Прежде чем я влюблюсь

      На следующий день Гермиона не испытывала даже подобие радости от разговора с её новым знакомым – Томом.       Она проснулась, как только зимнее солнце поднялось над землей, тут же открыла глаза и подорвалась с кровати, внимательно оглядывая комнату. Первый вопрос, который крутился в голове: проснулась ли она «завтра»?       Спустив ноги вниз, Гермиона стала внимательно оглядывать весь пол в комнате.       Нет, не наступило «завтра».       Злосчастный шарик неподвижно лежал недалеко от входа в ванную комнату целым и невредимым.       В этот раз она на него точно не наступит! Хватит с неё ссор с Лавандой!       Гермиона резко поднялась с кровати и, не почувствовав в стопе никакой боли, подошла к шарику, аккуратно взяв его в руки. Внутри клубился густой, насыщенный, тёмный антрацитовый туман. Такого же цвета были глаза Тома, точно.       Завораживающее зрелище.       Когда Гермиона засыпала ночью, то перед сном стала подозревать, что Том ей многое не рассказал и… возможно, является не тем, за кого себя выдаёт. С чего она это взяла? Сделать такой вывод помогли постоянные размышления над их беседами. Больше всего смущала первая встреча. Тогда он сказал немного того, что не сходилось со вчерашним разговором. Если это так, то Том должен был дать себе в этом отчёт и… подготовиться к вопросам, которых появилось достаточно.       Глядя на антрацитовый клубящийся туман, она вспоминала его непроницаемый взгляд, в котором невозможно было что-то прочитать. Наверное, это говорило о том, что Том прятал настоящие свои эмоции и чувства, прятал настоящие мысли. В этом была какая-то тайна.       Сначала Гермиона вспомнила, как первый раз он уверенно сказал, что они ещё увидятся. Откуда он мог знать, что они увидятся снова, если день ещё не начал повторяться?       Она слишком поздно вспомнила о том, что Том смеялся над её глупостью: как можно было использовать незнакомую вещь, на которую была наложена магия? Разве её не учили, что касаться незнакомых предметов нельзя?       Гермиона прекрасно понимала: в тот день он уже знал, что та нашла диадему, и даже знал, что с ней приключилось, — она была уверена в этом. Только вот вчера Том, наоборот, отрицал существование диадемы и… прекрасно её в этом убедил. Но диадема была! Она о ней знала, и теперь с полной уверенностью могла заявить, что и Том знал о ней с самого начала. Выходит, он должен был следить за ней ещё с первого дня, иначе, откуда было появиться таким рассуждениям и грубым словам с его стороны? Откуда он бы узнал, что она нашла диадему?       А во второй раз она не нашла диадему, потому что… Том мог появиться там раньше и забрать прежде, чем она её изучит. Если Гермиона права, и день повторяется снова, то есть смысл оказаться там прямо с утра, тем самым опередив его.       Продолжая дальше внимательно разглядывать насыщенный туман внутри шарика, Гермиона задумалась: а не связан ли Том с этой диадемой? Может быть, он сам наложил на эту вещь какое-то заклинание? Он явно знает о диадеме больше, чем она.       Зачем он стал следить за ней? Ладно, убедился, что не один оказался в этой ловушке, но что ему нужно именно от неё? Почти всё время Том был груб и совсем невежлив. Говорил о приятном чувстве страха, который вызывал в ней, пока не отвлёк своей историей. Он легко мог совершить попытку удушения и даже… не извиниться за содеянное, в то время как она сделала это несколько раз, ощутив искреннюю неловкость от чувства вины перед ним за то, что толкнула его! Сначала Том не хотел ничего рассказывать, не отвечал на вопросы, заверив в том, что сам ничего не знает. Зачем нужно было так себя вести, если он ничего не знает? Набивал себе цену? Тогда для чего?       Он просил что-то взамен. Гермиона уверена: если бы она нашла равноценный обмен, то узнала бы что-то другое, и весь разговор сложился бы по-другому. Может, стоило попытать удачу и поторговаться с ним, если другими способами не удастся что-то узнать?       Но сначала диадема. Сегодня она должна достать её первой!       Гермиона выпрямилась, не отводя задумчивого взгляда с шарика, медленно прошла к кровати Лаванды и аккуратно положила его на комод. Подарок Рона сегодня оставался цел и невредим.       Затем Гермиона быстро забежала в ванную комнату, умылась, причесалась и осмотрела себя в зеркало, заметив, что никакой раны на нижней губе у неё нет. Выйдя из комнатки, она взглянула на свои вещи и решила надеть что-то другое, отличающееся от предыдущих двух дней. Порывшись в тёмных уголках комода, она достала строгое чёрное платье с белым воротником, которое надевала лишь один раз. Кажется, это платье впервые увидело свет в день похорон дальней тётушки по папиной линии. Второй раз увидеть свет у него настал сегодня.       Решив, что это тот самый вариант, в котором она будет чувствовать себя комфортно, исправляя ошибки прошлых дней, Гермиона надела его и сразу же взяла с собой пальто, не желая возвращаться за ним в гостиную Гриффиндора, если вдруг решит сходить и посмотреть очередной матч по квиддичу. Она его толком так и не увидела.       Проверив наличие волшебной палочки и убедившись, что шарик Лаванды по-прежнему спокойно лежит на её комоде, Гермиона вышла из спальни и решительно направилась к выходу из гостиной. По дороге ей встретилась Джинни, которая завидев её, тут же нахмурилась.       — Привет, Джинни, — с безразличием поздоровалась Гермиона.       — Гарри сказал…       — В другой раз скажешь, не сегодня, — быстро перебила её та, проходя мимо подруги.       — Эй! Ты куда? — удивлённо проводила её взглядом Джинни. — Я хотела тебе кое-что рассказать!       — Увидимся на стадионе!       