POV Салли
Эшли несколько замешкалась и натянуто спросила: — Ты ведь… Ни кому не расскажешь? — Это не имеет для меня смысла. — Ну тогда… Я — убийца своей младшей сестры и ещё двух человек. Я удивлённо уставился на задумчивое лицо девушки, и та, заметив мою реакцию, смущённо добавила: — В смысле так думают врачи! Я бы никогда… — тут она оторопела от своей резвости внезапных слов и помрачнела в глазах. — Никогда бы не убила свою младшую сестрёнку… Она… Была такой милой. Я любила её… Конечно, а как же не полюбить маленькую, десятилетнюю девочку? — А что с ней? — поинтересовался я, но тут же пристыдился своей бескрайней любопытности: — Извини, я не хотел задеть за живое… — Нет, я должна высказаться! Это невыносимо — делиться своей болью только с лечащим врачом! — Эшли прикрыла веки и сглотнула ком слёз в горле. — Это было три года назад, когда после утренней прогулки Шио заметила вывеску «Цирк» около нашего подъезда. Никогда не любила цирки вместе с их клоунами, что изображали детских комиков в ужасающем гриме. Однако сестра была в восторге от всего происходящего в этих представлениях, и мне стоило бы лишить её очередного порыва радости, если бы не повела Шио на выступление развлекательной труппы. Поэтому на следующий день мы пошли в цирк, сквозь моё отвращение к этому месту. Когда народ расселся по местам, нам раздали своеобразные жетоны. У нас с сестрой на жетонах красовалась цифра «4». Началось выступление. Под конец его уродливый клоун сказал так: « Всем тем, кому на жетонах написали цифру «4», стоит выйти на арену — здесь будет проходить конкурс». Мы с сестрой, как и некоторые другие, вышли на арену, и клоун добавил, что для каждого из нас конкурс будет разным. Мужчине, что стоял ближе всех к клоуну, он сказал, что для него конкурс будет заключаться в поедании пирожных на время. Юной девушке нужно было завязать глаза и на ощупь угадать по касанию языка животных, кто это. Моей сестрёнке следовало станцевать идеальный танец балерины… Ну, а когда очередь дошла до меня, то клоуну вдруг приспичило приобнять меня за плечи. Отвращение к подобным людям взяло вверх, и я отпрянула от него и закричала: «Мне не нужен никакой конкурс! Отойди от меня, ублюдок!» Он лишь усмехнулся и сказал: «Твоим конкурсом следовало быть промыванием рта мылом». Я думала, что это всего лишь отговорка на мои слова, но какие-то люди взяли меня под плечи и совали в рот мыло, пока я таинственным образом не смогла выбраться и убежать. На улице я отдышалась и захотела пойти за сестрой, но… От цирка не осталось и следа. Сквозь рыхлую почву прорывались жёлтые руки мертвецов. Я ужаснулась! Мужчине, которому дали конкурс на поедание пирожных, зомби отрывали друг от друга куски гнилой плоти и давали ему вместо сладких десертов. Девушка стояла с завязанными глазами, пока воскресшие поочередно откусывали от её ладони свежее мясо, а участница то и время радостно и умилённо выкрикивала: «О, а это, кажется, козочка! А это — собачка!» А моя сестра… Моя милая сестрёнка лежала на земле, оплетённая белой лентой, с которой она выступала, и в её теле копошились червяки… Я позвонила в полицию, рассказала обо всём, и естественно меня посчитали убийцей и к тому же двинутой… Эшли еле сдерживала слёзы, но я, почувствовав вину, обнял её, и русоволасая тихо заплакала, чтобы не вызвать подозрения у охраны «диалогов». — История и вправду так себе… А кто твой лечащий врач? — Мистер Джонсон. Он хороший человек… — Вот как… Теперь хотя бы буду знать, что мой первый сеанс с хорошим человеком. — Хех… Стоп, подожди-ка… Судя по запаху, ты — омега, так? — зеленоглазая странно прищурилась. — Ну да… — я несколько смутился от столь неожиданного вопроса. — А между прочим Джонсон Ларри Джим — альфа. Как тебе могли дать врача-альфу? Хотя… Это даже неплохо, — Эшли хитро улыбнулась, заставив меня почувствовать себя не в своей тарелке. — Н-ничего подобного не произойдёт! Он же вра… — Да и он тоже ничего. Высокий, стройный, красивые черты лица… А ты — очень хрупкий, милый, красивые голубые глаза… Тебе определённо нужна защита. М? — Д-дурочка, ты чего?! — мои щёки заметно покраснели (если, конечно, они у меня остались). — Что тут происходит? — услышал я над самым ухом и обернулся — передо мной стоял никто иной как сам Ларри Джонсон. — Н-ничего, мистер Джонсон! Всё хорошо! — я никогда не чувствовал такую жгучую неловкость, что превратила моё лицо в бардовый оттенок спелого помидора. А вот Эшли сейчас утирает слёзы не хилого смеха. Ах она такая… — Смотрю, ты подружился с пациенткой… Видимо, твоё присутствие здесь проходит не зря, — врач тепло улыбнулся мне и скрылся за соседней дверью. — Ууу, что это было? — русоволосая снова залилась смехом, а я легонько ткнул локтём ей в ребро.***
Ночной тихий час. Хотя, я неуверен, когда должно наступить время семичасового сна, но судя по словам дежурных, сейчас около десяти. В голове пролетали отрывки сегодняшней прогулки по первому этажу. Проходящие мимо врачи, раздражающая равнодушность окружающих, сумасшедшие пациенты, знакомство с Эшли… И тёплая улыбка Ларри Джонсона — моего лечащего врача. За мягкой стеной слышались странные звуки, напоминающие болезненные, заглушённые чём-то стоны. По телу бежали мурашки при каждом порывом тихого крика моего соседа. Внезапно в дверь кратко постучали, и послышался скрип ногтей по железу. Я в шокирующем испуге сполз на пол, наблюдая за тёмным силуэтом, что постепенно появлялся в щели дверного проёма. Я спрятался под кроватью, и тут же в комнату вошла маленькая девочка с фиолетовыми волосами. Она неуверенными шагами ступала по белому полу, пошатываясь. И вдруг она произнесла: — Я знаю, что здесь. Давай поиграем, ха-ха-ха… — тихий, глумливый смех врезался мне в мысли, повторяя звон высокого голоса. Что же делать?