***
Виктория пробыла в городе сутки, но Стадо на это время как будто пропало. Компас выискивал запах Диких в каждом переулке, в каждой тени, вампиры прочесали всё за городом, но Екатерина была не глупа, и если Стадо ушло, значит свою задачу оно выполнило, ну или хотя бы часть задачи. Маккензи была представлена Первородным, как внучка Миадар, а учитывая их безответственность, информация о девушке могла просочиться в мир и каким-то образом дойти до Стада, созданного Дракулой. Он любил создавать Стада, и потом, когда его детище окрепнет, передавать управление тому, кого сам и обратил. С момента его смерти, а точнее превращения в человека и с его непосредственной помощью, Гнездовые отыскали почти все созданные им объединения Диких, и к двадцать первому веку в мире осталось лишь два Стада Дракулы, одно из которых постепенно распускалось, ведь Виктория и Наталья убили Пастуха — Дайрона, что вновь вернулся на этот пост после смерти своего сына, несколькими годами ранее. Сейчас глобальную угрозу представляет лишь одно Стадо, которое возглавляет Екатерина Медичи, что притворялась человеком после смерти своего создателя и даже стала женой короля Франции Генриха II, ежедневно обеспечивая и себя и Стадо продовольствием. Первородным, и, в частности, Элхад пришлось много работать, чтобы очистить Францию, в особенности королевскую династию, от вампиров, и после официальной смерти Екатерины о дите Дракулы почти ничего не было слышно, как и о вверенном ей Стаде. И вот теперь, когда Элхад встретила Маккензи, Стадо вновь объявилось, и было нетрудно догадаться, что именно нужно его Пастуху. — Ты напряжена в последнее время, — заметила Ирина, заглядывая в гостиную из коридора. — Хм? — Маккензи сидела на диване, скрестив ноги, и перебирала сайты институтов, поместив на ноги ноутбук. На журнальном столике стояла остывшая кружка кофе, окна были зашторены так, что только пара лучиков находившегося в зените своей власти солнца могли проникнуть в комнату, и то попадали они лишь на стену, что была далеко от сосредоточенной брюнетки. Свет себе она обеспечивала при помощи свеч, после возвращения воспоминаний, даже со знаниями о мире, в котором она проснулась, электричество и вся техника по-прежнему её удивляли, хоть девушка и не подавала виду, но предпочитала пользоваться свечами, они помогали ей в этом современном мире адаптироваться, слиться, проснуться. — С чего ты взяла? — спросила Мак, отрывая взгляд от ноутбука. — Милая, — с улыбкой выдохнула женщина и подошла к дочери, — я тебя знаю, как саму себя, — эта фраза заставила Маккензи напрячься, ведь больше эти слова не были правдой, — и я прекрасно вижу, что тебя что-то тревожит, и это что-то явно не поступление, ты так расслаблена, просматривая сайты университетов. Маккензи невольно улыбнулась и отложила ноутбук, утыкаясь в шею матери и расслабляясь окончательно, на какое-то время позволяя себе не прислушиваться к каждому шороху на лестнице и не пытаться прочувствовать все запахи в округе. — Ты слишком поздно вошла в переходный возраст, — усмехнулась светловолосая, — я думала, ты его вообще пропустишь, а нет, всё-таки у тебя есть от меня тайны. — Одна, — тихо прошептала Маккензи, отстраняясь, и посмотрела прямо в глаза матери, — и я не могу тебе её рассказать. Она слишком… невероятна. — Невероятна? — переспросила женщина, явно даже не догадываясь, о чём именно Маккензи ей недоговаривает. — Ладно, может когда-нибудь ты мне её раскроешь, а пока я пойду готовить ужин. Не против стейка? — Только не с кровью, — ужаснулась Маккензи, ведь она вновь не переносит животную кровь и даже в таком виде её могло вырвать, хоть до обращения отец приучил к такому мясу всю семью. Наступил август. Элин успешно прошла на лингвиста, иногда поражая помнящую тысячу лет прошлой жизни Маккензи своим рвением и успехами, сама же перерождённая — сильнейшая без труда поступила на психолога. С приближением осени приходило волнение, девушки проводили почти всё свободное время вместе, понимая, что с наступлением