Вылетев из проёма, Гермиона помчалась к Выручай-комнате. Оказавшись на нужном этаже, который был пустым в это раннее утро очередного субботнего дня, она замедлила шаг, переводя дыхание от быстрой ходьбы. Но чем ближе она подходила к нужному месту, тем отчётливее различала чёрную фигуру, стоящую возле окна напротив стены, где обычно появлялся вход в Выручай-комнату. В коридоре она была не одна.       Сбавив шаг до обычного, Гермиона с нервным трепетом понимала, кому принадлежит эта фигура. Без сомнений, это был Том. Он лениво повернул голову в её сторону и посмотрел на неё непроницаемым взглядом. Замедлив шаг до полной остановки, Гермиона замерла перед ним и внимательно посмотрела в глаза, которые были точно такими же завораживающими, как и туман в шарике Лаванды, который испортил ей эти два дня. Как-то странно она связала эти две вещи, и это вызвало в ней невесёлый приступ смеха.       — Решила начать свой день по-другому? — ровным голосом спросил Том, пристально оглядев её с ног до головы, задержав свой взгляд на белом воротнике платья.       — А ты? Ты начал его так же, как и предыдущие два дня? — с требовательной ноткой спросила та.       У Тома на лице стала появляться улыбка, которая одновременно и притягивала, вызывая доверие, и отталкивала, пробуждая подступающий страх.       — Сегодня ты не хромаешь, а значит, ту безделушку не постигла та же самая участь, что предыдущие два дня, — заметил Том, но в его голосе Гермиона уловила какой-то сарказм.       — Что ты здесь делаешь? — не обращая внимания на его слова, спросила она.       — Начинаю свой очередной такой же день, — безмятежно ответил Том. — А ты? Решила начать его сразу же со мной?       Наконец, его улыбка проявила в себе насмешливые очертания, и Гермиона почувствовала себя очень глупо от того, что вчера этот волшебник смог усыпить её бдительность и заставить немного восхищаться им.       — Уже забрал её? — спросила Гермиона, продолжая дальше не отвечать на вопросы собеседника.       — Забрал что?       — Диадему.       Том немного склонил голову вбок и сделал небольшой шаг к Гермионе, отчего той пришлось немного выше запрокинуть голову, чтобы не отрывать взгляда от глаз волшебника.       — Ты же знаешь, она исчезла.       Такого прямого ответа Гермиона не ожидала. Она думала, Том придумает какую-нибудь историю или будет упираться до последнего, но не признается, что знает о диадеме. А он сказал сразу же, да так, что она сначала не нашлась, что на это ответить.       — Ты соврал вчера, — наконец, сказала Гермиона. — В чём ты ещё соврал мне?       — Кажется, я уже говорил, ты вроде как сообразительная, — задумчиво произнёс Том, и Гермиона чётко различила всю наигранность его тона.       Он игрался с ней в кошки-мышки!       — Ты знаешь больше, чем делаешь вид, — с раздражением произнесла она, немного сощурив глаза.       — Это ничего не меняет, — ответил Том и невинно улыбнулся. — Ты всё равно просто так не узнаешь ничего, даже если я и знаю что-то.       — Что тебе нужно? — с вызовом спросила Гермиона.       — Хочешь поторговаться со мной? — слегка удивился тот, взглянув на неё смеющимися глазами.       — Называй, что нужно, и я приму решение. У тебя наверняка есть какая-то мысль по этому поводу, — ответила та таким тоном, словно собиралась купить вещь на аукционе, но прежде спрашивала об её качестве.       — Ты права, есть мысль, — улыбнулся Том.       — Тогда говори, — потребовала Гермиона.       — Боюсь, ты не готова её даже услышать, не то чтобы согласиться, — протянул он в ответ.       — А ты попробуй. Может быть, ты ошибаешься, — не унималась она, однако почувствовала, как пальцы вспотели от волнения и стали липкими.       — Я не ошибаюсь на твой счёт, Грейнджер, — качнул головой Том. — Ещё не время. Не в этот раз.       Было странно волнительно и до ужаса страшно осознавать, что у незнакомого человека были на неё планы.       — Значит, этот день будет повторяться бесконечно, — утвердительно произнесла Гермиона больше себе, чем ему.       — Когда-то всему приходит конец, — легко отозвался Том.       Та подняла на него хмурый взгляд и сказала:       — Вчера ты ввёл меня в заблуждение. Ты сказал: «завтра» может наступить.       — Может. Но пока, как видишь, не наступило. Может, и не наступит.       Раздражение внутри Гермионы стремительно нарастало. Она была готова взорваться. Подумав о том, что этот день может длиться целую неделю, а то и месяц, она не сдержалась и звонко закричала:       — Какого чёрта ты не говоришь мне ничего?! Почему ты молчишь?! Неужели так сложно сказать мне правду?! Я хочу знать, что со мной происходит!..       На глазах проступили слёзы отчаянья. Ей было страшно от того, что она застряла в этом бесконечном дне и не знала, как найти из него выход. Как такое могло произойти? Почему именно с ней, а не с кем-то другим? Чем она заслужила этот ад? Ад, в котором Том стал казаться ей дьяволом, что вводит в заблуждение и испытывает нервы.       — …объясни! Я хочу знать! Почему со мной такое произошло?! Я не могу снова и снова жить в этом чёртовом ужасном дне! Я хочу выбраться из него! — продолжала кричать Гермиона, размахивая руками, и слёзы, наконец, посыпались из глаз.       Том стоял неподвижно, с непроницаемым взглядом наблюдая за её истерикой. Казалось, он превратился в статую, которая на множество веков замерла ещё с момента создания, не имея возможности прийти в движение.       От того, что от Тома не было никакой реакции на её крики, Гермиона совсем забылась в своей истерике. Она очень резко подскочила к нему и, схватившись за воротник тёплой мантии, со всей силы затрясла его, продолжая истерично кричать ему в лицо:       — Ну, скажи мне что-нибудь! Ты же знаешь! Ты!.. Ты не человек, а бездушное существо! Ты!.. Я тебя ненавижу за это!       