Прежде чем я влюблюсь

      И снова новый день, который ничем не отличался от предыдущих трёх. Солнце не давало спать, соседки до сих пор видели сны, а на полу лежал стеклянный шарик, в котором плавал антрацитовый туман.       Гермиона неторопливо поднялась с кровати, различила шарик на полу, обошла его стороной и зашла в ванную комнату. Проведя стандартную процедуру умывания, она вышла, переоделась во вчерашнее платье и спустилась в гостиную.       Настроение было не самым лучшим. Просыпаясь четвёртый раз в том же самом дне и зная, что сегодня снова квиддич, снова вечеринка и снова те же самые разговоры, Гермиона с огорчением понимала, что это вряд ли могло её хоть как-то радовать. Она вспоминала отрывками вчерашний день, в котором сначала согласилась следовать за Томом, а потом отказалась от этой идеи. Она вспоминала, что ей удалось полностью посмотреть матч по квиддичу, а самое главное, она впервые побывала на вечеринке и быстро напилась до такого состояния, что даже не смогла толком вспомнить, как добралась до своей кровати. Впервые выпитый такой крепкий алкоголь повлиял на рассудок очень странно: она помнит, как было весело и легко, но сонливые чувства и мутная голова были не самыми приятными ощущениями от подобного развлечения. Она даже не видела, как остальные весело проводили время. Она пропустила всё, и от этого стало немного грустно.       Что она собирается делать сегодня?       Искать ответы на свои вопросы. Самостоятельно.       Утром ей пришла в голову ниточка, за которую, она полагала, можно зацепиться – диадема.       Если в мире не существовало заклинаний, которые могли заставлять человека проживать один и тот же день, значит, сама диадема обладала такой магией, которая заставляла проживать Гермиону этот круговорот дня. Логично же, такая диадема в своём роде должна быть одна, значит, нужно было исследовать всю информацию о каких-либо магических диадемах. Наверняка с ней может быть связана целая история. Об этой истории, конечно же, знал Том, раз искал эту диадему ещё до неё. А это значит, она явно что-то найдёт в книгах.       — Гарри вчера сказал, что ты весь вечер провела в библиотеке, — оторвал Гермиону от размышлений недовольный голос Джинни.       Эта фраза уже надоела. Какое ей дело, где она проводила вчера своё время? Как она не может понять: есть дела, которые будут куда важнее, чем этот идиотский квиддич?       Раздражение затмевало сознание, подогревая злость, к которой приводил этот очередной день.       — Потом поговорим, — сдержанно отозвалась она, проходя мимо подруги, поведение которой надоело до ужаса.       — Эй! Куда ты сейчас? — недовольно продолжила та, но Гермиона ничего не ответила и скрылась за проёмом.       Она быстро спустилась к библиотеке и попросила мадам Пинс указать, где находится литература о разных магических артефактах, которые обладают уникальными действиям. Увидев представленный огромный стеллаж, забитый книгами, Гермиона нервно сглотнула. Книг было слишком много, чтобы осилить их за день или два, но и у неё было слишком много времени и одних и тех же дней, чтобы пролить свет на тайну замкнутого дня. И Гермиона углубилась в поиски.       Два дня проходили абсолютно одинаково, без изменений: она с утра до ночи сидела за книгами, пытаясь найти что-то соответствующее этой диадеме или любой другой артефакт, который мог обладать подобной магией. Безуспешно.       После своих поисков она возвращалась в гостиную, где, к счастью, на неё не обращали внимания возбуждённые друзья, предвкушавшие весёлую вечеринку, и в этот момент разгоняли толпу младшекурсников. Гермиона, воспользовавшись этим переполохом, два дня подряд оказывалась в своей спальне незамеченной, откидывала одеяло и падала навзничь на белую простыню от усталости.       Единственное, что менялось в эти дни – настроение. Проснувшись на шестой день, Гермиона из-за злости на эти повторы забыла о стеклянном шарике и сломала его. Скандал с Лавандой тут же повторился, вызывая в Гермионе такие яростные чувства, что на протяжении всего дня она не могла избавиться от мысли отомстить ей. Гермионе надоели обвинения в том, что она делала это специально! С таким отношением Лаванды, в самом деле, хотелось проснуться и сломать шарик нарочно, а не случайно!       На седьмой день Гермиона чувствовала уже не раздражение, а самую настоящую злость и ярость, с которой едва ли удавалось совладать. Она различила на полу стеклянный шарик и намеренно пнула его в сторону вместо того, чтобы положить на комод, как делала в предыдущие дни, дабы избежать скандалов с Лавандой. Шарик покатился и врезался в тапочки Лаванды возле кровати. Что же, если этому шарику суждено быть раздавленным, то в этот раз его раздавит сама Лаванда. Гермиона почувствовала внутри себя огромное любопытство и желание увидеть, как поведёт себя та в таком случае.       Ради этого она задержалась в спальне дольше обычного. Гермиона переоделась в чёрное платье, умылась и решила навести макияж, который обычно не делала. Пока соседки спали, она нашла сумочку, в которой была важная вещь для девушки её возраста – косметика. По меркам магического мира Гермиона была уже совершеннолетней волшебницей, а это значило, что она могла распоряжаться своей жизнью так, как ей этого хотелось. Если захотелось впервые за всю жизнь выместить накопившиеся злость и ярость, то она не видела повода отказывать себе в этом. Если ей захотелось быть сегодня другой, то она не видела смысла этому препятствовать.       Гермиона подвела глаза и накрасила ресницы. Было непривычно смотреть на себя «другую», но ей это очень понравилось. Найдя в сумочке помаду малинового оттенка, она приложила её к губам и медленно стала закрашивать светлый тон губной кожи.       В этот момент она услышала дикий женский визг.       Гермиона резко повернулась в сторону закрытой двери в ванную комнату, понимая, что сейчас кричит Лаванда, затем снова посмотрела на себя в зеркало, докрасила нижнюю губу, быстро кинула помаду в сумочку и толкнула дверь от себя.       На её глазах Лаванда упала обратно на свою кровать, с которой недавно вставала, и вцепилась в ногу, крича и плача от боли.       Лаванда была слишком эмоциональной девушкой, и на удивление Гермиона, в первую очередь, подумала о себе с восхищением: она куда сдержаннее перенесла болевые ощущения от впившихся в стопу осколков. Больно – да. Но кричать – нет. Им не нужно видеть её боль.       Парвати подскочила со своей кровати и подбежала к подруге, спрашивая, что у той случилось.       