Хроники Конца Света, который не случился.

Далеко-далеко, скрытая от любопытных глаз, протянулась “Страна озер и болот”. Страна, которую когда-то давно огромный ледник изрешетил озерами и холмами. Суровая страна, которая жестоко расправлялась со слабаками и трусами. У нее был совершенно несносный характер, суровый и капризный. И не возникало ни одного вопроса, ведь там зима длится шесть месяцев, а времен года не четыре, а восемь. Этот таинственный угол мира, плотно укрытый снежным покрывалом. Солнце каждый год забывает о нем на несколько месяцев, погружая в непроглядную тьму. Но северные феи, которые озаряют ночь сиянием своих волшебных хвостов, не бросают ее жителей. Они кружатся в веселом танце высоко-высоко в небе, рисуя на черном холсте удивительные узоры, и их магия освещает сугробы и холмы на многие километры вокруг. И если присмотреться, то можно заметить невзначай цепочки маленьких следов, убегающих вдаль. Они петляют, сходятся в одну и разветвляются в несколько. Это — задорные маленькие гномы, что целый год хранят домашние очаги и скот людей, выбираются под Рождество погулять и поиграть, размяться немного и отдохнуть от суеты. Если сделать самый невозмутимый и незаинтересованный вид, отвернуться равнодушно, а потом заглянуть в самый краешек глаза, то можно будет заметить их яркие красные шапочки с золотыми бубенцами и разноцветные кафтаны. А особо внимательные смогут увидеть еще и разноцветные длинные носки, что торчат из башмаков. Это поразительная страна. Застывший во льдах мир переливался серебром, блестел в свете большой сияющей луны. С деревьев тянулись длинные хрустальные сосульки, на толстых ветвях покачивались деревянные домики для птиц, которые делали местные жители. Леса, непроходимые и непроглядные леса тянулись далеко, намного дальше, чем можно было бы себе только представить. Гордые олени вышагивали по сугробам, вскинув головы. Где-то в чаще протяжно выли волки, чьи шкуры сливались со снегом. Их песни прерывал лай собак, что неслись по холмам и тащили за собой тяжелые сани с грузами или пассажирами. Длинные полосы оставались от полозьев, но их быстро заметал снег. Медленно приближалось Рождество. Большие города и маленькие селения украшали с огромной радостью. Праздником дышало все вокруг. Жители сменили обычные свои шубы на расшитые узорами яркие кафтаны, на большие шапки с пушистыми хвостами. Северное сияние, что раскрашивало снега в свои цвета, отражалось в широко распахнутых глазах людей, и сливалось с мерцанием гирлянд. По вечерам люди собирались на больших площадях, пели хором праздничные песни, дети танцевали и бегали, их счастливый смех разносился далеко, будоражил природу и радовал всех эфирно-зефирных существ, что наблюдали за людьми с интересом. За Полярным кругом, недалеко от города Рованиеми, спрятался прекрасный парк Пюха. Пюха — это не просто сопка, это самая настоящая загадка и тайна, которую хочется рассказать всем и одновременно с этим — оставить только для себя. Она манит, уговаривает найти разгадку, а после — влюбляет в себя до самой последней искорки в сердце, снится после в самых сладких снах, зовет вернуться. Крутые склоны для катания на лыжах, опасные спуски и безопасные тропинки для самых начинающих. А выше всего — уютные небольшие деревянные домики, из которых льется теплый желтый свет, крыши скрыты под толстым слоем снега, а во дворе ходят добрые большие псы, что виляют хвостом, стоит только позвать по имени. Азирафаэль зашел во двор одного из таких домиков и прикрыл за собой низкую деревянную калитку. Лохматый белый пес поднялся на лапы и лениво побрел навстречу, попутно стряхивая с себя добротную порцию снега. Длинная челка закрывала его глаза, горячее дыхание паром вырывалось из пасти. Пес громко гавкнул, привлекая к себе внимание, и подставился под руку ангела, которая была облачена в теплую варежку из дубленой кожи. Азирафаэль несколько раз аккуратно погладил пса по ушам и отряхнул с капюшона снежинки. Из-под него торчали короткие белоснежные пряди, словно сам дух зимы и севера спрятался в светлый пуховик. Азирафаэль поднял голову к небу, где снежные феи снова пролетели все вместе, после них остался