Гермиона толкнула Тома, отчего тот оступился назад, и, сделав следом к нему шаг, она замахнулась, чтобы обрушить на него ладонь в плечо со всего размаха. Тот оживился, неожиданно схватил замахнувшуюся руку и сильно стиснул запястье в кольцо пальцев так, что Гермиона простонала от боли.       — Ты чудовище! Это твоих рук дело! Это ты всё сделал! Это из-за тебя!       Она попыталась вырвать руку из оков, отталкивая другой рукой Тома, но ничего не выходило, поэтому вторая рука стала наносить удары по другому плечу волшебника. Том тут же ослабил свою хватку и теперь двумя руками схватился за её локти, сильно стискивая их и прижимая Гермиону к себе, чтобы у той не было возможности двигаться.       Началось бессвязное мелькание и дёрганье рук и тела, которое превратилось в самую настоящую борьбу. Гермиона пробудила в себе всю строптивость, желая вырваться из оков и нанести очередной удар. Она с невероятной силой пыталась высвободиться, её волосы разлетались в разные стороны, а глаза практически не успевали уследить за быстрыми движениями борьбы.       Неожиданно Том отпустил её руку, и хлёсткий удар ладони пришёлся ей по лицу. Голова дёрнулась в сторону, и на несколько секунд Гермиона замерла, спрятав лицо в волосах, чувствуя, как мокрая от слёз щека запылала.       Сознание стало трезветь. Только сейчас она поняла, что набросилась на едва знакомого человека и обвинила его во всех своих проблемах. Она могла быть не права.       Оба продолжали цепко держать друг друга за руки на случай, если кто-то из них продолжит борьбу. Гермиона медленно подняла голову, смахивая с лица копну волос и с испугом и непониманием посмотрела на Тома. Его и без того тёмные глаза стали ещё гуще и темнее, а взгляд по-прежнему оставался непроницаемым. Она ждала его реакции, сама боясь нарушить эту неподвижность и тишину.       Спустя несколько секунд его руки ослабили хватку, а губы приоткрылись, но ничего он так и не сказал. Гермиона выпрямилась и тоже ослабила хватку рук, хотя они по-прежнему не отпускали друг друга.       О чём думал её противник, было не понять. Глубинный страх неизвестности всё сильнее и сильнее захватывал её в объятия.       — Закончила? — наконец, тихо и спокойно произнёс Том.       Гермиона опустила голову, глубоко вздохнула, смаргивая оставшиеся слёзы, и снова посмотрела на него.       — Чего ты ещё от меня ожидал, когда… когда ты знаешь, что я теперь об этом знаю, — подавленным голосом отозвалась она.       — Я и ожидал, что ты догадаешься, — ответил Том, как само собой разумеющееся.       — Пожелала бы я, чтобы ты так же оказался на моём месте, — с ноткой раздражения произнесла Гермиона.       Том усмехнулся, с интересом заглянув ей в глаза.       — Если ты имеешь в виду, что оказалась в ловушке этого дня, то я тоже в ней.       — Ты прекрасно понял, о чём я говорю.       — Наверное, хочешь обладать такими знаниями, которыми можно меня шантажировать, — медленно озвучил её мысли Том.       — Значит, это ты называешь шантаж.       — Не совсем.       — Скажи, что ты хочешь взамен, — потребовала Гермиона.       — Я скажу, когда будешь готова.       Очередной приступ ярости охватил её. Она сильнее сжала рукава мужской мантии, но сдержалась, боясь снова кинуться на него с криками.       Том посмотрел ей на руки, затем снова поднял на Гермиону выразительный взгляд и отпустил рукава её пальто. Она восприняла это, как компромисс. Её пальцы тоже ослабили хватку, а через несколько секунд отпустили мантию.       Неожиданно Том положил руку ей на плечи и слегка подтолкнул вперёд, заставляя пойти с ним. В этот момент Гермиона почувствовала, как ярость сменяется бессилием. Ей ничего не оставалось делать, как идти рядом, ведь он наверняка был ключом к разгадке этой тайны, а шанс что-то узнать она не могла упустить. Она способна терпеть его общество, лишь бы закончился этот извечно повторяющийся день.       Посмотрев на его профиль, Гермиона ощутила бессилие ещё сильнее: он тоже знал, что ей ничего не оставалось делать, как следовать за ним. Выходит, ради того, чтобы что-то узнать, она становилась зависимой от него?       От этой мысли стало тошнить.       Неужели у неё не было другого способа добиться от него правды? Кажется, своим признанием в том, что он знает о диадеме, Том не оставил ей выбора. Что же, очень расчётливый был ход. Он уже получил её зависимость.       Внезапно два существа стали бороться. Она очень сильно хотела добиться правды и узнать суть происходящего, но не могла позволить себе от кого-то зависеть!       Правда, уже позволила, ведь она послушно идёт рядом с Томом.       Казалось, он не обращал на неё внимания, рукой подгоняя не отставать от него. Странно, но лежащая на плечах мужская рука совсем не смущала, — она попросту не обращала на неё внимания, полностью поглощённая размышлениями о том, куда ведёт её Том.       В молчании они спустились в вестибюль, и дальше он повёл её на улицу. Гермиона заметила, что за всю дорогу его не смущали встречающиеся студенты. Они обращали на него внимание, но он не посмотрел ни на одного из них. Ему нечего было бояться?       Холодный воздух вывел Гермиону из мыслей. Она даже остановилась и огляделась вокруг, почувствовав, как рука Тома соскользнула с плеч, а сам он начал спускаться по лестнице на вымощенную камнем дорожку. Оказавшись внизу, он обернулся и, немного сощурив глаза, пристально посмотрел на неё. Та, наконец, взглянула на него в ответ.       