Хроники Конца Света, который не случился.

Человеческая память — удивительная вещь. Она так тщательно прячет от своего хозяина болезненные и тяжелые воспоминания, замещает их, уничтожает подчистую, оставляет пустое, сияющее белизной пространство. Конечно, подсознание ничего не забывает, снова и снова прокручивает картинки, подбрасывая их в качестве страшных снов. Наше подсознание в целом достаточно заботливое создание. И очень умное — задолго до нас знает всю правду о происходящем, все скрытые желания и потаенные страхи. Но оно же может стать и самым страшным врагом, безошибочно бьющим в слабые места. Вы наверняка сталкивались с ним — это тихий, шелестящий голос где-то на задворках сознания, у самого затылка. От которого никуда не деться: ни уши закрыть, ни заткнуть их наушниками. Этот голос преследует всюду — в метро, в такси, в собственной постели. И в скором времени даже те мысли и идеи, которые ещё утром казались бредовыми и непримиримыми, оседают в голове и сливаются с прочими. Именно оно подкидывает нам в самый неподходящий момент воспоминание о начальной школе и каком-то невероятно постыдном моменте, от которого поджимаются губы и в груди что-то дрожит. Оно же подбирает какое-то самое счастливое событие из прошлого, когда ты находишься в объятиях любимого сейчас человека. И плечи каменеют, а дыхание сбивается. Воспоминания так тесно связаны со всем, что нас окружает. Можно совершенно случайно вспомнить какого-то человека из летнего лагеря, чьё имя уже никогда не всплывет в голове, просто уловив слабый отголосок запаха сдобных булочек. И перед глазами целый день стоит чужая задорная улыбка и какая-нибудь самая дурацкая фраза. Или старая-старая песня, которую зачем-то запустили по радио, коснувшаяся ушей в машине по дороге домой вдруг вернёт Вас в самое болезненное и темное время в жизни. И вдруг станет так тяжёло дышать, будто все это не закончилось давным давно, а вот оно снова — обрушилось на голову непредсказуемым ледяным ливнем. Любой элемент нашего окружения несёт в себе это — целый ворох воспоминаний, хороших или плохих, которые пронизывают нашу жизнь. Забытая кем-то в спешке куртка или зонт, отколотая ручка у чашки, прожженное неаккуратно сигаретой кресло… Это своеобразная карта наших судеб, летопись, которую ведет само Мироздание. Независимое и неподкупное мнение откуда-то из глубин космоса. Азирафаэль медленно вынырнул из сна, не сразу осознав себя в пространстве. Он лежал на постели, заботливо укрытый двумя одеялами. Ветер, забравшийся в квартиру через приоткрытый балкон, давно отчаялся добраться до спящего, поэтому лишь слегка шевелил шторы и раздувал сложенные в стопки документы на книжных полках. Судя по яркому солнцу за окном, Энтони все же исполнил свою страшную угрозу и отключил будильник на телефоне своего друга, чтобы тот вместо очередной утренней пробежки, наконец, выспался. И Азирафаэль возможно захотел бы обратить внимание на этот вопиющий факт, высказать хоть какое-то недовольство, но была одна загвоздка… Недовольства не было. Пережитое накануне удовольствие приятно осело в мышцах, вытеснив излишнюю энергичность. Ткань постельного белья приятно ласкала кожу и пахла самым невероятным человеком на свете — дорогим парфюмом, дымом сигарет и ещё чем-то неуловимым, немного опасным, но дьявольски манящим. Сон соблазнительно завлекал, звал в свои объятия, приглашал упасть обратно, но с кухни послышался грохот и звон посуды, которые были не совсем характерны для девяти утра выходного дня. Владелец книжного магазина приподнял над подушкой лохматую голову и прислушался. Когда шум повторился, он все же заставил себя встать. Хозяин квартиры обнаружился почти сразу. Кроули стоял, прислонившись бёдрами к кухонной тумбе. Проигнорировав, как и в большинстве случаев, любую обувь, он изредка шевелил пальцами на босых ногах. Большая вязаная кофта с деревянными пуговицами была наброшена прямо на голое тело. На загорелой коже были отчетливо видны синяки от тяжелых ударов и ссадины от стекла. Взгляд Азирафаэля скользнул по ним, а в голове снова возникли образы: кривая надменная усмешка на лице когда-то любимого человека, пылающие яростью желтые глаза, звон витринного стекла. Из воспоминаний парня вырвал очередной звон стекла — Энтони достал с полки цветастую чашку и швырнул ее в стоящий на полу пакет. Там уже собралась внушительная кучка мусора — все, что осталось от других чашек, стаканов и тарелок. Он проследил взглядом за бреющим полетом и, взяв из пепельницы дымящуюся сигарету, глубоко затянулся. Азирафаэль на долгие несколько секунд замер, любуясь изящными пальцами с аккуратными ногтями, на костяшках которых медленно заживали