Неужели не видно, что у неё случилось? Она так же, как и Гермиона вляпалась в этот злосчастный шарик Рона, который отравлял сначала жизнь ей, а теперь самой Лаванде. Было интересно увидеть, что почувствует и скажет Лаванда после того, как болевые ощущения немного утихнут и впустят в неё другие эмоции.       Гермиона скрестила руки на груди, опираясь на дверной косяк комнатки и наблюдая, как капает кровь из израненной стопы Лаванды. Внезапно она ощутила от этой картины странное чувство удовлетворения, ведь в этот раз Лаванда сама виновата в поломке драгоценного подарка – «туманного глазика». Нужно же было так его обозвать? От этого внутренний смех вызвал на малиновых губах Гермионы слабую улыбку.       Лаванда визжала от боли и утопала в слезах, а Парвати кружила перед ней в руках с палочкой, не зная, что предпринять в таком случае. Огромные острые куски стекла торчали из окровавленной стопы, а это зрелище действительно было не для слабонервных.       На Гермиону никто не обращал внимания, поэтому у неё было достаточно времени, чтобы насладиться справедливостью сложившейся ситуации. Теперь Лаванда будет знать, как раскидывать подарки своего обожаемого Бон-Бона! Интересно, что же она скажет ему?       Злое настроение подначивало Гермиону узнать об этой истории дальше, но чувство сострадания всё равно было сильнее. Она прекрасно понимала пережитую Лавандой боль в стопе, и было бы слишком бесчеловечно не помочь ей устранить последствия того, чему поспособствовала сегодня утром Гермиона. В этот момент ей стало стыдно от того, что она специально толкнула шарик в сторону Лаванды, желая увидеть, как та наступит на него. Неужели она была настолько зла, что её здравый рассудок не остановил жажду насмешки и злорадства, которые ей были не свойственны?       Слабая улыбка исчезла с губ. Она подошла к Лаванде, опустилась перед ней на корточки и оттолкнула от себя Парвати, чтобы та не мешала.       — Не трогай меня! — взвизгнула в слезах Лаванда.       Гермиона изумлённо подняла на неё глаза. Что в этот раз она сделала не так? Не она же наступила на этот чёртовый шарик! Неужели ненависть Лаванды была к ней куда глубже, чем она полагала?       — Я хочу помочь тебе… — твёрдо возразила Гермиона.       — Не нужна мне твоя помощь! Это ты его бросила к моей кровати! Ты хотела, чтобы этот подарок разбился! О, Мерлин! Что я буду говорить Бон-Бону?!       Гермиона поражённо уставилась на Лаванду, едва понимая, каким боком та повернула эту ситуацию. Да, Гермиона это сделала нарочно, но не для того, чтобы поссорить Рона и Лаванду, а потому что ей надоело находиться в аду этих постоянных событий. К тому же, Лаванда не могла видеть, что это действительно сделала она!       Выходит, если шарик сломается при любых обстоятельствах, то виновата в этом всё равно Гермиона?       Она этого не ожидала. Стало ужасно обидно, что Лаванда вела себя, как безумная, если речь касалась Рона. Она была готова ненавидеть Гермиону за то, что та вообще существует.       Такой уровень ненависти привёл Гермиону в бешенство. Она хотела помочь ей! Исправить содеянное, которое поначалу было вызвано чувством мести! А сейчас Лаванда обвиняет её в том, что она хочет поссорить их с Роном! Да плевать она хотела на Рона и Лаванду!       Гермиона выпрямилась и со сверкающими глазами посмотрела на Лаванду.       — Ты дрянь! — неожиданно для неё самой вырвались оскорбления. — Только и ищешь, как вызвать в своём Бон-Боне отвращение ко мне.       Лаванда не ожидала таких острых слов и сначала растерялась, но затем попыталась вскочить с кровати, завизжав:       — Как ты смеешь так говорить обо мне?! Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на Рона, когда он со мной? Думаешь, я не вижу, что ты…       — Да пошла ты! — поморщившись, отозвалась Гермиона, пнув ножку кровати Лаванды.       Она отвернулась, представляя, как у той наливается краской от ярости лицо, и прошла к своему шкафу. Открыв его, она достала оттуда ботинки на каблуке и стала их обувать.       — Ты переходишь все границы, Грейнджер! — кричала ей в спину Лаванда.       — Заткнись и отвали от меня, — лениво, но с невероятной злостью внутри ответила Гермиона, преодолевая в себе желание стукнуть ту каблуком ботинка.       Лаванда охнула и попыталась подняться, но тут же взвизгнула от боли. Очевидно, от злости совсем забыла, что нога ранена. Гермиону эту насмешило: она обернулась назад к Лаванде и, взглянув ей в лицо, почувствовала такую злость и ненависть, желавшие заставить её страдать бесконечно. Страдать так же, как и ей приходится это делать. Гермиона была в ярости от того, что никому никогда не желала ничего плохого, а сейчас расплачивалась за грехи своего окружения. Разве она питала такую ненависть к Лаванде ещё множество таких дней назад? Нет.       Почему именно ей приходится жить в этом повторяющемся дне? Это был ад. Это было наказание. Только неизвестно за что.       Гермиона от раздражения стукнула каблуком о пол, демонстративно развернулась и направилась к выходу. В гостиной её встретила такая же недовольная Джинни, как и вчера, как и позавчера, как и неделю назад. Она стала очень сильно раздражать, и Гермиона чувствовала, как стремительно близится день, когда Джинни услышит всё, что теперь та думала о ней.       — Гарри сказал…       Гермиона решительно махнула рукой с жестом, перебивавшим Джинни, и быстрой и уверенной походкой прошла мимо подруги, даже не посмотрев на неё. Появление ещё одной ссоры на удивление удалось избежать, однако это не убавило гнева, пылающего внутри Гермионы, а даже наоборот, заполнило чашу терпения почти до краёв. Ещё немного и ей не сдержать себя.       Она спустилась на завтрак, замечая, что привлекала у некоторых студентов внимание своим внешним видом. Её это нисколько не смутило. Состояние было таким, что лучше бы с ней никто не решился заговорить, иначе неизвестно, что она могла бы наговорить под давлением ужасного настроения. Быстро закончив с завтраком, Гермиона направилась в библиотеку, надеясь отвлечься в поисках артефакта, который уже который день отравлял ей жизнь, превращая из уравновешенного и сдержанного человека в фурию, способную остро уколоть словами любого, кто выразит своё неудовлетворение.       Оказавшись обложенной кучей книг, Гермиона полностью погрузилась в своё занятие. Страница за страницей быстро пролистывались, пальцы скользили по содержанию книг, а толку никакого не было.       