Это был тот самый момент, когда нужно было принять окончательное решение: искать ответ, следуя за Томом, или отдаться на растерзание судьбе, просто надеясь, что она неожиданно проснётся «завтра»? Бороться с обстоятельствами, чтобы вылезти из этой передряги, или бездумно следовать по течению жизни? Стать зависимой от кого-то или остаться верной своим принципам?       Гермиона внимательно рассматривала Тома с ног до головы, пытаясь найти в себе правильное решение. Он видел, что она делала выбор. Он терпеливо ждал. Достаточно ли он сделал для того, чтобы она следовала за ним?       Носок её ботинка неуверенно коснулся нижней ступеньки, — Гермиона боялась, что сделала неправильный выбор. Но разве потом она не сможет передумать? Что ей будет мешать свернуть с одного пути и ступить на другой? В конце концов, хуже от этого вряд ли станет, а в своём выборе она видела хоть какую-то надежду. К тому же день постоянно повторяется, и то, что случится сегодня, можно будет исправить завтра. Может быть, стоило провести этот день так, как она никогда бы его не провела? И быть той, кем она никогда не была?       Гермиона полностью ступила своим ботинком на ступеньку. Ещё несколько мгновений она стояла неподвижно, глядя на Тома, затем резко дёрнулась и бегом стала спускаться вниз. Она тут же заметила на его лице появление улыбки, которая выражала полное удовлетворение.       Гермиона оказалась возле Тома и решительно взглянула ему в глаза. Если она выбрала зависимость и беспринципность, то вместе с этим стоило добавить решительность и наглость.       Том продолжил свой путь от замка, и та последовала рядом с ним.       — Куда мы идём?       — К озеру, — ответил он, глядя вдаль.       Несколько минут они шли молча, затем Том повернулся лицом к Гермионе и спросил:       — Почему ты злишься?       — А ты что делал бы на моём месте?       — Явно не то, что ты, — усмехнулся Том, отвернувшись.       Они оказались возле озера, когда он остановился. Гермиона близко подошла к нему и без стеснения заглянула в глаза, привлекая к себе внимание.       — А что ты сделал бы?       Том молчал несколько мгновений, затем угрожающе улыбнулся и медленно ответил:       — Будь я на твоём месте, я бы пытал.       Гермиона вскинула брови вверх от изумления.       — Пытал? — переспросила она, не веря в услышанное.       — Да, — серьёзно отозвался он, посмотрев на гладь озера, прибрежье которого было затянуто тонкой коркой льда.       Гермиона ничего на это не ответила и повернулась лицом к озеру, с каким-то странным чувством осознавая, что перед ней был жестокий и безжалостный человек. Он был способен пытать, чтобы получить ответы на свои вопросы, а она – нет. Она их может получить, только пойдя на сделку с ним, об условиях которой ещё не пришло время узнать.       — Зачем мы пришли сюда? — спросила она, продолжая разглядывать озёрную гладь.       — Мне нравится здесь, — легко ответил Том.       Гермиона ухмыльнулась: её не прельщала возможность наслаждаться красивым видом с этим волшебником. Первая ссора с Лавандой показалась куда приятнее, чем равнодушное молчание, в котором Том прекрасно понимал, что Гермиона знает, что он владеет секретом, достигнуть которого ей пока не удаётся. Но чего он ждал? Как он поймёт, что она готова услышать его мысли и, более того, принять их в обмен на раскрытие тайны?       — А как ты поймёшь, что я готова принять условия твоей сделки?       — Ты называешь это сделкой? — услышала она слегка удивлённый голос Тома за своей спиной.       — А как ты это называешь?       — Условием. Я расскажу тебе всё, что знаю, но прежде…       И он замолчал.       — Прежде чем что? — заинтересованно спросила Гермиона, повернувшись обратно лицом к Тому.       Он ответил на её взгляд, слабо улыбнулся, но ничего не сказал.       — Том?       — Одного дня мало, чтобы исправить свои ошибки и измениться, — произнёс он и медленно добавил: — Но очень много, если день постоянно повторяется.       Гермиона слегка нахмурилась, пытаясь понять его ответ. Через минуту, проведённую в размышлениях, она, наконец, поняла, что он имел в виду.       Пока жизнь других людей замерла в одном дне, о повторе которого они не знали, проживая его ровно так же, как сегодня, вчера или позавчера, и оставаясь такими же, какими и были, они вдвоём были подвержены изменениям. С каждым днём они менялись. Менялись их мысли, эмоции, слова, поступки, действия. Даже одежда и та менялась.       Гермиона посмотрела на своё платье, которое выглядывало между краёв пальто. Почему она надела именно его? Чёрное, безрадостное, траурное и… тем самым вызывающее. Она надела его, потому что в этот раз она хотела бросить вызов. Она не хотела быть подавленной, расстроенной и напуганной. Она хотела быть уверенной в себе. Она хотела исправить ошибки.       Может быть, это и был ключ к разгадке? Может быть, ей нужно изменить свою жизнь так, чтобы значение её поступков стало другим? Чтобы жизнь других людей изменилась и стала лучше?       Вряд ли Лаванда заслужила страдать от сломанного подарка, подаренного ей Роном. Может быть, она и ненавидела Гермиону, но эта неприязнь была вызвана обычной ревностью. Эта неприязнь была оправдана.       Рон оказался в интересном положении. Его любила девушка, которая решительно добивалась и добилась его. Лаванда была уверена в себе, несмотря на свою тонкую и эмоциональную натуру. Если же Гермионе нравился Рон, то почему она так же решительно не добилась его, как Лаванда? Почему она позволила другой сделать это? Может быть, Рон внутри неё уже давно «перегорел»?       Гарри оказался между двух огней. С одной стороны был лучший друг, а с другой – лучшая подруга. Как Гермиона могла заставлять его метаться из угла в угол? Ей следовало просто не обращать внимания, когда речь заходила о Роне, а не фыркать и неодобрительно смотреть в глаза другу.       