размытый разноцветный след, который местные называли Аврора Бореалис. Он отразился в ультрамариновых глазах, как и россыпь ярких звезд, что горели так далеко и так притягательно. Азирафаэль улыбнулся сам себе, отчего в самых уголках его глаз собрались мелкие морщинки, а после обернулся. Его следы почти исчезли, скрытые только что выпавшим снегом. Он отражал разводы в небе, словно неопытный художник оставил грубый мазок кисти. “Хороший знак” — подумал Азирафаэль тихонько, чтобы никто не смог его подслушать. Как верили местные, снег во время северного сияния скрывает следы счастливых. Ангел поднялся по ступенькам и потопал тяжело по крыльцу, чтобы сбить налипший лед и белые комья. В доме было почти темно, едва заметно тлели поленья в камине. Вероятно, демон устроился в кресле, чтобы поспать в тепле, как делал обычно в ожидании своего возлюбленного супруга. Азирафаэль не признался бы никому и никогда, даже под самыми страшными пытками, но ему так сильно нравилось замирать ненадолго в дверях, чтобы полюбоваться спокойным лицом, едва уловимой улыбкой, что блуждала по его тонким, но чувственным губам. Вот и сейчас в глубине души ангел надеялся, что он не разбудит Кроули и сможет уловить этот волшебный и такой хрупкий момент. Но стоило тяжелой деревянной двери, сгребая в кучу налетевший снег, отвориться, а Небесному Воину шагнуть в дом, как он тут же попал в плен хитрых ядовитых глаз. Кроули сидел на спинке кресла, упираясь в сидение босыми ногами. Его волосы с одной стороны были заплетены в маленькие косички, а с другой — перехвачены обычным карандашом, что удерживал их в неком подобии прически. Привычная черная рубашка была расстегнута на груди, взгляду ангела были открыты и острые ключицы, и впадинка пупка, и золотистая дорожка над поясом брюк, которая так и манила, так и притягивала взгляд. На сильной шее выделялся старый след от чужих зубов, который демон наотрез отказался исцелять или сводить, а Азирафаэль на одну секунду опускал взгляд себе под ноги, чтобы никто не смог заметить удовольствие и радость, что сплелись в яркий узор вокруг его зрачка. На темной коже так сложно было оставить отметку, которая бы выделялась и не зажила в первые несколько часов после. Кожа ангела была очень нежной, светлого молочного цвета. Кроули с огромным удовольствием оставлял россыпь мелких алых пятнышек на груди супруга, на его мягком животе или внутренней стороне дрожащих бедер. Однажды он сумел достаточно отвлечь разомлевшего ангела, чтобы оставить отметку между сведенных острых лопаток, там, где брали начало свое большие белоснежные крылья, что щекотали нос мелким пухом. Азирафаэль тогда громко застонал в сгиб своего локтя и бурно кончил, сжимая в себе потерявшегося в пространстве демона. На соседний город обрушился сильнейший в его истории ливень, ветер срывал легкие крыши и переворачивал беседки. Ангел потом несколько дней не разговаривал с возлюбленным, а Кроули с того дня больше не рисковал. Но кто-нибудь видел за шесть тысяч лет хотя бы одного терпеливого демона? — Как съездил? — Кроули сделал едва заметное движение губами, словно отогнал от себя назойливую муху, и с пуховика Азирафаэля веером разлетелись во все стороны тающие снежинки. Ангел благодарно улыбнулся, чуть прищурил глаза, и стянул с ног меховые сапоги, которые ему подарили местные жители. — Хорошо. Очень хорошо, — Азирафаэль повесил пуховик на деревянные колышки, что торчали прямо из стены, и потер ладони, согревая руки. Его демон был теплолюбивым, к холоду относился терпеливо, но его хрупкое настроение моментально портилось. А демон в плохом настроении сродни редкому катаклизму, противостоять которому невозможно, терпеть нереально, а разрушений после остается столько, что впору сжечь весь мир — или утопить — и начать все заново. — Клаус обзавелся хорошим хозяйством за эти годы, — одобрительно заметил ангел и поднес руки ко рту, чтобы согреть быстрее — желание коснуться своего супруга горело под кожей, словно страшное проклятие. — Никто и не поверит, что когда-то там был только один перекошенный дом, пара-тройка гномов да суровый одинокий старик. Он передавал тебе привет. Почти обиделся, что ты не