Её это ужасно злило. Сколько ещё нужно пролистать этих глупых книг, чтобы найти то, что нужно?! Прошло уже три дня, проведённых в библиотеке, и наступил четвёртый, а она ни насколько не приблизилась к разгадке тайны этого идиотского повторяющегося дня! Её раздражали эти книги, эти бесполезные оглавления и лишняя информация, которой становилось так много, что Гермиона бездумно хлопала корочками книг и грубо отбрасывала их от себя.       К вечеру злость заполнила всю сущность до краёв, и, изучив очередную книгу, она хлопнула ею и отшвырнула от себя так, что та прокатилась по столу и упала на пол с глухим стуком. Гермиона глубоко вздохнула и рухнула головой на стол, прикрыв глаза. Как же она устала. Как же достал этот замкнутый круг.       Пролежав так несколько минут, она поднялась и выпрямилась. Уставший взгляд пробежался по стеллажам книг и партам, и тут Гермиона увидела, что здесь сидит не одна: разделяла высокая гора книг с человеком, который сейчас нарушал её одиночество.       Это был Том, несколько дней не дававший о себе знать, и Гермиона даже успела забыть об его существовании и о том, что он тоже замкнут вместе с ней в этом дне. Он сидел неподвижно и прямо смотрел в глаза изумлённой Гермионе, которая отшатнулась от стола, продолжая неотрывно смотреть на него в ответ. На нём не было тёплой мантии, поэтому он выглядел не так величественно, каким она привыкла его наблюдать в предыдущие встречи. Чёрный цвет наглухо застёгнутых рукавов рубашки сильно контрастировал со светлой кожей рук, вызывая в Гермионе чувство, словно Том был перед ней ненастоящим.       Её изумление перешло в накатывающий гнев, который с каждым мгновением усиливался.       — Чего тебе? — с вызовом воскликнула она, нахмурившись.       — Ты не рада нашей встрече? — легко спросил Том, слегка вскинув бровь вверх.       — Оставь меня, — резко ответила Гермиона, взявшись за очередную книгу и открыв её, пытаясь сдержать самообладание.       С минуту они молчали. Том продолжал сидеть неподвижно, а Гермиона прикладывала все усилия, чтобы не обращать на него внимания. Ужасно раздражало то, что он никуда не уходит, и вскоре она подняла на него гневный взгляд.       — В этот раз хорошо выглядишь, — тут же сказал Том, немного склонив голову вбок.       Его слова почему-то вызвали невесёлый смех. Её лицо весь день искажал гнев, а он говорит, что она хорошо выглядит.       Гермиона заметила, как его взгляд остановился на малиновых губах, а затем медленно и демонстративно поднялся к глазам.       — Ты меня не услышал? — сдержанно спросила она, чувствуя себя неловко от обращённого пристального взгляда.       На губах у Тома заиграла слабая улыбка. Он выпрямился, и смех появился в его глазах. Он прекрасно видел, что ещё немного и она не сможет сдерживать в себе ярость, которая вызывала у него любопытство и привлекала своей несвойственностью у такой особы, как Гермиона.       — Наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями, — со смешком ответил Том, отодвигая стопку книг, чтобы лучше видеть собеседницу.       Гермиона нахмурилась ещё сильнее, забыв о неловкости.       — Нет ничего невозможного, — буркнула она в ответ, отодвигая от себя книгу и вставая с места, чтобы разложить всё по полкам.       У неё не осталось никакого желания искать нужную информацию, кстати, которой владел Том, и к тому же был уже вечер, и нужно было покидать библиотеку. Она невозмутимо взяла стопку книг и направилась к стеллажу, чтобы расставить их. Её слух различил за спиной какое-то движение, и через несколько секунд всем своим нутром она ощутила чужое присутствие за спиной.       Раздражение возросло ещё сильнее, но Гермиона продолжила раскладывать книги по местам, пытаясь не обращать внимания на Тома.       — Ты ищешь не в том месте, — спустя какое-то время сообщил он.       Гермиона поставила последнюю книгу и повернулась к нему.       — Решил всё-таки помочь мне?       Тот качнул головой и слабо улыбнулся.       — Или это снова какая-то ловушка, которая приведёт меня в заблуждение, и я решу, что в этом поможешь мне только ты? — сощурив глаза, продолжила Гермиона.       — Это так и есть, — ровным голосом ответил он.       Гермиона невесело усмехнулась: как он мог утверждать ей, что способен управлять временем? Неужели держит её за идиотку?       Хотя сначала он сказал, что её поиски проходят не в том месте.       — А где мне нужно искать? — требовательно спросила Гермиона.       — Точно не в этих книгах, — ответил Том.       — Сразу не мог сказать, чтобы я не тратила эти дни впустую? — начала показывать свою злость Гермиона, резко всплеснув рукой.       — Зачем? Было интересно наблюдать, как ты корпела над этими фолиантами все четыре дня, — усмехнулся он.       — Ты что? Наблюдал все эти дни за мной? — грудным голосом спросила она, чувствуя, как самообладание отпускает её.       — Ты была так увлечена своими поисками, что даже не замечала моего присутствия, — откровенно засмеялся тот.       Она сжала кулаки до побелевших костяшек. Как же все достали своим поведением!       — Я отказалась от твоей помощи! Зачем после этого преследовать меня?! — взорвалась Гермиона, невольно топнув каблуком.       Том опустил взгляд вниз, на женские ботинки, затем снова медленно поднял его на лицо Гермионы, которое стало ужасно бледным, будто вся кровь отошла от него.       — Ты меняешься, Грейнджер, — медленно протянул он, делая шаг в сторону и начиная обходить её по кругу на расстоянии вытянутой руки.       — Тебя не должно волновать, что со мной происходит! Это всё этот тупой день, который постоянно повторяется! — повернув в его сторону голову, раздражённо воскликнула Гермиона.       — Ты злишься, — продолжал медленно говорить Том, не обращая внимания на её слова.       — А что мне ещё остаётся делать?! — взорвалась та, посмотрев прямо перед собой, пока Том обходил её за спиной. — Что мне ещё делать, если этот чёртов день не заканчивается! Ты говоришь, я ищу не в том месте, при этом не говоришь, где мне нужно искать!       — Ты пытаешься мстить другим за то, что с тобой происходит, — говорил в той же манере он.       Гермиона опешила и внимательно посмотрела на профиль собеседника, который полностью обошёл её и снова встал напротив. Как он мог узнать, что ею овладело чувство мести?       — Откуда ты?..       — Ты же специально подсунула этот шарик, Грейнджер, — улыбнулся Том, посмотрев внимательно на Гермиону.       В этот момент ей стало так страшно, что она не смогла ничего ответить. Как он мог следить за ней в спальне для девочек, если вход любому мальчишке, особенно постороннему, туда запрещён?!       