суровых учебных будней видеться они смогут редко, чему способствовал и факт того, что их университеты располагались почти в разных концах города. Маккензи официально вступила в Гнездо и теперь ходила на дежурства, чаще всего с Владом, что остался таким же идиотом, но иногда её сопровождала и Кэтрин, изменившаяся с момента их знакомства до неузнаваемости. Маккензи старалась не выделяться и, в то же время, давала всему городу почувствовать, что она достаточно сильна. Дикие, что выслеживали её, не появлялись, и это, с одной стороны, расслабляло, но в то же время Мак и Элхад понимали, что Екатерина просто хочет ослабить бдительность Гнезда, с учётом того, что весь Компас стоял на ушах, да и оборотни, взявшие под свой контроль леса, не позволяли ничему пройти мимо незамеченным. — Ты задумчива, — мягкий голос прозвучал над ухом Маккензи, вырывая её из мыслей. — Знаешь, — улыбнулась Мак, поворачиваясь к Наставнице, — ещё чуть-чуть и Элин начнёт к тебе ревновать. — Боже упаси, — напоказ перекрестилась Элхад и села напротив брюнетки. В кафе было полно народу, словно все постоянные посетители решили именно сегодня прийти в своё любимое заведение, и поэтому из выходных выдернули почти весь персонал. Маккензи тоже пришлось попринимать заказы, хоть всю ночь она и пробегала по городу. Сейчас же Мак, никогда не думавшая, что можно устать, просто бегая туда-сюда с блокнотом, пыталась отдохнуть. — И о чём же ты задумалась? — колокольчик над дверью вновь оповестил замаявшихся вампиров о новом посетителе, и из-за барной стойки послышался стон Кости — одного из немногих сотрудников-людей. Звон маленького колокольчика настиг слух Маккензи и слился с приятным голосом Элхад, почти растворяясь в нём, или же это голос Наставницы растворился в колокольном звоне. — Обо всём, — с некой печалью выдохнула Мак, — и в то же время ни о чём. Бренность существования и прекрасный, необузданный мир. Элхад улыбнулась и бросила взгляд в окно, и как раз в этот момент к столику подошёл высокий парень с непослушным рыжими волосами, что до этого неловко топтался в углу заведения, смущаясь собственных мыслей и подкалываемый приятелями. — П-привет, — запнулся уже на приветствии юноша, смущаясь, глядя на Мак. — Привет, — улыбнулась Маккензи, поймав довольный взгляд Элхад, медленно удаляющуюся с зоны видимости девушки. — Эээ, — явно не зная, как начать разговор, протянул парень, но, видимо, подгоняющие и подбадривающие взгляды придали ему смелости, — я Костя. — Маккензи, — деловито представилась Мак, почувствовав запах Элин и хищно улыбнувшись, предвкушая ревность блондинки, уже заметившей нервного паренька возле совей девушки. — Красивое имя, — улыбнулся Костя и отшатнулся, так как Элин подошла к нему вплотную, слегка толкая, и села рядом с Маккензи, даря своей девушке ослепительную улыбку и крепкие объятья, делясь с ней теплом своего тела. — Привет, — протянула Элин и поцеловала Маккензи в щёку, от чего на губах брюнетки поселилась улыбка, которую она скрыла в изгибе шеи своей девушки. — Ммм, — довольно промычала Мак, уже позабыв о несчастном парне, — я соскучилась. — Устала? — поинтересовалась Элин и с прищуром посмотрела на бегающих туда-сюда сотрудников, не верящих в такой загруженный день. — Безумно, — обречённо выдохнула Маккензи, — человеческая работа такая утомительная. Осознав, что ему ничего не светит, Костя развернулся и, скрывая разочарованный взгляд, опустив голову, медленно поплёлся к своим друзьям, готовым его успокоить. Маккензи же вновь уткнулась в нежную шею своей Пары, вдыхая её запах и чувствуя лёгкую дрёму, медленно окутывающую её разум.***
