Песнь о Миадар. Судьба дарует вторые шансы

      — Ты выглядишь задумчивой, — прозвучало над головой светловолосой девушки, так удобно умостившейся на толстой ветке высокого дерева и обратившей взгляд своих тёмно-карих глаз к горизонту.       Мэйуми вздрогнула и почти полетела вниз с звонким визгом, но сильная бледная рука молниеносно схватила её за кимоно, удерживая на дереве.       — Прости, не хотела тебя испугать, — мысли принцессы оборотней прервала высокая женщина с такими же как и у неё светлыми волосами и ясными, голубыми глазами, пропитанными добротой и холодом.       Мэйуми была настолько сильно погружена в себя, что даже не ощутила ауры женщины, что было невероятно трудно, ведь даже её отец — Вожак всех оборотней Нихона, более того, первый Вожак множества стай, робел перед этой женщиной, едва сдерживая страх. Бледная кожа не придавала женщине болезненного вида, а, наоборот, делала её ещё краше; тёмные одежды придавали загадочности, а широкий капюшон скрывал прекрасное лицо с его полными губами, выделяющимися скулами и глубокими, чувственными глазами. Мэйуми никогда бы не смогла забыть это лицо — лицо вампира, что одним лишь своим взглядом придал уверенности ей восемь лет назад.       — Ааа… — очнулась Мэй и попыталась вспомнить, как говорить, пока сильная рука Наставницы по-прежнему удерживала её за ткань тёмного мужского кимоно, — вам разве можно выходить днём?       Вопрос девушки, что не могла найти себе места и не знала, куда ей смотреть, рассмешил вампира, и она присела рядом.       — Одежда творит чудеса, — серьёзным тоном сказала женщина, указывая на свой образ, но не смогла перестать улыбаться. — Но ты же не это хотела спросить.       — Д-да, — согласилась девушка и нахмурилась.       Мэйуми была человеком, пусть и с кровью волка, но это давало ей мало преимуществ перед Детьми Дня. Дети оборотней были немного сильнее и быстрее людских, восприятие реальности у них было острее, но подобную ауру, которой обладала светловолосая женщина, мог почувствовать и самый слабый человек. Эта женщина была чудовищем в плане силы, и Мэй поняла, почему же её отец даже не пытался скрыть дрожь в её присутствии, и это ещё при том, что женщина подавляла свою ауру.       Оборотни были бесстрашными воинами от момента своего создания, и даже могучие маги не могли вселить в них страха, но когда появились вампиры - изменилось всё, ведь Сириус создал неведомых монстров, с которыми даже сильным магам было не совладать. Сильные, невероятно быстрые и голодные от рождения, а в придачу каждый мог контролировать силу стихий. Позднее вампиры становились слабее, точнее дети тех монстров были не так сильны, но оборотни только с их созданиями смогли познать страх и те, кто жил войной, всеми силами старались избежать битвы с тем, кто был рождён наполовину мёртвым.       — Вы… — задумалась Мэй, смотря прямо в скрытое тень лицо женщины. Ей было необходимо удовлетворить своё любопытство и уточнить. — Вы из Первородных?       — Меня зовут Элхад, — кивнула вампир, соглашаясь, и протянула девушке бледную руку, которую та, немного нерешительно, пожала в ответ, — приятно, наконец-то, с тобой познакомиться.       — Почему? — неизвестно почему, но Мэй не чувствовала страха перед вампиром, хотя даже сильнейшие маги Пристанища предпочитали идти по другую сторону улицы при встрече с ней.       — Ты довольно интересная, — ответила Элхад, удивляя Мэй. — Дочь Вожака и не хочет быть волком. Да и твой запах, в нём читается жажда странствий, голод познаний, жажда открытий.       — Ничего подобного, — растерялась Мэйуми, не веря, что её можно так просто прочитать, и вновь чуть ли не рухнула с ветки. Элхад же рассмеялась на такую реакцию и посмотрела вдаль, в сторону солнца, медленно подползающему к горизонту.       — Это абсолютно нормально, — покачала она головой. — Будущее скрывает в себе много соблазнов и тайн, и тебе хочется познать всё, что скрывает этот прекрасный, необъятный мир. Ты жадно вчитываешься в строки книг и вслушиваешься в рассказы путешественников, понимая, что сама желаешь всё это увидеть, услышать, попробовать. Это как смотреть на звёзды: их миллиарды, и тебе хочется узнать о каждой.       — Вы такая же? — голос Элхад был чарующим, гипнотическим, и Мэй не даже не задумываясь, хотела продолжить этот неожиданный разговор.       