Хроники Конца Света, который не случился.

Холод и тьма возвращались по ночам, стоило только положить тяжелую гудящую голову на подушку. Щека касалась жестковатой наволочки, которая пахла мылом, веки медленно опускались — и все, кошмар возвращался. Он будто ждал, когда ночь окутает деревню своими липкими сетями, когда темнота скроет все самое доброе и светлое, а из углов и из-под кровати выползут монстры и бугимэны. Большой деревянный дом погружался в тишину, исчезал звонкий детский смех и бурчание отца, собаки замолкали на дворе. В небольшое окно пыталась заглянуть луна, но ставни не поддавались прикосновениям ее ласковых лучей. В воздухе отчетливо пахло жареной рыбой, которую матушка подала на ужин. Где-то далеко хрустел снег под лапами диких животных или под сапогами припозднившегося рыбака. Ветер шумел в лесу, толкал деревья и ронял большие снежные шапки с их веток. И вот когда сон, привлеченный бурной детской фантазией и любовью к приключениям, соскальзывал с покатой крыши, чтобы пробраться в спальню, кошмар обнажал свои острые зубы. Снилась вода, черная и очень холодная. Она была везде — сверху и снизу, окружила и поймала в ловушку. Иногда наверху, на поверхности, мерцал слабый свет, словно, почти отчаявшись, звал его, уговаривал вернуться. Но чем дольше, чем быстрее он старался плыть к этому свету, тем глубже он оказывался. Темнота хватала за ноги, за лодыжки, тащила ко дну, туда, где не было ничего. Только абсолютная пустота. Из этой пропасти не было выхода, вокруг был только холод и вода. Она текла из носа, она была в ушах. Была внутри, заливалась в судорожно раскрытый, в попытке найти хоть немного воздуха, рот. Попытки кричать тоже были тщетными, пропитанный страхом вой умирал раньше, чем срывался с губ. Можно было только бить руками по воде, течение закручивало на месте, становилось абсолютно не разобрать — где верх, а где низ. Из этой западни было не выбраться: черное, затянутое льдом озеро стало его могилой. Для его неупокоенной, беспризорной души. Энтони просыпался, разбуженный собственными криками и рыданиями. Иногда он падал с кровати на жесткий пол, разбивая локти и колени. Лицо было мокрое от слез, истерзанные зубами губы кровоточили. Он задыхался, царапая обломанными ногтями доски, пока дверь не распахивалась от грубого удара. В комнату тут же вбегала мать и близнецы. Они звали его по имени, обнимали холодное дрожащее тело, гладили по влажным от липкого пота волосам. Бывало, что мальчика тошнило тем, что он съел на ужин, а после — желчью, которая обжигала нос. Отец не поддавался общей панике и истерии, только стоял в дверях, глядя тяжелым взглядом. А утром на дверном косяке можно было заметить глубокие трещины от его сильных пальцев. Бывали спокойные ночи. Хастур и Полли в эти дни оставались спать со старшим братом. Они обнимали его с двух сторон, устраивая свои лохматые головы на острых плечах Энтони. Тогда парень до глубокой ночи рассказывал им истории: о далеких-далеких звездах, на которых живут удивительные создания с сиреневыми глазами и странной формой ушей. Хастур слушал, открыв от изумления рот, а Полли интересовали серьезные вопросы: любят ли там собак? рассказывают ли сказки по ночам? идет ли там снег? Эти рассказы затягивались допоздна, пока младшие не засыпали на полуслове от усталости и всех впечатлений. Кошмары приходили и в эти дни, но размеренное дыхание брата и сестры, их теплые носы, что уткнулись в щеки Энтони — все это не подпускало шипящих чудовищ ближе, чем самый дальний угол в комнате. Через несколько дней Энтони уверял, что ему стало легче, а ночью — опять будил домашних своим страшным безумным криком. В деревне судачили, кто же спас мальчишку из-подо льда. Старики и старейшины