Вечер медленно вступал в свои права. Бескрайние леса заполняли собой все видимые просторы, и лёгкие заполнял самый свежий воздух, что кружил город после городских ароматов. Откуда-то слышалось мычание коров, на ветках деревьев в палисадниках сидели птицы, поклёвывая кислые ягоды рябины, возле каких-то домов распускались цветы, какие-то поросли высокой травой и были заброшены, являясь объектом внимания для местной ребятни. — Она здесь, — прорычал высокий мужчина, пренебрежительно относящийся к рубашкам и футболкам, представая перед невысокой женщиной с чёрными полосами, слегка рыжеватого оттенка, наконец-таки сбросившей платье статной дамы, сменив его на удобный камуфляжный костюм. — Да, я чувствую её запах, — улыбнулась Екатерина, смотря между деревьями и словно видя там, вдали, девушку, с заплетёнными в тугую косу светлыми волосами, что возилась в огороде. — Как ты думаешь, насколько будет больно нашей маленькой Маккензи, если её Пара умрёт? — Она Гнездовая, — с презрением сказал мужчина, садясь у ног Пастуха и едва касаясь её, смотря на женщину с обожанием. Если бы сейчас здесь был ещё один вампир или хотя бы оборотень, то он бы почувствовал, что в запахах этих двоих есть что-то схожее, а, значит, Екатерина обратила этого дикаря, что с превеликим удовольствием стал её игрушкой. — Они дорожат этими людишками. Но она потомок Миадар, этого будет мало, чтобы отомстить за смерть Дракулы. — Именно поэтому ты мой любимчик, — оскалилась Екатерина, нежно проведя по щеке мужчины холодной рукой и резко схватив его за подбородок, впиваясь в кожу длинными ногтями. — Сначала мы повеселимся с блондиночкой и её роднёй, а потом заявимся к её матери. — У девчонки есть дядя, — заулыбался дикарь, — девчонка его любит. Екатерина отпустила мужчину и откинулась на спинку кресла, что совсем не вписывалось в лесные виды. Солнце было ещё высоко, а, значит, нападать было нельзя, бывшая королева Франции не любила солнце, что обжигало её бледную кожу, да и в свете луны люди больше пугаются, а кровь с запахом страха была вкуснее. Маккензи ворочалась. Август готовился передать свои права на мир следующему Создателю, и жара постепенно начала спадать. В городе было тихо и душно, и скучно. К учёбе когда-то сильнейший вампир уже давно была готова, из «Путь луны» она и так практически не выходила в последние дни, так что Элхад её почти выгнала из кафе, и весь день Маккензи провела перед телевизором, скучая и не зная, чем заняться с наступлением следующего дня. Элин с родителями уехала на дачу и не появится в городе до конца недели, а это ещё три дня, обстановка в секторе Гнезда была спокойная, и на других территориях, куда переехали вампиры, желающие свободы от городских оков, помощь не требовалась, с Натальей Мак была плохо знакома, чтобы взять и поехать к ней в лесную глушь, а отправляться в Пристанище, уже приславшее приглашение внучке Миадар, не хотелось, Маккензи была к этому ещё не готова, пусть и визит на родину был неизбежен. Вот поэтому сейчас девушка, которой и спать-то нужно было от силы пять часов в неделю, а то и неделями можно было обходиться и вовсе без сна, ворочалась, сминая простыни, и буравила тоскливым взглядом потолок. Время медленно приближалось к полуночи, когда в окно, что находилось на седьмом этаже многоэтажки, постучали. Маккензи нахмурилась и тут же расслабилась, почувствовав по ту сторону стены запах наставницы. — Странная ты, — усмехнулась Мак, откидывая одеяло, — то гонишь домой, то сама приходишь. — Тебе нужно было отдохнуть, — напомнила женщина, пролезая в комнату через подоконник, принимая молчаливое согласие Маккензи и тут же подмечая тоскливость на лице девушки, — чего ты не сделала. Маккензи лишь вздохнула и плюхнулась на компьютерное кресло, отъезжая на колёсиках чуть в сторону от Элхад и взглядом показывая ей, что вся комната в её распоряжении. Но у Элхад не было в планах оставаться надолго. Она бросила взгляд на небольшую коробочку, что прислала Мэйуми Маккензи, вместе с приглашением в Пристанище, подмечая, что девушка даже не открыла подарок своего потомка и поджала губы, понимая, что чувствует Маккензи. Они всегда понимали друг друга, ещё с самого первого разговора, когда Миадар только начинала всерьёз задумываться над будущим и вплоть до самых последних дней её жизни. Единственное, что Элхад не увидела в своей Преемнице, желание умереть — пожертвовать собой, ради Дракулы и ради неё. С