Хроники Конца Света, который не случился.

«Целоваться бесшумно, фары Выключив. Глубиной, Новизной наполнять удары Сердца, — что в поцелуй длиной. Просыпаться под звон гитары, Пусть расстроенной и дрянной. Серенады одной струной. Обожаю быть частью пары. Это радостней, чем одной.» (с) Вера Полозкова

Как бы удивительно это ни было, совершенно невообразимо и неожиданно, но море — шумное капризное море, спадающее в очередную истерику в считанные секунды — приняло их обоих, вместе со старым домом. Первые несколько дней оно бросало волны на берег, словно отмахиваясь от них, пытаясь напугать и прогнать. Однажды ночью оно нахлынуло всем своим телом, навалилось на синюю крышу — обдирая свежую краску — на маленькое крыльцо, даже на перевернутую рыбацкую лодку. Бесстрашная чайка с изуродованным клювом едва успела взлететь, недовольно крича что-то на своем языке. Море ударилось им прямо в дверь, в окна, пыталось пролезть в мелкие щели в стенах, заползти внутрь хоть одной капелькой. Ветер метался над хижиной, что скрылась под водой, сыпал с утеса небольшие камни, сталкивался с набегающими волнами — пытался будто бы отбросить их назад, обратно. Вернуть наглое море на место и получить возможность снова играться с тусклым поскрипывающим фонарем. К утру, когда ленивое солнце едва-едва показалось из-за горизонта, раскидывая лучи в разные стороны, вода схлынула. Шумное море сдалось и в качестве извинения оставило на сером песке россыпь разноцветных ракушек и обломков кораллов. Забор с натянутой сеткой пришлось снова прилаживать на место, несколько досок из петляющей тропинки бесследно исчезли. Люди и море, словно маленькие дети, обменялись своими «сокровищами», которые на самом деле никакой ценности из себя не представляли. Обменялись и, наконец, примирились с существованием друг друга. Все же, иногда наличие рядом, под самым боком, назойливого и шумного соседа — не самая большая неприятность. У них был еще один сосед — молчаливый смотритель маяка, который из своего убежища едва показывался. Только в сумерках зажигал яркий фонарь на самой верхушке постройки, и этот внимательный яркий глаз высматривал в темноте заблудившиеся корабли и лодки. Маленький фонарик над дверью дома вряд ли мог составить конкуренцию профессиональной лампе на утесе, но и его все же зажигали, чтобы его свет в ночи, возможно однажды, кому-нибудь бы помог. По левую руку от дома был высокий утёс с одиноким маяком, а по правую — если подняться по тропе и пройти немного вдоль берега — раскинулся небольшой городок, почти деревня. Там была церковь с палисадником на заднем дворе, двухэтажная школа с детской площадкой и футбольным полем, маленькие магазинчики — были рыбные лавки, пекарня и кондитерская, магазин деревянных игрушек и книжный домик с широким прилавком — и россыпь разноцветных домов, больших и маленьких, в которых жили местные жители, маленькие и большие. Чуть дальше, холмы поделили между собой несколько ферм. За массивными заборами гордо вышагивали лошади, потряхивая гривой, семенил мелкий домашний скот и ютились различные посадки. Спустя пару дней, как Азирафаэль и Кроули перебрались в хижину Юрхо, их разбудил ранним утром стук в дверь. Раздраженный незапланированным подъемом и шумом демон шипел сквозь зубы — раздвоенный язык то и дело скользил по губам — поэтому встречать незваных гостей отправился Азирафаэль. Он пытался пригладить торчащие в правую сторону светлые кудри — все-таки стоило взять с собой любимую подушку из магазина — и закутаться в тёплый плед. Осень обрушилась на побережье и была крайне беспощадной дамой. Соленые капли моря, попадая на руки или лицо, обжигали холодом — даже ненадолго оставались мелкие красные пятнышки — ветер