приехал. — Слишком много снега, радости и гномов, — на лице Кроули отразился самый настоящий ужас: глаза расширились, желтизна затопила весь белок, на скулах проступили острые чешуйки. — Особенно гномов. Ты же не привез их с собой? — Конечно нет, — Азирафаэль сделал шаг к креслу и осекся, когда Змей напротив одним слитным движением оказался на ногах. — Мой дорогой? — С Рождеством, Ангел, — прошептал Кроули и, подняв перед собой руку, звучно щелкнул пальцами. В это мгновение весь дом преобразился. В каменном камине, около которого были расстелены меховые шкуры, вспыхнул огонь, поленья затрещали печально и обиженно. По печной трубе, что тянулась вверх, взбежали разноцветные огни гирлянды, что начали перемигиваться друг с другом. Со стола, подоконников и пола в воздух взмыли маленькие свечки, поплыли по комнате, источая приятный аромат яблок и сладостей. Они кружились вокруг себя, огибали замершего в нерешительности ангела, демон же не глядя отталкивал их ладонью в сторону. В дальнем углу заработал старый граммофон, закрутил пластинку с праздничными песнями. Выбор демонического чуда пал на прекрасную “Baby it’s cold outside”. Эта мелодия вызвала удивленную улыбку на потрескавшихся губах ангела, он не сдержал смеха, когда Кроули начал щелкать в такт мелодии и приближаться к нему медленными, крадущимися шагами хищника перед прыжком. Соблазнительные бедра, обтянутые узкими джинсами покачивались из стороны в сторону, а Азирафаэль не мог перестать смотреть на худые лодыжки с выступающими косточками. Длинные пальцы ног демона тонули в меху на полу. — Baby, it’s cold outside... — чарующий голос Кроули перекрыл чужой, что был записан на пластинке. Он подошел неспешно, несколько раз отступая назад, и Азирафаэль в сотый, в тысячный раз успел отметить про себя, что может бесконечно наблюдать за танцующим супругом. Рубашка демона покачивалась, обнажая худые бока, с одного плеча она провокационно сползала. Кроули был воплощением соблазна и желания. Все его тело словно было иллюстрацией к понятию “секс”. Он оглаживал застывшего у двери ангела взглядом, и тот ощущал на себе чужие горячие ладони, ласкающие невесомо и очень осторожно. Кроули обошел любимого, прокручиваясь вокруг себя за его спиной, он обжигал уже тем, что находился рядом, так непростительно близко от невидимых, спрятанных крыльев. Он исчез за левым плечом Азирафаэля, а через мгновение появился из-за правого, бесшумно скользя босыми ногами по полу. —I'll hold your hands, they're just like ice… — ловкие пальцы демона обожгли прикосновением к ледяным ладоням ангела, он потянул его за собой, разминая запястья и подушечки. Они медленно прошли в середину комнаты. Кроули обернулся и прильнул совсем близко, переплетая их пальцы на левых руках между собой. Глухо стукнулись обручальные кольца, в которых отражалось пламя камина. Он осторожно провернул ангела перед собой, тот послушно следовал за ведущей рукой супруга, и остановил спиной к себе, чтобы снова прижаться, на мгновение коснуться губами покрасневшего от холода — и только от него — кончика уха. Демон обнял Азирафаэля под руками, заставляя покачиваться синхронно в такт музыке, переносить вес с ноги на ногу, словно в очень интимном и откровенном танце. Они стояли около камина, пламя плясало за ограждающей решеткой. — Beautiful, please don't hurry, — хотя Кроули и прошептал это, опаляя теплым дыханием шею своего возлюбленного супруга, для Азирафаэля он определенно звучал громче и желаннее, чем далекий и безликий певец. — Listen to the fireplace roar. Руки Кроули пришли в движение, он принялся осторожно пробираться под теплый вязанный свитер, желая только одного, как можно скорее коснуться нежной кожи живота поддающегося Азирафаэля, который по-хорошему одним движением мог избавиться от наглых рук, от настойчивых поползновений, размазать по ближайшей стенке одного рьяного рыжего, не перестав при этом мечтательно улыбаться. Эта эфемерная власть, которая могла ускользнуть из рук за одну секунду, пьянила демона сильнее, чем любой самый крепкий алкоголь. Ему нравилось, как супруг подается назад, чтобы прижаться поясницей к нему, чтобы почувствовать слегка шершавые губы на