перерождением эта способность никуда не делась, да и не нужно прожить три тысячи лет, чтобы понять, что у Маккензи на душе, даже Элин это понимала, всячески стараясь отвлекать свою девушку от прошлого. — Я просто хочу тебе кое-что вернуть, — сказала Элхад, встречаясь своими голубыми глазами, подобными ночи, Маккензи, и запустила пальцы себе под воротник, касаясь изящной цепочки, на которой висели два кулона так, чтобы они не могли соединиться. Увидев их, Маккензи вскочила на ноги и замерла, не понимая, что она хотела сделать, её тело инстинктивно среагировало на вещь из её прошлого, на то, что принадлежало родителям, а к горлу подступил ком. — Это было всем, что осталось у меня от тебя, но теперь ты здесь, и я возвращаю тебе их. Должно быть больно их видеть, но это символ любви твоих родителей. Элхад протянула девушке два железных кулона с выгравированными на них волками и надписями на языке оборотней. Нерешительно, трясущимися руками, Маккензи взяла их и какое-то время не могла отвести взгляд, в то же время борясь с желанием зажмуриться. Элхад всё это время стояла рядом, и только когда Мак надела кулоны на себя, облегчённо вздохнула, ведь сквозь слёзы, что брюнетка не могла удержать, она увидела на бледном лице улыбку. Улыбку Миадар. Улыбку, что выделялась во мраке комнаты. Улыбку тьмы. — Пора, — прозвучало по округе, и Элин вздрогнула, отвлекаясь от любования звёздами. Девушка вскочила, оглядываясь, но никого не увидела, только ветер стал сильнее трепать её волосы и стал куда холоднее, врезаясь в кожу острыми, мелкими лезвиями. И за всем этим пристально наблюдала ночь. Ночь и звёздное небо, это очень напоминало девушке Маккензи. Блондинка порой могла поклясться, что видела звёзды в её глазах, а бледность её кожи была сравнима с тёмными пейзажами, скрывая в ночи подробности бытия. — Милая, пора спать, — прокричала мама, выглядывая из сеней старенького дома и тут же кутаясь в плед. — Не сиди на улице долго, холодает. — Хорошо, — прокричала Элин, поднимаясь на ноги. — А… Блондинка развернулась, вспоминая, что забыла кофту, но перед ней оказался какой-то мужчина, что был выше её на голову, если не больше, смотрящий на неё красными-красными глазами, в которых плясали огоньки голода, и тут же зажал ей рот рукой, позволяя миру услышать лишь начало её крика, что тут же утонул в завывании северного ветра и понёсся на юг, к городу. Тревога. Это неприятное, колющее сердце чувство заполнило Маккензи, резко поднявшуюся с кровати и посмотревшую в окно, вновь прислушиваясь к каждому запаху, каждому звуку, каждому шороху этой, до неприличия, тихой и спокойной ночи. Затишье перед бурей — первая мысль, что пришла в голову брюнетке вместе с закатом. Сейчас же казалось, что буря уже началась, просто она далеко от неё и ещё ничего не заметила. Далеко. Элин. Маккензи вскочила на ноги, спотыкаясь о ковёр, и бросилась к окну, на котором лежал, забытый на ночь, её телефон. Дрожащими руками, путаясь в собственных пальцах, буквах, словах и мыслях, она нашла ту глухую, отдалённую деревню, в которой располагалась дача родителей Элин, проклиная отсутствие связи в том районе. Она не могла позвонить девушке и не могла съездить или сбегать к ней из-за занятости в Гнезде, в кафе и дома. Лицо. Перед глазами Маккензи встало лицо того мужчины, чьего имени она даже не успела узнать в инкарнации Миадар, его худое, испуганное лицо, на котором только-только появилось облегчение, но оно тут же было искажено запоздалой гримасой боли и осознания своей смерти, а в след за ним предстала и угасающая улыбка Майкла, что сначала бледнел, а после рассыпался в прах у ног Дракулы, ничего не понимая. Она ничего не успела сделать, ничего не смогла, не помешала и навеки отреклась от своего сердца будучи Миадар, но теперь она Маккензи, и её Пара тоже любит её, полюбила так же ярко и искренне ещё до того, как вампир в Мак проснулся. Маккензи бежала. Она выпрыгнула из окна, совершенно забыв про все предосторожности и понеслась к выезду из города, слава Оками, напугала