пробирал до костей, а утром со стороны моря наползал густой, словно молоко, туман. Что могли сделать холод и влажность Ангелу Небесному и Адскому демону, так ведь?.. Так-то оно, может, и так, но вот непобедимый Ангел Господень практически в первый же вечер начал очаровательно шмыгать покрасневшим носом. Азирафаэль, забившись в шерстяное покрывало по самые уши, открыл дверь, потянув ее за ледяную ручку, и наткнулся сначала на широчайшую улыбку — серьезно, буквально от уха до уха — потом увидел зеленющие глаза. И наконец смог рассмотреть гостя целиком: вместе с темными кучеряшками, с лопоухими ушами и двумя бутылками молока в залепленных пластырями ладонях. Парнишка — ему было от силы лет пятнадцать, может даже меньше — несколько мгновений сияющими глазами рассматривал незнакомца. Азирафаэль перевёл сонный взгляд с лица мальчика на бутылки с молоком, потом обратно. Тишина затягивалась. — Привет?.. — неуверенно сказал Азирафаэль и в сотый раз шмыгнул заложенным носом. — Здрасьте! — взорвал тишину мальчишка громким радостным голосом. — Вилли, сэр! Уильям! — Здравствуй, Уильям, — улыбнулся увереннее ангел и протянул ему руку. — Мое имя Азирафаэль, приятно познакомиться. Вилли секунду смотрел на протянутую руку, вздрогнул и заметался на пороге ветхого домика, пытаясь куда-нибудь поставить бутылки с молоком. «Нужно поставить столик» — подумал ангел, наблюдая с сочувствующей улыбкой. Не найдя ничего, мальчишка сунул одну бутылку подмышку, вторую прижал к груди и радостно потянулся пожать руку. Он был еще маленьким — ну, относительно — но его ладонь уже была вся в грубых мозолях, и силы в этом прикосновении было ничуть не меньше, чем у взрослого мужчины в большом городе, если не больше. — Я развожу молоко! — парень кивнул в сторону валяющегося на песке велосипеда. — Вы будете покупать молоко, сэр? — Ты ездишь каждое утро? — поразился ангел. — Какой ты молодец. — Через день, сэр! — чуть стушевался Уильям, но улыбка вернулась, когда на лице его собеседника уважение осталось на месте. — Я могу привозить молоко, яйца, свежую выпечку. И в сезон фрукты и овощи. Мясо и рыбу нужно покупать в городе, сэр. — Я… — Азирафаэль, кажется, хотел еще раз похвалить мальчишку и выбрать необходимые продукты, но не успел: сильные загорелые руки перехватили его за плечи и утянули обратно в дом. Через мгновение на пороге показался Кроули. Он одернул чёрную толстовку с белыми нарисованными перьями на рукавах, и ладонью взъерошил свои волосы. Потянувшись, он ловко выхватил у растерявшегося мальчика обе бутылки с молоком, перехватил их одной рукой — зажав горлышки пальцами — и ссыпал в опустевшие ладони монеты. Глаза у Вилли засияли, он едва ли не начал пританцовывать на месте от радости. — Молоко и яйца каждый раз, масло по необходимости. Сладкую выпечку по наличию, — на каждую фразу Вилли кивал, прикусив нижнюю губу — изо всех сил запоминал пункты. — Здесь много, сэр, — выразительные брови Уильяма изогнулись. — Остальное оставь себе, — Кроули осторожно отстранил протянутую обратно мелочь. — Спасибо, сэр… — Вилли замялся, его взгляд заметался в растерянности. — Энтони, и давай без сэров, — демон сунул обе бутылки молока в широкий карман на животе, отчего тот натянулся. — Да, сэр! Простите, сэр! То есть… — Уильям дёрнул головой, лохматая челка упала на его лоб, и снова улыбнулся. — Спасибо, Эн’тони! Увидимся послезавтра! Мальчишка махнул рукой и помчался к своему велосипеду, пританцовывая на ходу. Кроули облокотился на дверной косяк, глядя ему вслед. На его лице застыло растерянное выражение. — Так мое имя еще никто не коверкал… — демон не договорил свою мысль, потому что его спины коснулись ласковые руки, а в плечо уткнулся ледяной