своей шее. Эта покорность — призрачные поводья, которые ангел добровольно вкладывал в загребущие руки — будоражила все внутри. Азирафаэль едва заметно вздрогнул, когда худая загорелая рука коснулась его подбородка, заставляя повернуть голову. Он подумал, что наконец получит свой поцелуй, такой желанный и необходимый сейчас, словно глоток горячего глинтвейна после долгой прогулки по холоду. Но Кроули не собирался, не хотел так скоро поддаваться, признаваться в том, что единственный, кто держит все в своих руках — синеглазый улыбчивый ангел, у которого так очаровательно от холода краснели крылья носа. Демон провел губами по переносице возлюбленного, лаская чувствительную от сильного сухого ветра кожу. Азирафаэль в его руках задрожал от волнения и удовольствия, даже слегка втянул голову в плечи. — Your eyes are like starlight now, — пропел он уже громче и чуть отстранился, чтобы на мгновение утонуть в глазах напротив, в том, как в них отражается пляшущее пламя камина, а там, чуть глубже — закручиваются в невиданные ранее спирали неизвестные галактики. Кроули осторожным, но настойчивым движением стянул с супруга ярко-красный свитер с белоснежными оленями, скачущими только им известно куда, оставляя ангела в тонкой нижней рубашке. Короткие забавные кудряшки взметнулись вверх, делая ангела похожим на попавшего в бурю совенка. — I'll take your hat, your hair looks swell. Откинув свитер на кресло позади, Кроули потянул Азирафаэля вниз, прямо на мягкие шкуры, расстеленные у камина. Они были теплые от жара огня. Кроули осторожным движением оттолкнул навязчивую свечу, что маячила около виска, и зарылся пальцами в волосы ангела, перебирая короткие пряди. От этой нехитрой ласки тот прикрыл глаза, откидывая голову назад. Демон не мог насытиться тем, что этот гордый воин, что когда-то получил в руки пламенный меч, а после — совершенно не испугался выступить против Люцифера, так искренне и открыто реагирует на него, грязного падшего ангела, с чешуей по всему телу и страшными глазами. — You ought to say “No, no, no sir”, — Кроули даже немного голос повысил, чтобы в который раз намекнуть супругу, что он совершенно не похож на ангельское создание, но Азирафаэль в очередной раз ответил лишь легкомысленной и абсолютно осоловелой улыбкой. Демон тряхнул головой, тонкие косички хлестнули хозяина по шее, и вернул улыбку тому, без кого больше не мог представить своего существования, ни в одном из миров. Вытянув длинные ноги перед собой, ближе к огню, он накрыл своей рукой с кольцом чужую, с нежной кожей между пальцами и аккуратными розовыми ногтями. — Mind if I move in closer? — At least I'm gonna say that I tried, — неожиданно для демона включился в игру Азирафаэль и поднял перед собой свободную ладонь, словно последняя попытка защититься от посягательств на свою невинность, честь и белизну крыльев. Демон не удержался и рассмеялся, прикрывая свои удивительные глаза. Азирафаэль залюбовался его профилем, острым подбородком и выступающим кадыком. Он с огромным удовольствием наблюдал, как с каждым прошедшим годом, днем и даже часом его возлюбленный супруг улыбается все чаще и шире, как из глубины его сердца постепенно испаряется под давлением ангельской светлой любви ненависть к себе, осуждение и злость. Азирафаэль осторожно брал всю эту грязь и смывал, очищая удивительного демона, помогая ему научиться любить заодно и самого себя. — What's the sense of hurting my pride? — Кроули придвинулся ближе, тут же перепутывая их ноги между собой, зажимая чужое бедро между своими, чтобы не отпускать больше никуда — словно смертельные крепкие объятия огромного удава. Азирафаэль подался навстречу и сделал то, что требовало его темное начало уже долгое время — потянул край распахнутой рубашки с чужого плеча, оголяя желанное и любимое тело, такое ладное и идеальное, с проступающими ребрами, косточками бедер и старыми зажившими давно шрамами. Ладонь ангела легла на его шею, пальцы поглаживали нежное место под волосами. Кроули настолько утонул в этом прикосновении — таком сильном и одновременно с этим нежным — что не заметил, как его настойчиво уложили спиной на меховые шкуры, поддерживая под