Гермиона побледнела и сделала шаг назад, на что получила в ответ ухмылку. Том опустил голову и закусил губу, словно борясь с приступом смеха, затем поднял взгляд на Гермиону и произнёс:       — И ты думаешь, твоя злость поможет тебе?       В это мгновение Гермиона не поняла, как потеряла самообладание. Ей так надоели одни и те же слова, одни и те же люди, одно и то же отношение. Чем она заслужила ненависть Лаванды, недовольство Джинни, осуждение Рона и навязчивость Кормака? Чем она заслужила издевательства Тома, который был так ироничен и насмешлив, что тошнило от одного вида его улыбки? Чем она заслужила постоянно проживать этот ужасный день, который целую неделю сводил с ума и вызывал невероятную ярость и злость?!       Том всё знал. Молчал. Издевался.       Она сделала несколько шагов к нему и с силой зарядила пощёчину. Ярость с такой силой блуждала в крови, что все остатки разума покинули её. Она была ужасно злой, неуравновешенной и сердитой. Её почерневший взгляд устремился прямо в тёмные глаза собеседнику, а губы задрожали, произнося с ненавистью слова:       — Оставь. Меня. В покое. Немедленно.       Она увидела, как губы Тома превратились в тонкую полоску, а глаза сверкнули недобрым огоньком. Несколько мгновений они стояли, поравнявшись друг с другом, и он смотрел на неё сверху вниз, затем его рука резко схватила её за горло, сжимая так сильно, что за несколько секунд в глазах у Гермионы всё потемнело. Она резко вцепилась в руку обидчика, чтобы разжать его пальцы, но ничего не выходило.       — Первый опыт тебя ничему не научил? — услышала она угрожающий голос так близко, что её охватило оцепенение. — Видимо, нужно приложить больше усилий на то, чтобы до тебя что-то дошло?       Гермиона почувствовала, как рука отпустила её и тут же сильно оттолкнула назад. Она врезалась спиной в книжный стеллаж и не успела отдышаться и прийти в чувство, как различила перед собой тёмный силуэт, который, как туча, навис над ней. Цепкая рука так быстро нырнула в копну волос, что Гермиона взвизгнула от неожиданности, а ноги тут же покосились от внезапно возникшей головной боли. Том дёрнул её голову назад, чтобы девичье лицо открылось взгляду, и тихо заговорил:       — Я не собираюсь терпеть подобные выходки от грязнокровки, поэтому, если ты ещё раз попробуешь тронуть меня пальцем, то после этого будешь молить о пощаде. Ты меня поняла?       Гермиона молчала, сдерживая стон боли.       Том хлёстко ударил её по щеке, отчего она залилась краской, очерчивая белый след ладони. Гермиона зажмурилась, боясь, что ещё один удар по лицу поджидает ее.       — Не слышу, Грейнджер.       Его рука сильнее дёрнула за волосы, и Гермиона не сдержала болезненный стон. Голова стала раскалываться от боли, а в прикрытых глазах появилась пелена слёз.       — Ну же!       Том не оставил выхода, если её жизнь и здоровье были важны ей.       — Да, — почти беззвучно выдохнула она.       Рука Тома тут же отпустила её, и Гермиона резко схватилась за полку стеллажа, чтобы не упасть. Её почерневший взгляд устремился на Тома. Она чувствовала в себе невероятную строптивость, которая призывала к тому, чтобы дать ему отпор. Огненная ярость завладела разумом, но внезапно проснулся инстинкт самосохранения, и Гермиона, движимая им, резко сорвалась с места и побежала из библиотеки. Она боялась, что он уцепится за ней и не даст ей так просто уйти, но с удивлением замечала, что никто её не преследует, хотя от этого скорость бега нисколько не уменьшилась. Не заметив, как быстро оказалась возле входа в гостиную Гриффиндора, она забежала туда и увидела гриффиндорцев, которые прикладывали все свои усилия на то, чтобы разогнать младшекурсников по кроватям.       Гермиона пребывала в каком-то шоковом состоянии. Только что её ударили несколько раз, чуть не задушили и пригрозили расправой, если она ещё раз позволит себе выплёскивать свою злость и ярость. Гермиона уже не верила в то, что Том был здесь по разрешению профессора Дамблдора, не верила, что он хотел попасть в ассоциацию магов, которые изучают и создают новые заклинания. Он был не тем, за кого себя выдавал. Он был жестоким и грубым, что позволяло ему запугивать, бить и оскорблять её. Он был двуличным и лицемерным, с лёгкостью сменяя свою беспощадность на любезность и невинность. Он был дьяволом, который дополнял и без того дьявольский круг замкнутого дня. И она боялась его, как огня.       Она остановилась посреди комнаты и оглядела всех присутствующих с таким видом, словно не узнавала их. Она не узнавала ни Гарри, ни Джинни. Ей они казались каким-то куклами в спектакле, которые всё время играли одну и ту же сценку, чтобы потешить каждый раз новых зрителей. Но кто эти зрители?       Гермиона вспомнила свою догадку о том, что Том мог раньше неё зависнуть в этом проклятом дне, пока она также была куклой, как сейчас её друзья и приятели, не знающие, что этот день повторяется снова и снова. Сколько дней он пережил в этом круге? Неделю? Две? Месяц? Или, может быть, он уже сбился со счёта?       Она живёт в этом дне ровно неделю, и за это время она успела ощутить на себе все оттенки злости, ярости, раздражения и ненависти. Может быть, Том раньше тоже был нормальным и спокойным человеком, пока не попал в этот просак? Может быть, её тоже ждёт такая участь – стать невыносимо грубой и жестокой от того, что ничего вокруг не меняется? Невозможно оставаться уравновешенным человеком, зная, что «завтра» не наступит никогда.       Но почему он не рассказывает ей о том, что знает? Том говорил, она пока что не способна воспринять эту информацию и не способна согласиться с ней. Не значит ли это, что он подготавливает её к такой правде, которая напрочь убьёт её? Её убьёт только одно: осознание, что «завтра» не наступит никогда.       Гермиона вздрогнула и снова посмотрела на присутствующих в гостиной. Вот Гарри – он радуется своей победе. Он поймал сегодня снитч и вырвал шанс на то, чтобы получить кубок по квиддичу в этом году. Что сейчас его может беспокоить? Всё верно, ничего.       Джинни хмуро поглядывает в сторону Дина Томаса, а в глубине души надеется, что этим вечером в общем веселье они смогут помириться. Да, она с ним помирится, как только оба выпьют по стакану виски. Им станет так же весело, как и остальным. Они не вспомнят о своих ссорах, не задумаются о завтрашнем дне. Они просто будут наслаждаться мгновениями, проведёнными вместе на этой шумной вечеринке.       