ссадины. Помявшись немного в дверях, он все же решился задать волнующий вопрос. — Мой дорогой, а что ты делаешь? — его голос был немного хриплым со сна, царапнуло ощутимо горло. Кроули поднял глаза, и секунду было ощущение, что он совершенно не узнает стоявшего в дверях синеглазого человека, который зябко переминался с ноги на ногу. Он словно был где-то далеко, не в своей квартире, не на своей кухне. Будто бы, даже не в своём теле. Но стоило ему моргнуть — все мгновенно прошло. Он выдохнул дым, слегка приподняв подбородок, и прищурил единственный видимый глаз — второй был закрыт белой плотной повязкой. — Убираюсь, — спокойно отозвался Энтони, сминая сигарету в небольшом блюдце, служившим ему пепельницей. — Но из чего… — Азирафаэль проводил прощальным взглядом кофейник со смешной крышкой. — Мы будем пить? И… — он присмотрелся к мешку и заметил то, что когда-то было большими синими тарелками из набора. — Есть? Он снова посмотрел на Кроули и напоролся на широко распахнутые желтые глаза, которые изучали его с ног до головы. Когда непослушный пациент, которого выпроваживали из больницы всеми силами, успел содрать примочку, коллекционер не заметил. Зато обратил внимание на воспалённую длинную полоску швов, соединяющих кожу. Азирафаэль снова мысленно очутился в патрульной машине, которая, громко завывая сиренами, неслась по городу в сторону больницы. Энтони то терял сознание, то приходил в себя, и тогда его бледному другу приходилось крепко держать чужие руки, когда тот пытался вытащить осколок стекла из собственного лица. После феерического полета Кроули с дерева, закончившегося вывернутой под невероятным углом рукой — это занимало второе место в рейтинге самых ужасных моментов в жизни Азирафаэля. — Ты куда-то уходишь? — поинтересовался хозяин квартиры, засовывая руки в большие карманы кофты. — Что? — растерянно отозвался Азирафаэль, хмуря выразительные светлые брови. — Ты одет, — указал на очевидное Энтони, медленно приближаясь к нему. — Даже пиджак надел. — Нет, я… — его пальцы нервно смяли полу пиджака. Кроули перехватил одну руку и медленно поднёс ее к разбитым губам, чтобы дотронуться невесомо до нежного места на запястье, где бился чужой пульс. Он весь целиком был обжигающе горячим, словно его мучил жар или внутри закипал настоящий вулкан. И этот неудержимый огонь сжигал каждого, кто смел бросить на человека мимолетный взгляд, но Азирафаэля он лишь согревал, обволакивая с ног до головы. Ластился к рукам, послушно следовал за голосом. С самого детства неукротимого ехидного мальчишку, который сводил с ума всех учителей, мог остановить только этот самый голос, обеспокоенный и взволнованный, но никогда не осуждающий. Об этом знали все вокруг, за исключением самого Азирафаэля. Другой бы, возможно, во всю использовал эту власть, а ему лишь хотелось, чтобы друг не влезал в сомнительные авантюры и возвращался вечером в приют целый и желательно невредимый. — Я просто привык, — осторожные пальцы нежно коснулись воспаленной кожи около глаза. — К Габриэлю в любой момент мог кто-то прийти, поэтому… Кроули с тихим стоном уронил свою голову на чужое плечо, упираясь лбом в мягкую ткань. — Он не пробовал лечиться? — глухо поинтересовался он, повернув голову на бок и глядя на такой незнакомый знакомый профиль самого важного в жизни человека. — Как можно жить с такими комплексами? Я подарю ему абонемент к психиатру. — Мой дорогой! — Азирафаэль взволнованно опустил глаза, но наткнулся лишь на ласковую улыбку. — В любом случае, хорошо, что ты уже одет. Мы идём по магазинам, — Кроули коротко поцеловал его в воротник рубашки и направился в спальню, до последней секунды не выпуская из плена рук чужих пальцев. Азирафаэль покосился на набитый осколками посуды мешок. Судя по примете, это должно было сулить им тысячи лет беспросветного счастья. Так ведь? — Что мы будем покупать? — взгляд владельца книжной лавки скользнул по полкам в поисках хоть одной уцелевшей кружки, но они были девственно пустыми. — Новую кровать! — раздался из спальни довольный возглас, а после него — грохот развалившегося каркаса. ~~ Энтони оценивающе оглядел большую двуспальную кровать, с мягким матрасом и высоким изголовьем. Во всем огромном магазине, заставленном кривыми и косыми предметами мебели — она была единственным, что вызывало доверие. Не слишком высокая, чтобы не карабкаться на неё после долгого тяжелого дня как на Эверест, и не маленькая — он был уже достаточно зрелым и потрепанным жизнью, чтобы ценить в сексе комфорт и удобства. К тому же, она вполне гармонировала с дизайном его квартиры. Нельзя сказать, что он слишком этим заморачивался, но врождённое чувство стиля тенью стояло за его плечом. Над