нос. Азирафаэль потерся самым кончиком и широко зевнул, в уголках его синих глаз выступили слезы. Капризное море заволновалось, не в силах выиграть состязание с синими-синими глазами ангела. — Вернись в постель, Ангел, — Кроули развернулся в его объятиях и невесомо коснулся губами светлых волос. — Я сделаю тебе чай. И… Демон на мгновение замолчал, сунул руку в широкий карман толстовки — золотые глаза сверкнули, зрачки сузились на секунду — и выудил два яйца, которые самым бессовестным образом стянул из лавки в городе. На деревянной стойке у продавца остались лежать еще тёплые монетки. — … и блины. Кроули перебил раздраженный крик откуда-то с крыши, и змей раздраженно закатил глаза. Азирафаэль тихо засмеялся, глуша этот звук, уткнувшись в нежную шею. — И тебе, Хастур! Прожорливая ты скотина! — Ты в ответе за тех, кого ты приручил, — поддел любимого ангел, осторожно закрывая скрипучую дверь. В первый же поход до города ангел и демон поняли, что путь был довольно утомительным. Дорога была не то, чтобы очень долгой, но подъёмы в горку, бушующее под ногами море, бьющий в спину ветер и густая грязь — все это требовало немалых усилий. Кроули, будь он один и в Лондоне, возможно плюнул бы и просто переместился в нужное место, но… Они будто бы попали в совершенно другой мир, получили шанс на абсолютно другую жизнь. И профукать его из-за обычной усталости или лени было бы очень обидно. В памяти демона мелькнуло воспоминание, как они с Юрхо также когда-то брели в город — тогда еще небольшую деревеньку. Хмурый рыбак курил и рассказывал истории из своего забытого детства. Демон делился переживаниями о своем близком друге, с которым никак не получалось найти общий язык. Юрхо смеялся тогда — басисто, прерываясь на смех — и качал головой. «Молодо дело», — говорил он, присаживаясь на большой валун на полдороге к городу. — «Пути к другому сердцу не найти, пока не разберешься в своем, fy machgen». Юрхо до деревни всегда ходил своими ногами, шаркая старыми ботинками по грязи. И продукты он носил в большом потертом рюкзаке, у которого болтался один из ремешков. Шёл туда — нёс рыбу и ракушки, обратно — сигареты и хлеб. Кроули хотел однажды забрать у друга тяжелую ношу, но Юрхо только легко и небольно хлопнул демона по протянутой руке. Избитое шрамами лицо украсила улыбка. «Свои тяжбы я несу сам, fy machgen*», — хрипло ответил мужчина и постучал по днищу рюкзака. — «У тебя еще будет, что тащить. Уже есть и будет в сотни раз больше. Не вешай на свою шею чужой багаж». Из города ангел и демон вернулись с двумя велосипедами. Довольно потертыми и старыми, но жители города от души подарили им — бородатый булочник отказался забирать их обратно, хлопнул кулаком по стене своей пекарни и ушел — а в довесок дали пару буханок хлеба, большую глазастую рыбину и корзину яблок. Азирафаэль вёл свой велосипед, держа за руль, и с довольной улыбкой жевал красное сладкое яблоко. Кроули же — тащивший все остальное в мешковатой сумке — мотался на своем новом старом велосипеде туда-обратно: обгонял любовника, улетал вперед, пока не станет едва различим, и возвращался, изо всех сил крутя тугие педали. Добравшись до дома, они выгрузили все подарки на небольшой стол. Самой последней демон вытащил на свет масляной лампы красивую книжку со старыми желтыми страницами. Женщина в больших круглых очках долго держала ангела за руки, обсуждала с ним какие-то непонятные змею вещи, и напоследок — не слушая никаких уговоров — засунула в сумку подарок. Конечно же, от всего сердца. — Она предложила мне иногда подрабатывать в лавке, — довольно улыбаясь, сказал Азирафаэль, пристраивая велосипед за домом, подальше от капризного моря. По серому песку тянулся длинный след от