говорили, что это дикие фейри, которых привлек шум деревни, горячая еда и гомонящие малыши. Они уверяли, что совсем скоро кого-то из новорожденных подменят или вовсе украдут. Кто-то вспомнил, как несколько лет назад в лесах пропал рыбак, ушедший на то самое озеро. Люди шептали, что его неупокоенный дух вытолкнул парня на поверхность, не позволив повторить свою судьбу. Знахарка припомнила легенду об падшем ангеле, который дал жизнь их долине. И что это спасение — его великий дар. Сам Энтони молчал, не спешил делиться своей тайной. Тайной о синеглазом существе, которое всегда встречало его широкой улыбкой, стоило парню показаться из-за деревьев. Очередным утром Энтони медленно вышел из своей комнаты, измученный кошмарами и криками. Края его глаз были красными и воспаленными, а на ладонях остались следы от ногтей, которым он впивался, сжимая кулаки. Отец ушел на охоту, чтобы обеспечить семью горячей едой и, возможно, младших детей новыми тулупами. Матушка суетилась по дому, но увидев старшего сына, остановилась. На ее лице появилась тревожная улыбка, которую она всегда пыталась скрыть, но Энтони видел ее. Он с детства знал, о чем она думает. Он так сильно ее любил. — Доброе утро, — она вытерла влажные руки о фартук, завязанный поверх юбки. — Снова беспокойная ночь? Энтони криво улыбнулся и взъерошил волосы на затылке. В них тут же зарылось утреннее золотое солнце. На улице падал медленно снег, украшая лес и озеро серебром. Мороз постукивал по деревьям, щипал детей за нос и отвлекал мужчин от важных дел. Невысокая женщина подошла к столу и взяла накрытую полотенцем миску. Она еще хранила тепло, едва заметный пар поднимался от ткани. — Вот, возьми, — матушка протянула миску Энтони, вложила точно в протянутые руки. — Сходи к озеру, сделай подношение. — Кому? — парень нахмурился, взгляд метнулся машинально к маленькому алтарю в углу дома: духам рода они уже поклонялись на этой неделе, а великим богам до них дела нет. — Фейри. Духу. Ангелу, — серьезно отозвалась женщина, поправляя отвороты рубашки на его груди. — Кем бы ни был тот, кто тебя спас. Поблагодари его. Теплая ладонь легла на щеку Энтони. Мать долгую секунду вглядывалась в удивительные глаза, которыми наградили ее сына после чудесного спасения. Деревня опасалась чудесного ребенка, сторонилась, никто не понимал, что означает это знак. Только брат и сестра не обратили на новую особенность старшего ни капли внимания. Хастур только позавидовал немного, ходил за Энтони и требовал такие же, а Полли любила смотреть, как огонь отражается в ядовитых глазах. — Если это он мучает тебя этими снами — попроси его перестать, — мягко сказала матушка. — Если нет, то попроси помочь, если это в его силах. В любом случае, нужно благодарить, когда тебе оказали услугу. Или спасли жизнь. Даже если это страшный дух. Улыбка украсила ее румяное лицо и словно в зеркале отразилась на губах Энтони. Мальчик обнял мать, для этого ему пришлось слегка ссутулиться. Он вновь почувствовал себя совсем маленьким, когда объятие матери, казалось бы, спасет от любых бед и обид. Жаль, что с возрастом этот способ срабатывал все реже и реже. Снег хрустел под его сапогами, а ноги утопали в нем по самые колени. Тропу к опушке леса замело, да и не ходил по ней никто. Боялись люди того, кто живет у озера. Энтони не боялся, он не первый и не второй раз брел этой дорогой. Но держал свое слово — не рассказывал никому, да и некому было. Он стал для собственных соседей таким же непонятным и чужим. Может, стоило уйти жить к фейри добровольно? Легенды говорили, что человек в их царстве не стареет и не болеет. И даже — не умирает. Но уйти оттуда он уже никогда не сможет. Слишком большая цена? — Осторожно, — из душных