первые настоящие прикосновения, током проносящиеся по телу, словно новогодняя гирлянда, мигающая на окне в ночи. И синие глаза, наполненные любовью, в которых он терялся снова и снова, не в силах перестать смотреть. Последнее, что он услышал, за секунду до падения — чужой громкий смех, взлетевший к серым равнодушным небесам. ~~ Громкий крик устремился к потолку и разбился о него, когда Энтони рывком сел на постели. Он был весь мокрый, пот большими каплями катился по спине, задерживался между лопатками. Задыхаясь, он хватал воздух ртом и пытался увидеть что-нибудь, кроме темноты, которая наполняла комнату. Краем глаза он уловил движение где-то рядом и повернулся туда. Азирафаэль, сидящий на подоконнике с книгой на коленях, бесшумно соскользнул на пол и подошёл к постели. Он опустился на неё и нежно прикоснулся к лицу Кроули прохладной ладонью. Пальцы мягко пробежались по щеке и виску, пока не легли на лоб. — Кошмар приснился? — тревожно спросил бывший ангел, склоняя голову к плечу. — Ты весь горишь… — Ты здесь… — тихо прошептал Энтони, боясь моргнуть, чтобы не вернуться в ту холодную квартиру. — Конечно, мой дорогой, — ласково отозвался Азирафаэль. — Я позвонил Хастуру, он сказал, что тебя скорее всего продуло. Потому что ты снова не надел шарф. — Ты здесь… — повторил Кроули, притягивая ясноглазого парня в свои объятия. — Ангел… Он цеплялся за чужие плечи пальцами, сминая ткань мягкой домашней футболки, и старался притянуть к себе ближе. Кожа ангела была прохладной и приятной, она остужала жар. Такой родной и уютный запах окутал Энтони, словно два больших кремовых крыла, сомкнувшиеся за его спиной. Азирафаэль послушно подставлялся под требовательные руки, прижимался охотно, наслаждаясь каждым прикосновением. Голова кружилась, но теперь от невыносимого облегчения, от любви, которой наполнялось сердце. И немного от температуры, которую скульптор практически не замечал. Бывший ангел настойчиво уложил человека обратно на подушки и с каким-то болезненным трепетом провёл по алым мягким волосам. — Хастур сказал, что тебе нужно много пить, — вдумчиво сказал Азирафаэль. — Я заварю тебе чай, а утром он привезёт лекарства. Кроули прижался сильнее, касаясь сухими губами выступающих ключиц своего любовника. Молочная кожа пахла его собственным гелем для душа, который так сильно полюбил Азирафаэль. — Я бы сварил тебе суп, но… не умею, — выразительные брови печально изогнулись. — Я тебя научу, — хрипло отозвался Энтони, вжимаясь лбом в его грудь. — Я тебя научу всему, что ты захочешь. Только не уходи… — Мой дорогой, я никуда от тебя не денусь, — прошептал Азирафаэль в макушку скульптора. — Как бы я хотел избавить тебя от кошмаров, но… — Ты избавляешь, — устало сказал парень, щекоча пушистыми ресницами шею любовника. — Только ты… Он держал своего ангела двумя руками, крепко и изо всех сил, даже когда забылся тревожным сном. Демон тихо подкрался к постели и поставил передние лапы на постель. Азирафаэль посмотрел на пса и одобрительно кивнул, чтобы тот смог запрыгнуть и устроиться в ногах спящего. За окном не было видно ничего из-за снега, большими белыми хлопьями падающего на землю. Ветер раскидывал их в стороны, но бесконечный танец маленьких льдинок продолжался несмотря ни на что. Часы тихо тикали где-то в квартире. Бывший ангел осторожно гладил кончиками пальцев Энтони по влажному горячему лбу. Он ни разу не пожалел о том, что выбрал человеческую жизнь. Даже несмотря на то, что теперь был так бесполезен: не мог предугадать настроение человека, прогнать страшные сны, облегчить боль и тоску… Но возможно, он и такой будет нужен Кроули. Потому что сам Азирафаэль без него больше уже не сможет.