колес, потому что большую часть пути ангел и демон решили пройти по пляжу, вдыхая соленый ветер и чувствуя на щеках ледяные капли. — Возможно, я смогу помочь ей с ассортиментом, выпишу из своего магазина, — воин Небес, приподнявшись на носочки, зажег над дверью фонарь. — Такие милые люди. — Нас пригласили в церковь, —выдавил из себя Кроули и содрогнулся, остановившись на крылечке; его лицо исказила притворная гримаса злости, стоило услышать сдавленный смех любимого за спиной. — Это ни разу не смешно, Ангел! — Ни капельки, совершенно, абсолютно, — согласно кивал Азирафаэль на каждый шаг, пока не перехватил рычащего любовника и не оставил горящий поцелуй на идеальной линии подбородка. — Дорогой мой, они пытаются быть приветливыми. — Че-рес-чур! — демон поймал лицо ангела в ладони, согревая ледяные щеки и шею прикосновениями. — Только ленивый не состроил тебе глазки, та девчонка с косичками явно уже придумала имена вашим детям. — У нас уже есть дети, — Азирафаэль терпеливо позволил стянуть с себя вязаную кофту, даже руки поднял, чтобы удобнее было. — У нас с тобой, мой дорогой. Два чудесных мальчика. Азирафаэль запустил замёрзшие руки под толстовку демона, согревая пальцы о горячую кожу, приласкал выступающие ребра и устроил ладони на пояснице. Демон зашипел, выгибаясь — сначала будто бы уворачиваясь от прикосновений, а после наоборот, навстречу им — и, прихватив толстовку за нижнюю резинку, натянул ее на кудрявую голову. Ангел с тихим возмущением исчез в плену кофты, а спустя мгновение высунулся в широкий растянутый ворот. Стоило ему снова увидеть свет — масляной лампы, потому что за окном уже вовсю смеркалось — Азирафаэль попал в плен требовательных сухих губ и ядовитых желтых глаз. Целоваться, путаясь в жаркой толстовке, было жутко неудобно и жутко сладко. Они задели бёдрами стол, и лупоглазая рыба упала на пол. Рукава затрещали по швам, когда демон в них запутался, и под бархатный смех ангела им пришлось все-таки выпутаться из толстовки. Кроули провёл носом по линии шеи любимого, оставил гудящий укус под ухом и выдохнул в пахнущие шоколадом волосы, отстраняясь. Даже на шаг отступил, на всякий случай, и снова ударился бедром о стол. — Кроули?.. — ангел выглядел таким растерянным и разочарованным, что змей едва не сорвался — в голове билась одна мысль и совершенно неприличная — но усилием воли он сдержался. — Хочу посидеть у моря, — хрипло выдохнул демон и накинул на плечи ангела их тёплый плед, на котором были вышиты разноцветные утята. — Немного. Мы с Юрхо часто смотрели на ночное море. Кроули смутился заметно, сунув руки в карманы старых штанов с заплатками на коленях — тех самых, что для него сшил молчаливый рыбак — но Азирафаэль его не высмеял и не обиделся. Ангел просто плотнее закутался в покрывало и протянул ему раскрытую ладонь. Синие глаза засияли — в них отражалось пламя лампы — и тенью на стене заплясали невидимые крылья. — Идём. …Они сидели около наспех сложенного костра и смотрели на море. Кроули довольно быстро справился с огнём — что было совсем не удивительно, согласитесь, он все-таки демон — заключил его в плен каменного круга. Подтащив перевернутую лодку, он постелил на нее одеяло и поставил на одну из дощечек чашки с чаем. Азирафаэль, правда, совсем скоро сполз с лодки и устроился на песке, в опасной близости от огня. В руках он крутил тёплую чашку и всматривался вдаль. У ангела снова покраснел кончик носа, и он шмыгал снова и снова, уткнувшись в ароматный чай. Кроули, бросив к гнезду чайки обильную горсть хлебных корок, вернулся обратно к костру и с тихим облегченным вздохом уселся за спиной любимого, вытянув длинные гудящие ноги. Азирафаэль тут же откинулся на горячую грудь, и мелкие мурашки