мыслей юношу выдернул чужой бархатный голос. — Прямо перед тобой устроилось семейство мышей, ты можешь на них наступить. Энтони замер и нахмурился, вглядываясь между стволов старых деревьев. Азирафаэля нигде не было, но ногу он послушно опустил и шагнул правее, обходя указанное место. На всякий случай он поднял пирог выше, чтобы не уронить его на землю. — Здравствуй, — голос Энтони на холоде звучал хрипло. — Где бы ты ни был. Азирафаэль засмеялся, на землю посыпались серебристые снежинки, в которых отражались лучи солнца. Эта волшебная пыль осела на снег и тут же пропала, словно ее не было никогда. Удивительное свойство смеха его фейри — он в буквальном смысле рассыпал вокруг себя звезды. — Мой дорогой мальчик, — голос стал ближе, словно его хозяин наклонился к замершему в нерешительности подростку. — Подними свою умную голову. Энтони послушался и запрокинул голову, подставляя лицо под серое небо, по которому ползли толстые и неповоротливые тучи. Азирафаэль нашелся на ветке массивного старого дуба, к которому часто ходили старейшины. Он сидел на самом верху, свесив свои босые ноги, покачивал ими, словно маленький ребенок. Наклонив к себе тонкую ветвь, фейри собирал в ладонь большие ягоды белой омелы, осторожно отделял их от ножки и, покрутив перед глазами, клал горсть в нагрудный карман. Недалеко от него расположилось птичье гнездо, откуда за ним наблюдали маленькие черные глазки. Азирафаэль чуть тряхнул веткой, и на голову Энтони посыпался снег. — Эй! Так нечестно! — тот закрылся от нападения свободной рукой и зажмурил глаза. — Мне туда ни за что не залезть. — Нет ничего невозможного, Энтони, — Азирафаэль наклонил голову к плечу, изучая его. — С моей удачей, даже если я залезу, я оттуда точно навернусь, — пробурчал парень. — О, это будет очень неприятно, — грустно согласился Азирафаэль и легко соскользнул на землю, словно не сидел на огромной высоте несколько секунд назад. Ветер подхватил его тело, закружил на месте и осторожно опустил прямо перед гостем. Под его босыми ступнями снег даже не хрустнул, не осталось и следа. Фейри невесомым движением взлохматил медного цвета волосы, как делал каждый раз. Энтони уже почти не шарахался от этого, только сводил брови к переносице — он все-таки не маленький мальчик. — Ты пришел, — улыбнулся Азирафаэль, для которого это вновь и вновь было странно и удивительно. — А ведь даже не знал, где я сегодня буду. Энтони пожал плечами. Он хотел было сказать, что-то вроде: “Я всегда приду к тебе.” или “Я найду тебя, где бы ты ни был”, но промолчал. Вместо этого он постарался подавить сладкий зевок, пришлось даже губы поджать. — Не выспался? — было бы странно, если бы это укрылось от внимания фейри. — Ты давно не высыпаешься, да? — Ничего подобного, — пробурчал парень, отворачиваясь от собеседника. — Ты очень понравился речным фейри, — голос Азирафаэля стал глуше, жестче, словно он злился. — Они зовут тебя обратно. Им скучно. — Так теперь будет всегда? — вопрос вырвался раньше, чем Энтони успел это понять, а через мгновение почувствовал на своем затылке прохладную ладонь. — Нет, конечно нет. Вот, возьми, — Азирафаэль протянул ему кулек, в котором были самые большие и свежие ягоды белой омелы. — Тебе нужно пить настой перед сном. Через три луны все пройдет. Энтони аккуратно взял мешочек, по краю которого был вышит загадочный узор. Ягоды в нем были мягкие, перекатывались между пальцами. Парень нахмурился, что-то царапалось изнутри. — Ты сам собрал их? — Конечно, вот только что, — Азирафаэль указал подбородком на дуб позади себя. — Я знаю, что брать еду у фейри не принято, но… — Ты не можешь быть фейри, — оборвал Энтони. — Ты не смог бы коснуться омелы, будь ты злым духом. — Это… тоже