своим приземлением лишь бродячих котов. Деревня была небольшой и отдалённой от больших городов, а поэтому над уровнем связи и инфраструктурой сильно не старались. Пара десятков домов выглядели старыми и половина из них были заброшены, но именно поэтому деревушка и нравилась тем дачникам, что продолжали приезжать, не смотря на отвратительные дороги, ведь здесь они могли поистине отдохнуть от всей этой суеты. Маккензи добралась до этого отдалённого кусочка рая меньше, чем за пол часа, и замерла. Тишина. Сейчас в деревне было занято дома три-четыре, и все спали мирным сном, лишь в доме с запахом Элин по-прежнему горел свет, вот только не это привлекло внимание вампира, а пейзажи. Эта деревня, эта дорога, эти улочки и этот лес. Она уже была здесь. Именно по пути из этой деревни Миадар и была обращена, а дача Элин стоит на месте дома Агнии и Мирославы. — Это место, — вырвалось у Маккензи и тут она почувствовала, запоздало, запах Дракулы, что почти растворился в запахе Дикого вампира. — Элин! Маккензи оказалась у сарая в мгновение ока, и именно здесь этот отвратительный запах столкнулся с запахом Элин, и именно отсюда Дикий потащил девушку в лес. Воздух в этой деревне был словно отравлен. Такого не было даже тогда, когда Дракула решил передохнуть в местном лесу со своим Стадом. Сейчас всё было по-другому. Темень. Даже звёзды не желали видеть то, что творилось в лесу, и поэтому небо затянули тяжёлые тучи, скрывая за собой даже убывающую луну. Во тьме скрылись звериные тропинки, во тьме попытались спрятаться редкие звери, что не успели убежать до прибытия Диких, пусть они и не интересовали вампиров, но Стада никогда не отличались контролем ауры и жажды, так что жить в лесу кто-то сможет и захочет не скоро. Запах вампира, что напал на Элин, вёл Маккензи прямо в глубь лесных просторов, и вскоре к нему начали добавляться всё новые и новые ароматы, а уже у самой опушки, на которую и приволокли бессознательное тело испуганной блондинки брюнетка почувствовала запах Екатерины — дитя Дракулы, что была старше её самой, в её прошлой жизни. — Смотрите-ка кто пришёл, — противный рычащий голос, можно сказать, разрезал уши, и на лице Маккензи отразилась злость. В самом центре опушки, привязанная к дереву, сидела Элин, в изодранной одежде и покрытая множеством укусов. Нет, её кровь не пили, просто причиняли боль клыками, раз за разом впиваясь в нежную плоть. — Вы такие милые, — оскалилась Екатерина, выходя из-за деревьев, в то время, как Маккензи не могла отвести взгляда от израненного тела своей Пары. Запах её крови бил в нос, пробуждая вампирские инстинкты, но они притуплялись страхом за жизнь девушки и ненавистью, то пропитала суть Маккензи, — когда дело касается людишек, что я просто не смогла удержаться. Маккензи подняла взгляд и встретилась своими чёрными глазами с кроваво-красными, мутными глазами Екатерины. Ей никогда не приходилось встречать её, Миадар, за всю свою тысячу лет жизни, ни единого разу не была во Франции, откуда Екатерина выезжала очень редко, но Гнездовая слышала об этом дите своего обратителя, что была полной противоположностью будущей Преемницы Элхад. Екатерина была точно такой же, какой её описывали. Величавая, эгоистичная, уверенная в себе и абсолютно дикая. Сейчас она стояла перед Маккензи и положила свою руку на голову Элин, что начала приходить в сознание. Стоило блондинке открыть глаза, как она закричала от окутавшей её ауры, что причиняла боль, обжигая и без того громко ноющие раны. — Прекрати, — закричала Маккензи и впервые за долгое время преобразилась при Элин, и теперь была почти неотличима для неё от тех чудовищ, что мучали её в прошедший час. Это вызвало улыбку у Екатерины, и она отошла от человека, но по-прежнему обжигала её плоть своей, пропитанной отвращением ко всему сущему аурой. Едва заметно, Пастух кивнула, и со всех сторон с каждого дерева и из каждого куста появились Дикие, нападая на Маккензи, даже не заметившей этого, но опыт прошлой жизни сыграл свою роль, спасая девушке