Прежде чем я влюблюсь

      Гермиона быстро подняла голову с подушки и огляделась. Первая мысль была такой, что это страшный сон, который за ночь нагло схватил её в объятия и долго не давал проснуться. Затем она осознала, что произошедшее было слишком ярким для сна, поэтому перестала сомневаться в действительности вчерашнего дня. Он был настоящим, и она прожила его именно так, как прожила. Голова закружилась от переизбытка чувств, вызванных вчерашними потрясениями, но сильнее всего в ней выпрыгивало облегчение при виде спящих в спальне соседок, которые снова и снова видели те же самые сны. Гермиона почувствовала, как на глазах проступили слёзы радости: она не проснулась в той гостинице с жутко давящими на неё стенами и она не проснулась в большой кровати, которая была такой холодной и неуютной. Гермиона проснулась в своей спальне, укутанная своим любимым мягким одеялом, как и обещал Том.       Как же она радовалась тому, что тот ужасный день был завершён! Он закончился! Вместе с ним должны закончиться все её переживания!       Но осадок от недавних приключений так и остался, оседая на её плечах тяжёлым грузом: она всё так же помнила, что все совершённые вчера деяния были её и только по её инициативе. Она прекрасно помнила, что всё произошедшее было только по её вине, и кого благодарить за то, что наступило новое «сегодня», в котором она точно не повторит своих ошибок?       Пребывая в смешанных чувствах, Гермиона откинула от себя одеяло и посмотрела на пол. Слезящимися от облегчения глазами она различила стеклянный шарик, который, наверное, впервые вызвал в ней чувство радости за все дни. Она была счастлива видеть этот чёртовый шарик на полу, потому что благодаря ему не оставалось сомнений, что всё самое ужасное было позади и без каких-либо последствий. Сегодня для всех она была прежней Гермионой, которая никогда в жизни не будет грубить преподавателям, душить Лаванду и тащить тело мёртвого Малфоя в лес. Жаль, что для самой себя Гермиона уже не была такой.       Она поднялась с кровати, быстро подошла к лежащему на полу шарику и, наклонившись, подняла его. Антрацитовый туман стал сгущаться, хаотично плавая в замкнутом пространстве, Гермиона улыбнулась ему и, не отводя от него глаз, подошла к тумбочке Лаванды, чтобы аккуратно положить его на место. Убедившись, что подарок Рона остался цел и невредим, она торопливо отправилась в ванную комнату приводить себя в порядок.       Гермиона чувствовала, как быстро забилось сердце от радости, глядя на своё отражение в зеркале. Ей стало понятно, что в каждом прожитом дне важное значение имеет каждая деталь. Очень важно, как она начнёт утро, и стало абсолютно ясно, что в удачно прожитом дне этот шарик явно должен быть целым. Это сразу же исключит все конфликты с Лавандой, которая способна своими криками вывести её так, что вся последующая вспышка злости перейдёт на Джинни, а затем, может, и на Рона, и на Гарри, и на Малфоя.       Мысль о Малфое заставила встрепенуться. Несмотря на то, что Гермиона была уверена, что проснулась в новом дне, который не имеет никакого отношения ко вчерашнему, она сильно заволновалась при мысли о слизеринцах. Начали ли они своё утро так же, как и всегда? Точно ли они проснулись в своих постелях?       Она стала кусать губу, чувствуя, как огромной силы переживания начинают душить за горло. Пока она не увидит их живыми и невредимыми, успокоиться не удастся.       Этот день оставил в душе огромный след, ведь он был буквально недавно, буквально вчера, буквально несколько часов назад.       Гермиона чувствовала себя бодрой и выспавшейся, но была уверена, что спала всего несколько часов. Очевидно, не важно, сколько времени она пребывала во сне – важно было то, что во сне она как будто бы теряла сознание, и просыпалась с той же бодростью, что и всегда. Единственное, что менялось, это настроение и мысли, которые в последнее время стали пробуждать её быстрее, чем яркое и холодное солнце, которое в зимние дни бывало слишком редким.       Глядя на себя в зеркало, Гермиона размышляла над тем, что ходит по лезвию ножа: если каждое её действие в этом дне имело результат, стоило стать предельно осторожной и… довериться всем словам Тома. Ведь так он хотел? Том хотел, чтобы она взяла себя в руки, и сегодня должен настать тот день, когда она сделает это. В этом дне должна быть Гермиона той, какой она есть. Да, пускай, она была уже не той, что несколько дней назад, но она, кажется, была настоящей – не нудной заучкой, которая хочет испортить праздник, как назвала её однажды Джинни. Совсем нет. Буквально за день она поняла, что у каждого дня есть вкус целой жизни, и всего лишь один день, одно действие, одна эмоция, одно чувство, могут изменить её мир так, что она способна его не узнать.       Мир был постоянным для других и особенным для неё. Один и тот же день, вызывающий в ней прогрессивность заложенных чувств, которые каждую секунду уносили её в водоворот ощущений, которые буквально с каждым часом меняли её эмоции. Она была разной. Абсолютно. Она взялась за голову и пребывала в шоке и в странной эйфории от того, какой она могла быть.       Абсолютно не та Гермиона. Абсолютно другая и непредсказуемая.       Она была обескуражена от отражения, смотревшего на неё. Во взгляде пылала радость и в то же время боль, которая ничем не могла быть восполнима. Она казалась себе дикой и странной. Она притянула к своей щеке руку и почувствовала нежную кожу лица. Почему она была такой? Почему её кожа такая гладкая и нежная, а поведение такое колющее и безжалостное?       Гермиона подумала о Томе, и, как никогда в жизни, живо представила его перед собой. Его ангельское лицо способно было выражать самую прекрасную дьявольскую улыбку, за которой могла следовать невообразимая жестокость. Неужели она была такой же? Неужели за её добротой и отзывчивостью скрывается злость и необузданная агрессия, которая никак не хочет быть под контролем? Эта бесконтрольность привела к такому дню как вчерашний, и ей хватило решительности бороться до конца, но не хватило хитрости, чтобы преодолеть все обстоятельства в одиночку. Теперь сомнений не оставалось, что Том был истинным слизеринцем, ведь это качество не подходит ни к одному другому факультету.       Гермиона снова вернулась к мыслям о том, кто такой Том. Конечно, о нём было слишком мало информации. С уверенностью она могла сказать только несколько вещей: он выпускник Слизерина, а значит чистота его крови была не такой, как у неё, его возраст примерно около двадцати лет, он никогда не играл в квиддич, иначе она бы помнила его из факультетской команды, и его зовут не Том, либо он не оканчивал школу с превосходными оценками по всем экзаменам. Как о нём узнать больше?       Глубоко вздохнув, Гермиона достала косметичку и задумалась: может быть, стоило выделиться сегодня? Она окончательно решила, что сегодня должен быть совсем другой день, и в первую очередь нужно было начать с себя. Сегодня на вечеринке она будет праздновать не победу Гриффиндора, а радоваться этому дню, который должен пройти и закончиться идеальнее любого предыдущего. Она больше не позволит себе ломать шарик Лаванды, ругаться с Джинни или с кем-либо другим. В конце концов, сколько можно наступать на одни и те же грабли? Если этот день пройдёт хотя бы спокойно, то это будет уже маленькая победа и, возможно, её агрессия исчезнет вместе со всеми неприятностями.       Гермиона достала коробочку с тенями и осмотрела палитру цветов. Оттенки светлого плавно переходили к тёмным и чёрному, и сейчас ей показалось, что её жизнь – это контраст палитры, где всё светлое перетекало в тёмное. Глупо было скрывать от самой себя, что в ней были все эти цвета, и Гермиона решила, что от других скрывать эту цветовую гамму своей души не было смысла. Она уверенно мазнула светлым цветом внутренний угол века, а вторым мазком затушевала внешний уголок глаза чёрным. Повторив то же самое с другим глазом, Гермиона моргнула и всмотрелась в своё отражение. Да, другая Гермиона, в которой были светлые душевные порывы, переходящие в тёмные и мрачные. Это она, и ей нужно быть собой.       Заканчивая макияж и размышляя о происхождении Тома, неожиданно Гермионе пришла в голову ещё одна идея: расспросить о нём у учителей. Для этого следовало снова оказаться в библиотеке, подготовить список выпускников-отличников за последние пять лет и поинтересоваться о них у своего декана. Если Том соврал со своим именем, то по описанию не сложно будет догадаться, как его зовут на самом деле. Если же ничто не подойдёт по описанию, то его, возможно, так и зовут, но он не отличник. Тем будет хуже, и ей ещё сложнее будет что-то узнать о нём.       Гермиона громко щёлкнула палитрой теней и закинула все принадлежности обратно в косметичку, пристально разглядывая своё лицо в зеркале. На неё смотрела непривычная всем Гермиона, которая, наконец, решила обнажить душу другим такими цветами, как светлый и тёмный. Настоящий контраст.       Она вышла из ванной комнатки и прошла к своему комоду, чтобы порыскать в вещах. Хотелось чего-то особенного, и такая одежда не скоро попалась на глаза. Закончив переодеваться, Гермиона обернулась и увидела, что Лаванда лежит в своей кровати с открытыми глазами и внимательно смотрит в потолок.       — Доброе утро, Лаванда, — сказала Гермиона, коротко улыбнувшись ей накрашенными губами.       Та лениво повернула голову к ней и произнесла:       — Грейнджер.       Лаванда подняла голову с подушки и через несколько мгновений уже сидела на кровати, свесив ноги вниз и внимательно разглядывая соседку.       — Что с тобой? Где твоя безвкусная причёска? Тебя, наконец, пригласил кто-то на свидание? Может быть, пятикурсник или вообще четверокурсник?       Гермиона задержала взгляд на Браун и сквозь яркую красивую улыбку произнесла насмешливым тоном:       — Нет, на свидание меня никто не приглашал, но, глядя на твою копну беспорядочных волос, я подумала, что не хочу быть замухрышкой, подобной тебе. За волосами нужно следить, Лаванда, вот тебе мой совет, иначе твой Бон-Бончик того гляди и перестанет тобой восхищаться. Я слышала, как-то он жаловался на тебя, что ты стала ему надоедать.       — От кого ты это слышала? — раздражённо спросила Браун, нахмурив свои брови.       — Какое это имеет значение? Я тебе по-соседски рассказываю и предупреждаю, — продолжала улыбаться та, затем, потеряв интерес к разговору, отвернулась и достала ботинки, чтобы обуться.       — Ты лжёшь! — воскликнула Лаванда в ответ.       — Зачем мне тебе лгать? Ни ты, ни твой Бон-Бон мне неинтересны. Впрочем, как знаешь. Может быть, потом вспомнишь мои слова, только от злости не разбей свой подарок, если он всё-таки важен тебе.       Схватив пальто, Гермиона направилась к выходу из спальни.       — Не лезь в мою жизнь, Грейнджер! Я сама разберусь, что мне делать!       — Это был дружеский совет, Браун, — легко отозвалась Гермиона, не оборачиваясь, и закрыла за собой дверь.       Спустившись в гостиную, она сразу же увидела Джинни, которая, как и всегда, готова была выпустить своё негодование на подругу. Неожиданно её нахмурившиеся черты лица при виде Гермионы перешли в удивление.       — Гермиона?       Она почувствовала, что это была тоненькая цепочка к победе в конце своего идеального дня. Вместо недовольства Гермиона выбила у Джинни изумление, с которым та внимательно её разглядывала.       — Привет, Джинни, — поздоровалась она, чувствуя лёгкую неприязнь к собеседнице.       Она всё так же помнила их ссоры, в одной из которых Джинни обвинила её в скуке.       — Что с тобой? — спросила та и, приблизившись к Гермионе, добавила: — У тебя свидание?       — Нет, — усмехнувшись, отозвалась Гермиона. — Эксперимент.       Джинни одобрительно улыбнулась, пристально разглядывая подругу, затем, слегка нахмурившись, спросила:       — Почему чёрный цвет? Мне кажется, сильно ярко и вызывающе.       — Тебе просто не привычно, — сдержанно отозвалась Гермиона, однако коротко улыбнулась. — Ты ждёшь кого-то?       — В общем-то, нет.       — Тогда идём на завтрак.       — Чёрт, Гермиона, тебя даже Малфой увидит и не узнает, — засмеялась Джинни, продолжая внимательно разглядывать черты лица подруги.       Гермиона перестала улыбаться и почувствовала, как паника стала хватать за горло и душить. Мысль о Малфое словно спустила её с небес на землю. Осадок от вчерашнего дня напомнил о себе и теперь тяжёлым грузом ощущался на плечах и в душе. Смесь ужаса и страха подступала комом в горле, отчего захотелось прямо сейчас бежать вниз, чтобы увидеть и убедиться, что с Малфоем и его дружками всё в порядке. Поддаваясь усиливающимся чувствам тревоги и паники, Гермиона быстро направилась к выходу из гостиной.       — Эй, Гермиона, — окликнула её Джинни, едва поспевая за ней, — ты куда так быстро побежала?       — Поняла, что сильно голодная. Идём скорее, если хочешь составить мне компанию, — бросила ей в ответ та, не сбавляя шаг.       Почти бегом они добрались до большого зала, где потихоньку собирались студенты на завтрак. Здесь было слишком шумно – ещё бы! Все были воодушевлены предстоящей игрой, на которую, к слову, Гермиона не собиралась идти. Вместо этого у неё в планах было поймать своего декана и задать несколько вопросов, а затем пропасть в библиотеке.       Как только Гермиона оказалась в зале, она стала внимательно оглядывать каждого присутствующего, но пока не видела ни Малфоя, ни Крэбба, ни Гойла. Взглянув на свои часы, она прикинула, что в это время она их встречала на улице в такую рань, и было странным. Что они вообще делали в стороне запретного леса? Может быть, они и не собиралась идти на завтрак после ранней прогулки?       Ей вспомнился день, когда она попала в больничное крыло, где вечер проводил с ней Гарри, рассказывая о занятиях у профессора Дамблдора. В тот день он сказал, что Малфой появился за завтраком с разбитым носом. Значит, он должен прийти сюда.       