Повернув голову в сторону, Гермиона посмотрела на Лаванду и воркующего с ней Рона. Они улыбались и о чём-то сладко шептались. Лаванда притянулась к губам Рона и завлекла его в поцелуй, а затем мягко рассмеялась ему в губы. Интересно, что же она сказала Рону о том, почему его подарок оказался раздавленным? Смогла ли она убедить его, что Гермиона виновата в этом? Наверное, Рон стал ненавидеть Гермиону, и их ссора окажется настоящей бездной, которую больше никогда не преодолеть.       Они проживали этот день снова и снова и были счастливы настоящему. Почему же она одна должна страдать?       Гермиона ощутила самую сильную вспышку злости за весь день. Они не заслуживали быть счастливыми, являясь такими, какие они есть! Они не заслуживали проживать этот день беззаботно, пока она сходила с ума от одного и того же дня! Почему именно этот день, а ни какой-то другой? Почему именно в этот день был квиддич, фанатом которого она не была, и эта глупая вечеринка, которая с самого начала не вызывала никаких приятных чувств?       Гермиона ощущала, как ненавидит всех и всё. Сейчас она ненавидела Гарри за его радость, ненавидела Джинни за её беззаботность, ненавидела Рона за его отчуждённость, ненавидела Лаванду за её ревность, ненавидела всё, что хоть как-то связывало в этот день её с ними.       Она хочет говорить им правду. Хочет говорить им то, что думает на самом деле. Хочет вести себя так, как ей вздумается. Они ничего не вспомнят, когда наступит очередное «сегодня». Ни-че-го.       Гермиона слишком долго стояла возле входа в гостиную, и это заставило других начать обращать на неё внимание. Первой её увидела Джинни, которая тут же махнула рукой и подошла к ней. Снова её недовольный взгляд, снова её недовольный тон.       — Гермиона, какого чёрта?! Тебя не было вчера на тренировке, а сегодня ты даже не пришла посмотреть квиддич!..       — Джинни, отвали от меня со своим квиддичем, — резко ответила Гермиона.       Та оцепенела от изумления и приоткрыла рот.       — Неужели ты думаешь, что весь мир вращается вокруг этой тупой игры? — продолжала она, уже не смотря на Джинни и оглядывая других гриффиндорцев. — Сегодня был не чемпионат мира, а всего лишь межфакультетская игра, которая настолько бессмысленна и непрофессиональна, что там смотреть даже не на что.       — Т-ты… — заикаясь, выдохнула Джинни, продолжая смотреть на Гермиону округлёнными от изумления глазами.       — Я ненавижу квиддич, ясно? Хватит каждый раз говорить о нём, как о чём-то божественном! И вообще я не желаю с тобой разговаривать, так что отстань сейчас от меня.       Гермиона прошла по гостиной дальше, оставив Джинни в оцепенении. Но она не успела дойти до двери, ведущей к спальням, как её окликнул мужской голос.       — Эй, Грейнджер!       Та закатила глаза, понимая, кому принадлежит этот голос, и медленно повернулась в сторону Кормака.       — Ты куда так торопишься? — улыбчиво заговорил он, приблизившись так близко, что Гермионе пришлось вздёрнуть голову вверх, чтобы посмотреть ему в глаза.       — Тебе какое дело? — холодно спросила она.       — Ты не будешь с нами веселиться?       — Я разве похожа на обезьяну, которая прыгает от счастья, что какой-то дебил неведомым образом притащил в школу ящик дешёвого пойла и хочет напоить и превратить в животных всех старшекурсников, которые сейчас ведут себя так, словно им и одиннадцати лет не исполнилось?       Кормак замер и не сразу нашёлся, что ответить.       — Не понял, — вдруг качнул он головой и скрестил руки на груди. — Ты не рада вечеринке?       — Плевать я хотела на вашу идиотскую вечеринку. И, кстати, на тебя – тоже.       Кормак растерялся. Он не знал, что Гермиона может быть такой грубой. Но через несколько секунд он, видимо, пришёл в себя и усмехнулся.       — Ты сейчас меня разыгрываешь? Что с тобой, Гермиона?       — Со мной всё нормально, а с вами – нет. Что ты хочешь от меня, Кормак? Чтобы я упала в твои объятия? Или, может быть, присосалась к тебе, как эти идиоты? — насмешливо говорила Гермиона, указав на сидящих в кресле Рона и Лаванду. — Так знай же, ты мне отвратителен. И будь лапкой, выполни мою просьбу? Не беспокой больше меня, хорошо?       Она видела, как Кормак наполнялся злостью, после чего развернулась и сделала шаг к ступеньке, ведущей к спальням, но в этот момент услышала за спиной гневный голос Джинни:       — Ты чокнулась что ли? Что ты творишь, Грейнджер?       — Это вы все чокнулись со своей вечеринкой, — медленно ответила та, неторопливо развернувшись на каблуке к Джинни. — Ведёте себя, как животные, увидевшие кусок сырого мяса и боясь, что его у вас отнимут. Какое удовольствие быть пьяным и лишаться остатков разума? К слову, которого у вас, очевидно, нет.       — Перестань так говорить! — яростно воскликнула Джинни, и теперь все присутствующие обратили внимание на происходящее.       Гермиона быстро осмотрела лица каждого, заметив, что сейчас все стали слушать внимательно то, что продолжала говорить ей Джинни. Даже Рон и Лаванда оторвались друг от друга, чтобы понять, что происходит.       — Ты ведёшь себя, как конченая эгоистка, какой никогда не была! Быстро извинись за все слова, что сказала мне!..       Гермиона звонко и невесело рассмеялась.       — Что? Извиниться? Вы тут все тронулись умом? Вы животные! Один идиот притащил виски…       — Эй! — послышался недовольный голос с правой стороны, и, взглянув туда, Гермиона увидела Симуса, который тут же нахмурил брови.       — …другой придурок предложил устроить эту вечеринку…       — Ты чего несёшь? — отозвался Дин.       — Заткнись, Гермиона! — ядовитым голосом остановила её Джинни, сделав шаг вперёд. — Ты сейчас говоришь, как последняя дрянь, которая бесится от того, как весело другим!       — Думаешь, я бы не хотела быть такой же весёлой, как вы?! Только почему-то мне одной приходится страдать!       — В чём проблема, Гермиона? — вступил в разговор Гарри.       — В том, что вы куклы, играющие один и тот же спектакль изо дня в день! Вы ведёте себя, как придурки, а страдаю за вас я!       — А ничего, что ты заставила меня случайно раздавить подарок Рона?! — воскликнула из угла комнаты Лаванда, поднимаясь на ноги и выскальзывая из рук Рона, который тоже встал со своего места. — Сегодня утром я наступила на…       Гермиона разразилась истеричным смехом.       — Ты наступила на свой «туманный глазик»? Надо же было придумать такое название этому никчёмному и бесполезному подарку!       Никто не смеялся. Гермиона оглядела всех присутствующих и увидела в их лицах раздражение, недовольство, непонимание, изумление, гнев.       — Значит, вся проблема в том, что Рон поссорился с тобой? — гневно спросила Джинни.       — Давай! Закричи ещё на всю гостиную, что я была неравнодушна к нему! — весело воскликнула Гермиона, сверкнув глазами. — Об этом каждый должен знать! Рон, ты слышишь?       Уизли с непониманием взглянул на неё.       — Только проблема не в этом, Рон! Проблема хотя бы в твоей безумной подружке, которая совсем слетела с катушек из-за тебя! Она готова найти любую причину, чтобы обвинить меня в том, что я специально ломаю этот чёртовый шарик! Зачем ты его подарил ей? Ты не поверишь, но твоя безделушка в тысячу раз сильнее портит этот кошмарный день! Прекрасно, что ты его раздавила, Браун! Эту безделушку, видимо, всегда ждала такая участь!       — Ты слышал, Бон-Бон?! — чуть ли не в слезах воскликнула Лаванда. — Она сумасшедшая!..       — Это вы здесь все сумасшедшие!..       — Гермиона!.. — начал Гарри, пытаясь как-то загладить конфликт, хотя это уже было невозможно.       — Что, Гарри? Я считала тебя самым адекватным человеком, который здесь присутствует! Тебя не смущает тот факт, что Тот-Кого-Нельзя-Называть на свободе и ищет возможность убить тебя? Вместо того, чтобы что-то делать, ты ведёшь себя как остолоп и выпиваешь, беззаботно забыв о том, какие ужасные вещи творятся в мире!       — А что я, по-твоему, должен делать?! — стал злиться Гарри, делая несколько шагов к Гермионе.       — Точно не напиваться до полусмерти!       — Значит, ему даже нельзя отвлекаться на обычные радости жизни?! Ему нужно ходить, как тюфяк, и раздувать сопли? — воскликнула Джинни, заступаясь за Поттера. — Ему следует стать таким же отстранённым, нудным и скучным, как ты?!       Гермиона вспыхнула от услышанных слов: её считают скучной, безынтересной, однообразной, унылой и нудной! Что же, значит, настало время узнать им, какой она может быть!       — Чего же ты заступаешься за него? Ты даже за своего Дина не заступилась, когда я обозвала его идиотом! — усмехнулась Гермиона.       — Послушай, Грейнджер, — вступил в диалог Маклагген. — Если ты хотела испортить нам вечеринку, то, считай, тебе это удалось. Так что проваливай с чувством выполненного долга, пока у нас остались хоть какие-то шансы вернуть нам прежнее веселье.       — У меня нет больше желания веселиться, — резко отвернувшись, буркнул Гарри и направился к дальнему креслу в гостиной.       — Отлично, Гермиона! Ты всё испортила! — проскрежетала Джинни.       — Ты идиотка, Джинни, — вдруг спокойно ответила ей Гермиона. — Вместо того, чтобы узнать, что случилось у твоей подруги, ты начала скалить зубы и возмущаться.       — Ты сходу накинулась на меня и стала оскорблять!..       — Бла-бла-бла, — со скукой протянула Гермиона, закатив глаза. — Даже сейчас ты пытаешься дальше вести ссору.       — Послушай, Гермиона… — тише заговорила Джинни, подходя к ней вплотную.       — Я не хочу больше разговаривать. Отстань от меня. Маклагген сказал, что я оставила вам шанс на прежнее веселье, так что иди и веселись! Нечего тебе общаться с занудами!       Гермиона повернулась ко всем спиной и направилась в спальню.       — Ты чудовище, — услышала она за своей спиной голос Симуса.       — Даже не подходи к нам завтра ближе, чем на десять метров, — поддержал его Дин.       Гермиона невесело рассмеялась и, прежде чем скрыться за дверью, ответила:       — Это если ещё наступит «завтра».       Она закрыла за собой дверь, прошла в спальню и тут же зашла в ванную комнату.       Гермиона не смогла сдержать слёз, которые внезапно проступили на глазах. Солёная вода стала растворять макияж, и вся тушь потекла по лицу. Она громко всхлипнула и принялась со стонами рыдать.       Почему с ней это происходит? Почему именно она оказалась в этой ситуации? Это было так жестоко и несправедливо!..       Гермиона включила воду, разделась и встала под прохладный душ. Ей хотелось смыть с себя всю грязь, что скопилась в душе за эту неделю, но чем дольше она стояла под водой, тем сильнее понимала: вода не может смыть ненависть, усталость и страх. Неужели ей ничто не может помочь? Или никто?       Никто, кроме Тома.       Она почувствовала себя сломленной и раздавленной. Она нуждалась в знаниях, которыми обладал он. И как бы сильно не взрывалась в ней строптивость, его знания были ей нужны, иначе она совсем свихнётся, проживая постоянно этот злосчастный день. Но как их достигнуть, если он не хочет ей ничего говорить?       Холодная вода смывала слёзы, которые появлялись снова и снова. Но она не смывала страх перед Томом. Он её ударил несколько раз, он душил её снова, он насмехался над ней и её неудачами. Как она сможет выпытать из него то, чем он владеет? «Будь я на твоём месте, я бы пытал», — вспомнились ей слова Тома. Ради этой правды Том был готов пытать. А она? Она будет сходить с ума от такой жизни или всё-таки решится пытать Тома?       Но как это сделать? Что он имел в виду под словом «пытать»? Явно речь была не о непростительных заклинаниях! Хотя, если учитывать, бесчеловечность и жестокость Тома, то, может быть, именно это он и имел в виду.       Гермиона повернула кран и выключила воду.       Что ей делать? Перевернуть всю библиотеку или не терять времени и идти сразу же к нему?       Взглянув на наручные часы, которые лежали на белом полотенце, Гермиона прикинула, что в это время в первый день этого круговорота она была с Томом в аудитории. Затем он сказал, что вечером она знает, где его найти. Может быть, он в это время находится там?       Она смыла с лица все разводы от макияжа, зашла в комнату, надела домашние штаны и кофту и направилась к выходу.       Гриффиндорцы не веселились, как все предыдущие разы. Музыка играла тихо, а толпа ребят расселась на диванах и креслах вокруг столика. Они о чём-то негромко разговаривали, неторопливо опустошая свои стаканы с виски, и тут же обратили внимание на Гермиону, — она быстро прошла к проёму, не взглянув на приятелей, и скрылась за ним.       Быстрыми шагами преодолела половину коридора и остановилась у первой двери, которая встретилась на пути. С замиранием сердца Гермиона аккуратно взялась за ручку и медленно зашла внутрь.       На одной из дальних парт сидел Том и слабо покачивал ногами в воздухе. Его взгляд сразу же был направлен в её сторону, словно он знал, что именно в эту секунду в аудитории появится Гермиона.       Она заметила, что на нём снова была надета чёрная тёплая мантия, которая придавала облику что-то угрожающее. В тёмных антрацитового цвета глазах мелькал какой-то огонёк, ещё больше вводивший Гермиону в страх. Она замерла на месте, не решаясь приблизиться к нему ближе.       