жизнь. Единственным местом, что было чисто от грязи вампирской расы — земля и небо. Закапываться под землю было глупо и долго, и поэтому, приходя в себя и полностью принимая обличие вампира, что делало её похожей на Миадар, Маккензи прыгнула вверх за секунду до того, как первый из нападавших успел её коснуться. В итоге внизу образовалась каша из врезающихся друг в друга вампиров, сопровождаемых презрительным взглядом Екатерины, большего и не ожидающей от такого сброда, а сама Маккензи выпустила ауру из своего тела и сконцентрировала мощный поток на правом кулаке, которым и ударила о землю, приземляясь. Волны её ауры прошлись по земле, покрывая всё слой за слоем, и лес заполнился криками слабаков, что не могли вынести даже такой поток. Аура Маккензи дошла и до Екатерины, губы которой украсила довольная улыбка, вот только её ожидания не оправдались, и, подпитываемая гневом, аура Гнездовой, дойдя до Элин, не причинила ей никакого вреда, а, наоборот, просочилась сквозь ауру Пастуха, окружая израненное, озябшее тело и освобождая его от скверны, что была настолько плотной, что даже обессиленная блондинка могла её увидеть. Не успела Екатерина удивиться, как Маккензи, разобравшись с пешками и размявшись, бросилась на неё, пользуясь неожиданностью и сбивая Пастуха с ног. Брюнетка оседлала старшую, испуская самый сильный из возможных на данный момент поток ауры и замахнулась, метя прямо в сердце Пастуха, но Екатерина была далеко не слаба и быстро смогла очнуться, практически отбрасывая Маккензи собственной аурой, а на помощь ей подоспели Дикие посильнее. Маккензи окружили со всех сторон, и пока она оценивала силы противника, Екатерина успела подняться на ноги, явно разозлённая тем, что недавно обратившийся потомок её врага смог повалить её на землю. Недовольство Пастуха вылилось на Элин, что вновь закричала от боли, но на этот раз уже не от ауры, а от клыков — Екатерина решила восполнить силы, впиваясь девушке прямо в шею. — Не смей, — прорычала Маккензи, но не стала нападать, ведь в таком случае в тело Элин мог, с большой вероятностью, проникнуть яд, а времени на то, чтобы удалить его, у Маккензи не было, и поэтому она решила использовать ауру. В этот миг она стала ещё больше похожа на себя прежнюю, ведь на свете было очень мало вампиров, что могли похвастаться именно контролем ауры, а тех, кто мог преобразовать излияние собственной души во что-то, что не просто сжигает всё, не способное вынести её мощь, было не больше десяти, но Миадар была искуснее и сильнее всех даже в этом плане, чему способствовал и невероятный талант к магии. Маккензи испустила единый, плотный поток ауры, что была не такой чёрной, как у подавляющего большинства вампиров, а даже в этой жизни серой, с редкими вкраплениями крови, символизирующей голод, что сочетались с создаваемым Маккензи густым туманов и полностью подчинялись её воле. Маккензи окружила аурой себя, из-за чего несколько смельчаков тут же лишились рук, вопя от боли на земле, и направила львиную долю силы на Элин, окутывая её и практически проникая в её тело, чему поспособствовали многочисленные раны. Да, это не самая безопасная процедура, да, после этого блондинка долго не сможет прийти в себя, но так, заполняя кровь девушки своей аурой, Маккензи смогла отшвырнуть Екатерину от возлюбленной, проникая уже в её организм и, одновременно с этим, поддерживая жизнь и в Элин. — Ах ты мелкая дрянь, — прошипела Екатерина, но это всё, что она успела сделать, ведь бросившиеся на Маккензи Дикие, один за другим, с вскриком неверия и воплем боли, рассыпались в прах. Маккензи напала в ответ, по-прежнему окутывая Элин своей аурой и не позволяя никому к ней и приблизиться, она напала на свору вечно голодных вампиров, пронзая одну грудь за другой, не обращая внимания на ответные атаки и на боль от ударов и клыков, что всё же удалось вонзить паре Диких в её руки, и ослабляя, сжигая их своей плотнеющей аурой снаружи и изнутри. Её аура покрыла собой значительный кусок и без того натерпевшегося леса, и