Если сначала Мэйуми и испытывала страх, то, чем дольше она находилась рядом с Первородной, тем больше проникалась ей, желала быть с ней дольше и слушать, слушать, слушать. Элхад была совсем не страшной и не похожей на то чудовище, каким описывали её и её братьев и сестёр древние оборотни. Элхад… Мэйуми сравнила бы её с мудрой совой, что облетела весь мир и ведает о его тайнах людям. И ещё Мэйуми наконец поняла, почему вампиры называют главу Гнезда Наставником, ведь даже совершенно не зная Элхад, когда на тебя совершенно не знает, ты всё равно чувствуешь в ней наставника.       — Да, — согласилась Элхад, вспоминая себя в юности, когда она была, практически, заперта дома и сама же не позволяла себе появляться на людях, не в силах контролировать свой голод. Её спасением стал Дракула, появившийся на её пороге вместе с Ясоном и Морфеем. — Я описала тебе себя в далёком-далёком прошлом. Но мне не позволял осуществить мечты голод, что же мешает тебе?       — Мне? — Мэйуми задумалась и прищурила глаза. Это выглядело немного забавно на её всё ещё детском лице и стало ещё забавнее, когда она чуть надула губы, слегка вытягивая их вперёд. — Я не знаю. Это… наверное, отец, он же Вожак, да и мама беременна. Как бы я не хотела, разве я могу их оставить, да и… я наследница, все ждут, что я наконец приму своего волка и в будущем стану Вожаком.       — Оборотни довольно свободолюбивы, — вспомнила женщина и напомнила это девушке, — у вас ведь даже спрашивают мнение перед обращением, и вы в праве отказаться. Так ли тебе это мешает.       — Я… я не знаю, — пожала плечами Мэйуми и откинулась назад, повиснув на ветке вниз головой.       — Подумай, — улыбнулась Элхад, и Мэй вспомнила день обращения, когда встретила женщину в первый раз. — И твой волк, тебе не нужно его принимать, ты должна прочувствовать его всем своим телом и душой, услышать его вой в своей голове и ответить на его зов. Ты его чувствуешь и слышишь, но не отвечаешь. Сделай это. Покажи сама себе, что вы едины в своих стремлениях.       Солнце медленно подползало к горизонту и Мэйуми абсолютно забыла о времени, слушая рассказы древнего вампира. Она, наконец, не вслушивалась в слова, один лишь только голос Элхад окрашивал окружение, показывая то, о чём она говорит. Слова зачаровывали, их звучание гипнотизировало, и Мэйуми смогла отпустить свою тоску.       — Ты разве не опаздываешь? — спросила Элхад у девушки, и Мэй замерла. — Акио тебя уже ищет, даже здесь слышно.       — О Цукиёси, — вспомнила Мэй и соскочила с дерева, поражая своей скоростью даже вампира, — уже ведь солнце садится.       Сегодня был день рождения Мэйуми и более того, сегодня был шестнадцатый день рождения девушки, а, значит, ей нужно вновь предстать перед Вожаком и старейшинами в башне оборотней. Сама проблема была в том, что ещё с начала строительства Пристанища, чтобы избежать столкновений между расами, все обряды вампиров проводились ночью, когда они могли свободно передвигаться, а обряды оборотней, магов и людей — днём. В этом году обряд обращения оборотням жребий указал на вечер, и именно по вечерам, после людских и таинств магов, им было позволено проводить свои обряды.       Солнце почти зашло, а, значит, и вечер подходил к концу, а Мэйуми так и не появилась на пороге башни. Игнорировать обряды было запрещено и оскорбительно по отношению к старейшинам и Вожаку.       Мэйуми успела пробежать несколько метров, когда почувствовала сильную хватку у себя на талии и вздрогнула, уже собираясь схватиться за руки неизвестного, осмелившегося к неё прикоснуться и вывернуться из захвата, попутно нанося незнакомцу пару тройку мощных ударов, но над ухом вновь прозвучал чарующий голос:       — Думаю, я могу тебе немного помочь, — сказала Элхад, сильнее прижимая к себе девушку, и всё вокруг исчезло.       Мэй и Эл находились в лесу, за городом, в пределах защитных рун, куда Вожак разрешал выходить дочери, но, даже так, до центра города, где и располагался храм Пяти Народов, бежать пришлось бы минут семь, а солнце в это время опускалось бы всё ниже и ниже. Элхад же была полноценным вампиров, в отличие от медленного не обращённого оборотня, и могла преодолеть это расстояние в разы быстрее. Так что с момента короткой пробежки Мэй по лесу и до мига, в который она стоит у Древа мира, прошло не больше пяти секунд.       — Ого, — вырвалось у Мэй, что слегка потеряла равновесие, стоило Элхад отпустить её. — А все вампиры такие быстрые?       — Нет, — засмеялась Первородная и призналась, — и я не на всей скорости бежала. Ты, хоть и немного оборотень, но всей моей скорости можешь не выдержать.       