Гермиона шла между столами своего факультета и факультета Слизерин, выбирая себе место. В этот момент её думы прервал насмешливый голос:       — Эй, Грейнджер, решила сменить имидж? Поверь, тебе даже так не идёт.       Гермиона посмотрела в сторону и увидела хихикающую Панси Паркинсон, сидящую рядом с Теодором Ноттом. Тот поднял свой взгляд на неё, задержав на несколько секунд, и тут же, потеряв интерес, отпил из стакана тыквенный сок.       — Паркинсон, ты будешь последняя, у кого я спрошу мнение о своём внешнем виде. Очень опрометчиво спрашивать об этом у той, кто свой стиль одежды не менял шесть лет и неизвестно, сколько ещё не поменяет.       Нотт подавился соком и покосился на Панси, которая перестала смеяться. Тем не менее, тон её голоса продолжал оставаться спокойным.       — Я не ношу дешёвое тряпьё в отличие от тебя.       — Конечно! Много лет назад ты купила себе единственные дорогие вещи и до сих пор ходишь чуть ли ни в одном и том же. Твоя ночная сорочка случайно не стёрлась до дыр?       Гермиона не сдержала насмешки. Она не понимала, откуда в ней находится столько колкостей, однако точно знала, что сможет постоять за себя. В этот момент с ней поравнялась Джинни, с интересом слушая перепалку двух однокурсниц.       — Закрой свой грязный рот, Грейнджер, — мрачно отозвалась Паркинсон, притянув к себе стакан с соком, чтобы глотнуть.       — Знаешь, а тебе повезло со своими… габаритами: что на первом курсе, что на последнем, твоя одежда не поменяла своего размера, так что вполне экономично – не менять вещи каждый год.       Теодор Нотт снова поднял взгляд на Гермиону, и та различила в нём смех. Ей тоже было смешно, и она не стала препятствовать выходу эмоций, звонко рассмеявшись. Чувство превосходства даже в словесной перепалке здорово поднимало настроение. Она хваталась за эти ощущения, ведь они прекрасно оттесняли противный осадок вчерашнего дня. Гермиона пыталась затмить свой вчерашний страх и ужас чувством удовлетворения от происходящего сегодня. Как же странно это было – убивать безысходность колкостью.       После слов Гермионы Паркинсон достала свою палочку и поднялась на ноги. Гермиона быстро отреагировала на этот жест, доставая свою палочку, заметив, что Джинни последовала её примеру.       — Если ты не заметила, мы в Большом зале, где полно учителей, — спокойно произнёс Теодор, подняв взгляд на Панси.       Та коротко взглянула на стол преподавателей и снова гневно посмотрела на Гермиону.       — Слова закончились? — спокойно спросила Гермиона, неотрывно наблюдая за Паркинсон.       — Сядь спокойно и сиди, пока наш факультет не заработал штрафные баллы, — продолжил Нотт.       Панси медленно спрятала палочку и раздражённо произнесла:       — Оборачивайся в коридорах, грязнокровка.       — Обычно шавки пищат прежде, чем нападают, так что, думаю, в этом не будет необходимости.       Лицо Панси стремительно покраснело от негодования, а Теодор закусил губу, чтобы сдержать смех. Джинни весело расхохоталась и тут же потянула на себя Гермиону, чтобы их перепалка с Паркинсон не зашла ещё дальше. Послышался звук бьющейся посуды и за спиной мягкий голос Нотта:       — Тише, Панси. Перестань. Не здесь.       Гермиона не стала оборачиваться, пребывая в уверенности, что та не сможет напасть в месте, где много людей. Снова проявление её неизвестно откуда взявшейся самоуверенности. Благо, эта самоуверенность её не подвела. Гермиона и Джинни сели за свой стол, и последняя, покосившись на стол Слизерина, тихо захихикала.       — Гермиона, где ты такого нахваталась? Я думала, что со смеху умру, прежде чем мы уйдём оттуда!       — Просто кому-то нужно уметь держать язык за зубами, — ровным тоном ответила Гермиона, однако затем на её губах заиграла улыбка. — Думаешь, она тут же погонится за мной?       — Не знаю, — пожала плечами Джинни и, всматриваясь дальше на стол Слизерина, произнесла: - Сейчас Малфою будет ныть о том, что сделала ты…       Гермиона тут же повернулась в сторону, куда смотрела Джинни, и увидела Малфоя, Крэбба и Гойла. Облегчение заструилось по венам, согревая своим теплом. Её волновала только их жизнь, а они были живы, значит, больше переживать было не о чем. Это действительно был новый день, который для всех не имел никакого отношения к предыдущему.       — …ты молодец! В общем, ребята долго будут смеяться над тем, как ты поставила на место Паркинсон!.. Гермиона?       Та повернулась назад к подруге и недоумённо посмотрела на неё.       — Что ты говорила?       — Да, вкус победы, — весело усмехнулась Джинни, с интересом взглянув на Гермиону, затем её взгляд снова начал блуждать в стороне. — Вон, Гарри! Сейчас я ему расскажу, с ума сойдёт от смеха!..       Гермиона на автомате поздоровалась с другом, по-прежнему не обращая внимания на Рона, который, как и в любой другой день, молча сел рядом с Поттером. В этот раз они не говорили о предстоящей вечеринке. Джинни сходу начала рассказывать о перепалке Гермионы и Паркинсон, заставив заулыбаться даже Рона, который вскоре отвлёкся на подошедшую Лаванду. Гермиона не слушала, о чём они говорили, продолжая дальше думать о вчерашнем дне, а точнее отгонять все оттенки чувств и эмоций от себя, ведь сегодня этого дня не было, значит, и от тех ощущений нужно было как-то избавляться. Но как? Как можно выдернуть из головы убитого Малфоя, которого она бесчувственно тащила в лес, чтобы бросить его под листьями и ветками? Как выкинуть из головы эту чёртову нить, которую она сама взяла в свои руки? Как забыть бегство от преследователей, которые чуть не загнали её в угол? Как забыть цепкие и ласковые пальцы, которые душили и успокаивали её после всего, что она сделала?       Гермиона почувствовала, как отчаяние снова стало одолевать её, и хотелось поскорее убраться из зала, лишь бы никто не различил подавленное настроение, которое всеми силами она пыталась заглушить другими эмоциями. Сегодня она должна провести продуктивный и рациональный день, получить хоть какие-то результаты, а не очередную порцию злости, боли, ужаса и страха, которыми был и так заполнен каждый предыдущий день.       — Гермиона, Гарри только что сделал тебе комплимент! Слышишь? — окликнул её голос Джинни, и она хихикнула, повернувшись к другу. — Она до сих пор пребывает в эйфории от произошедшего!       Гермиона выпила сок, затем медленно поднялась со своего места и направилась к выходу из зала.       — Эй, я думала, мы вместе пойдём на поле! — воскликнула младшая Уизли.       — Я позже подойду! — бросила ей в ответ Гермиона и быстро направилась дальше.       — Грейнджер, мы не закончили!.. — сбоку послышался голос Панси.       Но она не стала останавливаться, ответив ей коротко:       — В следующий раз порадую тебя своими колкостями. Сейчас я занята.       Гермиона шла дальше и спустя несколько секунд только поняла, что параллельно в другом ряду кто-то идёт, поглядывая в её сторону. Коротко обернувшись, она увидела Панси, которая спокойно шла таким же темпом, что и Гермиона. Та мысленно выругалась и стала доставать волшебную палочку, чтобы быть готовой к нападению. Удивительно, но Панси не пыталась хитрить и скрываться для неожиданного удара, показывая Гермионе всю свою решительность. Стало немного не по себе от того, что этот день может быть испорчен ещё одной безрассудностью, которая вылетела несколько минут назад в сторону зелёного факультета. Да, это именно безрассудность, и ничего больше. Стоило ли дать Паркинсон отпор или кинуться на неё в лобовую атаку при первом же удобном моменте?       Гермиона вышла из зала с толпой возбуждённых когтевранок, которые направились в вестибюль, чтобы выйти на улицу. Панси оказалась в нескольких метрах за спиной Гермионы, шагая след в след. Та тут же осознала, что выходить на улицу – плохая идея, ведь именно там начинались её приключения в последние два дня. Первый закончился больницей, а второй – бегством. Не хотелось повторять ошибок прошлых дней.       И где-то глубоко внутри зарождалась уверенность, что за ней наверняка следит Том. Он никогда не пропускал таких моментов.       Гермиона стала колебаться: остаться здесь, среди студентов, и, может быть, показаться трусихой, что не способна один на один дать отпор Паркинсон, или следовать дальше со всей решительностью и дальнейшей безрассудностью в тихое место, где у Тома будет возможность снова поиграть на её нервах. Она была даже уверена, что у него созрел очередной хитрый план, который снова приведёт её в ошеломление и ужас.       Чувствуя, как этот день буквально тает в руках, Гермиона осмотрелась по сторонам, пытаясь различить чужое присутствие, но, ничего не уловив, она решительно развернулась лицом к Панси и с вызовом посмотрела ей в лицо.       — Зачем идёшь за мной?       — С чего ты взяла, что я иду за тобой?       — Тогда иди, не буду задерживать, — отозвалась Гермиона, отступая и быстро оглядывая вестибюль в поисках присутствия Тома.       — Где же твоя безумная храбрость? Испугалась меня без присутствия подружки? — скривилась в ухмылке Панси, тоже коротко оглядев всё помещение.       — Ещё чего! — фыркнула Гермиона, делая небольшой шаг к ней. — Я же сказала, у меня нет сейчас времени на колкости. Так и знала, что задела тебя до глубины души, что ты бесхитростно побежала за мной. Даже Нотт смеялся над тобой.       — Заткнись, дрянь! — зашипела Панси и тут же взмахнула палочкой, произнеся заклинание.       Гермиона поставила щит, делая несколько шагов от противницы, чтобы установить дистанцию. Некоторые студенты, проходящие мимо, заинтересованно стали наблюдать за ними.       — Не думала, что ты любишь быть в центре внимания, — медленно отозвалась Гермиона, понимая, что может только отступить от Панси и от своей решительности.       — Мисс Паркинсон! Мисс Грейнджер! — послышался эхом строгий голос профессора.       Те тут же обернулись и увидели спускающуюся по лестнице профессор Макгонагалл. Она с удивлением осматривала своих студентов, стремительно приближаясь к ним.       — Тебе повезло, грязнокровка, — буркнула Панси, повернувшись к Гермионе и пряча волшебную палочку в карман мантии.       — Что вы здесь устроили?! — оказавшись ближе, спросила Макгонагалл, поочерёдно оглядывая Панси и Гермиону, затем повернулась к толпе зевак. — На вас же все смотрят! Идите, мисс Нортен! Нечего здесь смотреть, мистер Трэверс!       — Гермиона попросила проверить её на внезапность нападения, а я любезно согласилась помочь в этом. Просто она переживает, что на следующем занятии профессора Снейпа не достаточно будет подготовлена для сдачи практического материала…       — Всё верно, профессор Макгонагалл. Мы шли на квиддичное поле, и я попросила Панси напасть на меня, — подтвердила Гермиона, равнодушно посмотрев на профессора.       — Вы можете практиковаться, но не в коридорах школы! Для этого есть специально отведённые места!.. — продолжала строгим тоном Макгонагалл.       — Простите, профессор, просто мы с Панси так сильно заговорились об этом, что я даже не подумала, что на нас могут смотреть, — оправдывалась Гермиона.       Макгонагалл поджала губы, внимательно осматривая лица Панси и Гермионы и пытаясь что-то вычитать в них, затем спустя несколько секунд довольно сдержанно произнесла:       — Хорошо, но в следующий раз я сниму с ваших факультетов баллы. Мисс Грейнджер, вы – староста, и в первую очередь должны помнить о дисциплине и контролировать её.       — Конечно, профессор, простите, — слегка опустив голову, отозвалась Гермиона и тут же обратилась к Паркинсон: — Пойдём, Панси.       Та тут же оказалась возле Грейнджер, и вдвоём они неторопливо зашагали к выходу.       — Мисс Грейнджер!       Гермиона тут же обернулась назад и быстро подошла к своему декану.       — Вы не могли бы подойти ко мне утром в понедельник перед занятиями? Я бы хотела дать вам книгу, которую вы просили в начале недели, помните?       — Конечно, профессор, — тут же отреагировала Гермиона, осознавая, что сейчас был шанс поговорить.       Но она не была готова допрашивать профессора, ведь она даже не успела зайти в библиотеку за именами! Вся её сущность осознала, что времени в одном дне может оказаться слишком мало для того, чтобы получить какие-то ответы. Появилось пылкое желание рассказать всё и попросить помощи, ведь так она решила вчера, когда с ней происходили ужасы того дня?       — А у вас эта книга в кабинете? Может быть, её можно забрать сейчас?       — Да, но… разве вы не торопились на поле? Сейчас все хорошие места займут…       — Нет, профессор, — тут же качнула головой Гермиона, чувствуя, как слабая надежда разжигает в ней огонь нетерпеливости. — Послушайте, мне хотелось бы с вами поговорить кое о чём, и, если вы не против, то не здесь.       — Полагаю, что-то очень важное? — поинтересовалась Макгонагалл.       Гермиона огляделась вокруг.       — Да, очень важное, профессор. Если вы мне не сможете помочь, то мне никто не поможет, — с ноткой отчаяния отозвалась Гермиона, снова оглядываясь по сторонам и мельком замечая идущих мимо них студентов.       — Что же пойдёмте в мой кабинет, мисс Грейнджер.       Они направились к лестнице, и, оглядевшись ещё раз, Гермиона, наконец, заметила Тома. Он стоял неподвижно возле большого гобелена и не сводил с неё взгляда, который абсолютно ничего не выражал. Злился ли он сейчас на неё за очередную лазейку, в которую она вцепилась? Не посчитает ли он нужным снова мучить её за то, что ей не сидится на месте?       Страх стал подгонять быстрее идти за профессором, лишь бы избавиться от пристального взгляда за своей спиной. Она не смогла не обернуться ещё раз и встретилась с тёмными глазами, которые по-прежнему ничего не выражали, но следили за ней.       Может быть, стоило отказаться от этой затеи? Не зря же Том показал ей, что он здесь.       