затылок. Ангел уперся руками в пол с двух сторон от рыжей головы супруга. Змей распахнул глаза, стараясь запечатлеть это на обратной стороне век, чтобы больше никогда не забыть: Азирафаэль смотрел на него темными, почти черными — словно бушующее море в шторм — глазами, на его щеках горел яркий румянец, грудь вздымалась и опускалась быстро, будто крылатый воин задыхался под тяжестью своих чувств. Над ним медленно проплывали свечки — далекие холодные звезды, слетевшие с небосклона от неосторожного удара чьего-то мощного крыла. Казалось, что они не в гостиной маленького домика, а где-то в космосе, где кроме них никого и ничего нет. — Ангел, мне опять ходить со стертыми о мех коленками? — ухмыльнулся демон, заводя руки над головой и соблазнительно прогибаясь в пояснице. От чужого жадного взгляда, что скользнул по подтянутому животу и — словно по щелчку пальцев — расстегнувшейся верхней пуговице на джинсах, Кроули бросило в дрожь. Азирафаэль положил свою тяжелую ладонь чуть ниже аккуратной впадинки пупка. — Ну, это же мой подарок, не так ли, дорогой мой мальчик… — уточнил ангел так, будто спрашивал про степень прожарки поданного мяса или о муссе, который предложили к яблочному пирогу. Пламя на свечках задрожало, поленья в камине затрещали громко и настойчиво. Пластинка доиграла песню, мелодия сменилась, но ее почти сразу заглушили громкие стоны Кроули — он не собирался сдерживаться, не таился ни от кого, что получал удовольствие от прикосновения светлого. Даже если бы посреди гостиной появилась Вельзевул, в компании Люцифера, кого угодно — он бы лишь шире развел ноги, открывая лучший обзор, да усмехнулся бы шально и похабно, как умел только он. Но вряд ли кто-либо это увидел бы, потому что огромные белоснежные крылья закрыли бы разгоряченное ладное тело, а пробудившаяся сила уничтожила бы каждого, кто проник без разрешения. Или захотел бы проникнуть. Демон был удивительным. Он без проблем переключался между заданными ролями: старательно и проникновенно дарил удовольствие тому, кого любил сильнее всего на свете, и принимал его, отдаваясь до самой последней частички себя. Для него было ценным и то, что Азирафаэль раскрывал свои крылья перед ним, позволяя ерошить длинные перья, и то, как он нависал сверху, сжимая худые запястья, как заострялись его скулы и пробивался от нехватки самообладания истинный облик. Ангел целовал его ладони, протянутые в порыве страсти, касался губами горячего золотого кольца, которое успокаивало что-то в душе, подтверждало чужую принадлежность. На любые бессмысленные рассуждения людей о свободе Кроули отвечал саркастическим комментарием или вовсе — раздраженно отмахивался. Потому что когда ты свободен шесть тысяч лет… Уж лучше он еще раз полюбуется сияющими глазами напротив, когда разочарованные женщины и мужчины замечали обручальное кольцо на загорелом худом пальце. Кроули распахнул глаза, когда Азирафаэль толкнулся особенно сильно и глубоко, а самым краем сознания он услышал звон золотых браслетов. Азирафаэль над ним был преступно обнажен, по его вискам и шее стекали капельки пота, никаких золотых браслетов, никаких украшений. Но демон отчетливо слышал этот звон, чарующий его, манящий. Все внутри свело судорогой, тело скрутило, словно в животе образовалась черная дыра. Свечки, которые все это время скользили по комнате и сталкивались друг с другом, враз потухли и упали, загрохотали по полу и столу. Кроули вздрогнул крупно и подался вперед, чтобы уткнуться лицом в белоснежную шею и впиться зубами в изгиб плеча. Азирафаэль обнял ладонью чужой затылок, защищая от жесткого пола, как раз вовремя, тело змея забилось в его руках. Черные крылья зашелестели по полу. Никлаус, стоящий у окна, покачал головой и спрятал довольную ухмылку в белоснежной бороде. Под маленькой елкой, что стояла в углу под лестницей, появились пара коробок с подарками. Старик решил не отвлекать мальчишек от такого красивого занятия, даже ради короткой встречи со старыми друзьями. Олени нетерпеливо переступали с ноги на ногу, утопая в снегу. Над домиком, который заметала метель белоснежным снегом, пролетели снежные феи, раскрашивая небосвод и звезды. Наступило Рождество.