Мэйуми посмотрела на вампира полным восхищения взглядом, и по выражению лица Элхад поняла, что на неё так смотрят часто. Она могла бы начать с женщиной новый разговор, но подсознание девушки проснулось, и она вспомнила, что катастрофически опаздывает, поэтому, поблагодарив Элхад низким поклоном и немного писклявым «спасибо», сорвавшимся с немного бледноватых губ, Мэйуми поспешила в башне оборотней.       Обстановка в башне не изменилась: в помещении по-прежнему царил полумрак, и пять пар жёлтых глаз взирали на немного взлохмаченную женщину. Из шести старейшин осталось лишь четверо, и они были очень строги и консервативны, посему и не оценили облик дочери Вожака. Было принято появляться на обряде при параде, Мэй же была облачена даже не в женское кимоно, к тому же она почти опоздала и была растрёпана.       Самым любимым старейшиной Мэй был Хизоэ — добродушный старичок, что с раннего детства рассказывал детям всякие байки и сочинял истории про самого себя, выставляя себя либо героем, либо болваном. Это не всегда нравилось остальным старейшинам, но именно Хизоэ был наиболее уважаем оборотнями в Пристанище и имел множество связей за пределами Пристанища. Больше всего не любила Мэйуми старейшину Нобу, за его скверный и ворчливый характер и чрезмерную строгость. Неприязнь и симпатия со старейшинами были у девушки более чем взаимными, и, стоило Мэй появиться в башне, как она тут же поймала суровый, осуждающий и негодующий взгляд старейшины Нобу, что невзлюбил её со дня первого отказа девушки, после которого Мэйуми углубилась в изучение мира и игнорировала множество правил. Старейшина Хизоэ тепло улыбнулся светловолосой, искоса поглядывая на своих сородичей. Старейшина Риота так же улыбнулся, но быстро вернул своему лицу привычную хмурость, самый младший же, Кохэку, лишь нахмурился, явно недовольный небрежными видом девушки, но не посмел показать презрения, которого почти не испытывал к девушке.       Мэйуми была любознательной, милой, острой на язык и упрямой девушкой. Несмотря на свою прилежность и учтивость, она могла игнорировать множество правил и предпочитала не посещать большинство мероприятий. Те, кто лично не были знакомы с девушкой, могли посчитать её избалованной, из-за происхождения, и зазнавшейся, из-за таланта ко всему, чем она увлекалась даже ненадолго, но стоило им пообщаться с Мэйуми, как они понимали, что перед ними стоит необычайно добрый ребёнок, со взглядом, что был далеко обращён в будущее, и она не избалована и груба — она стиснута рамками своей крови. Элхад поняла это сразу и дала девушке подсказку во время их беседы. Сейчас же Мэй вошла в башню оборотней, чтобы ответить в третий и в последний раз.       Многие ждали, что она одумается и согласится на обращение, Озэму надеялся на это, ведь знал, что ели его мэйто займёт Мэйуми, Пристанище и оборотни будут процветать, но человек не может быть Вожаком, и третий отказ станет ударом для расы преклоняющихся пред луной.       — Хасимото Мэйуми, — произнёс мужчина, что постарел за восемь лет. Нет, он всё так же излучал силу и был неоспоримым лидером, но в густых чёрных волосах начала пробиваться седина, а черты сурового лица смягчились под тяжестью морщин.       Вожак поднялся на ноги, не сводя взгляд с дочери, и за ним встали старейшины, вот только Мэй не опустилась на колени перед лидером, как было положено, показывая, что она преклоняется перед его силой и подчиняется воле Вожака. Мэйуми осталась стоять с гордо прямой спиной и лишь склонила голову, вновь вызывая негодование во взглядах волков, как и восемь лет назад. В её голове звучал голос Элхад, точнее покоя девушке не давала одна фраза, что заставляла задуматься над своей собственной сущностью, порождая противоречия.       — Мы свободны, — без позволения Вожака сказала Мэй, поднимая голову и смотря прямо на отца полным уверенности взглядом. — Мой волк всегда будет во мне, и мне не нужно принимать его через обращение, становясь тем, кем я себя не вижу. Каждый день я чувствую его в своей крови, я слышу его вой в своей голове, и он поёт луне о свободе и необъятном мире, который желает увидеть своими глазами. Если сейчас я соглашусь на обращение, то запру своего волка в клетку, посажу на цепь и стану пленником стен, что сдерживают моё развитие. Я слышу вой своей сущности и желаю ответить на зов природы. Я едина с волком в своих стремлениях и поэтому прошу вас, мой Вожак, отпустить меня.       