на опушке было слышно, как в деревне воют собаки, а звери бегут прочь, позабыв про всё. Вот только аура Екатерины была сильнее, чем у Маккензи, и только сейчас Пастух начала сражаться в полную силу, нападая на Маккензи спереди и видя, как её любимчик-дикарь, до этого решивший попугать оборотней, что обосновались в паре сотен километров от маленькой деревушки и успевший к самому веселью. Маккензи не сдержала крика боли. Она не смогла увернуться от обеих атак, и если дикарь, промахнувшись, зацепив лишь её спину и оставляя пару внушительных разрыва на бледной коже, с громким звуком рухнул оземь, то рука Екатерины по самый локоть вошла брюнетке в живот, сбивая настрой на ауре, но Маккензи смогла прийти в себя и вспомнила прошлые уроки. Екатерина уже было победно улыбнулась, но её рука чувствовала лишь воздух, а Маккензи крепко вцепилась её в плечи, сгущая и сгущая свою ауру, сталкивая её с аурой дитя Дракулы и шепча заклинание. Неожиданно тучи засверкали, и на почти иссохший лес обрушился шквал молний, что били прямо в вампиров, что бежали прочь от ауры своего Пастуха. Это заклинание позволило Маккензи избавиться от большинства Диких, что всё пребывали из глубин леса, отвлечь Екатерину и, не имея больше сил, отступить к Элин, восстанавливая потоки ауры вокруг себя и возлюбленной, а так же подать сигнал и сэкономить время. Элхад явно заметила пропажу Маккензи, ведь один или два Гнездовых караулили её дом с момента, когда она впервые почуяла Диких, да и потеря связи с теми, кто был приставлен к Элин, тоже не могла не насторожить, а, значит, подмога была близко, и Маккензи было нужно лишь продержаться. Но этому мешала боль. Боль. Чувство боли заполнило сознание Маккензи. Последний раз она чувствовала такое сражаясь с Дракулой. Воспоминания. Она и так всё помнила, но сейчас, прижимая руку к огромной ране в животе, воспоминания одно за другим заполняли её, мелькая, как старый фильм. Элхад, что едва успела, Дракула, что поздно понял о намерениях Миадар и цене за её деяние, бой, и снова бой, и снова. Нескончаемые бои с Дракулой, что казались бесконечными, когда их плоть разрывалась под ударами друг друга, один за другим вспоминались. Маккензи вспомнила их первую встречу и вспомнила Элхад, что сейчас выглядела так же, как и полторы тысячи лет назад, но была такой другой и тогда была ещё чужой. Элхад. Её Наставница с восьми лет, и это не исправить перерождением. Элхад — первородная, что принимает под своё крыло тех, кому некуда идти. Элхад — та, кто носит на сердце её имя. Пока Маккензи была поглощена воспоминаниями, Екатерина пришла в себя и вновь атаковала, легко пробиваясь сквозь ауру израненной и потерявшей сосредоточение Маккензи. Несмотря на все возникшие трудности, изначальный план Пастуха оставался в силе, она по-прежнему хотела убить Пару Маккензи на её глазах и поэтому целилась в Элин, что давно была без сознания, даже под защитой ауры Мак не способная выдержать наблюдения за эти боем. Неожиданно, за мгновение до того, как Пастух успела коснуться Элин, всё же умудряясь обжечь ей своей аурой, вся опушка загорелась, а к двум сильным аурам присоединилась ещё одна, что почти не уступала по силе Екатерине. Её поток пришёл со стороны Маккензи и отбросил Пастуха в сторону, бодря почти потерявшую сознание Мак. — Простите, опоздала, — виновато улыбнулась Виктория, выходя из-за высоких деревьев и тут же подносясь к Маккензи. — Да сколько же вас? — недовольно пробурчала Екатерина, бросая взгляд в явно не имеющую больше возможности сражаться Мак. — Хотя всё равно я сильнее. Сказав это, Пастух ринулась в бой, и она была права, Виктория, пусть и была Преемницей, уступала ей во владении аурой, да и навыках с опытом, а компенсировать всё это огнём она не могла, чтобы не задеть Маккензи и Элин, и поэтому Виктории пришлось сражаться практически в рукопашную, даже не надеясь на помощь остальных вампиров Компаса, ведь даже в Гнезде Элхад мало кто мог совладать с Пастухом и уж тем более с дитя Дракулы. Каким-то чудом Виктории