Тем не менее, Гермиона быстро шла рядом с профессором, молясь поскорее скрыться за первым же поворотом.       Они шли в тишине мимо весёлых учеников, которые с жаром предвкушали предстоящий матч. Иногда профессор Макгонагалл обращалась к студентам младших курсов, чтобы они вели себя поспокойнее. И скоро Гермиона оказалась на четвёртом этаже возле кабинета профессора. Та открыла дверь и пригласила зайти Гермиону.       — О чём вы хотели поговорить, мисс Грейнджер? — спросила Макгонагалл, как только за ней закрылась дверь.       Она видела, как Гермиона занервничала, растерянно оглядывая кабинет, словно видела его впервые.       — Я… не знаю, с чего начать, — призналась та. — Боюсь, вы можете мне не поверить…       — Начните с самого начала. Присядьте, — предложила ей Макгонагалл, указывая на стул возле стола, а сама обошла своё место и присела напротив Гермионы.       Та медленно прошла к стулу и села на него, пытаясь собрать всю волю в кулак. Она заглянула в глаза профессору и с ужасом стала осознавать, что именно на своего декана вчера повышала голос и, более того, сумела напасть и убежать. Чувствуя себя пристыженной, Гермиона опустила глаза вниз, закусила губу, пытаясь собраться с мыслями.       — Не нервничайте, мисс Грейнджер. Я выслушаю всё до конца, что бы это ни было, — более мягким тоном обратилась к ней Макгонагалл, внимательно рассматривая свою студентку.       — Хорошо, давайте я тогда спрошу у вас об одном человеке, а вы попытаетесь припомнить его, а затем я вам всё объясню, для чего спрашиваю.       — Вы могли бы по ходу дела рассказать…       — Нет, профессор, поймите, мне так будет легче, — жалобно перебила её Гермиона, подняв глаза на женщину.       — Хорошо, давайте так, мисс Грейнджер.       — Я хотела бы узнать… вы же помните выпускников-отличников за последние пять или семь лет? Их же было не много?       — Да, конечно. Почти каждый год выпускается один или два ученика с превосходными результатами. Исключением был прошлый и позапрошлый год. Вы же помните, что в позапрошлом году экзамены отменили в связи с… происшествием на турнире трёх волшебников. А в прошлом году не было таких выпускников.       — Да, профессор. Я бы просто хотела узнать о выпускниках, которые окончили школу ранее этих… событий. Как их зовут, вы помните? Как они выглядят?       — Я стесняюсь предположить, мисс Грейнджер, зачем вам понадобилась подобная информация, но… Неужели вы хотели бы к ним обратиться, чтобы они поделились своим опытом в сдаче экзаменов? У вас ещё шестой курс, и будьте уверены, переживать вам не о чем. У вас всё прекрасно с подготовкой к аттестации в следующем году…       — Нет, профессор, мне нужно не для этого. Я вам всё объясню, только расскажите мне об этих учениках: кто они?       Гермиона выпрямила спину, напряжённо заглядывая в глаза Макгонагалл. Та немного поколебалась и выдохнула:       — Хорошо, сейчас я припомню и расскажу вам. За последние семь лет было только… пять выпускников: два из Слизерина, один из Гриффиндора и два из Когтеврана.       — Как они выглядели?       — Бэзил Боунс, выпускник Когтеврана, невысокий мальчишка, был очень дисциплинированным и ответственным во время обучения в школе…       — Невысокий? — перебила её Гермиона.       — Да, примерно ваш рост, — кивнула Макогнагалл.       — Не подходит, — тут же качнула головой та.       — Вы по описанию пытаетесь определить человека? — уточнила профессор.       — Да, верно, продолжайте, профессор.       — Второй ученик – Пенелопа Кристалл…       — Интересуют только парни, — тут же отозвалась Гермиона.       Макгонагалл слегка удивилась, но продолжила без лишних вопросов.       — Ученик Гриффиндора – вы его знаете. Перси Уизли.       — Да, конечно.       — И два ученика Слизерина: Каспер Флинт и Джереми Брувствер.       — Каспер Флинт – это брат Маркуса Флинта?       —Да, старший брат, — подтвердила Макгонагалл. — Такого же телосложения, высокий с тёмными волосами. В квиддич он не играл, его интересовала только учёба.       — А вы не знаете, кем он сейчас работает?       — В министерстве магии, кажется, в отделе магического правопорядка. Во всяком случае, я слышала об этом.       — А что вы можете рассказать ещё про Каспера? Может быть, у него были отличительные черты какие-то? Может быть, у него привлекательная внешность?       — Он очень похож на своего брата.       — Тогда нет, не подходит, — задумчиво отозвалась Гермиона. — А Джереми Брувствер?       — Он выпускался семь лет назад. Обычный мальчик, ничего примечательного в нём не было. Светловолосый и…       — Нет, тоже не подходит, — качнула головой Гермиона и закусила губу.       — А кого вы ищите?       — Это все выпускники, вы уверены?       — Конечно, мисс Грейнджер! Они все сдавали у меня экзамен по моему предмету.       Понимая, что выхода нет и зацепиться не за что, Гермиона решила спросить прямо:       — А имя Том вам ни о чём не говорит? Может быть, был какой-нибудь ученик за эти семь лет с таким именем?       — За семь лет через меня прошло немало учеников, мисс Грейнджер, но почти всех я помню. Если вы опишите этого человека, который вас интересует, то…       — Я боюсь, могу некорректно его описать, но давайте попробуем, — согласилась Гермиона. — Полагаю, это выпускник Слизерина. Темноволосый и высокий. Ещё… носит перстень на пальце, хотя он мог появиться у него после школы.       — Очень размытое описание, мисс Грейнджер.       — У него примечательная приятная внешность и… он явно пользовался вниманием у женской половины школы.       Макгонагалл задумалась на некоторое время, затем произнесла:       — Ученика с именем Том у меня не было за последние семь лет, кажется. Но ваше описание… секундочку, дайте мне подумать.       Гермиона напряжённо ждала ответа, но Макгонагалл долго молчала, копаясь в своей памяти. Спустя некоторое время она произнесла:       — Боюсь, я не назову вам ни одного имени ученика, который подошёл бы под ваше описание. Таких не было, да и я бы запомнила.       Гермиона почувствовала, как сердце рухнуло вниз. Поиски о Томе были ужасно бессмысленными даже у учителей. Может быть, он вообще не учился здесь?       — Если я ответила вам на все ваши вопросы, то позвольте выслушать вас: для чего вам это? Что у вас случилось?       — Послушайте, профессор, я сейчас вам расскажу свою историю, только… не отправляйте меня сразу к мадам Помфри. Я знаю, что в это сложно будет поверить и…       — Не стесняйтесь, мисс Грейнджер, я же сказала, что выслушаю вас до конца, прежде чем что-то предпринимать.       — Хорошо, — кивнула Гермиона и принялась рассказывать историю.       Она рассказала о своём первом дне, в котором случайно наступила на стеклянный шарик Лаванды, с которого начался этот ужасный день. Рассказала о том, как проснулась на следующий день и стала осознавать, что события повторяются. В этот момент Макгонагалл придвинулась за столом ближе к Гермионе, внимательно выслушивая её рассказ. Она рассказала про первую встречу с Томом и последующую, в которой тот объяснял ей, кто он такой и зачем сюда пришёл. Гермиона рассказала всё, упуская в своей истории моменты, где Том применял к ней насилие, а также ситуации, в которых Гермиона ругалась со своими друзьями, с Лавандой, про вечеринку и про то, что вчера случилось с Малфоем и его дружками. Когда она дошла до сегодняшнего дня, Гермиона закончила рассказ своими догадками о Томе и замолчала, напряжённо ожидая ответа.       Профессор Макгонагалл долго наблюдала в тишине за ученицей, затем медленно начала говорить:       — Мисс Грейнджер… сколько дней вы провели в этом, как вы называете, повторяющемся дне?       — Около двух недель, профессор.       — Чем вы занимались всё это время?       — Пыталась прожить этот день каждый раз по-новому, чтобы найти из него выход. Часто бывала в библиотеке, но никакой информации не нашла ни про диадему, ни про Тома, который представился отличником, ни про сам день.       — Мне следует понимать, что ваши взаимоотношения с этим человеком сложились не так удачно, что он не рассказывает вам ни о чём?       — Он утверждает, что я не готова воспринять его предложение, взамен на которое он откроет мне секрет этого дня.       — Но ваш день каждый раз меняется, потому что вы поступаете всегда по-разному, так?       — Да. В сегодняшнем матче по квиддичу победит Гриффиндор, но способен проиграть, если наша команда будет не в духе.       — А что вы делали в пятницу? В вашу настоящую пятницу, мисс Грейнджер.       — Была на занятиях, а вечером проводила время в библиотеке, готовя эссе по заклинаниям.       — И практикой вы не занимались? Никто не наводил на вас порчу?       — Нет, я бы это заметила.       Макгонагалл ничего на это не ответила, продолжая пристально наблюдать за Гермионой. У той вдруг возникло предчувствие, что профессор ей не очень верит.       — Послушайте, профессор! Я понимаю, что это звучит странно и…       — Это действительно звучит странно. Я никогда не слышала о таком понятии, как повторяющийся день. Время – до сих пор неизвестный аспект магии, но даже к концу нашего века известны только маховики, одним из которых вы когда-то пользовались, и то их ограниченное количество и все они под наблюдением. Если вы каждый раз перемещаетесь в начало пережитого дня, то по законам времени вы должны сталкиваться с собой…       — Да! Но я одна-единственная в этом дне!       Макгонагалл снова замолчала, плотно сжав губы.       — Может быть, профессор Дамблдор сможет помочь с этим?       — Его с ночи нет в школе, и появится он не скоро, так что, боюсь, в вашем дне он ничем не поможет. Вы говорили, что этот день, скорее всего, вызван какой-то диадемой. Опишите мне её?       — Она похожа на венец, который надевают на голову. Её сделали, кажется, из серебра, но металл выглядел слишком грязновато. На заострённом конце есть несколько драгоценных камней…       — И один из них привлёк ваше внимание.       — Да. Самый большой камень, насыщенного тёмно-синего цвета.       — Скорее всего, я ошибаюсь, но по описанию похоже на диадему одного из основателей факультета.       — Кандиды Когтевран? — тут же спросила Гермиона, понимая, что об этой утраченной реликвии она не подумала.       — Верно. У меня есть книга об основателях школы, минуточку.       Макгонагалл встала со своего места и подошла к стеллажам с книгами. Её пальцы стали ощупывать вскользь книги, пока не остановились на одной из них. Она достала её и подошла к столу перед Гермионой, открывая содержание.       — Посмотрите, так ли она выглядела?       Перед Гермионой открылась страница с иллюстрацией диадемы, которую она тут же узнала.       — Да! Это она! Только… металл, из которого она изготовлена, не такой яркий и… диадема выглядела так, словно её запачкали.       — Мисс Грейнджер, вы же знаете, что диадема была утеряна множество веков назад и… говорить о её существовании практически бессмысленно, — с ноткой сожаления произнесла профессор.       — Поверьте мне, профессор! Это именно она! Я понимаю, что диадема утеряна очень давно, но… — Гермиона нервно схватилась за голову, чувствуя своё бессилие от того, что не может заставить Макгонагалл без сомнений поверить ей.       Как же она сразу не подумала о диадеме Когтевран? Это самая известная диадема в мире волшебников! Наверное, она о ней не подумала по той же причине, что и Макгонагалл сомневается в её существовании, ведь диадема действительно давно потерялась, и никто из ныне живущих не может знать о её местонахождении. А она оказалась спрятана в замке, в Выручай-комнате. Это ей напомнило кое о чём.       — Профессор, вы же помните о Тайной комнате? Её тоже считали не существующей, как и диадему — исчезнувшей! Однако комната существовала, здесь, в замке. Почему вы полагаете, что я не могла найти здесь же и утерянную диадему, которая всё это время была спрятана кем-то в школе? Может быть, та же Кандида, как и Салазар, спрятала свой артефакт!       Макгонагалл задумалась на несколько секунд и доверчиво посмотрела на Гермиону.       — Ваши рассуждения вполне логичны, но как вы объясните эту магию, что привела вас в этот повторяющийся день?       Гермиона выдохнула с облегчением, понимая, что ей удалось убедить Макгонагалл в происходящем с ней.       — Я не могу этого объяснить. Я не нашла абсолютно ничего по этому поводу, и именно поэтому мне пришлось обратиться к вам. Неужели вы никогда в жизни не слышали о таком явлении, профессор?       — Боюсь, что нет, мисс Грейнджер, — с сожалением отозвалась та. — Может быть, кто-то наложил на эту диадему такое заклятие, что любой надевший её на голову становился замкнут в одном дне? Однако подобных заклинаний не существует, и тем более никогда не существовало.       — А возможно ли, что сам артефакт от природы имеет такую магию?       — Об этом не описано ни в одной книге. Кандида Когтевран и её последователи никогда не упоминали о такой магической силе при описании диадемы. Она создана только для того, чтобы придавать ума её владельцу.       — Но когда я её надела, умнее не стала!       — Может быть, это была подделка? К тому же вы говорили, что цвет металла не совсем похож на оригинал.       Гермиона опустила голову, задумавшись.       — Или она осквернена чёрной магией, — прошептала она, припоминая, что где-то читала о том, что любой предмет, на который наложена чёрная магия, меняет свои магические и физические свойства.       — Возможно, — согласилась Макгонагалл и продолжила: — Но тогда я не понимаю, какое отношение к этому имеет ваш новый знакомый? Не он, а вы надели эту диадему. По логике вещей только вы, мисс Грейнджер, должны быть в этом дне. И никого другого с вами рядом не должно быть.       — Вы полагаете, что дело не в диадеме, а в чём-то другом?       — Разумеется, диадема связана с этим, ведь именно с неё началась ваша история. На ней либо чёрная магия, либо это копия с какими-то неизвестными нам проклятиями. Но, мисс Грейнджер, вы же понимаете, что тот молодой человек никак не может быть связан с диадемой, если только она – копия, конечно же?       — Я вам говорила, профессор Макгонагалл, что Том меня уверял – диадема принадлежит ему.       — Но вы и говорили, что он вам во многом врёт, — напомнила та.       — Хорошо, если эта диадема – подделка, то на ней магия Тома. Значит, он не врёт, что она принадлежит ему, и только ему одному известно, что происходит в этом замкнутом дне. Но если диадема настоящая…       — То Том так же мог вам не соврать, ведь он до вас стал обладать этой диадемой, только есть возможность, что он её изучил ранее, и поэтому знает законы времени, в котором вы оказались. По существу, даже не важно, копия это или оригинал, но ваш приятель знает о ней куда больше, чем вы.       Наступила тишина.       Спустя минуту профессор Макгонагалл произнесла:       — В любом случае вам нужно найти эту диадему и изучить её свойства, чтобы хоть что-то узнать об этом дне. Хотя бы как она действует.       — Но я пробовала её найти, и там ничего не было!       — Вы говорили, что буквально в первые дни утром на том же месте застали Тома, который понял, что вы пришли искать диадему. Возможно, он оказывается там раньше вас и быстрее забирает её, чтобы вы не смогли забрать диадему себе? Он же должен был как-то изучить её свойства, чтобы так хорошо ориентироваться в законах этого дня.       — Вы правы, профессор, мне нужно попытаться забрать её раньше, если она там появляется каждый новый день, — согласилась Гермиона.       — Попытайтесь. Более того, можно сделать вывод, который вы озвучивали ранее: Том оказался в этом дне раньше вас, поэтому лучше вас и знает, как управлять этим днём.       — Вчера он мне сказал, что эта теория неверная, — заметила та.       — Но вы же помните, сколько этот человек вам врал. Он мог соврать вам и в этот раз, мисс Грейнджер, — напомнила Макгонагалл.       — Хорошо, если он оказался раньше меня в этом дне, то неужели ему приносит удовольствие проживать его снова и снова, как и я? Если он изучил законы этого дня, то что ему мешает покончить с этим?       — Здесь может быть две причины. Во-первых, он не до конца изучил их, чтобы выбраться отсюда. Во-вторых, ему может чего-то не хватать, чтобы выбраться из этого дня, и тогда, возможно, он и хочет сделать какое-то предложение вам взамен на то, чтобы вы тоже узнали секрет этого дня.       — Тогда я останусь в этом дне, а он выйдет?       — Это маловероятно. Вы же сами сказали, что он ждёт от вас какого-то согласия, и вряд ли он предложит вам согласиться остаться в этом дне ради того, чтобы он сам вышел из этого круга.       — Верно, — задумчиво отозвалась Гермиона.       — Значит, вы должны ему помочь в чём-то, к чему вы не готовы пока что на его взгляд, чтобы выбраться вдвоём из этого дня. Либо он знает все выходы и… просто добивается от вас чего-то, прежде чем… вы выберетесь в новый день.       — Совсем не радужный прогноз, профессор, — слабым голосом отозвалась Гермиона, чувствуя, как голова начинает раскалываться.       — На вашем месте мог оказаться кто угодно…       — Но оказалась именно я. Иногда мне кажется, что Том специально выбрал именно меня, а не кого-то другого!       — У меня нет оснований так полагать, — качнула головой Макгонагалл. — Этому человеку что-то нужно, однозначно, и на вашем месте я бы постаралась как можно скорее понять, что именно.       — Было бы всё так просто. У него слишком жестковатые… манеры.       — Что вы имеете в виду? Он изводит вас?       — Нет, — тут же соврала Гермиона, отводя глаза в сторону. — Просто он сам по себе очень сложный человек. Если он не хочет что-то говорить, то он ни за что это не скажет.       — У вас один вариант – проникнуться к нему дружеской симпатией.       Гермиона прикрыла глаза. Она прекрасно осознавала уже несколько дней, что этот вариант был самым логичным, но, вспоминая все их перепалки, Гермиона чувствовала, что её сущность начинал охватывать панический страх, который каждый раз напоминал о том, насколько жесток Том, чтобы попытаться с ним сблизиться.       — Я уже пришла к этому выводу, профессор, — вздохнула Гермиона.       — Я понимаю, что вся эта ситуация вам крайне неприятна и изводит ваши нервы, но я, в свою очередь, обещаю вам поискать что-нибудь об этом дне, а также перечитаю все упоминания о свойствах диадемы. К сожалению, я не могу вам помочь выяснить, кто такой этот Том, да и вряд ли это имеет значение, ведь он может быть замкнут здесь многие… годы, но о повторяющемся дне и о диадеме я могу поискать.       — Профессор, вы же понимаете, что у меня есть время до ночи. Завтра вы уже ничего не вспомните.       — Я займусь этим прямо сейчас и потрачу времени столько, сколько нужно на то, чтобы вам помочь.       — А квиддич?       — Вы же уже сказали, что Гриффиндор победит. К тому же это не самое важное дело.       — Но если вы не успеете, то подскажите мне, с чего начать, чтобы вы мне сразу поверили? Этот разговор может пройти не так, как сейчас, и мы можем потратить слишком много времени на это, профессор.       — Если окажется так, что я не успею за день хоть что-то выяснить, то в следующий раз, мисс Грейнджер, скажите, что готовы показать мне свои воспоминания. Это убедит меня тут же поверить вам.       — Но омут памяти находится в кабинете у профессора Дамблдора, а он…       — Пока директора нет в школе, я его замещаю, и у меня есть доступ к кабинету.       Гермиона снова глубоко вздохнула.       — Мисс Грейнджер, соберитесь. Вас не должен волновать этот молодой человек. Вы не то ищете. Ваша главная задача – выяснить свойства диадемы и как выбраться из повторяющегося дня. Думайте только об этом.       — Хорошо. Тогда чего мне ожидать сегодня?       — Вам нужно немного расслабиться. Отдохните, сходите на матч, посмотрите на игру…       — Я не хочу выходить из замка, зная, что там меня может подстерегать Том.       — Вы же помните, что найти общий язык с Томом, ещё один шанс узнать что-то большее. Но… раз так, тогда идите в свою башню и займитесь чем-нибудь интересным, а я пока займусь вашим делом. Вечером я зайду к вам в гостиную и сообщу, какие у меня будут новости.       — Хорошо, — поднимаясь со стула, согласилась Гермиона, чувствуя, что после этого долгого разговора стала выжатой, как лимон.       — Не расстраивайтесь, мисс Грейнджер, — неожиданно тепло улыбнулась профессор Макгонагалл, — мы обязательно что-нибудь найдём об этом.       — Спасибо, профессор, — вымучено улыбнулась Гермиона. — Я буду ждать вас вечером в гостиной.       — Ступайте, отдыхайте.       Гермиона неторопливо направилась к выходу из кабинета и, оказавшись в коридоре, прикрыла за собой дверь. В раздумьях её дорога к башне факультета показалась незаметной, но как только она прошла портрет, её встретили возбуждённые голоса студентов, которые ещё не ушли на поле. Гермиона огляделась и, не заметив никого из друзей, направилась к креслу возле камина. Ей хотелось, чтобы поскорее закончился этот переполох, чтобы все покинули гостиную, и она смогла бы остаться наедине со своими мыслями.       — Привет, Грейнджер, — поздоровался с ней за спиной знакомый голос.       — О, привет, Кормак, — слабо улыбнулась ему Гермиона.       Она почувствовала, как было приятно видеть человека, который никогда не пытался выразить своё недовольство, а даже напротив – только интерес. Некоторые воспоминания прошедших дней грели душу от того, что Маклагген оказался не тем человеком, какого она себе представляла ранее. Несколько раз он сумел оказать ей поддержку, а однажды даже вступился за неё на всеобщем обозрении, когда Лаванда решила закатить истерику Гермионе, обвиняя её в том, что та специально сделала так, чтобы стеклянный шарик сломался. За эти дни Гермиона успела проникнуться симпатией к Кормаку, и его присутствие больше не раздражало. Наоборот, она осознала, что была рада видеть его в любой момент жизни, зная, что Кормак способен всегда помочь в трудной ситуации. Его интерес, с которым донимал он её с самого начала учебного года, был не животным, как ей представлялось это ранее. Возможно, он был грубоват в своих манерах и не совсем понимал, что нужно, чтобы подружиться с Гермионой, но она его в этом больше не винила. Человек с чувствами может совершать разные ошибки, пытаясь привлечь к себе внимание. Не каждому же объяснишь, как нужно вести себя с понравившейся девушкой.       — Ты сегодня выглядишь очень необычно, — обходя её кресло, произнёс Кормак.       — Это звучит, как комплимент или?.. — усмехнулась Гермиона.       — Я хотел сказать, что необычно завораживающе, — отозвался он, прямо посмотрев ей в глаза.       Гермиона кивнула в знак благодарности и улыбнулась чуть сильнее, ощущая в себе удовольствие от того, что Кормак решил составить ей немного компанию. Его общество не отягощало, а болтать с ним было легко, словно он – ещё один друг, который появился в её жизни. Хоть какой-то плюс от извечно повторяющегося дня.       — Ты кого-то ждёшь? — поинтересовался он.       — Нет, — слабо качнула головой Гермиона в ответ.       — Тогда зачем ты здесь? Идём вместе на поле? Займём лучшие места.       — Нет, Кормак, я… я не хотела идти на квиддич, — с сожалением отозвалась та.       — А куда ты собралась? — указал Кормак на верхнюю одежду в руках Гермионы.       Она тоже опустила взгляд на пальто и растерянно произнесла:       — Никуда, просто… не знаю, зачем я взяла пальто.       — Эй, брось это, — улыбнулся Кормак, делая к ней шаг ближе. — Идём со мной. Это же квиддич!       — Не знаю…       — Ну, а что ты тут будешь делать одна? К тому же я настроен сегодня на победу. Надеюсь, Уизли не подведёт команду. Пошли!       Гермиона на несколько мгновений задумалась и решила, что время в ожидании быстрее пройдёт, если она займётся чем-нибудь, а не будет сидеть и отсчитывать минуты до прихода Макгонагалл.       — Ладно, идём, — сдалась она и выпрямилась рядом с Кормаком.       — Сегодня должен быть безумно интересный матч! А ты слышала, что после него вечеринка?.. — заговорил Кормак, уводя Гермиону из гостиной.       Он начал жадно рассказывать о предстоящем дне, словно кроме неё некому было об этом рассказать. Его рука легко легла ей на плечо, а затем крепче сжала, не чувствуя никакого сопротивления от собеседницы, и Гермиона заметила, как он был приятно удивлён перемене её настроения по отношению к нему. Откуда ему было знать, что за несколько дней она успела разглядеть в нём другого человека? Это развеселило Гермиону, и она шла всю дорогу по школе, слабо улыбаясь Кормаку. Вряд ли он привлекал её, как парень, но другом он мог быть хорошим.       Оказавшись на улице, они немного прибавили шаг, чтобы оказаться быстрее на стадионе. Толпа вдалеке уже весело шумела, предвкушая игру, но Гермионе она была не слишком интересной, зная, что Гарри поймает снитч, и Гриффиндор сегодня победит, продолжив своё веселье в стенах гостиной за стаканчиками огненного виски, который Симус умудрился протащить в школу.       — …поэтому если и играть, то с блеском! — развлекал её Кормак. — Ты же помнишь, я тоже хотел попасть в команду, но…       — Ты так странно себя повёл, словно увидел что-то в другой стороне, — усмехнулась Гермиона, припоминая, как ради Рона наложила на Кормака заклятие, чтобы он не отбил последнюю атаку.       Несомненно, Маклагген был бы хорошим вратарём и намного увереннее держался бы на поле в отличие от Рона. И почему не тот день у неё повторяется, а именно этот? Тогда бы Гермиона позволила Кормаку дать шанс оказаться в команде Гриффиндора.       — Я думал, что это ты приложила ко мне руку, — с усмешкой отозвался Кормак, покосившись на неё лукавым взглядом.       — С чего ты взял? — встрепенулась Гермиона, однако не подняла взгляда, чувствуя смущение.       — Ты очень внимательно наблюдала за мной!       — Да ладно тебе! — отмахнулась весело Гермиона, высвобождаясь из-под руки Кормака.       — Ты ближе всех сидела к моим кольцам, и кому, как не тебе, хотелось, чтобы Уизли оказался в команде?       Кормак не выражал своего неудовольствия и злости. Он тоже рассмеялся и снова притянул к себе Гермиону за плечи.       — Какие-то странные у тебя выводы. Если ты не заметил, то мы с Роном не разговариваем!       — Да я на твоём лице уже увидел, что это была ты! И с Уизли вы перестали общаться намного позднее. Знать бы мне причину вашей ссоры…       — Она совсем не интересна, к тому же я забыла, почему с ним уже несколько месяцев не разговариваю, — отмахнулась Гермиона, успокоившись.       — Брось, это всё твоя однокурсница, которая ведёт себя, как ненормальная, как только завидит тебя! Не хотелось ли ей ткнуть тем же самым в нос?       — Что? — наигранно возмутилась Гермиона, понимая, о чём говорит ей Кормак.       — Я не настаиваю, но…       Гермиона отвела взгляд в сторону с блуждающей улыбкой на губах, но она тут же погасла, как только её взор зацепил знакомую фигуру. Вдалеке на лавочке сидел Том и неотрывно глядел на неё.       Стало не по себе, и ей казалось, что всем своим видом он показывал Гермионе, что ожидает её. Ранее Том никогда не давал о себе знать, оказываясь рядом с ней неожиданно и внезапно. Его невозможно было увидеть и различить где-нибудь в школе или на её территории, если он сам этого не хотел. А за сегодня Том уже дважды показал себя, уверенный, что она его заметит. Значит, ей стоило оставить Кормака одного и направиться к нему?       Ей этого не хотелось. Несмотря на то, что личность Тома вызывала в ней странные чувства, в которых мешались и страх от его поступков, и восхищение от подобной хитрости и гениальности, Гермиона сильно опасалась его. Всё существо кричало, что ей нужно держаться от него подальше, но ситуация обстояла так, что ей, наоборот, нужно с ним сблизиться. И как поступить?       