примета? — глаза духа загорелись любопытством. — Что-то вроде, — задумчиво кивнул Энтони. Повернувшись, он протянул своему знакомому миску с пирогом. Тот совсем остыл, на полотенце собралась значительная горка снега. — Матушка сказала принести это тебе, в знак благодарности. — Ты ей рассказал? — Конечно нет! — Энтони вскинул подбородок, слишком оскорбленный таким предположением. — Она сказала, кем бы ты ни был, ты заслужил ее лучший пирог за спасение ее сына. Меня, между прочим. Или брать еду у людей тоже не принято? Азирафаэль засмеялся, в уголках его глаз появились мелкие морщинки, так украсившие его лицо. — Спасибо, дорогой мой, — фейри осторожно взял деревянную миску. — Пахнет очень вкусно. — Еще бы, — хмыкнул себе под нос парень. — У моей мамы лучшие пироги в деревне. — Значит, надо тебя почаще спасать… — прошептал Азирафаэль, который уже засунул нос под полотенце и едва не захлебнулся слюной. — Спасибо, что… — тихо сказал Энтони. — Что оказался там… Умирать, оказывается, страшно. Но умирать одному… Азирафаэль мгновенно потерял интерес к сладости. Шагнув ближе, он аккуратно коснулся загорелой горячей ладони, провел по узкому запястью. Синие глаза будто бы засияли изнутри, как драгоценные камни из старых сказок. — Ты больше никогда не будешь один, мой мальчик. Слышишь? Никогда снова не будешь один. Энтони смотрел в снег, крылья его носа трепетали, а пальцы подрагивали. — Ты не можешь обещать, — хрипло сказал он. — О, мой дорогой, могу. Еще как могу. Азирафаэль улыбался, держа юношу за руку, и смотрел вдаль, где дымились костры, где люди кричали и звали друг друга в гости, где дети смеялись, падая в сугроб. Энтони ушел, когда солнце поползло к горизонту, а сумерки постучались в двери. Пирог они съели пополам. Энтони ни за что бы не отказался увидеть, как расширяются от удивления чужие глаза, как этот величественный дух облизывает подушечки пальцев, как щурится от удовольствия. И он не смог отказать себе в порыве смахнуть с чужой щеки налипшие крошки. На высоких скулах тогда появился совершенно очаровательный румянец, который сделал образ фейри еще более волшебным и хрупким. А ночью… А ночью над одним из домов на несколько мгновений пошел снег, пока едва заметная прозрачная фигура не опустилась на крышу. Азирафаэль шел по спящему дому, бесшумно ступая по доскам. Спальню Энтони он нашел почти сразу. Юноша спал беспокойно, снова слыша зов озерных фейри, которые забавлялись, доводя человека, истязая его. Он сбил ногами одеяло на пол, закрыл локтями голову, и все пытался вдохнуть. Азирафаэль подошел ближе и очень мягко опустился на постель, касаясь прозрачной рукой худой спины с острыми лопатками. На нежной коже были заметны два кривоватых шрама, совсем посветлевших со временем. Фейри провел по ним ладонью, после чего аккуратно укрыл спящего человека своим большим крылом. Кошмар отступил, стоило только мягким перьям коснуться сгорбленной фигуры. Азирафаэль напевал что-то себе под нос, тихо и неслышно, покачивался из стороны в сторону, а человек на постели впервые за много дней наконец спокойно спал. И видел он запорошенный снегом лес, иниевых великанов, танец драгоценных снежинок… и одного синеглазого фейри, что улыбался ему и махал раскрытой ладонью. Полли скользнула в щель приоткрытой двери и замерла на пороге, глядя серьезно и настороженно на незнакомца. Азирафаэль улыбнулся самыми уголками губ и приложил к ним палец, уговаривая малышку не шуметь. Девочка посмотрела на брата, который мирно спал, на большое крыло, подрагивающее мелко, и кивнула, отступая в темноту. Возможно, и она сегодня сможет поспать, без тревог за Энтони. Мешочек с ягодами белой омелы так и остался лежать на столе, забытый и абсолютно бесполезный.