изголовьем имелась широкая полочка для разных мелочей: телефона, ключей от машины, очков Азирафаэля, его книг и, обязательно, для чашки чая. Или какао. Перед тем как зайти в мебельный магазин, они потратили уйму времени в отделе посуды. Энтони придирчиво выбирал каждую тарелку, вертел её в руках, рассматривал на свету. Один раз даже принюхался, чем вызвал у своего спутника широкую улыбку. Ложки, вилки — вся утварь подверглась тщательному изучению. Удобно ли лежит в руке? Придаёт ли еде металлический привкус? Он раздраженно отмахивался от предложенных экземпляров, практически шипел на некомпетентных продавцов, и, вероятнее всего, сорвался бы, если бы не мягкое и робкое прикосновение к ладони. Азирафаэль извинялся за него, улыбался консультантам светлой улыбкой, делал комплименты их работе. А потом Кроули увидел ее. Самую потрясающую кружку из всех. Обычная белоснежная кружка, ничем не примечательная, если бы не ручка, сделанная в форме двух ангельских крыльев. Парень осторожно провёл дрожащими пальцами по ним, улыбнулся каким-то своим мыслям и, наконец, успокоился. Азирафаэль крутил коробку с чашкой в руках, не в силах успокоиться. Его синие глаза сияли так ярко, что буквально могли ослепить неосторожных прохожих. На щеках горел легкий румянец. Пока продавец оформлял их покупки и складывал в пакет, Кроули наклонился и быстро поцеловал своего любовника в подбородок. — У тебя, ангел, должны быть крылья, — шепнул он тихо, заглядывая в глаза. — Раз уж ты где-то потерял их, то вот тебе новые. Энтони осторожно опустился на кровать, оценивая ее удобство. На ней было достаточно места для них двоих: и чтобы согревать друг друга в объятиях, и для сладкого беззаботного сна. На самом деле, парень был готов купить любую — даже самую дорогую. Да хоть лавку с прогнившими досками, лишь бы выкинуть из квартиры старую мебель. Кроули подбросило на постели ранним утром, будто мысль упала на него с огромной высоты, поразив до глубины души. Слишком много посторонних и не самых хороших людей побывало в его квартире, а именно — на кровати. И на неё же, на испорченную и опошленную постель, он догадался уложить Азирафаэля. Дрожь отвращения снова сотрясла тело модели, отдаваясь болью в груди — и в рёбрах, и в сердце. Поэтому стоило солнцу подняться над городом, парень выбрался из сладких тёплых объятий и отправился уничтожать все, что могло нести на себе отпечаток кого-то чужого, лишнего в его жизни, ненужного. Возможно, он бы и квартиру поменял, но слишком уж она полюбилась бывшему воспитаннику детского дома. А ремонт можно сделать в любой момент. Энтони попружинил на матрасе, упираясь ногами в пол. Ему так сильно хотелось, чтобы единственное тело, кроме его собственного, которое бы знала постель — был его потрясающий и невероятный любовник. Со всеми страхами, комплексами, проблемами и прочими неприятностями. И, конечно, со всеми стонами, нежными улыбками, старинными книгами и странными шутками. Душ. Определенно, следующее, что нужно поменять — это душевая кабина и ванна. — Мой дорогой! — окликнул его Азирафаэль, который спешил и прижимал к груди ворох самых разнообразных подушек. — Я думаю, лучше всего подойдёт эта, — приглашающе похлопал по постели Кроули. — Она менее всего похожа на гроб. Как тебе, ангел? — Мне? — удивленно переспросил коллекционер и охнул, когда его настоятельно потянули за рукав, заставляя сесть. — Подразумевается, что мы вместе будем на ней спать, — Энтони едва заметно покачивался из стороны в сторону, что выдавало его нетерпение и заинтересованность. — И не только… спать. — Кроули… — Азирафаэль заметно покраснел и смутился, крепче прижимая к себе подушки. — Если я не ошибаюсь, то старую кровать как раз сейчас вывезли из квартиры, — сверился с часами злостный манипулятор. — А ты обещал обо мне заботиться. Я же не могу спать на полу… — Ох, мой дорогой… — обреченно прошептал владелец книжного, пряча своё лицо на чужом плече. — Ну? Так что? Как тебе постель? — он обнял любовника за плечи, прижимая к себе крепче. Азирафаэль ничего не ответил, продолжая краснеть своими чувствительными аккуратными ушами. Кроули лишь усмехнулся, устало зарываясь носом в его волосы. — Ладно, ответишь, когда мы ее опробуем. — Я больше не пойду с тобой в магазин… — послышался приглушенный кожаной курткой голос. Энтони засмеялся, запрокинув голову. Не важно, сколько болезненных и неправильных воспоминаний таилось у них в душе. Они сотрут каждое и заменят самыми счастливыми и яркими, которые будут согревать их души до самого последнего вздоха. И если через много-много лет он умрет в этой самой кровати, крепко сжимая такую нежную и любимую руку — Кроули совершенно не против.