Джинни была права, что Гермионе стоило быть капельку веселее. В конце концов, Рон имеет полное право сам распоряжаться своей личной жизнью, и становиться из-за этого скучной было глупо. Если вечеринка была радостью для всех, то почему и она не могла здорово повеселиться? Если и не рядом с парочками влюблённых, то с любым другим собеседником.       Вчера она всё-таки очень жестоко обошлась с Кормаком. Можно было и попроще объяснить, что он её не привлекает, как парень. А лучше даже решительно объяснить, но по-дружески.       Можно было и легче относиться к поступкам Тома. Гермиона не знает, какие откровения хранятся у него глубоко внутри, и о чём он думает, глядя на неё, но он был ровно в такой же ситуации, как и она. Он был в круговороте одного и того же дня, и, наверное, как и она, не мог ничего с этим сделать.       Однако его это не расстраивало, и, казалось, даже веселило. Его веселила её паника, страх, истерика. Гермиона сейчас сильнее всего ощутила, как приносит ему удовольствие подобная ситуация. Ему приносило удовольствие то, что она была сейчас здесь, с ним, на берегу озера по его воле и желанию. Но почему его не расстраивает тот факт, что он оказался замкнут в одном дне?       Они стояли вдвоём на берегу, и ему здесь просто нравилось. Ему нравилось приводить Гермиону в смятение и заблуждение. Ему нравилось дразнить её знаниями, которыми он не хотел с ней делиться. Ему нравилось наводить интригу в её голове тем, что он уже нашёл ей применение и лишь ждёт, когда она будет к этому готова. Ему нравилось, что она выбрала зависеть от него, а не оставаться верной своим моральным принципам. Ему нравилось это всё.       Гермиона подняла взгляд на Тома и только сейчас поняла, что всё это долгое время, пока она пропадала в своих мыслях, он наблюдал за ней. Она почувствовала неловкость от пристального взгляда едва знакомого ей человека и сделала небольшой шаг назад, отвернув свою голову в сторону и посмотрев на деревья, стоящие вдоль берега озера. В этой тишине хотелось казаться невозмутимой.       Прошло ещё много времени в тишине, и Гермиона забыла, что находится здесь не одна. Сначала она внимательно разглядывала тонкие голые ветки деревьев, затем изучала озёрную гладь, потом взглянула на горы, которые обступали школу, и, наконец, устремила взгляд к небу, любуясь его тёмно-серым цветом. Только сейчас она поняла, что вечером должен выпасть снег, ведь небо сгущалось и оттенком напоминало цвет клубящегося тумана в шарике Лаванды и… цвет глаз Тома.       Это и напомнило ей, что она здесь не одна.       Гермиона повернулась к Тому, и тот тоже отвёл взгляд от неба и посмотрел на неё в ответ. В этот момент ей стало интересно: о чём он думал, глядя так долго на небо? Может быть, тоже сожалел о том, что за эти два дня не застал снегопад? Или, может быть, он тоже сожалел о том, сколько ошибок совершил за эти два дня, и теперь размышлял над тем, как исправить их?       У неё есть друзья, знакомые, отношение к которым она уже успела пересмотреть и понять, что ей хотелось бы исправить. А кто есть у него? Перед кем он мог бы хотеть измениться эти два дня?       На его губах мелькнула мягкая усмешка, которая заставила Гермиону подумать, что сейчас все её мысли были прочитаны, и из-за этого стало неловко. Она снова отвернулась. Через мгновение Гермиона почувствовала, как Том сделал несколько шагов к ней и встал за её спиной на расстоянии не больше полуметра. Почувствовала ещё большую неловкость, она немного повернулась к Тому, отступив на полшага, и покосилась на него. Не зная, что сказать в этой неловкой и давящей на неё тишине, она задала самый первый вопрос, который пришёл в голову:       — Что собираешься делать сегодня?       Том изобразил слабое удивление и ответил не сразу.       — Ты хочешь предложить провести этот день со мной?       Теперь Гермиона взглянула на него удивлённо.       — Нет, конечно! — воскликнула она и, нахмурившись, добавила: — Вообще не вижу смысла видеться с тобой до тех пор, пока ты не решишь, что я готова услышать твоё предложение, о котором ты говоришь так… что мне даже страшно подумать, что там такого ты хочешь мне предложить.       — Мы будем видеться постоянно, — уверенно отозвался он, прямо посмотрев ей в глаза.       — У меня нет никакого желания… — начала Гермиона.       — Если я захочу, то весь этот день ты проведёшь со мной, — решительно перебил её Том и слабо улыбнулся.       — С чего бы это? — усмехнулась та, с вызовом сделав полшага вперёд и посмотрев на него смеющимся взглядом. — Как ты можешь заставить меня делать то, чего мне не хочется?       — Легко, — отозвался Том, и тут же Гермионе показалось, что он слегка выпрямился, чем вызвал у неё жутковатое ощущение.       — И как же? — скрестив руки на груди, спросила она.       — Я знаю то, что ты хочешь узнать.       Та нахмурилась.       — Я могу отказаться от твоих знаний.       — Уверена? — с сарказмом спросил Том, посмотрев на неё свысока, и его усмешка стала ещё сильнее. — В таком случае тебе придётся остаться здесь навсегда.       — Так говоришь, словно этот день зависит только от тебя, — нервно усмехнулась Гермиона и невольно сделала шаг назад от Тома.       — А если это так? — сверкнув глазами, спросил он, сделав такой же шаг к ней.       — Ты обманываешь меня, — качнула головой Гермиона со слабой усмешкой на губах, однако взгляд стал растерянным.       Не мог какой-то молодой волшебник баловаться со временем так, что она застыла в одном дне. Даже взрослый волшебник не способен такого сделать. Никто не способен такого сделать! Время неподвластно никому!       Том склонил голову и невинно улыбнулся.       — Почему ты так думаешь?       — Пяти лет не прошло, как ты окончил эту школу, а говоришь, что открыл секрет времени? Ха! Перестань блефовать! Секреты такого аспекта, как время, не открыты даже самыми лучшими учёными волшебниками! Так что… — вдруг Гермиона задумалась и спустя несколько мгновений подняла свою голову на Тома и, поморщившись, продолжила: — так что всего доброго, Том. Не скажу, что было очень приятно познакомиться с тобой.       Гермиона ждала какой-то реакции на свои слова, но тот стоял, не шелохнувшись. Он снова стал напоминать ей статую, которая никогда не придёт в движение.       Она слегка опустила голову вниз, взглянула на тропинку, ведущую к замку, в последний раз посмотрела на Тома и направилась подальше от него. Проходя мимо статной фигуры, облачённой во всё чёрное, Гермиона ощутила, как что-то схватило её за предплечье и очень резко развернуло, отчего она чуть не упала, едва удержавшись на ногах.       — Что ты делаешь?! — от неожиданности удивилась Гермиона, посмотрев на держащую её руку, а затем в лицо Тому.       — Я тебя не отпускал, — ответил он таким тоном, что его напыщенное безразличие показалось ей куда острее, чем если бы он негодовал или смеялся над ней.       — Я не обязана ждать твоего разрешения!       Пальцы Тома сдавили предплечье Гермионы сильнее, и она пискнула от боли.       — Отпусти меня! Мне больно!       — Будет ещё больнее, если ты не перестанешь делать то, что мне не нравится.       Она с ошеломлением посмотрела на него и тут же нахмурилась.       — Кто ты такой, чтобы я считалась своими действиями с тобой? Я буду делать то, что мне хочется, и не собираюсь спрашивать у тебя разрешение, когда мне можно уйти!       Том резко дёрнул Гермиону на себя, заставляя её уткнуться носом ему в плечо, наклонил к ней голову и угрожающим тихим тоном зашептал ей в ухо:       — Ты будешь делать то, что мне хочется, и советую не перечить. В противном случае всё обернётся для тебя хуже, чем могло бы быть.       Гермиона замерла, глядя перед собой на тёмную ворсистую ткань мужской тёплой мантии, и почувствовала исходящий от неё тонкий запах, который ей что-то напоминал из детства. Аромат был едва уловимым, приятным и совсем ненавязчивым. Что он ей напоминал?       Гермиона не сразу почувствовала, как цепкая рука отпустила её, поэтому ещё некоторое время стояла неподвижно, практически уткнувшись в плечо собеседнику, и прокручивала в своей голове услышанное.       Несмотря на всю свою смелость, решительность и уверенность, она почувствовала необъяснимый страх, который плотно обхватил за горло и не давал вдохнуть воздух. В этом близком и угрожающем контакте с незнакомым человеком она замерла и не могла пошевелиться, словно увидев или услышав что-то сверхестественное и мистическое, то, что приводит в быстрое оцепенение.       Том выпрямился и, не отходя от оцепеневшей Гермионы, посмотрел на неё сверху вниз. Его взгляд принялся внимательно изучать видимую часть лица и каштановые волосы, которые были спутаны от зимнего лёгкого ветра. Он снова ждал.       Наконец, Гермиона пришла в движение, медленно подняла голову и посмотрела на Тома испепеляющим взглядом. Её рот приоткрылся, чтобы что-то сказать, но ни одного звука не слетело с губ. Она сделала шаг назад, не отводя взора, а тот слабо улыбнулся, посмотрев на неё с удовлетворением.       Ей было неприятно осознавать, что Том всё-таки что-то знал и знал больше, чем она. Конечно, не в нём была причина этого круговорота одного дня, но к этому круговороту он относился так, словно этого и ожидал. Может быть, именно та диадема вызвала повторение этого дня? Значит, если Том знал об этой диадеме, то в ней вся и причина! И раз он оказался здесь, в школе, то она ему явно была нужна. Он же изучает сложные и неизведанные заклинания! Может быть, он именно за ней и пришёл, но оказалось так, что Гермиона первая нашла диадему и как-то активировала её?       Догадка была хороша, но не логична: как в этом круговороте оказался с ней Том? Ведь только она одна должна была попасть в этот вечно повторяющийся день.       Гермиона была сбита с толку. Если он попал с ней в этот круг, то должен иметь какое-то отношение к произошедшему: либо это его рук дело, либо он уже был связан как-то с этой диадемой. Может быть, он давно живёт в этом дне, пока Гермиона, как и остальные, не знала, что её день повторяется, и делала те же самые действия, что и Джинни, Гарри, Лаванда и другие? Но из-за диадемы она оказалась в замкнутом кругу, в котором стала понимать, что день повторяется.       Теперь вполне был оправдан интерес Тома, почему он пришёл на её рыдания в ту аудиторию, в которую она сбежала от Кормака в первый свой осознанный день. Он наверняка как-то видел или узнал, что она надела эту чёртову диадему, и начался её круг. Выходит, Том тоже когда-то надел эту диадему и оказался в этом кругу, но раньше неё.       И эта догадка была хороша, но снова немного не логична: почему у Тома после того, как он когда-то надел эту диадему, она сохранилась и осталась в Выручай-комнате, а у неё, когда она надела её, та просто исчезла!       Все мысли были хороши, но в них был какой-то изъян, который не соответствовал реальности. Гермиона осознала только одно: Том знал об этой диадеме и был с ней как-то связан, а сама диадема и была причиной повторяющегося дня.       Если рассуждать логически, то Гермионе нужна была диадема, чтобы оказаться в завтрашнем дне. Раз она заставила её зациклиться в одном дне, то должна была и перестать заставлять их переживать этот круговорот.       — Давно ты живёшь в этом дне? — сощурившись, спросила Гермиона таким задумчивым тоном, словно несколько минут назад не слышала никакой угрозы в свой адрес.       — Полагаю, ты, наконец, начала выстраивать какие-то догадки, а не закатывать истерики, как напуганный маленький ребёнок?       Лицо у Гермионы перекосилось от ядовитой усмешки Тома, но она не стала обращать на неё внимание.       — Ответь.       — Мы ещё не договорились с тобой об условиях моей «помощи» тебе, так что…       — Плевать я хотела на твои условия! — всполошилась Гермиона, чувствуя очередной приступ гнева. — Ты давно живёшь в этом дне? Раньше меня?       Том усмехнулся и слабо покачал головой.       — Если думаешь, что своим гневом, за которым ты прячешь страх, сможешь выбить из меня правду, то хочу предупредить сразу: это пустая трата времени. Мне, наоборот, нравится, как безумно от страха сверкают у тебя глаза.       Губы Гермионы превратились в тонкую полоску. Она едва сдерживала себя, чтобы снова не сорваться на Тома, который издевался над ней, приводя тем самым в бешенство.       — Да пошёл ты! — прошипела она, сделав ещё шаг назад. — Плевать я хотела на твои секреты!       Неожиданно Том рассмеялся, а после этого легко ответил:       — Если передумаешь, то знаешь, где меня найти утром и вечером.       Гермиона скрипнула зубами, отвернулась и быстро направилась к замку.       Она не придёт к нему больше никогда! Плевать она хотела на его секреты – она разберётся во всём сама!       В таких мыслях она дошла до главной дороги и увидела, что множество студентов выходят из главного входа здания и направляются в сторону квиддичного поля. Сейчас же должен был начаться матч! В этот раз она его не пропустит и посмотрит с самого начала.       Гермиона слилась с толпой зрителей и направилась к трибунам. Злость по-прежнему продолжала кипеть, поэтому она чувствовала острую необходимость отвлечься на что-то другое. Возможно, ей следовало даже повеселиться на вечеринке своих знакомых и друзей, чтобы напрочь из головы вылетел этот ужасный незнакомец.       Наблюдая за проходящим матчем, Гермиона так и не смогла отвлечься от разрывающих мыслей и догадок. Во всём, что приходило в голову, она не могла уловить какую-то логику. Из множества догадок всё равно что-то не сходилось, и это раздражало и приводило в смятение. Как же добиться правды? Или просто оставить всё происходящее в покое и жить так, как живёшь?       Матч действительно был жарким и увлекательным. Лаванда очень громко кричала Рону подбадривающие слова, которые были слышны даже на поле. Болельщики были в восторге от игры. И вот, Гарри поймал снитч, и началось то же самое, что и вчера: толпа студентов направилась вниз, чтобы поздравить победителей игры и посочувствовать проигравшим.       Гермиона так же спустилась вместе со всеми и подошла к Джинни, которая тут же, завидев её, обняла.       — Гермиона! Гермиона!       — Ты играла блестяще! — воскликнула она в ответ, обнимая подругу.       Джинни разомкнула объятия и обняла Невилла.       Проследив за тем, когда она отпустит его, Гермиона сделала шаг к однокурснику и обратилась к нему:       — Это была потрясающая игра!       — Да-а, — протянул согласно Невилл и радостно улыбнулся. — Давно мы не видели подобного! Честно говоря, я подумал, что в этот раз нам не выиграть слизеринцев, но наши молодцы! Гарри, как всегда, поймал снитч первым! Надо поздравить его…       — Нет-нет, — тут же возразила Гермиона, схватив Невилла за руку и поведя его с поля, понимая, что сейчас к Гарри должен подойти Кормак, а с ним встречаться и разговаривать она не хотела. — Давай лучше в гостиной поздравим его? Представляешь, как они сейчас все вымотаны?       — Ну, да, — кивнул Невилл, идя рядом с Гермионой в сторону замка. — Ты же знаешь о том, что…       — Ты про вечеринку? — тут же переспросила она.       — Да, — улыбнулся он. — Мне кажется, это будет очень весело!       — Я тоже так думаю, — слабо улыбнулась Гермиона.       — Правда? — слегка удивился Невилл, посмотрев на неё. — А я слышал от Рона, что ты совсем не в восторге будешь.       — Откуда ему знать: буду я в восторге или нет? — неодобрительно посмотрев на собеседника, отозвалась та. — В любом случае я с удовольствием жду эту вечеринку.       — Круто! Останется лишь дождаться, когда профессор Макгонагалл отправится спать.       — Поверь, это произойдёт не раньше десяти часов вечера. До этого времени можно заниматься чем угодно, но только не тем, что припас на этот вечер Симус.       — Не могу поверить, что ты с нами, — улыбнулся Невилл.       — Ох, я тоже не могу в это поверить, — медленно ответила Гермиона и засмеялась.       Она обернулась назад, проверяя, не преследует ли её Кормак, который доставал эти два дня. Его нигде не было, но вместо этого она увидела вдалеке Тома, стоявшего во внешнем дворе замка. Гермиона была уверена, — он наблюдал за ней. Значит, вот так, со стороны, он следил за тем, что она делает? Как она раньше его не замечала?       Почувствовав в себе очередной приступ злости, она потянула Невилла к школе, произнеся:       — Пойдём быстрее, я хочу поскорее оказаться в гостиной.       Оба быстро направились к замку и зашли вовнутрь. Невилл что-то говорил о сегодняшнем дне, но Гермиона не могла сконцентрироваться на его словах, полностью погружённая в размышления о Томе. Если квиддич не помог избавиться от навязчивых мыслей, то вечеринка должна была помочь. Возможно, ей следовало даже выпить?       Нет-нет. Пить она не будет.       