удалось оттеснить бывшую королеву Франции к другой стороне опушки, в это время Маккензи пыталась прийти в себя, превозмогая боли и, инстинктивно, переводила свою ауру на обессиленную Элин, что погибла бы, даже будь она в сознании, опав даже под край волны столкновения аур. Всё это время в голове брюнетки слышался гул, из которого выделялись обрывки фраз, а перед глазами всё смешалось. Воспоминания одно за другим мелькали, и это едва не послужило причиной смерти Маккензи, ведь дикарь, что до этого скрылся из виду после неудачной атаки, вновь показался и, желая угодить Екатерине, набросился на Маккензи, устремившей свой взгляд в землю и успевшей прийти в себя в последний момент. Успевшей окончательно принять себя, стать самой собой. — Она всего лишь потомок того, кто убил моего создателя, — закричала Екатерина, поднимаясь на ноги и испуская ещё более мощный поток ауры, что нахлынул на Маккензи и Викторию. — Ты всего лишь дитя того, кого я убила, — не своим голосом, и дело было даже не в рыке, произнесла Маккензи, поднимая взгляд на Пастуха и показывая её оторванную голову её любимчика, тело которого валялось у ног Гнездовой. Она сказала это голосом Миадар, что сотряс небеса, и её кожу обожгло ярким пламенем, а сама она приняла на себя удар молнии, что сделала её лишь сильнее. Сила. Она уже чувствовала подобное, и вот опять её переполняет сила, способная на всё, и раны на её теле начинают затягиваться. — Ах ты, — взревела Екатерина и бросилась на Маккензи. Одновременно с её рывком, Мак отпустила грязные патлы дикаря, роняя его голову на землю и не стала даже наклоняться, тратя на это время и силы, она повторила с Диким то, что когда-то сделала с ещё одним дитя Дракулы — Иваном, ногой сокрушая сердце мужчины, что брезговал одеждой, и тут же уворачиваясь от атаки Пастуха. Екатерина не смогла совладать со своим телом, не ожидая такой скорости от Маккензи, и рухнула на землю, запнувшись о собственные ноги. Она была уже обессилена. Что бы Екатерина не говорила, но Маккензи удалось её вымотать, да и Виктория подоспела как раз вовремя, и Пастух была слаба перед двумя Гнездовыми, перед двумя Преемницами, одна из которых только пробудилась. Раньше Маккензи была Миадар, и она многого не могла себе позволить, но теперь она была Маккензи и, помня все свои потери, помня всю ту боль и весь тот гнев, что ей приходилось сдерживать, она не сдержалась. Элин едва не умерла. Она едва не стала ещё одной, кого она не смогла защитить, кому она не успела помочь, и это породило чувство бессилия и ненависти к самой себе, которую Маккензи вылила во вновь приобретённую молнию и обрушила ей на Екатерину, что даже не успела подняться. — Никто, — прорычала Маккензи, после того как молния поразила ногу Пастуха. — Не смеет, — мощный удар, и Екатерина лишилась второй ноги. — Вредить, — голос Маккензи стал куда более грозным, и её рык слился с воплем боли Пастуха, — Моим близким. Разряд за разрядом обрушивались на землю, поражая тех, кому не посчастливилось оказаться в почти заброшенной деревушке или рядом с ней. От леса вокруг не осталось ничего, всё живое высохло от переполненной голодом и ненавистью ауры, от боя сгорело в огне и разлетелось от ударов молний. Всё вокруг было покрыто углями и пеплом, и прахом вампиров, что ничего не могли против противника, оказавшегося им не по зубам. Уцелело лишь одно дерево, то, к которому была привязана Элин, чьё дыхание медленно ослабевало и чей пульс замедлялся. Ещё одна молния осветила небеса, но она была направлена в сторону и не поразила и без того натерпевшуюся землю, вместо неё, в самое сердце женщины, с внешностью аристократки и прошлым королевы, ударила рука. Маккензи присела к корчащейся от боли Екатерине и посмотрела ей прямо в глаза, что сейчас были человеческими. Преемница тоже преобразила лицо и, посмотрев на Викторию, а затем и на Элин, надавила на грудь Пастуха, вырывая из неё хрипы. — Тебя ждёт не самый радушный приём, — прошептала Маккензи рычащим шёпотом. — Ты совершенно не знаешь Дракулу.