Сказав это, Мэй всё же опустилась на колени и опустила голову, показывая, что она примет любое решение отца, но до этого она показала ему свою решимость, которую Вожак не мог не оценить. Мэйуми, в которой он видит маленького волчонка, в одно мгновение стала для него сильным и статным волком, что не отступится от своих слов и крови.       — Это твоё окончательное решение? — мягко спросил оборотень, не обращая внимания на четыре пары непонимающих взглядов.       — Да, — казалось бы, ещё более уверенно, чем прежде, ответила Мэй и вновь подняла голову, показывая всю свою решимость в глазах, что в свете свеч стали светлее и ярче.       — Так тому и быть, — немного с горечью сказал Озэму, посмотрев на каждого старейшину и дождавшись нерешительных кивков с их стороны. — Я позволяю тебе покинуть родной дом, но помни, что Пристанище всегда примет тебя и всегда будет ждать твоего возвращения.       Юко тяжело приняла новость о том, что дочь уходит, но не посмела её остановить, ведь она понимала лучше Озэму, что Мэйуми переросла Пристанище. Оборотни же был шокированы третьим отказом дочери Вожака на обряде обращения, но, так же, никто не посмел и слова плохого сказать, чтобы осудить её выбор. Мэйуми же чувствовала, что с её плеч, словно, упал огромный груз и с дня рождения девушку было не узнать. В кругу семьи было решено, что девушка пробудет в Пристанище ещё пару месяцев, чтобы Юко могла родить в более-менее спокойной обстановке, Мэйуми же решила, что уйдёт сразу после того, как родители завершат колыбельную, и когда у матери начались схватки, светловолосая уже собрала небольшую сумку и вместе с волнующимся Озэму сидела у покоев волчицы.       — Когда рождалась я, ты так же волновался? — поинтересовалась Мэй, выводя мужчину из своих мыслей и тот улыбнулся.       — Да, — кивнул он и начал вспоминать. — Схватки начались, когда меня не было в городе, а когда я услышал, то тут же побежал сюда. Сердце билось в бешеном ритме, я сталкивался с людьми и даже не извинялся, а когда прибежал, но мне стало так страшно, что я не решался войти, пока на улицу не вышла одна из повитух. А потом я увидел твою маму, что держала на руках такую крохотную и беззащитную тебя и пела своим чистым, прекрасным голосом. В тот момент я стал самым счастливым на свете. Даже не верится, что ты стала такой большой, что готова уйти.       Мэйуми улыбнулась и скрыла свою улыбку от отца, отвернувшись. Внутри слышался шум голосов, а снаружи было тихо. Солнце ярко светило, но уже не справлялось в своей работой и посему землю прикрыл собой тонюсенький слой белого снега, что таят от прикосновений лили шагов. Небо было чистым, и лишь в дали, у самого горизонта, виднелись редкие, пушистые облака, что лишь украшали бесконечную, девственную синево небес. Мэйуми слышала, что она родилась ночью, когда луна была полностью видна взгляду людей и отражала от себя свет миллиарда звёзд. Истинное Дитя Ночи — смеялся Акио, и Мэй это чувствовала. Она чувствовала эту связь, но не с луной, как оборотень, а с самой ночью, словно слыша пение звёзд, их смех и плач.       Сзади послышалось копошение, заставившее ожидавших чуда обернуться, и на тонкие деревянные сёдзё отворились, выпуская на свежий, почти зимний, воздух молодую женщину, что вытерла пот со лба рукавом светлого кимоно и подарила Вожаку светлую улыбку, показывая, что всё прошло хорошо.       — У вас мальчик, мой Господин, — сказала оборотень, и Озэму не стал дожидаться, когда Мэй поднимется на ноги, он тут же побежал к жене, что уже начала пень мальчику его первую колыбельную. — Поздравляю, молодая Госпожа.       — Спасибо, Нана, — кивнула Мэй и тоже вошла в покои матери, откуда слышались уже два поющих голоса.       Она не стала заходить прямо в комнату, замерев у самого порога от неведомых ранее эмоций, захлестнувших её с головой. Она словно перенеслась в прошлое или же попала в новый мир, представляя свой день рождения. С улицы послышались радостные выкрики, вой и аплодисменты, а губы девушки растянулись в широкую улыбку и по щеке скатилась первая слеза.       — Юудэй, — произнесла она вместе с родителями имя своего младшего брата и поймала счастливый и немного печальный взгляд матери, что едва заметно кивнула ей.       Мэй хотела уйти сразу же, но всё же подошла ближе и посмотрела на лицо маленького существа, что только-только появилось в этом мире. Мэйуми простояла так с минуту, смотря и запоминая образ счастливых родителей, ведь она не знала, когда вернётся и хотела впитать себя каждую секунду этого события, чтобы помнить счастье своей семьи. Пока Озэму не мог нарадоваться сыну, Мэйуми взглядом попрощалась с матерью и уже на пороге, почти уходя, не смогла не обернуться и бросила тихое «Я люблю вас», эхом отразившееся от деревянных стен, и когда Озэму обернулся на голос дочери, та уже удалялась от покоев матери.