Гермиона ощутила подступающий страх от мысли, что Том сочтёт её игнорирование, как непослушание, на которое они, вроде, договорились, и тогда её ждёт очередная травля. Но с другой стороны она успокаивала себя мыслью, что он её не зовёт, не манит её жестами к себе, значит, нет необходимости тут же идти к нему. К тому же она обещала, что со вчерашнего дня будет прислушиваться к нему, если не хочет попасть в очередную передрягу, и поход к озеру неминуемо ожидал её впереди. Там она и узнает, зачем он показывался ей на глаза. В конце концов, о чём ему нужно предупреждать её своим мельканием? Что с ней может случиться на матче и после него, пока не наступит ночь? Она же с Маклаггеном, пребывая не в агрессивном настроении, и явно не собирается драться с ним.       — …Гермиона?       Она тут же повернулась лицом к собеседнику с выражением, что прекрасно слышала, о чём он говорит ей, произнеся:       — Да.       — В общем, договорились, — лукаво посмотрев на неё, мягко произнёс тот, сжав её плечо чуть сильнее.       — Идём быстрее, а то нам сейчас вообще ничего не достанется, — быстро проговорила Гермиона, пребывая в смятении.       Они направились к одной из трибун и с приятным удивлением заметили, что ещё остались неплохие места по центру поля. Забравшись наверх, Гермиона увидела возле себя возбуждённых Симуса и Дина, которые размахивали небольшими флажками с гербом красного факультета.       Гермиона решила выбросить из головы все мысли и отдаться полностью игре, которую толком она никогда так и не смотрела.       Игра была действительно захватывающей. Слизеринские игроки были настроены очень серьёзно на свою победу, играя со всей жестокостью, пытаясь сбить игроков противоположной команды. Несколько раз судья приписывал им пенальти за нарушение правил, но никто не падал духом. Рон пропустил несколько мячей, отчего мрачнел ещё сильнее, как и небо, нависшее над ними. Вся надежда была только на Гарри, и, оглядевшись, Гермиона понимала, что все ждут уверенных действий от ловца.       Игроки долго летали по полю, выбиваясь из сил, а небо над ними сгущалось ещё сильнее, отчего Гермиона почувствовала, как ей стало неуютно из-за холода. Руки оледенели, и она их спрятала в карманы, сильно вздрогнув от поднявшегося холодного февральского ветра.       В этот момент вторая рука Кормака легла на второе плечо, прижимая её спиной ближе к себе. Становилось теплее снаружи, но внутри всё сжалось от подобного жеста. Закусив губу, Гермиона решила, что после игры нужно будет объясниться с Маклаггеном и сказать, что он ей приятен только как друг.       Игра проходила в ужасном напряжении, а облака превращались в тяжёлые антрацитовые тучи, которые невольно напомнили о Томе. Её снова стал беспокоить вопрос, зачем он показывался сегодня. О чём он её предупреждал, если предупреждал, и стоило ли ей подходить к нему, и если да, то Гермиона чуть ли не молилась про себя, чтобы это Том не счёл непослушанием.       Размышления прервал громкий голос комментатора, огласивший, что Гарри Поттер поймал снитч. Гермиона тут же встрепенулась и, развернувшись, сбросила с себя руки Кормака, чтобы спуститься вниз. Все присутствующие на трибуне свистели и галдели, пребывая в эйфории от победы своего факультета в игре. Они помчались вниз, чтобы поздравить свою команду, весело улюлюкая и махая флажками.       Гермиона не стала ни к кому подходить, а лишь в стороне оглядела толпу собравшихся вокруг уставших, но счастливых игроков. Издалека её увидела Джинни, которая помахала ей рукой, на что та махнула в ответ.       Внезапно кто-то с силой толкнул её в плечо и прошёл мимо за спиной.       — Мразь.       Гермиона повернулась в сторону неприятеля и увидела Паркинсон.       — Глаза разуй, куда идёшь, — ответила ей она.       Панси остановилась и повернулась лицом к Гермионе.       — Сегодня вечером ты за всё ответишь, Грейнджер, — прошипела Панси. — В десять в трофейном зале.       — А у тебя с головой всё в порядке? После девяти патрулируют коридоры…       — Так и знала, что ты слабачка, — фыркнула Панси и усмехнулась.       — И не надейся, — воинственно отозвалась Гермиона, выпрямившись и сверкнув глазами.       — Гермиона? — обратился к ней подошедший Кормак, который тут же презрительно оглядел Паркинсон. — Всё в порядке?       — Не буду вам мешать, сладенькие, — насмешливо произнесла Панси и направилась к школе.       Гермиона дёрнулась в сторону, чтобы напасть на неё, но Кормак тут же удержал её за локоть, тихо и мягко произнеся:       — Не надо, Гермиона. Она не стоит того, чтобы бежать за ней в ярости и пытаться отомстить за сказанные слова.       — Вот, дрянь! — выругалась Гермиона, продолжая не сводить взгляда с уходящей Паркинсон.       Она ощутила, как вспышка злости впервые начинает одолевать её за весь этот день. Внутри что-то задрожало, готовясь к взрыву, но тут Кормак развернул её к себе и с улыбкой спросил:       — С каких пор ты стала лезть в драку?       Гермиона прикрыла на несколько мгновений глаза, чтобы уловить в себе равновесие пылающих чувств, и, совладав с собой, ответила:       — Кажется, только сегодня. Утром я ей неплохо поиграла на нервах.       — И что она хотела от тебя?       — Дуэль, — мрачно отозвалась Гермиона с ноткой ярости в голосе.       — Успокойся, Грейнджер, — усмехнулся Кормак, притянув её за плечо ближе к себе, заставляя пойти рядом с собой. — Какие вам, девчонкам, дуэли?       — Ты что? Сомневаешься в моих умениях?       — Нет, конечно, но… это как-то глупо из-за чепухи рисковать здоровьем.       — Очевидно, для Паркинсон мои слова оказались не чепухой, — медленно отозвалась Гермиона, прикидывая, как сегодня ей выслушать результаты Макогнагалл и успеть оказаться на дуэли.       А как же вечеринка, на которой она хотела впервые весело провести время и дождаться появления нового дня? Ещё и Том со своей ночной встречей у озера!       Гермиона почувствовала, как голова заходила кругом. Сегодняшний день был слишком наполнен разными событиями, и как их все успеть пережить, оставалось открытым вопросом. Пока Кормак о чём-то рассказывал ей, всю дорогу в школу она провела в задумчивости, прикидывая дальнейший план действий. В первую очередь нужно было поговорить с профессором, однозначно. Затем нужно было оказаться в трофейном зале, чтобы поставить на место Паркинсон. Несмотря на то, что Панси завтра ничего не вспомнит об их сегодняшних склоках, Гермиона не могла остановить поток яростных эмоций по отношению к ней. Проснувшаяся внутри злость нетерпеливо ожидала, когда сможет выбраться наружу, и как её обуздать было непонятно. Разве что страх был способен сдержать её от скорейшего выплеска раздражения и негодования, ведь испуг напоминал вчерашний день, который был не самым радужным во всех отношениях.       После Панси, с которой Гермиона ещё не решила, что делать, по плану стоял Том, который в последний раз крайне доступно объяснил ей, что это был последний шанс оказаться у озера с ним. Что он там собирался делать с ней в такую темень и ужасную погоду? Гермиона невесело усмехнулась от мысли, что ей было страшно приходить туда из-за неизвестности, и страшно не приходить из-за последующего потом недовольства Тома. Чего она боялась больше: неизвестности или боли? Неизвестность хотя бы давала лучик надежды на то, что всё закончится хотя бы неплохо.       И окончание глубокой ночи – это присутствие на вечеринке. Все там будут уже веселы и пьяны, а значит, можно будет расслабиться и терпеливо ждать, каким образом будет наступать следующий день.       Но если Макгонагалл придёт к ней поздно ночью? Она не успеет оказаться в трофейном зале, а потом у озера, и даже если поставит эти планы вперёд, то может разминуться с профессором. Тогда её могут застать вместе с Панси, пока они будут выяснять отношения, или не застать вообще, потому что Том вряд ли отпустит её по первому желанию.       И что же ей делать?       Гермиона начала заметно нервничать, мысленно раздражаясь от того, что всё свалилось на голову в один день. Оценив ситуацию, она решила выбросить встречу с Паркинсон, это не было таким важным событием, хоть и злость усиленно трепетала в ней, заставляя увидеть важность в этой дуэли. Оставался тогда выбор: ждать до последнего вестей от профессора или идти к Тому, выуживать у него информацию. Если это будет так то, что ей выбрать?       — Ты снова думаешь про ту девчонку? — усмехнулся Кормак, заглядывая в глаза Гермионе, взгляд которых уже давно был отстранён от действительности.       — Да, немного, — соврала она, осознав, что оказались уже недалеко от гостиной.       — Забудь о ней. Сегодня вечеринка, и ты согласилась провести со мной время, — напомнил Кормак.       — Да? — слегка удивилась она, посмотрев на собеседника.       Кормак улыбнулся ей, и очень скоро они прошли через портрет. Внутри стоял шум – все радовались победе, обсуждая самые эпичные моменты игры.       — Я скоро приду, — бросил Кормак и направился к спальням.       Гермиона растерянно села на диван и огляделась, снова погружаясь в свои мысли. Пока она ждёт вестей от Макгонагалл, ей хотя бы будет не скучно проводить время в болтовне с Маклаггеном.       — Грейнджер, ты не знала, что лгать – это плохо и некрасиво?       Она обернулась и увидела Лаванду, которая неторопливо подходила к ней ближе.       — О чём ты?       — Я же спрашивала тебя о свидании, — улыбнулась та самой приторной улыбкой, от которой Гермионе стало противно. — Смотрю, ты времени зря не теряла, покушаясь на старшекурсников.       — Зато теперь в твою светлую головку придёт мысль, что твой Бон-Бончик меня совсем не волнует, и ты, наконец, перестанешь бросаться на него, как на спасательный круг в океане, обезумев от жадности.       Лаванда фыркнула и ответила:       — Я хотя бы не притворяюсь, что он мне действительно нравится.       — У тебя удивительно неплохо получается надоедать ему своей назойливостью. Бедный Уизли уже не знает, где прятаться от твоих стискивающих объятий и страстных поцелуев, — произнесла Гермиона и засмеялась над тем, как смешно она это сказала.       — Иди к чёрту, Грейнджер, — поморщилась Браун. — Завидовать нужно молча!       — Ну-ну, — кивнула Гермиона, продолжая посмеиваться.       Вернулся Маклагген, который сразу же присел рядом с Гермионой и, взглянув на недовольную уходящую от них Лаванду, спросил:       — А ей-то что от тебя нужно?       — Забудь, — отмахнулась та в ответ, не в силах успокоить себя. — Она просто пытается подерзить мне.       — Ты какая-то странная сегодня. То готовишься ринуться в атаку, жаждая отомстить за всякие глупости, то насмехаешься над своей соседкой. Раньше я никогда не видел тебя такой.       — Раньше ты меня хуже знал, значит, — успокоившись, отозвалась Гермиона.       Гриффиндорцев в гостиной становилось больше. Они весело обсуждали, когда начнут праздновать победу, и как заставить младшекурсников разойтись по своим постелям. Гермиона заметила, что именно сегодня все её друзья и знакомые были веселее, даже чем в первый день этой истории. Конечно, в этот день она ни с кем из них даже не ругалась, и никакого напряжения в помещении совсем не чувствовалось.       Когда время подошло к девяти часам, Гермиона стала нервничать, понимая, что её первый план пойдёт насмарку, если профессор Макгонагалл не явится за ней в течение двадцати минут.       Время шло, часы приближались к десяти, а за ней так никто не пришёл. Чёрт с этой Паркинсон! Нервы натянулись до предела: ей совсем не хотелось выбирать между Макгонагалл и Томом. Может быть, стоило самой сходить в кабинет к профессору и узнать, как обстоят дела?       — Ты куда? — прерываясь в общем обсуждении, остановил её Кормак, который уже успел выпить немного виски.       — Я скоро подойду, — тихо отозвалась она.       — Неужели ты собралась идти на встречу к той ненормальной? — подрываясь за Гермионой, спросил тот.       — Нет, я… — замялась та, остановившись вместе с ним недалеко от выхода из гостиной.       И в этот момент в проём зашла профессор Макгонагалл. Все быстро убрали стаканы, а Гермиона тут же подлетела к преподавателю, загораживая вид на отдыхающих гриффиндорцев, тем самым давая им время убрать все улики их весёлого отдыха.       — О, мисс Грейнджер, куда вы?       — Я как раз хотела направиться к вам.       — Мистер Маклагген? — посмотрела на него Макгонагалл.       Тот сделал шаг назад и произнёс:       — Я вызвался её проводить. Время позднее, сами понимаете…       Макгонагалл выглянула поверх головы Гермионы на всех присутствующих и, не заметив ничего подозрительного, повернулась к ней и позвала её с собой. Они вышли за портрет, и та, оглядевшись, тихо начала говорить:       — До недавнего времени я искала хоть какую-то информацию об этом дне, и…       Та замолчала, внимательно посмотрев на свою ученицу. Гермиона почувствовала что-то нехорошее.       — Мне очень жаль, мисс Грейнджер, я даже связалась с министерством, но никаких результатов у меня нет. У меня есть знакомый, который работает в засекреченном отделе, и даже он не смог мне ничем помочь. Никто никогда не слышал о подобном явлении и ни в одной книге ничего об этом не написано. А что касается диадемы, то она никогда не обладала такими свойствами, которые… привели вас к такому дню.       Гермиона почувствовала, как сердце ушло в пятки.       — Значит… значит, у меня только один выход: выяснять всё у Тома.       Макгонагалл поджала губы и спустя некоторое время произнесла:       — Вы сильно утомились, мисс Грейнджер. Возможно, вам следует… сходить к мадам Помфри и…       — Значит, вы мне не совсем верите? — тут же воскликнула Гермиона.       — Нет, мисс Грейнджер, я вам… верю, но даже так… я не знаю, как вам помочь.       Гермиона внимательно вгляделась в лицо профессора, и навязчивая мысль, что та ей не совсем доверяет, засела в голове, вызывая приступ злости и крадущегося по пятам бессилия.       — Хорошо, — холодно отозвалась Гермиона, посмотрев в сторону. — Я тогда пойду, спасибо и на этом, профессор.       Она повернулась к портрету, чтобы назвать пароль.       — Мисс Грейнджер!       Та повернулась к преподавателю и с недовольством посмотрела на неё.       — Всё равно сходите завтра к мадам Помфри, я уверена, она вам чем-нибудь поможет, — с сожалением произнесла она.       Гермиона ничего не ответила, чувствуя, что раздражение начинает слишком быстро овладевать ею, и, назвав пароль, зашла в гостиную.       Множество пар глаз уставились на неё.       — Она ушла, можете веселиться дальше, — равнодушно произнесла Гермиона, и тут же послышались весёлые возгласы.       Выходит, она зря ждала какой-то помощи от Макгонагалл. Та решила, что она совсем съехала с катушек от усердной учёбы, очевидно.       Глубоко вздохнув, она рухнула в дальнее кресло и закрыла глаза, размышляя над тем, что же ей делать дальше. Буквально через некоторое время следовало отправиться к озеру, и чтобы быть незамеченной, стоило попросить мантию-невидимку у друга. Посмотрев в сторону Гарри, который весело смеялся с Невиллом, Гермиона хотела подняться из кресла, как увидела приближающегося к ней Кормака.       — Я, правда, подумал, что ты собралась идти на дуэль, — с улыбкой произнёс он, подсаживаясь к Гермионе.       — Назначенное время уже давно прошло, и, мне кажется, это был подставной вызов. Меня поймали бы и назначили наказание.       — Так и я о чём, — согласился Кормак, пододвинувшись ближе к собеседнице. — А зачем тебе нужна была Макгонагалл?       — Я ей обещала проконтролировать ситуацию.       — Ловко ты увела её из гостиной, — заметил тот, сделав глоток. — Теперь, может быть, выпьешь?       Гермиона посмотрела на стакан в руках Маклаггена и подумала о том, что ей скоро нужно идти на улицу. Где-то в темноте под падающим снегом на берегу озера её ждал Том, который пугал её. Может быть, стоило набраться храбрости и пригубить немного крепкого напитка, чтобы почувствовать себя уверенной и бесстрашной? Пускай это будет напускная уверенность, но прибавит ей сил и стойкости, ведь неизвестно, что её ждёт на этой встрече.       Гермиона уверенно протянула руку к стакану Кормака и, выхватив его, осушила до дна.       — Погоди секунду, я сейчас, — улыбнулся ей тот и направился к остальным.       Очень скоро он снова появился перед ней и стал разливать виски в два пустых стакана. Кормак живо заговорил с ней, и Гермиона не заметила, как быстро опустошались их сосуды, потому как разговор шёл очень легко и свободно.       Когда прошло больше получаса, Гермиона спохватилась о времени и поднялась с места. Она почувствовала, как быстро закружилась голова, а из груди стало вырываться что-то тёплое и приятное.       — Прости, Кормак, с тобой было очень весело болтать, но…       — Ты куда? Неужели спать?       — Нет, я… мне нужно сделать ещё кое-что. Давай, я когда вернусь, и если ты не будешь спать, то мы ещё поболтаем с тобой?       — Куда ты собралась? — немного недовольным тоном снова задал свой вопрос опьяневший Маклагген.       — Поверь, я не долго. Мне очень нужно, правда.       Гермиона посмотрела на него самым тёплым взглядом, рассчитывая на понимание собеседника. Тот выпрямился перед ней и, блеснув глазами, вежливо предложил:       — Тогда я мог бы проводить тебя.       — Нет-нет… — качнула головой та.       — Иначе я никуда тебя не пущу, — перебил её Кормак.       Гермиона закусила губу и одурманенным сознанием стала раздумывать. Он мог бы проводить её до выхода из замка, и тогда ей не придётся просить мантию у Гарри. Если их поймают, то никакого наказания ей за это всё равно не будет, ведь следующий день не наступит, а Том будет знать, что она не нарочно не смогла явиться по его указанию. Таким образом, это был отличный план выиграть ещё один день, прежде чем поддаться воле Тома.       — Хотя пошли, — тут же согласилась Гермиона. — Только предупреждаю, что мне нужно на улицу.       Кормак присвистнул.       — Ладно, пошли, — оживлённо отозвался он.       Вдвоём они незаметно вышли из гостиной, пока остальные веселились, не замечая их.       — Пошли здесь, тут будет безопаснее, — позвал её Кормак с собой, взяв за руку и уводя по другому коридору.       Гермиона послушно пошла рядом с ним, пребывая мыслями в ситуации, где их поймают и отправят обратно в башню.       — Сюда, — тихо прошептал Кормак, заводя её в узкий проход.       Они неторопливо шли по темноте, не различая ничего вокруг.       — Что это за проход? — прошептала Гермиона, невольно крепче сжав ладонь Маклаггена.       — Я бы назвал его проходом для тех, кто желает уединиться.       Гермиона тихо засмеялась над шуткой.       Но к её ужасу это оказалась не шутка. Она ощутила, как мужские руки мягко вонзились ей в волосы и прижали к широкой груди.       — Кормак… — начала она, ещё не совсем понимая, что происходит, но чужая ладонь ласково и при этом настойчиво провела по её губам, мешая ей говорить.       Его другая рука опустилась ниже по изгибу спины и обвила талию, крепко прижимая к своему телу, жар которого стал ощутимым даже через одежду. Гермиона растерялась и нервно усмехнулась, представляя всё происходящее какой-то шуткой. Мужские руки стали с жадностью и страстью ощупывать её тело через одежду, а сам Кормак упёрся ей лицом в лоб, заставляя Гермиону оступиться и уткнуться в стену затылком.       — Что ты делаешь?.. — выдохнула она, не успевая наблюдать за едва видимыми мельканиями рук.       Её лицо обдало горячим дыханием, а в следующую секунду губы почувствовали чужое прикосновение, из-за которого в душе у Гермионы что-то быстро затрепетало, словно собираясь вырваться наружу. Её тело невольно задрожало, а в груди стал сжиматься какой-то комок, который не давал свободно дышать. Дыхание прервалось, и Гермиона неожиданно оцепенела от осознания, что сейчас происходит. Кормак взял её за запястья и прижал руки к стене, закрывая её своим телом от всего, что было вокруг. Тысячи нервных клеток забили панику и тревогу, призывая Гермиону очнуться, а адреналин забегал в крови, заставляя сердце стучать настолько громко, что, казалось, оно эхом отзывалось в мрачном проходе. Онемевшие губы приоткрылись и позволили чужим губам овладеть собой, а недавно выпитый алкоголь только усилил головокружение от создавшейся ситуации, не давая Гермионе собраться с мыслями и принять какие-то решения. Её тело предательски сжималось от ранее неизвестного ему тепла настойчивых прикосновений рук, но рассудок упорно кричал, что нужно что-то предпринимать, ведь потом она будет сожалеть о произошедшем.       Кормак жадно нападал на её губы, и буквально через несколько мгновений Гермиона ощутила, как его рука задрала ей юбку, задевая ранее никем не тронутую бедренную часть сквозь тонкие чулки. Её ноги тут же подкосились от болезненных, новых и пугающих ощущений, и после этого вся сущность пришла в движение. Свободной рукой она попыталась оттолкнуть Кормака в плечо, чтобы разъединить их тела, но тот был слишком широк и тяжёл, чтобы так просто сдвинуть его с места. Он ещё с более яростной силой прижался к ней, не давая возможности даже отвернуть голову. Казалось, это сопротивление заставляло его желать её ещё сильнее. Ладонь Гермионы застряла на грудной части между их телами и ещё с меньшей силой стала отталкивать от себя Маклаггена, но результата это никакого не приносило.       У Гермионы началась паника, из-за которой она совсем растерялась, не зная, что предпринять. Две руки были зажаты, не имея возможности высвободиться, а в это время рука Кормака своевольно с жадностью и желанием ощупывала всю её фигуру, заставляя тело дрожать от неизведанных касаний, сводящих с ума каждый нерв её существа.       Она жалобно и приглушённо застонала, задыхаясь от поцелуев и бессилия. Её натура строптиво вырывалась, пытаясь найти выход из зажатого угла, но все попытки были безуспешными, подводя её к слезам безысходности. Ноги подкосились ещё больше, и сама Гермиона стала оседать вниз по стене, вжимаясь в неё так, словно хотела исчезнуть в ней. Кормак налегал на неё сильнее, не давая спускаться ниже, и в следующую секунду Гермиона ощутила, как горячая ладонь стала спускать нижнее бельё, цепляя края чулок. Выбившаяся из сил, она сдавленно заплакала, зажмурив глаза, чтобы не видеть перед собой приятеля, который за несколько минут стал для неё насильником и врагом. Строптивость покинула Гермиону, оставив тело произвольно дрожать, расслабляться и отдаваться чужим касаниям. Кормак почувствовал, как она перестала сопротивляться и, отпустив тонкое запястье руки, дёрнул женскую рубашку на себя, срывая пару верхних пуговиц, обнажая светлую шею. Губы Маклаггена, наконец, перестали терзать губы Гермионы и припали к ключице, заставляя девушку откинуть голову в сторону и потеряться от ласковых и с ума сводящих ощущениях, которые остро укалывали каждый нерв в груди. Послышался ещё один сдавленный и протяжный то ли всхлип, то ли стон, а слёзы ручьём полились из глаз, застилая взор серой пеленой. Она слышала тяжёлое дыхание насильника и чувствовала себя ужасно и разбито. Гермионе казалось, что на неё вылили какую-то липкую жижу, от прикосновения которой всё её тело вздрагивало от отвращения. Ещё немного, и она была готова биться в конвульсиях, теряя сознание от ужаса, что сейчас происходит с ней. Как она будет с этим жить?       Как она могла обмануться в Маклаггене? Почему она сразу же не объяснилась с ним после квиддича? Зачем она позволила ему держать её за плечи и проводить с ней весь вечер в разговорах?       Как же наивна оказалась её хрупкая натура, которую в два счёта ломал сейчас Маклагген. Она снова влипла в ужасную историю, которая оказалась хуже предыдущей. Лучше бы она осталась в прошлом дне! Она снова виновата во всём сама!       В сознании мелькнула мысль о Томе. Почему он сейчас не здесь? Почему он не поможет ей тогда, когда действительно была нужна его помощь?! Она согласна была бы убить сама этого Маклаггена, лишь бы закончилась эта ужасная пытка, которая вводила её в сумасшествие. Она была готова согласиться на всё, что угодно, лишь бы Том появился здесь и положил всему этому безумству конец.       Но секунды шли, а никто ей не помогал. Гермиона стонала, задыхаясь от слёз, вызванные тем, что её тело оскверняли похотливые руки и жадные губы. Её рубашка почти была расстёгнута, а чужая рука нагло изучала гладкую кожу ягодиц и бёдер. До необратимого оставалось всего лишь несколько мгновений, а она не могла ничего поделать с этим.       Жалобно заскулив, Гермиона осела ещё сильнее, но Кормак одной рукой встряхнул её, и что-то тонкое больно уткнулось ей в ребро. Это была волшебная палочка Кормака, до которой было невозможно дотянуться, чтобы вытащить. Мысль об оружии заполонила всё сознание Гермионы. Зародившаяся ярость стала разрывать на куски, больно стуча в голову, что ей нужно достать палочку любой ценой.       Непослушными руками Гермиона коснулась груди Маклаггена и ладонями провела по его телу, пытаясь нащупать желанный предмет. Тот, очевидно, решил, что получил взаимность и, оторвавшись губами от шеи, снова стал страстно терзать опухшие от жадных поцелуев губы Гермионы. Его рука сжала ей грудь, вдавливая тело в стену, и та тут же почувствовала, как перехватило дыхание и задрожали волосы от внезапных касаний, приближающихся к сокровенному месту женского тела. Она лишилась чувств и, не помня себя от ужаса и страха, вцепилась одной рукой в рубашку Кормака, а другой, ниже нащупав его волшебную палочку, выхватила её и повернула остриём ему в грудь.       Тёмный узкий проём осветила яркая вспышка, которая избавила Гермиону от чужих прикосновений. Кормак упал с глухим стуком, а она сама не удержалась на ногах и припала к полу, тяжело дыша. Онемевшей рукой, Гермиона поправила рубашку, закрывая полуобнажённое тело, и попыталась встать на ноги. В глазах всё рябило от страха и недавней яркой вспышки. Выпрямившись, она сделала несколько неуверенных шагов отяжелевшими ногами и услышала прерывистое дыхание противника, который, очевидно, пришёл в себя от удара и теперь пытался подняться на ноги. Гермиона изо всех сил рванула вперёд, подгоняемая ужасающим страхом, и с изумлением обернулась коротко назад, слыша и чувствуя, что её начали преследовать. Издав короткий возглас паники, она бежала в темноту, полагаясь на интуицию. Она не имела представления, где находится, но страх перед тем, что есть шанс снова оказаться в лапах похотливого старшекурсника, подгонял её бежать с невероятной скоростью, не оборачиваясь назад. Так быстро она не убегала даже вчера от своих преследователей.       Гермиона неслась, не чувствуя ног, словно летела по воздуху. Кровь стучала в висках с одним единственным словом – убежать.       Наконец, она выбежала в освещённый окнами просторный коридор. На улице кружились белоснежные и пушистые снежинки, бросая вихрь теней по каменной кладке, по которой бежала Гермиона. Она не успевала перевести дыхание, слыша стук собственного сердца, готового выпрыгнуть из глотки, и шум быстрых шагов за спиной, которые, возможно, становились к ней ближе.       За поворотом оказался ещё один такой же коридор, но более узкий, чем предыдущий. Плохо видящими от ужаса глазами, Гермиона различила приближающуюся ей навстречу тень, которая так стремительно вырастала перед ней, что сомнений не оставалось – кто-то бежит ей навстречу. Сознание закричало в испуге, что это может быть сообщник, но интуиция подсказывала, что это её спасение. Доверившись сердцу, Гермиона с глухим стоном прибавила скорость, стремительно приближаясь к волшебнику, но за спиной услышала, что преследуемые шаги становились слишком близко к ней. Чужой захват ладони проскользнул по её волосам, не сумев зацепить её, и в этот момент сверкнула ядовито-зелёная вспышка, пролетевшая прямо над головой Гермионы.       