Несколько долгих секунд прошли в полной тишине, затем Том спрыгнул с парты, стукнув громко о пол каблуками туфель, чем заставил Гермиону вздрогнуть, и направился к ней.       — Стой там, — как можно увереннее произнесла негромко та.       Но Том не стал её слушать и дальше продолжал приближаться, обходя парты. Гермиона оступилась и облокотилась на стену возле входной двери.       — Если ты пришла ко мне, то какой смысл пятиться от меня? — ровным голосом спросил он.       — Не приближайся!       — Ты хочешь сама приблизиться ко мне? Мне кажется, самой предпринимать такие попытки – это плохая идея, — с иронией заметил тот.       Наконец, он остановился в нескольких шагах от неё, и Гермиона тут же оттолкнулась от стены и обошла Тома стороной, не приближаясь к нему ни на шаг. Тот проследил за её движениями, оборачиваясь следом.       — Ты сама загоняешь себя в тупик, — заметил он, когда та оказалась напротив входной двери, с которой её разделял уже Том.       — Расскажи мне, Том, — вдруг произнесла Гермиона тревожным и испуганным голосом. — Расскажи мне, что происходит вокруг.       — Ничего, — качнул он головой, делая несколько шагов к ней.       — Мне нужно знать! — дрожащим голосом, но с силой настаивала та.       — Я же сказал тебе, что расскажу, но далеко не в этот раз.       — Я… Мне… Если ты хочешь сказать, что этот день будет вечным, то так и скажи. Я готова принять эту правду.       Неожиданно Том тихо засмеялся и приблизился к Гермионе ещё ближе.       — Если бы я именно это хотел сказать, то поверь, что даже к такой новости ты не готова. Ты только представь – этот день не закончится никогда. Тысячи и тысячи часов тебе бы пришлось проводить так же, как и всегда. Каждый день квиддич, каждый день вечеринка, каждый день визг и недовольство твоих подружек, каждый день…       — Ты, — закончила Гермиона.       Ей хотелось плакать от того, что сейчас происходит именно так, но что-то внутри облегчённо вздыхало от того, что Том не утверждал, что этот день останется бесконечным навсегда.       — Значит… есть шанс выйти из этого круга? — прошептала Гермиона.       Том склонил голову вбок и преодолел последние несколько шагов, которые разделяли их друг с другом. Та тут же выпрямилась, опустив руки вниз, спрятав их в карманы, и внимательно посмотрела в глаза Тому.       — Это зависит от того, насколько сильно ты этого хочешь, — в тон ей тихо ответил он.       — Я невероятно сильно этого хочу! — в сердцах воскликнула Гермиона, чувствуя, как подступают слёзы на глазах.       — А как же твои выходки сегодня в гостиной? Не хочется исправить этот день?       — Нет! — неожиданно резко отозвалась Гермиона, сверкнув глазами. — Они заслужили хотя бы это!       Том улыбнулся какой-то странной улыбкой, которая была не то насмешливой, не то сладкой.       — Тебя уже не смущает, откуда я знаю, что у вас там произошло?       Гермиона приоткрыла рот и ощутила необъятный страх. Нет, она даже не подумала об этом. Она так сильно хотела выпросить у Тома все ответы на свои вопросы, что даже не смутили его глубокие познания об её сегодняшнем дне.       — И… откуда? — выдохнула Гермиона, не сводя с него своего взгляда.       — Странно, что ты меня не замечаешь, — безмятежно произнёс Том, посмотрев в сторону.       — Кто ты такой, Том? — нахмурившись, спросила Гермиона, чувствуя, как подступает к горлу комок. — Я не понимаю, как ты успеваешь узнавать всё, что происходит со мной.       — Я тебе говорил, кто я такой.       — Ты не тот, за кого себя выдаёшь. Ты… ты обманываешь меня.       — Почему ты так думаешь? — с любопытством задал вопрос Том, снова посмотрев на Гермиону.       — Потому что… потому что… я становлюсь такой же злой и грубой, как ты. Ты ведь раньше оказался в этом дне? Какой это по счёту день у тебя?       Том ярко улыбнулся и качнул головой.       — Если ты так считаешь, то, может быть, стоит проверить свою теорию?       — Как? Как я это проверю? — заинтересованно спросила Гермиона, преодолевая в себе желание вцепиться в мантию Тома, лишь бы получить ответ.       — Будь такой же, как и я, — легко ответил он.       — Что ты имеешь в виду? — не поняла та.       — Проверь, насколько сильно этот день может довести тебя до яростного исступления, — воодушевлённо прошептал Том.       Гермиона на несколько секунд задумалась, затем посмотрела ему в глаза и поморщилась, высунув руки из карманов домашних штанов.       — Что ты несёшь? Какое ещё яростное исступление?       Том весело рассмеялся.       — Ты снова пытаешься ввести меня в заблуждение! — злостно воскликнула Гермиона, всплеснув руками. — Я пришла нормально поговорить с тобой, а ты опять смеёшься!..       — С чего ты взяла, что ты такая же злая и грубая, как я? Как я могу быть злым и смеяться одновременно? — насмешливо спрашивал Том.       И в самом деле, как? Он сам по себе был жестоким и грубым. Хотя… в нём была и любезность, и невинность, и какая-то страшная притягательность. Какой он на самом деле?       Гермиону пробил истеричный смех от того, что сейчас она прекрасно осознавала, что не знает, каким Том был настоящим. Может быть, его грубое поведение было защитной реакцией на нападения Гермионы? Может быть, стоило сильнее надавить на него? Он же говорил, что, если бы они поменялись местами, то пытал бы её. Почему бы и ей не попытаться надавить на него? Кажется, она с такими мыслями шла сюда, чтобы преодолеть свой страх и получить, наконец, ответы на свои вопросы.       Гермиона с вызовом посмотрела на Тома и, почувствовав в себе уверенность, с которой просыпалась потупившаяся на время ярость, произнесла:       — Сейчас же говори мне, что со мной происходит.       — А если не скажу? — с усмешкой спросил Том.       — Тогда я возьмусь за палочку, — сдержанно ответила Гермиона.       — Даже так? — наигранно изумился тот и тут же улыбнулся. — Тогда можешь переходить сразу ко второй части своего плана.       Его слова заставили утерять остатки разума. Гермионе было плевать, что он снова вцепится ей в горло или ударит по лицу. Она сама готова была врезать ему по морде, а лучше всего несколько раз, чтобы отомстить за то, что он сделал с ней. Она сделала шаг вперёд и вцепилась в мантию Тома так крепко, что костяшки побелели.       — Сейчас я не намерена играть с тобой в кошки-мышки, Том. Если ты не скажешь мне ничего, то дальше я не отвечаю за себя, ясно?       Но Том продолжал улыбаться. Он так близко наклонился к её лицу, что Гермионе стало не по себе, и насмешливо прошептал:       — Рискни.       