***

      Первое время Мэйуми путешествовала, если это можно так назвать, с вампирами из Гнезда Элхад. Великий Компас имел тесные связи с Пристанищем, ведь Наставником вампиров Пристанища было Дитя Элхад, да и Озэму старался сложить о доме народов хорошее впечатление в мире, так что был рад видеть Элхад, которая была одной из сильнейших Первородных вампиров. Вампиры Великого Компаса часто останавливались в Пристанище, и Озэму даже не пришлось их уговаривать взять Мэйуми с собой, ведь девушка уже успела подружиться с каждым, произведя на них впечатление неплохим уровнем знания языка. Пусть она и немного замедляла их передвижения, но шумная троица была рада быть с ней.       Больше всего Мэй нравился Влад — самый молодой из троицы и самый шумный. Он вечно шутил и, казалось, что ничто в мире не может его расстроить. Он как-то пошутил, что хочет обратить Мэй, за что получил внушительный удар по затылку от Ивана, более старого вампира, что, по началу казался слегка суровым, но позднее открывался с новой стороны, иногда сам затевая веселье. Третьим же вампиром была Ольга, она мало разговаривала и в основном была тем, кто уберегал Влада от смерти. Влад и Ольга были Парой — родственными душами, что были предназначены друг другу судьбой. Мэйуми мало знает о Парах, так-как таинства рас неприкосновенны, но считала, что Пара — это то же, что и Истинный для оборотня.       С шумной троицей Мэй пробыла три дня. Они вышли на большую землю, ведь Пристанище находилось в землях Нихона, что был отделён от огромного материка, и Мэйуми решила продолжить путешествие самостоятельно. Ей хотелось дойти до Гнезда Элхад, но она была не уверенна в этом желании и была неуверенна в том, сколько она вообще будет странствовать, поэтому решила изучать мир одна. За время, что она прожила в Пристанище, она не просто изучала обычаи и историю, она была опытным воином и талантливым магом, что и помогло ей отправиться в это странствие, ведь она не была беззащитна. Вампиры отправились на запад, чтобы пересечь континент и добраться до дома, а Мэй решила пойти на север — в холодные земли.       Мир был необъятен и потрясал даже самые смелые фантазии Мэйуми. На пути девушки встречалось множество людей, множество посёлков, и всё это оставалось в памяти Мэй, раскрывая ей реальность. Она видела людей лишь в Пристанище и там их жило максимум сто человек, но сейчас она могла понять их расу. Она видела их обычаи, интересовалась их бытом, удивлялась их одежде, была шокирована их едой, ведь в Нихоне ели другую пищу и по-другому приготовленную. Мэйуми видела гостеприимство и доброту людей и так же встречала их жестокость. Люди были потрясающими и не уступали ни одной другой расе, тем более, именно от людей эти расы произошли.       Мэйуми путешествовала уже несколько месяцев и уже пару дней оставалась в маленькой деревушке, что умастилась у самого леса. Здесь жила одна ведьма, что когда-то гостила в Пристанище, и поэтому она попросила Мэй задержаться и отдохнуть у неё. До острова, на котором располагалось Пристанище, было далеко, и Мэйуми быстрее бы добралась до Великого Компаса, чем до своего дома. Зима кончилась, и девушка любовалась оттаивающей землёй и тем, как толстый лёд трескается и отдаётся течению глубоких рек. Зимы в этих землях были суровыми, и поэтому весна казалась ещё прекраснее.       — Наслаждаетесь видами? — послышался голос сзади, и Мэйуми вздрогнула, оборачиваясь.       Позади стоял высокий, статный мужчина, лет тридцати. Первое, что привлекло внимание Мэй, это его глаза. Глубокие, подобно ночи, чёрные глаза, которые могут принадлежать только очень старому человеку, и в них присутствовала какая-то дикость, искорками проскакивая во взгляде, но первое впечатление сложилось у Мэйуми не от его глаз, а именно от голоса. Он был грубым, слегка хриплым, низким, лицо мужчины было хмурым, даже суровым, словно ему не нравилось здесь находиться, а грубая щетина придавала немного устрашения в его образ. Одет незнакомец был немного неряшливо, чёрные волосы растрепались и торчали, а свободная рубаха разошлась по шву в нескольких местах. Стоило Мэйуми обернуться, как она, инстинктивно, отодвинулась от возникшего из пустоты мужчины и посмотрела на него с подозрением. Что-то в нём прямо кричало об опасности, что-то давило с такой силой, что Мэйуми не смогла сдержаться и сглотнула, что не смогло ускользнуть от взгляда незнакомца.       — Простите, — вновь подал он голос, и на этот раз он звучал не так хрипло, — я не хотел вас испугать.       Мужчина сказал это с улыбкой, но по взгляду было видно, что он доволен произведённым впечатлением, что ещё сильнее насторожило девушку, готовую к сражению в любую секунду. Она чувствовала от мужчины что-то знакомое. Такое сильное и устрашающее, но не могла вспомнить что.       — Кто вам сказал, что я испугалась? — спросила Мэйуми, неотрывно смотря в глаза мужчине, словно от этого зависела её жизнь или, стоит ей моргнуть и он исчезнет.       — Ваша реакция? — предположил незнакомец, на что Мэйуми вздёрнула бровь и выпрямилась, всё ещё не сводя с мужчины настороженного взгляда.       — Это не страх, — запротестовала светловолосая, — это осторожность.       — Ценное качество, — заметил мужчина и резко наклонился так, что его лицо и лицо Мэйуми оказались очень близко друг к другу.       Но Мэйуми не отпрянула и не моргнула, она почти никак не отреагировала на действия незнакомца, лишь её рука зашла за спину и крепко сжала длинный, искусно выполненный вакидзаси, что подарил ей отец перед отъездом.       — Мэйуми, — послышался голос Мирославы — дочери ведьмы, что приютила её у себя, и Мэй отвлеклась, поворачиваясь на голос, и этого мгновения хватило мужчине, чтобы испариться, оставляя после себя лишь лесной запах и выбившуюся из причёски прядь светлых волос, что спала на смуглое лицо Мэйуми. — Здесь был вампир? — насторожилась Мирослава, всматриваясь взглядом зелёных глаз в крупинки ауры в воздухе, оставленные мужчиной после побега.       — Да, — кивнула Мэй и отпустила рукоять оружия, — странный такой. Ты его спугнула.       Незнакомец заинтересовал Мэйуми, но с момента их встречи прошла уже неделя, и какой бы настороженной не была девушка, наблюдая рассвет или закат, она могла лишь почувствовать на себе пристальный взгляд издалека.       — Всё хорошо? — спросила Мирослава, накрывая на стол вместе с Мэй.       Светловолосая проснулась слегка не в духе и всё утро ходила хмурая, что не могло укрыться от взгляда девушки.       — Да, — отмахнулась Мэй, заканчивая с тарелками, — просто тот вампир из головы не выходит.       — Ты бы с ним поаккуратнее была, — послышался хрипловатый голос с порога, и, обернувшись, Мэйуми увидела пожилую женщину, но ещё не старуху, держащую в руках огромную плетёную корзину с травами и кореньями. — В этих лесах часто останавливаются Стада, не дай Анчутка ещё Парой кого окажешься.       — Спасибо, Агния, — поджала губы Мэй и прищурилась, — но я могу за себя постоять.       — Против Пастуха не выстоишь, — покачала головой женщина и начала сортировать травы.       — А почему мне нельзя быть Парой? — всё же решила спросить Мэйуми.       — Диким вампирам Пара не нужна, — пояснила Агния, даже не смотря на девушек. Мирослава тоже не выказывала интереса к беседе, принимаясь нарезать хлеб. — Это у Гнездовый Пара важнее всего, не путай с Истинными у вас, лишь смысл похож, а вот предназначение совсем другое. Дикие же боятся этого и убивают Пару.       — Странные эти вампиры, — нахмурилась Мэй и отвернулась, бросив печальный взгляд в окно.       Её всегда учили, что Истинный — этот тот, кто предназначен тебе судьбой, кто отдаст жизнь за тебя и за кого своей пожертвуешь ты. Истинный — это твоё счастье и будущее, но за шестнадцать лет Мэй никого так и не встретила, да и не стремилась, отдавшись течению, как это делали вампиры. В этом и было различие их рас — оборотни искали свою судьбу и все, рано или поздно, находили. Так Озэму и Юко были Истинными и почти двадцать лет жили в счастье. Вампиры же предпочитали просто ждать и, почему-то, боялись свою Пару.       Так в раздумьях Мэй и провела утро. Лес был неспокоен, из него то и дело доносились странные звуки, и в маленьком посёлке все боялись выйти даже на порог, боясь наткнуться на вампира. За всю жизнь Мэйуми видела лишь Гнездовых вампиров и не совсем понимала страха людей, но рассказы Агнии и Мирославы заставили и её сидеть на жёсткой лавке и смотреть в окно вечерами. Вампиры не могли находиться на свету солнца, но они могли укутать своё тело в ткань и так передвигаться днём, поэтому Агния запретила Мэй вообще выходить из дома. Ожидание нагнетало и пугало, и пару раз девушка видела тени в окне, что неслись из лесу, а чуткий, более острый, чем у человека, слух улавливал хруст веток и не растаявшего снега в лесу. Чтобы не сойти с ума от тоски, Мэй принялась помогать с отварами. Это было интересно, ведь в Нихоне не было и половины тех трав, что использовали в этом посёлке, да и в этих землях вообще.       