За спиной послышался глухой и тяжёлый стук. Гермиона не стала оборачиваться, ещё не понимая, что её преследователь полностью обезврежен, и не стала останавливаться перед фигурой, возникшей перед ней. Она тут же больно врезалась в чёрный силуэт и с всхлипом отпрянула от человеческого тепла, которое мгновенно почувствовала своими руками.       — Стой, — услышала она уверенный голос Тома, который сделал стремительный шаг к ней.       — Не подходи ко мне! — почти беззвучно воскликнула та, потеряв силы говорить и попятившись назад.       Сквозь слёзы Гермиона увидела, что Том тут же остановился и замер.       — Гермиона… — тихо произнёс он.       — Не подходи! — сдавленно прошептала она, не понимая, как тело колотит, словно в конвульсиях.       Её невероятно сильно дрожащая рука направила палочку на Тома, не имея возможности прицелиться.       — Тише, — шепнул ей тот в ответ, подняв свою руку в успокаивающем жесте.       Его взгляд внимательно и неотрывно смотрел только в глаза Гермионе, которая глядела на него настолько неестественно дико и страшно, что любого спугнул бы этот взор, заставив поскорее убраться отсюда. Но не Тома.       Её цвет глаз был слишком насыщен и мрачен от дикого испуга. Казалось, она не понимает, где находится, кто стоит напротив неё, и что вообще происходит. Она тяжело и громко дышала, медленно и неуверенно отступая назад.       — Не подходи, — дрогнувшим шёпотом повторяла Гермиона, крепче сжав оружие в ладони.       — Остановись, Гермиона, — в ответ шептал Том.       Она замерла, продолжая жадно глядеть на него, и вздрогнула, увидев, как он стал делать медленные и беззвучные шаги в её сторону.       — Не подходи, — беззвучно зашевелились пересохшие и опухшие губы.       Том снова остановился.       — Тебе не нужно меня бояться, — тихо и мелодично заговорил он, продолжая внимательно следить за каждым жестом Гермионы, не упуская из вида даже любое движение её зрачков.       Она молчала, безумно глядя на то, как Том снова предпринял попытку приблизиться к ней. Её палочка сильнее задёргалась в руке, переставая быть контролируемой.       — Не надо… — жалобно в панике прошептала она и потеряла голос.       Её глаза расширялись сильнее с каждым неторопливым шагом Тома. Он опустил руки и, наконец, оказался рядом с ней, прошептав:       — Выдохни.       Она прерывисто выдохнула и быстро стала дышать, словно задыхаясь. Её приводило в ужас близкое присутствие человека, и Гермиона пошатнулась назад.       — Тише, — мягко заговорил Том, неподвижно наблюдая, как та сделала ещё несколько шагов назад. — Я не причиню тебе вреда, Гермиона. Я не прикоснусь к тебе, если ты этого не хочешь. Тише…       Его голос приятно звучал в голове Гермионы, словно напевая какую-то колыбельную перед сном. Она погружалась в бархат мягких звуков мужского голоса, который затмевал звук её быстро бьющегося сердца.       — Я хочу помочь тебе, — продолжал Том успокаивающим тоном. — Я пришёл, чтобы помочь. Я всегда хочу помогать тебе, слышишь?       Гермиона моргнула, сбрасывая пелену слёз, и ей стало лучше видно чёрную фигуру Тома, освещённую светом тёмного антрацитового неба и белоснежных снежинок, падающих за окном.       — Я не подойду, если ты не позволишь. Ты веришь мне?       Гермиона молчала, не имея возможности что-то ответить. Она оцепенела от звучащего голоса, который проникал в сердце, заставляя довериться ему.       — Опусти вниз палочку. Я не враг тебе, — продолжал шептать Том.       И Гермиона медленно стала опускать вниз дрожащую руку.       — Доверься мне. Я не причиню тебе зла… Выдохни.       Та снова шумно вздохнула и быстро заморгала глазами, выбивая из глаз слёзы, которые до сих пор не останавливались.       — Умница, — тихо произнёс Том. — Теперь не шевелись, замри.       Под её пристальным взглядом он медленно стал снимать свою мантию, не сводя своего взора с Гермионы и поясняя свои действия:       — Сейчас я отдам её тебе, чтобы ты надела её, хорошо?       Гермиона продолжала стоять неподвижно, жадно ловя каждое движение Тома. Он закончил снимать мантию и, взяв её двумя руками за воротник, спросил:       — Я могу надеть её на тебя?       Та молчала, до сих пор так и не двигаясь. Через несколько секунд Том сделал к ней осторожный шаг и, не различив никакой реакции на это, сделал ещё несколько шагов.       — Я встану сбоку, — мягко проговорил он своё дальнейшее действие, — и положу тебе мантию на плечи.       Сделав шаг в сторону, Том увидел, как Гермиона невольно задрожала ещё сильнее, но сама продолжала стоять, не предпринимая никаких действий. Плавно взмахнув мантией, он приблизил её к плечами Гермионы и осторожно положил на них свои руки. В эту же секунду та резко вздрогнула и дёрнулась.       — Тише, — тут же зашептал Том над её ухом мелодичным тоном, не отпуская её плечи в лёгком касании, которые чувствовали невероятной силы дрожь женского тела. — Я всего лишь помогаю тебе. Тебе нужно немного привыкнуть. Выдохни.       Гермиона послушно выдохнула, прикрыв глаза на несколько мгновений. Она пыталась смириться с лёгкими касаниями, которые сейчас казались ей невероятно тяжёлыми. Том отвёл от Гермионы руки и сделал шаг обратно, вставая перед её лицом.       — Теперь я поправлю мантию, — проговорил он и в этот раз тут же, не отсчитывая время, прикоснулся к краям своей мантии и без резких движений задёрнул их, чтобы спрятать полностью в ней Гермиону.       Его руки опустились вниз, и он замер, продолжая внимательно её разглядывать.       — Умница, — прошептал Том. — Ты не зря мне доверилась, видишь?       Гермиона всхлипнула и снова заморгала глазами, сбрасывая слёзы.       — Сейчас я наведу отталкивающие чары.       Том легко взмахнул своей палочкой в сторону и обратно опустил её вниз.       — Теперь ты должна выпустить все свои чувства наружу.       Гермиона тяжело задышала.       — Смелее, Гермиона. Ты должна это сделать, — поддерживал её Том, с теплотой во взгляде посмотрев на неё.       И она сморщила своё лицо от слёз, не имея больше желания сдерживать в себе крик ужаса, и громко, жалобно всхлипнула. Тихие и прерывистые стоны заполнили коридор, и Гермиона завыла, как раненный зверь. Мантия на её плечах сильно заколыхалась в такт истошному звуку, который постоянно прерывался. Том отвёл взгляд в сторону, ожидая, когда та перестанет полностью сдерживать себя и все свои возгласы. Он не смел прикасаться к ней, понимая, что это может сделать Гермионе хуже.       Через несколько минут она совсем пришла в движение, высунув руки из-под мантии и прикасаясь к своему лицу, чтобы смахнуть слёзы. Она запрокинула голову к потолку и попыталась остановить их, пробуя оттеснить из головы воспоминания недавнего события. Затем её голова немного опустилась вниз, чтобы посмотреть на Тома, который, ощутив на себе её взгляд, взглянул на неё в ответ.       — Это… это… это ужасно! — со стоном произнесла она, и пелена слёз снова затуманила её взор.       Ноги подкосились от очередных воспоминаний, и Гермиона схватилась за локоть Тома, чтобы не упасть. Тот тут же отзывчиво подхватил её за руку, чувствуя, как невероятно сильно трясётся женское тело. Та снова залилась слезами и забилась глухими стонами. Том осторожно положил ей руку на плечо, слегка сжимая его, и в этот момент Гермиона притянулась к волшебнику, зарываясь лицом в чёрную рубашку.       Несколько минут её душили слёзы, которым не было конца. Наконец, ужас и страх стали быстро сменяться внутренней пустотой, которая странно успокаивала нервы. Что-то тёплое и мягкое постепенно окутывало её сущность, и Гермионе вспомнилось чувство, которое пришлось испытать буквально прошлой ночью: приближение мощной энергии, которая подавляла её мысли, оставляя лишь эмоции. Она снова стала падать в какую-то пропасть, темнота которой была осязаемо приятной, нежной и манящей. Руки сами потянулись к Тому, обхватывая его, чтобы коснуться этой магии и раствориться в ней. Она так жадно хваталась за неё, желая ощутить силу в разы больше, чем было сейчас, и словно по её хотению, эта энергия тут же становилась сильнее и теплее, проникая в душу и в тело, струясь по артериям с кровью.       Слёзы прекратили туманить взор, а дыхание стало постепенно восстанавливаться. Гермиона крепко сомкнула пальцы за спиной утешителя и глубоко вздохнула, пребывая в смятении от появившихся чувств.       Она не хотела отпускать Тома из своих рук, различая в нём источник сил и уверенности, которые были сейчас так необходимы ей. Сердце проникалось какими-то странными чувствами, которые скапливались внутри большим комом, но не желали выбраться наружу. Что-то трепетное, словно самый сокровенный секрет, залегло в дальний уголок души, даруя обжигающую эйфорию, в которой не страшно было пропасть. В руках Тома дрожащее до этого тело перестало дёргаться и позволило себе расслабиться и отдаться теплу и мягкости магии. Гермиона закрыла глаза и в очередной раз глубоко вздохнула, до конца растеряв неприятные ощущения после пережитого. Как только это произошло, Том заговорил с ней, словно зная, что его магия до конца развеяла в ней страшные образы.       — Я думал, что до конца сломал в тебе наивную доверчивость к людям.       — Моя безрассудность, — выдохнула Гермиона.       — Ты осознаёшь, что я мог опоздать? — тихо поинтересовался он, посмотрев ей в макушку.       — Да.       — Я бы не успел, если бы ты не вырвалась сама.       — Было мгновение, когда я думала, что это очередная твоя выходка – дождаться последнего момента, чтобы я молила о помощи.       Том тихо, но искренне засмеялся. В этот момент Гермиона немного отстранилась от него и заглянула в тёмные глаза, которые сверкали в полумраке.       — Неужели ты думаешь, что я на такое способен?       — Не знаю… ты, наверное, на всё способен, — слабо ответила Гермиона.       — Да, вполне, — серьёзно согласился он. — Но зачем мне так поступать с тобой? Это не убийство, это то… что оказалось для тебя хуже.       Та невольно вздрогнула и сглотнула. Мысль о том, что Том не выжидал, когда появиться в роли спасителя, как в тот раз, сильно утешала её. Выходит, даже Том не готов был подвергать её таким испытаниям.       — Ты бежал ко мне? — неожиданно спросила Гермиона.       — Да.       — Ты знал?       — Да, — выдохнул он.       Она не стала спрашивать, откуда он в очередной раз узнал, что происходило с ней. И впервые Гермиона была счастлива тому, что Том был осведомлён о её поступках и действиях. Ей не важны сейчас его секреты, ведь самым важным было то, что он знал о разворачивающихся событиях, которые заставили его искать Гермиону.       — Я направлялась к тебе и не ожидала, что…       — Я знаю, — перебил её тот.       Та ничего не ответила и сильнее отстранилась от Тома, ощущая, как невидимая энергия начинает ослабевать и растворяться в её руках. Неохотно пальцы расцепили замок, а руки опустились вниз.       — Спасибо, — прошептала Гермиона, опустив глаза.       Недавние переживания стали касаться разума. Множество эмоций подступали к сознанию, стараясь овладеть ею, но Гермиона пыталась бороться с этим. «Всё позади», — шептал ей внутренний голос одно и то же. И она пыталась острее осознавать эту мысль, чем какую-либо другую.       Вспомнив свой ужас, Гермиона не понимала, как Том смог убедить её приблизиться к ней. Тогда она была в такой невероятной панике, что любого готова была убить, если кто сделает к ней хоть один шаг. Она вспомнила, как бежала ему навстречу, а затем полыхнул зелёный луч, который обезвредил её насильника. Этот луч убил его.       Гермиона медленно повернулась назад и увидела в сумраке коридора неподвижно лежащее тело, уткнувшееся лицом в пол. Она покосилась на Тома и медленно подошла к телу, чтобы рассмотреть поближе. Дрожь волной раскатилась по её коже снова, но Гермиона не испытала ни ужаса, ни испуга от того, что Том в очередной раз убил человека на её глазах. Было странным то, что она до сих пор находила в себе желание самой разобраться с этим человеком, в котором она так легко обманулась. Её не заботило это душегубство. Том убил её врага, который недостоин был назваться ей другом. Он убил, и она была искренне благодарна ему за это.       Том подошёл к Гермионе следом и остановился рядом, находясь ближе к телу. Его туфля коснулась его затылка и надавила вбок, чтобы повернуть лицо убитого к ним. Широко распахнутый глаз открылся их взору, и Том внимательно проследил за тем, как Гермиона слегка поморщилась, посмотрев в бледное лицо, и сделала незаметно полшага назад. Том убрал свою ногу с головы и выпрямился перед Гермионой, поймав её растерянный взгляд.       — Не боишься? — спросил он.       Та отрицательно качнула головой и отошла ещё дальше, оглядываясь по сторонам. Её взгляд зацепил в темноте какой-то выступ, и она подошла к нему, чтобы разглядеть внимательнее.       — Спрячем его сюда, — прошептала Гермиона, посмотрев в сторону Тома. — За сегодня его тут никто не найдёт.       Она тут же увидела светящуюся белую нить, которая в темноте что-то обвязала, затем услышала, как Том почти беззвучно направился к ней. Гермиона отошла немного, позволяя ему направить палочку в нишу, и обмякшее мёртвое тело проскользнуло во мрак.       — Уходим, — бросил он ей.       Том и Гермиона направились по коридору, одновременно обернувшись назад. Их взгляды пересеклись, на несколько секунд они не отворачивались друг от друга, затем Том посмотрел вперёд, и Гермиона шепнула:       — Куда мы?       — Наверх.       Они молча шли по коридорам, затем настал черёд подниматься по лестницам. Гермионе показалось, что они идут слишком долго, и, когда она увидела впереди винтовую лестницу, она, наконец, поняла, куда они шли.       