Тем временем Гермиона уже оказалась в гостиной, и всё пошло так, как и всегда: вернулась Джинни, с которой Гермиона, кстати, даже толком не разговаривала, на диване расселись Гарри, Дин и Симус, обсуждая, когда им следует начать веселиться, а Рон проводил время в объятиях Лаванды в дальнем углу гостиной. Гермиона лишь предупредила, что не стоит начинать отмечать победу Гриффиндора слишком рано, и даже не стала разгонять младшие курсы по спальням, решив, что всё равно следующий день не наступит, а, значит, не так важно, будут они видеть, как старшекурсники отдыхают, или нет. Вдруг ей стало интересно, как бы отреагировала профессор Макгонагалл, если бы застала их с ящиком виски в гостиной? Что им грозило бы?       Она улыбнулась от подобной мысли и решила, что нужно как-нибудь набраться наглости и проверить, чем такое развитие истории закончится. Ей тут же в голову пришло восторженное и пугающее озарение: она может делать всё, что вздумается! Всё равно день закончится и начнётся снова, а другие ничего не запомнят!       От этого внутри Гермионы проснулась взволнованность, которая была слишком щекотливой и пугающей. Она закусила губу, сдерживая улыбку и прислушиваясь к разговору приятелей.       — Макгонагалл уже не вернётся. Точно тебе говорю, — возбуждённо заговорил Симус.       — А если она ещё раз захочет нас проверить? — не соглашался Дин. — Обидно будет, если она всё конфискует.       — Она не придёт больше, — ответила Гермиона и, слабо улыбнувшись, сказала: — Давай, Симус, начинай!       Гарри посмотрел на подругу и улыбнулся ей.       — Что сегодня с тобой? — спросил он.       — Что ты имеешь в виду?       — Ну-у… ты собралась с нами пить виски?       А почему бы и нет? Впервые ей стало интересно почувствовать алкогольный дурман. Неужели это действительно весело?       — А что в этом такого?       — Ничего, — качнул головой Гарри. — Я так рад, что мы победили.       — Сейчас мы отметим это дело, — поддержала друга Гермиона.       — Эй! Я точно это слышу? — влезла в разговор Джинни. — Кстати ты куда умчалась утром? Даже не была на завтраке!       — Завтра тебе расскажу, — легко отозвалась Гермиона, зная, что завтра ей никому ничего рассказывать не придётся. — Сейчас не самое подходящее время для этого.       — Ладно, договорились, — согласилась Джинни и хмуро посмотрела в сторону Дина.       В этот момент к ним вернулся Симус, и все дружно заулюлюкали. Кто-то включил музыку, некоторые младшекурсники с любопытством посмотрели на эту толпу, а другие даже попытались присоединиться.       — А ничего, что им… — начала Джинни.       — Брось, — отмахнулась Гермиона, взяв в руки полный стакан, наполненный виски, — я помню, как ты сама стащила у отца бутылку медовухи, когда тебе исполнилось четырнадцать лет.       Подруга удивлённо взглянула на неё, а потом засмеялась.       Гермиона отвернулась ото всех, посмотрела в свой стакан и замерла, не решаясь его выпить. У других уже началась суета и веселье, а она так и смотрела на золотистую жидкость, сомневаясь, стоит ли это делать. Говорят, алкоголь помогает набраться смелости и решительности на то, что в обычное время не можешь совершить. Может быть, следовало прямо сейчас напиться и отправиться к Тому, чтобы напрямую разузнать у него обо всём?       Гермиона поднесла к губам стакан и сделала небольшой глоток. Горький вкус увяз на языке, но она продолжила пить небольшими глотками, лишь бы не останавливаться и не выбрасывать этот стакан с ужасным вкусом алкоголя. Осушив его до конца, Гермиона поморщилась, задержала дыхание, а затем глубоко выдохнула. В следующее мгновение что-то горячее заструилось по всему телу. Неожиданно от этого тёплого и приятного ощущения она улыбнулась и почувствовала полное расслабление. Вкус был противным, но чувство тепла и расслабления ей очень сильно пришлись по душе. Хотелось испытать это ещё раз.       Гермиона потянулась ко второму стакану. Заполнив его жидкостью, она снова поднесла его к губам и медленно выпила до дна. Поморщившись ещё сильнее, она заткнула свой нос рукавом своего траурного чёрного платья, испытывая крайне неприятные ощущения от привкуса и горечи в носу от виски. Справившись с этим ощущением, чем несколько секунд она почувствовала, как напиток расходился в крови ещё быстрее, чем в первый раз, отчего стало ещё теплее. Улыбка на губах стала шире, и, повернув голову к приятелям, Гермиона поняла, что в глазах появилась какая-то странная невнимательность, слишком приятная, чтобы бороться с ней и пытаться смотреть на мир трезвыми глазами.       Она получала какое-то удовольствие от расслабления и тепла, что проходило по телу, как ток, но через какое-то время возле себя она увидела Кормака, который подсел на подлокотник кресла и улыбнулся.       — Расслабляешься?       — Ох, Кормак, вот серьёзно, отвали, — со стоном отозвалась Гермиона и тут же удивилась, как же легко стало выражать свои настоящие мысли.       — Эй-эй, полегче, Грейнджер, — усмехнулся тот. — Я хочу с тобой поболтать…       — Зато я не особо желаю этого. Оставь меня в покое, хорошо? Мы поболтаем в другой раз.       — Сейчас самое время…       Гермиона почувствовала, как закружилась голова, а в глазах стало мутно. Неужели её так быстро бросило в алкогольный дурман, что реальность поплыла? Впервые за раз выпить целых два гранённых стакана виски практически без передышки было ошибкой. Алкоголь тут же пошатнул рассудок, и кроме сна больше ничего не хотелось. Она напрочь забыла о сегодняшнем дне и как она его провела. Ей просто хотелось спать.       — Отвали, Кормак! — с раздражением заплетающимся языком отозвалась Гермиона, медленно вонзив в свою копну волос руку. — Ты не видишь, я себя неважно чувствую? Дай, пройду! Мне нужно спать.       Гермиона оттолкнула с пути Маклаггена, прошла мимо него, пошатываясь и держась рукой за голову, поднялась в свою спальню и тут же рухнула на кровать, закрыв глаза. Сразу же её окружили темнота и беспамятство.