В такой напряжённой атмосфере прошло несколько дней, и стоило шуму в лесу стихнуть, а крупицам ауры на опушке угаснуть, Мэйуми попрощалась с Агнией и, набросив на плечи тяжёлую от трав сумку, покинула деревню, наблюдая опасающиеся взгляды из окон маленький домиков, которые бросали на неё жители деревни, которые смогут вздохнуть спокойно лишь к концу месяца. Дорогу размыло водами от таяния снега, а на голых деревьях уже начали появляться почки, маленькая трава зеленела, и ещё даже не думали появляться первые цветы. Воздух был пропитан весной, природа пробуждалась от зимнего сна и Мэйуми, впервые с начала холодов, почувствовала тоску по дому. В памяти то и дело всплывали прекрасные лепестки сакуры, что как-раз цвела в Нихоне, девушка представила лицо Юудэя, когда он впервые увидит всю эту красоту, и вспомнила лицо матери, что и показала её это чудо природы, каждую весну выходя с ней вместе из города. Цветение сакуры, по-прежнему, было самым удивительным и прекрасным зрелищем, что когда-либо видела Мэйуми, уже обошедшая пол континента и услышавшая миллион историй.       За воспоминаниями, нахлынувшими на девушку по пути, Мэйуми не почувствовала приближения мужчины, и когда её плеча коснулась холодная, сильная, большая рука, Мэйуми вздрогнула, выхватывая из-за пояса вакидзаси и резким рывком приставляя его к горлу незнакомца, слегка надавливая, тем самым пуская по холодному лезвию первые капли крови.       — Какая потрясающая реакция, — послышался знакомый голос, и, обернувшись, но по-прежнему не опуская оружия, Мэйуми увидела лицо мужчины, что нарушил её покой несколькими днями ранее.       — Вам нравится подкрадываться, — утверждая сказала Мэй и, прищурившись, лишь сильнее надавила на рукоять. Мужчину это, кажется, совершенно не волновало, а, наоборот, веселило, ведь его губы, уже не окружённые жёсткой щетиной, тут же растянулись в улыбке. — Что вам от меня нужно?       — Не знаю, — пожал плечами незнакомец и надул губы, словно передразнивая задумчивую Мэй, ведь он явно заметил эту привычку в прошлый раз, — может быть я хочу узнать ваше имя.       — Мне ваше совершенно не интересно, — фыркнула Мэй и убрала оружие, предварительно вытерев кровь о всё ещё неряшливую одежду мужчины, продолжая свой путь к горизонту.       — Я что, так безобразен? — послышалось возмущение позади, и Мэй лишь закатила глаза, а мужчина последовал за ней.       — Да, — обернулась светловолосая на шаги и краем глаза заметила странную тень позади, что заставило её крепче сжать длинную рукоять.       — Вы из земель Нихона, — не отставал мужчина. — И вас обучали их боевым искусствам. Да и на моё неожиданное исчезновение вы и бровью не повели. Уже встречали подобных мне?       — Вам повезло, что сегодня пасмурно, — безразлично произнесла Мэйуми, решившая сконцентрироваться на слухе и прочих чувствах, — иначе вы легко одеты. Не боитесь сгореть?       — Я быстрый, — покачал незнакомец головой и поравнялся с девушкой, указывая в сторону, — а лес рядом. Так вы скажете мне своё имя?       — Нет, — уверенно сказала Мэй и с прищуром посмотрела на надоедливого вампира. — Да и зачем оно вам.       — Вы мне понравились, — честно признался мужчина и замедлил ход. Разговор был начат, и Мэй тоже сбавила скорость, понимая, что вампир был довольно интересным, и этот разговор ей не надоедал. — А это нельзя так оставлять.       Стоило мужчине сказать это, как Мэй поняла, что зря она замедлилась, ведь голос вампира стал хриплым, а после и вовсе рычащим, а его уста украсили длинные, аристократичные клыки. Глаза мужчины стали красными, а вены на лице набухли, слегка чернея. Мэйуми тут же выхватила клинок, но только это она и успела сделать, ведь вампир был быстрее и сильнее. Он набросился на девушку и повалил её на землю, а аура его была столько плотной, что Мэйуми смогла увидеть её не напрягая глаза, и столь обжигающей, что не позволяла ухватиться за вампира или оттолкнуть, обжигая нежную кожу рук. Эта аура, что вампир сдерживал в её присутствии, была такой чёрной и сильной, что Мэйуми тут же вспомнила, где и когда она чувствовала нечто подобное и в ужасе распахнула глаза. Элхад! Её аура была столь же плотна и пугающа, вот только у неё она была пропитана добром её души, а незнакомец источал лишь гнев и жажду крови, так что Мэй смогла догадаться, кто перед ней.       — О Цукиёси, — не веря своему предположению выдохнула светловолосая и довольный, хищный оскал тут же украсил уста вампира, а его руки сильнее сдавили плечи девушки, — Дракула.       — Угадала, — прорычал Первородный и впился в шею Мэйуми своими клыками, разрывая её плоть и вырывая из горла болезненный крик, после чего тут же выпрямился, немного удивлённо смотря на сопротивляющуюся девушку. — Оборотень! Редко вас такими взрослыми, да и людьми, увидишь.       Дракула с силой надавил на плечи девушки и оседлал её бёдра, не позволяя ей шевелиться, но Мэйуми всё равно пыталась вырваться, не смотря на жгучую боль от сломанных костей, и ауры вампира, почти полностью окутавшую её. Сам же Дракула наслаждался трапезой, не убивая девушку быстро, а пробуя её кровь на вкус и словно впитывая в себя её страх. Когда-то кто-то сказал Мэйуми, что вампиры пахнут кровью и страхом, и теперь она полностью поняла почему, ведь от ужаса и боли она даже не могла кричать.       — Не скажешь мне своего имени? — вновь начал беседу вампир, издеваясь. — Я знаю имена всех своих Пар, не хочется нарушать традицию.       Пара — это слово эхом пронеслось по сознанию Мэйуми, что уже не могла найти в себе силы сопротивляться. Пара — это слово словно что-то задело в ней, и это что-то, так долго спящее практически мёртвым сном, пробудилось с громим рыком и заполнило собой тело девушки. Дракула вновь склонился над почти обессиленным телом Мэйуми и почти вновь всадил в неё клыки, в новое место, собираясь оставить ещё одну кровоточащую, рваную рану на её шее, но девушка зарычала и, не смотря на боль и страх, ухватилась за рубаху вампира, пытаясь скинуть его с себя.       Дракула, не ожидавший сопротивления от почти трупа и ослабивший бдительность, тут же свалился на землю и, инстинктивно, отпрыгнул назад, испуская ещё более густой поток ауры. Мэйуми же, практически не чувствуя рук, пыталась зажать раны на шее и, перевернувшись на живот, медленно поднялась на ноги, шатаясь и почти падая, но её глаза горели жёлтым, а из горла, помимо болезненных хрипов, вырывался волчий рык. Дракула ринулся на неё, но именно в этот момент Мэйуми потеряла равновесие и упала на колени, что и уберегло её от смертельного удара, а издали послышался громкий, хрипящий рык, и горизонт запылал. Это испугало Дракулу, и он предпринял последнюю попытку убить Мэйуми до прибытия Гнездовой вампиров, но стоило ему вновь впиться зубами в нежную молодую плоть, Мэй, окончательно пришедшая в сознание и принявшая короткую помощь от дремлющей в душе сущности, нанесла сильный удар ему в живот, отбрасывая в сторону.       — Мэйуми, — прорычала светловолосая свой имя, оборачиваясь.       Волк внутри выл и рычал, царапая своими когтями стены клетки, в которой девушка держала его с рождения, и его гнев врывался наружу рыком из уст Мэйуми, что тут же попыталась атаковать повторно, но её тело было слишком обессилено, и последний укус отнял у девушки ещё больше крови, причиняя ещё больше боли, позволяя Дракуле с лёгкостью увернуться. Вампир решил предпринять последнюю попытку и, если не выпить девушку досуха, то, хотя бы, свернуть ей шею, но по округе пронёсся гортанный, громкий крик Мэйуми, что рухнула на колени и схватилась за шею, там, куда вампир укусил в последний раз.       — О, Сет, — вырвалось у Дракулы, когда он понял, что именно происходит с корчащейся от боли и вопящей от неё же девушкой. Но осознание пришло слишком поздно, и Первородный ничего уже не успевал сделать, решив сбежать и отдать её спешащим на его ауру Гнездовым вампирам.       Дракула скрылся в тени деревьев как раз в тот момент, когда солнце выглянуло из-за туч и на крик Мэйуми прибежали вампиры, возглавляемые Элхад. Когда женщина подошла к обращающейся, на её лице отразился шок, ведь она увидела не местную крестьянку, а дочь Вожака оборотней Нихона. Элхад была настолько шокирована, что замерла на месте и её подчинённые подбежали к девушке, со всей силы придавливая её к земле и не позволяя разорвать своё тело от боли.       — Мэйуми, — обречённо произнесла Элхад имя девушки, и всё вокруг запылало ярким пламенем, что тот же перешёл на лес, словно пытаясь догнать вампира, сотворившего это, и когда Элхад поняла, что это бесполезно, от вековых деревьев остались лишь обугленные пни и тонкие стволы, выстроившие длинную полосу в ещё даже не зеленеющем лесу, а крик Мэйуми разносился на всю округу, и даже в маленькой деревушке на опушке леса, от которой девушка не успела далеко уйти, слышали её надрывающийся голос.