Том привёл её на Астрономическую башню. Он поднялся быстрее и сразу же подошёл к огораживающим перилам, остановившись в паре дюймов от края. Гермиона медленно приблизилась и встала рядом, последив за его взглядом, направленным в непроглядный мрак. Белые снежинки стали сыпаться им на голову, а ветер весело заиграл в волосах. Гермиона сильнее сомкнула тёплую мантию, чтобы не попадал холодный вихрь ужасно разыгравшейся плохой погоды, и устремила взгляд в непроглядный мрак, как и Том.       Она винила себя в том, что очередной день не вышел идеальным, как ей хотелось. Ей было ужасно обидно, что даже без ссор с друзьями, день хотел оставаться таким же ужасным, как и предыдущие, а то и хуже. Вспоминая борьбу за свою честь, Гермиона почувствовала себя жутко и противно. Она ярко помнила на себе все касания, которые успели ощупать ей тело, и невольно задрожала от отвращения. Ей было противно, что она оказалась настолько доверчива и слаба, что даже не смогла толком защитить себя от насилия. Чем бы всё это могло закончиться, если бы не чужое вмешательство? Гермиона дёрнула голову в сторону, смахивая с себя дальнейшее видение ситуации.       Она опустила глаза вниз и стала постепенно прислушиваться к своему телу, которое, наконец, дало о себе знать. Слабые болезненные ощущения ныли в ногах, а шея неприятно покалывала в местах, где губы и зубы впивались в кожу. Она неторопливо подняла руку и отодвинула воротник, чтобы прикоснуться к болящим местам. Её касания заставили поморщиться от боли, и Гермиона закусила губу, ощущая, что она оказалась набухшей от терзаний и солёных слёз. Отвращение и отчаяние тут же схватили за горло, не давая вдохнуть холодный зимний воздух, и тихий стон сорвался с губ.       Том перевёл на неё безмятежный взгляд. Гермиона молчала, пытаясь побороть в себе душащие эмоции, но выходило плохо. Как мантру, внутренний голос повторял ей об окончании ужасов, но разум не хотел его слушать. Она вцепилась одной рукой в перила и скрипнула зубами, чувствуя подступающую злость, которая отяжеляла сердце и душу. Её насильник заслужил смерть и, по мнению Гермионы, не один раз.       — Зачем вспоминаешь? — спросил Том.       — Завтра я его сама убью, — вырвалось у неё из груди.       Тот как-то странно улыбнулся ей, а в тёмных глазах что-то ярко заблестело.       — Могла бы, но завтра ты будешь обходить его стороной.       Гермиона склонила голову вбок, внимательно наблюдая за движением тонких губ.       — С чего такая уверенность?       — Ты уверена, что сможешь обнять хотя бы своего друга? По-дружески.       — Гарри? — почти беззвучно спросила Гермиона, и Том кивнул ей.       Она задумалась, отводя взгляд в сторону. Прислушиваясь к себе, она понимала, что на самом деле не хочет, чтобы её кто-то касался вообще. Представив, как они с Гарри могут по-дружески обняться в знак той же поддержки, Гермиону передёрнуло. Она не хочет больше никаких касаний.       Гермиона снова взглянула на Тома и на его едва ли насмешливую улыбку, которая по-прежнему украшала его лицо.       — Если я не хочу, то это не значит, что я не смогу, — ответила она.       — Это, возможно, на всю жизнь, Гермиона, — ровным голосом отозвался он.       Гермиона пристально посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, прав ли сейчас Том. Ей не хотелось чужих прикосновений, но и не хотелось мучиться с этим всю жизнь. Панический страх тактильного контакта – это ещё одна зарождающаяся слабость, которая могла плохо сказаться на её дальнейшей жизни, влекущая за собой одиночество и непонимание. Сможет ли она перебороть это в себе?       Бессилие снова стало обхватывать в кольцо объятий, и Гермионе захотелось заплакать от того, что ни судьба, ни сама она, не щадили её.       — Почему так происходит со мной? — в сердцах жалобно воскликнула она.       — Это всего лишь один день, Гермиона, — мягко заговорил Том, заставляя её прислушиваться. — Представь, если бы не было этого дня, и ты поступила бы, например, как сегодня? Ты сходишь с ума от повторений одного и того же, но взгляни на это под другим углом. Разве это не шанс увидеть истинное отношение к себе каждого человека, присутствующего в твоей жизни? Разве это не шанс увидеть их насквозь? Определить, кто друг, а кто враг. Понять самой, что тебя интересует, а что нет. Найти в себе глубоко спрятанные качества, которые могут помочь тебе в дальнейшей жизни преодолевать препятствия.       Том замолчал, сделал полшага к Гермионе и ещё тише продолжил:       — Этот день – шанс узнать себя по-настоящему и принять такой, какая ты есть.       — Значит, я… гнусная убийца и… слабая девчонка, которая не может постоять за себя.       Том с улыбкой покачал головой.       — Ты решительная, Гермиона, и если тебе придётся когда-нибудь участвовать в убийстве, то стойко перенесёшь ситуацию и её последствия…       — Боюсь, этот день наступит завтра, — тут же перебила его со злостью Гермиона, на что Том самодовольно улыбнулся.       — Этот день делает тебя ещё сильнее. Ты не слабая. Я уверен, даже сегодня ты нашла бы выход из ситуации.       — О чём ты говоришь?! — в ужасе воскликнула Гермиона, видя перед своими глазами уже не Тома, а картинки произошедшего. — Он меня почти поймал! Он меня!..       Её панический голос сорвался, и она оступилась назад, давая волю своим эмоциям. Руки закрыли половину лица, а глаза стали наполняться слезами, сопровождаясь протяжным воем.       — Этот день заставит тебя быть предусмотрительной и недоверчивой, — твёрдым голосом отозвался Том без улыбки и, видя, в какое ошалевшее состояние стала приходить она, ещё твёрже произнёс: — Смотри на меня, Гермиона. Перед тобой стою я.       Она попыталась сбить прерывистое дыхание и привести его в норму. Затуманенным взглядом Гермиона внимательно изучала черты лица Тома, пытаясь отогнать образ Маклаггена. Её рука прикоснулась к чужой рубашке, не почувствовав жаркого пыла, и разум стал постепенно отпускать ужасные воспоминания.       — Не отводи взгляда, — тише добавил Том. — Ты должна видеть только меня.       Он наблюдал за тем, как она жадно разглядывает его, цепляясь за каждое очертание и борясь с собой.       — Я не хочу так мучиться… — грудным голосом отозвалась она.       — Ты видишь меня?       Гермиона слабо кивнула.       — Прикоснись.       Она послушно поднесла вторую руку к Тому, и её ладони снова ощутили что-то необычайно мягкое и подавляющее. Наконец, Гермиона решилась сказать об этом, запрокинув голову наверх, чтобы видеть лицо собеседника.       — Что это?       — Чувства, — спокойно отозвался он.       Гермиона с непониманием посмотрела на него, сдвинув немного брови.       — Чувства?       — Они есть в каждом человеке.       — Н-но… — ничего не понимая, протянула она. — У меня такого нет.       — Это есть у всех, иначе, откуда браться магии, если нет чувств?       — Это чувства, а не магия?       — Это магия.       Гермиона озадачилась, забыв о недавних переживаниях.       — Почему я у других людей не чувствую этого?       — Наверное, тебе стоит поискать ответ в себе? — легко отозвался Том.       Она прислушалась к своим ощущениям. Слабый, едва ощутимый поток тепла разливался по рукам, поднимаясь к плечам и дальше. Его было слишком мало, но он был слишком приятен, вселяя уверенность и придавая сил, отчего хотелось получить больше, зная, что это возможно. Она уже получала больше.       — Это… очень сильно притягивает, — произнесла Гермиона вслух, — как магнит. Откуда столько тепла?       Том слабо улыбнулся ей, но ничего не ответил.       — Ты слишком жесток, чтобы иметь столько тепла.       — Ты слишком тепла, чтобы быть жестокой.       Гермиона уже успела принять тот факт, что внутри неё сидела жестокость, спрятанная под вуалью искреннего тепла. Выходит, у Тома всё было наоборот? Ей было так странно осознавать, что в нём могут находиться такие тёплые и ласковые чувства, в которых хотелось пропадать и падать вниз, не боясь разбиться.       — Значит, ты стал жестоким не из-за этого дня? — спросила Гермиона.       Том качнул головой.       — Ты такой, какой есть, — утвердительно произнесла она больше себе, затем обратилась к нему: — Тогда почему в этом дне я выражаю свою скрытую натуру в виде жестокости, а ты – нет? Почему ты не выражаешь своё тепло?       — По-твоему, что я сейчас делаю? — усмехнулся Том.       У Гермионы дрогнули уголки губ в подобии улыбки. Она опустила на несколько мгновений взгляд вниз, затем снова посмотрела в тёмные глаза Тома.       — Расскажи мне свою историю? Как ты здесь оказался? — мягко спросила Гермиона.       Том посмотрел в сторону, а затем обратно на неё, произнеся:       — Вместе с тобой.       — Ты здесь не раньше меня? — уточнила Гермиона.       — Я же говорил тебе, что нет.       Та закусила губу, задумавшись. Это совсем не вязалось с её теорией о диадеме. Как он мог оказаться в одно и то же время с ней, если диадему брала только она? Скорее всего, Том снова врал ей.       — Ты… солгал, — выдохнула Гермиона.       — Нет.       — Тогда как?       Том насмешливо улыбнулся, снова посмотрев в сторону и обратно на неё смеющимися глазами, и ответил:       — Ты забыла о нашей договорённости? Все ответы будут тогда, когда будешь к ним готова.       — То есть бессмысленно искать, спрашивать?..       — Разве Макгонагалл сказала тебе что-то вразумительное? — продолжал насмешливо улыбаться Том.       Гермиона ничего не ответила, посмотрев вдаль на кружащие снежинки. Конечно, Том знал, зачем она пришла к профессору. Он даже видел её в этом момент, ровно как и в момент, когда она шла с Маклаггеном на стадион.       Гермиона резко повернулась к Тому и спросила у него:       — Ты знал, чем всё это кончится? Я видела тебя дважды!       — Было бы намного безопаснее, если бы ты подошла ко мне.       — Ты что? Мои неприятности чувствуешь за версту?       — Я хорошо вижу людей, которые тебя окружают, всего лишь.       — Мне стоит… восхищаться тобой больше, чем бояться, — с тяжёлым сердцем отозвалась Гермиона. — Я понимала, что нужно было идти к тебе, но… я тебя ужасно боюсь!..       — Я же говорил, что меня не нужно бояться. Если бы не это, ты бы избежала того, что случилось сегодня.       — Ты меня пытал, Том, и не один раз, — напомнила ему Гермиона. — Думаешь, после такого легко не бояться?       — Тебе же не мешает твоя боязнь жадно пользоваться моим теплом, — насмешливо заметил тот.       Гермиона тут же отдёрнула ладони от Тома, испуганно посмотрев ему в глаза. Ей было так хорошо и уверенно, что она даже забыла, что стоит напротив Тома и держит его в своих руках, пользуясь его магией.       — И твоё сегодняшнее происшествие не мешает мне касаться тебя безболезненно, — тише добавил он и легко положил ей руки на плечи.       Он был прав – она не испытывала ужаса и отвращения от его прикосновений. Его руки давали только тепло, которое манило её, как магнит, и это чувство привело к растерянности. Странное ощущение.       Вскоре Том отпустил её и повернулся к перилам, направляя взгляд вдаль. Гермиона ощутила опустошение и тоже посмотрела на хлопья снега, которых становилось меньше. Ветер немного утих, переставая играться волнистыми локонами Гермионы, и она устало прикрыла глаза.       Очень долго они стояли в тишине и смотрели на плохую погоду. Снег совсем перестал падать, давая разглядеть тяжёлое антрацитовое небо. Ночь была очень тёмной и мрачной.       — Я приблизилась к тому, чтобы получить ответы? — неожиданно спросила Гермиона долгое время спустя.       Том ответил на её взгляд, тихо произнеся:       — Да.       Что же такого она сделала, что приблизилась к ответам? Она закусила свою опухшую губу и спросила:       — Это потому что я с тобой сейчас?       Том выпрямился и полностью повернулся к ней.       — Да.       — Послушай, Том, — неуверенно начала Гермиона. — Почему ты сразу же не показал мне… своё тепло? К чему была эта жестокость?       — Если бы я показал тебе сразу, то ты бездумно так же шарахалась от меня, но не нашла бы ответ на вопрос, почему убегаешь.       — Но мне не хочется больше прятаться от тебя. И вообще, мне кажется, что лучше всего мой день пройдёт именно с тобой, чем с кем-то другим, — задумчиво отозвалась Гермиона.       — Скорее всего, — согласился Том с тенью улыбки. — Но тогда ты будешь искать ответ на другой вопрос.       — Какой?       — Почему не хочешь убегать от меня.       Глаза у Гермионы сузились, и она тут же стала задавать себе этот вопрос. Почему ей даже сейчас не хочется убегать от него?       Том, словно проследив за её мыслями, насмешливо улыбнулся, однако его взгляд был тёплым, лишённый издёвки.       — Пойдём в тепло, — сказал он спустя минуту.       Гермиона только сейчас осознала, что он всё это время стоял в одной рубашке и даже не дрожал.       — Ты, наверное, замёрз, — слабо произнесла она, чувствуя за собой вину за это.       — Нет, но уже холодает.       Они спустились вниз и оказались внутри замка.       — Я не хочу возвращаться в башню, — решилась признаться Гермиона, посмотрев на профиль собеседника.       — Тогда я могу остаться с тобой здесь, пока твоё сознание не вернёт тебя в начало дня.       Гермиона согласно кивнула, и они сели на ближайшую лавку.       — Когда? — спросила она.       Том задрал рукав рубашки и посмотрел на часы, ответив:       — Скоро.       Та отвернулась от него и прижалась к стене, заставляя тело расслабиться. Скоро этот кошмарный день закончится. Минуты шли медленно, и Гермионе показалось, что прошло слишком много времени для того, чтобы начался новый день.       — Том? — шёпотом обратилась она к нему.       Он молча повернул к ней свою голову.       — Если я не сдержусь и… убью, ты поможешь мне?       Послышался тихий смех, который внушал что-то пугающее.       — Если ты хочешь сдержаться, то могу забрать тебя сразу же утром. Если нет, то… конечно, помогу, — проникновенным и доверчивым тоном отозвался Том.       Гермиона слабо улыбнулась ему уголками рта и тут же почувствовала, как потемнело в глазах. Стремительно настигающий мрак обхватил её и унёс с собой.