рассыпались по его плечам и спине от контраста температур. Тихо трещало пламя костра, то и дело вскидываясь вверх им рассыпая вокруг себя искры. За ним, в десятке шагов, шумело убаюканное море. Волны изредка набегали на пустой осенний пляж и, утягивая с собой темные гладкие камни, исчезали в ночи. А в высоком-высоком небе горели россыпью драгоценных камней равнодушные звезды, перемигиваясь друг с другом. — Ангел, ты совсем замёрз… — тихо заметил Кроули, обхватывая любимого под руками и укладывая подбородок на его плечо. — Сколько же раз и где мне нужно тебя поцеловать, чтобы ты наконец согрелся… — Дорогой мой, рядом с тобой мне всегда тепло, жарко даже… — Азирафаэль погладил пальцы демона своими. Кроули и правда был горячим, словно лава в жерле бурлящего вулкана или даже само солнце, согревающее весь мир. Змей ворчал, что каждый в городе улыбался Азирафаэлю, и совсем не заметил, что он был тем самым, на кого смотрели абсолютно все дети, за кем они бежали, боясь упустить из вида, кто потратил почти все свои деньги, чтобы купить им сладости. Кроули почти сразу стал тем самым солнцем, вокруг которого зародилась жизнь. Его, Азирафаэля, карманное солнце: ласковое и такое заботливое. — Погоди, — вдруг подался вперед Кроули и запустил в пламя костра руку. Огонь послушно потянулся к нему, обволакивая пальцы и запястье. Кроули вытянул немного огня, комкая его в своей ладони. Такая близость адского пламени заставила Азирафаэля сначала дернуться, чтобы убраться подальше, а после — расслабленно сесть обратно, потому что он абсолютно, всецело и бесконечно доверял существу, сидевшему за его спиной. Свободной рукой Кроули взял ладонь ангела и приложил к своей — оставил несколько сантиметров между ними — на которой плясало пламя. Этот жар мгновенно пропитал небесного воина, согрел его и осел пожаром, едва ли уступающим костру, в районе сердце и где-то в животе. Кроули на мгновение закрыл глаза, после чего вдруг выдернул свою руку, и преграда между ладонью ангела и обрывком пламени пропала. Азирафаэль даже вскрикнуть не успел — остолбенел от ужаса и растерянности — а демон уже аккуратно перепел их пальцы. И таинственная вязь искр и красных огненных языков осталась плясать, но на этот раз — на ладони Ангела Божьего. Они сидели на холодном песке у ледяного осеннего моря, около ног в чашках оседал остывший чай, и мелкий дождь начал накрапывать, путаясь в огненных и вьющихся волосах. Свет маяка то и дело проскальзывал по чёрной воде, маленький фонарь — будто пытался догнать своего старшего брата — покачивался из стороны в сторону. А они сидели и смотрели на танцующий на их ладонях огонь. Теплое влажное дыхание демона касалось щеки ангела, а его гнилое сердце — или даже пустота, что была в груди на его месте — толкалось куда-то под лопатку. Азирафаэль понимал, что ему должно было быть холодно — в середине осени в двадцати шагах от беспощадного моря — но… так тепло ему не было, наверное, еще никогда. Рядом с Кроули все было так: страшно и интересно, сладко и горько, нежно и больно… Жарко и холодно. И из этого шторма, если и был где-то выход, Азирафаэль отказывался спасаться. И он сам оторвёт руки и ноги каждому, кто попробует его лишить этого жара. Жара демонической любви. Или любви демона. «Никогда не тревожь того, кто лежит на дне. Я песок, и большое море лежит на мне, Мерно дышит во сне, таинственном и глубоком. Как толстуха на выцветшей простыне, С хлебной крошкой под самым боком. Кто-то мечется, ходит, как огонек в печи, Кто-то ищет меня, едва различим в ночи По бейсболке, глазным белкам, фонарю и кедам. Я лежу в тишине, кричи или не кричи. Мои веки ни холодны и ни горячи. И язык отчаянья мне неведом.» (с) Вера Полозкова