Та плотно сжала губы, чувствуя, как слёзы злости и бессилия начинают туманить взгляд. Она ощутила в себе настолько мощную злость, что с силой притянула к себе Тома, а затем резко оттолкнула его.       — Ты! Бесчувственная свинья! Тебе нравится выводить меня из себя!..       — Это всё? — смеялся он.       Гермиона скрипнула зубами и кинулась на него, зарычав:       — Хватит бесить меня! Хватит! Хватит!..       Её голос сорвался, а руки снова вцепились в Тома. Она трясла его и едва сдерживала слёзы, чувствуя себя безумной от того, что этот день повторяется, а она ничего не может с этим сделать. Она не знает, как заставить Тома рассказать ей правду, чтобы прекратить этот кошмар!       — Это всё, на что ты способна?       Гермиона отпустила одной рукой Тома и с силой ударила его по плечу.       — Говори же! Говори!       Но Том снова смеялся.       На него обрушился град ударов, но тот на них никак не реагировал.       — Говори! — дошла до визга Гермиона.       Она снова и снова хваталась за его мантию, но с каждой минутой сил становилось меньше, а слёз отчаянья и бессилия больше. Наконец, она медленно отпустила Тома и сделала шаг назад, всхлипнув и вытирая ладошкой слёзы. Никогда в жизни она не была так убита и растеряна.       В этот момент произошло неожиданное: Том схватил её за плечи и, не отпуская, толкнул к парте с такой силой, что та врезалась спиной в угол и застонала от боли. Она выгнулась и практически коснулась плечами парты, а лицо Тома оказалось прямо перед ней так близко, что та замерла, забыв о ноющей боли в спине.       — Когда я говорил «пытать», я имел в виду Круциатус, Грейнджер. Именно это называется пыткой, а не твоя истерика, — зашептал он ей в губы и, слегка встряхнув её, продолжил: — Ты злишься, потому что знаешь, я сильнее тебя. Ты боишься ощутить на себе мой гнев и мою силу. Ты не хочешь признавать себе, что я загнал тебя в угол.       — Отпусти меня, — лихорадочно зашептала Гермиона, задрожав всем телом от страха. — Прошу тебя.       — Что бы ты ни имела в виду под этой просьбой, но отпустить тебя я уже не могу. Ты сама загубила себя. Тебя загубило твоё любопытство. И за него теперь ты расплачиваешься.       Гермиона зажмурила глаза, лишь бы не видеть перед собой пронзительный взор Тома, который был так близко, что она невольно затаила дыхание.       — Но я ничего плохого не делала! — со стоном прошептала она.       — Я вижу тебя насквозь, Гермиона. Я знаю тебя так хорошо, как не знают тебя твои глупые друзья, — с улыбкой прошептал ей в ответ Том.       — Но как?       — Та диадема была моей, и, надев её, ты открыла мне всю себя.       — Н-но…       — Что тебе делать? — сладко улыбнулся ей Том и замолчал.       Его взгляд внимательно осмотрел каждую чёрточку на лице Гермионы, задержался на побледневших губах и хорошо видимых скулах, затем поднялся обратно к мокрым и блестящим от слёз глазам.       — Ничего не делать, кроме того, что скажу тебе я.       — Я… я не буду слушать тебя, — выдохнула Гермиона и снова зажмурилась на несколько мгновений, чтобы остановить слёзы.       — Тогда будь уверена, я сделаю так, что ты сама захочешь слушаться меня, — медленно прошептал он ей в губы с угрозой в голосе.       — Отпусти, — взмолилась та, закрывая глаза, лишь бы не видеть перед собой так близко Тома.       — С этого момента, чтобы я прислушался к твоей просьбе, тебе нужно будет убедить меня это сделать, — усмехнулся Том. — Убеди меня, чтобы я тебя отпустил!       — Перестань, прошу тебя! — всхлипнула Гермиона.       — Твои слёзы меня никак не трогают, Грейнджер.       — Что… что я должна сделать?       — Посмотри на меня, — шепнул он ей.       Гермиона медленно распахнула глаза и посмотрела в антрацитовый туман, клубящийся в глазах Тома. Её сердце бешено и громко застучало. Она не понимала, зачем он так близко находится рядом с её лицом и чуть ли не касается её губ своими, когда разговаривает. Это ужасно давило на психику. Она чувствовала, как боится его, но ничего не может сделать, и не потому, что Том её держит, а потому что эта близость сильно пугала и заставляла говорить всё, что угодно, лишь бы он отпустил.       Целую минуту они смотрели друг на друга неотрывно. Это была настоящая пытка, под конец которой Гермиона задрожала всем телом так сильно, что у Тома вызвало это тихий смешок. Она кое-как сдержала себя, чтобы не закрыть глаза, а он улыбнулся ей в губы и медленно отстранился, продолжая крепко держать за кофту.       — Видишь, я могу не только хватать за горло после того, как ты осмеливаешься кидаться на меня.       — Лучше… лучше за горло, — слабо ответила Гермиона.       Том усмехнулся.       — Нет, девочка. Пытка должна сводить с ума и заставлять дрожать всё тело от испуга. Пытка должна заставлять молить, чтобы я остановился.       — Н-но… зачем пытать меня? — не понимала Гермиона. — Я… я не владею никакими знаниями, как ты!       — Поднимайся, — насмешливо отозвался Том, не ответив на вопрос и дёрнув её за плечи на себя.       Гермиона поднялась и тут же вырвалась из цепких пальцев Тома, упираясь в стол.       — Прийти к тебе было ошибкой, — прошептала она, ощущая, как дрожь продолжает издеваться над телом.       — Я дал тебе намёк на то, что нужно сделать, чтобы я тебе хоть что-то рассказал.       — Кроме издевательства я ничего не различила.       Том снова подошёл к Гермионе и медленно положил ей ладони на плечи, отчего та сжалась, словно от холода.       — Я дал тебе ясно понять, меня нужно слушать, а не убегать от меня. Помни, я всё знаю о тебе. И я знаю то, что с тобой происходит.       Гермиона резко шарахнулась от собеседника и забежала за парты.       — Ты дьявол, — с придыханием вымолвила она. — Не думай, что я снова впала в заблуждение от твоих слов. Я не буду слушаться тебя, как собачка. И будь уверен, когда-нибудь я отомщу тебе.       Том выпрямился, слабо улыбнулся и опустил глаза вниз.       — Звучит совсем не устрашающе, но искренне.       Он грациозно взмахнул ресницами и поднял взгляд обратно на Гермиону.       — Не следи больше за мной! — отозвалась та, быстро пятясь к выходу из аудитории.       — Я же сказал, в исполнении любой твоей просьбы меня нужно убедить.       — Если я тебя ещё раз увижу, то тресну по морде!       — Тогда прежде подумай, что будет после того, как ты это сделаешь, — улыбнулся ей сладко Том.       Гермиона невольно обняла себя за плечи, упёрлась в дверь спиной и тут же взялась за ручку, чтобы дёрнуть её.       — Эй, Грейнджер!       Она обернулась и замерла.       — Это было приятно.       Гермиона скрипнула зубами, вышла за порог и громко хлопнула дверью под смеющимся взглядом Тома.