with great power

Элиотт был с Идриссом в своей квартире, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на том, что они оба смотрели, и потерпел неудачу. Он чувствовал себя ужасно, прошло много времени с тех пор, как они с Идриссом проводили время вместе, а он даже сейчас не присутствовал мысленно здесь. Он едва заметил, как Идрисс выключил телевизор и повернулся к нему с глубоким вздохом. — Бро, — понимающе сказал Идрисс, — что случилось? — Ничего, — солгал Элиотт, глубже зарываясь в диван. Идрисс был недоволен. — Элиотт, я знаю тебя с детства. Я вижу сквозь твою енотью маску. Это была правда. Идрисс, вероятно, был единственным, кто мог, что было приятно и раздражающе одновременно. К счастью, Лука еще не мог полностью видеть сквозь эту маску. — Это как-то связано с Лукой? — Подсказал Идрисс. Элиотт выпрямился. — Откуда ты знаешь о Луке? — Он еще не нашел времени сказать об этом Идриссу или Софиану, не желая лгать им. Он знал, что это эгоистично, Лука говорил всем своим лучшим друзьям, даже соседям по комнате, но Элиотт был никто иной, как эгоист. — Ты всегда забываешь, что я родственник Иман, — сказал Идрисс, закатывая глаза и слегка улыбаясь. Черт, точно. Иман знала, и Идрисс, очевидно, тоже. Отлично, теперь Идрисс поднимет шум из-за того, что Иман узнала об этом раньше него. — Прости, — извинился он, но Идрисс отмахнулся от него. — Чувак, я понял. Это непривычно, даже если чувства не новы, и вы, вероятно, все еще задаетесь вопросом, действительно ли это происходит или нет. Элиотт нахмурился. Что имел в виду Идрисс под "чувства не новы"? — Я... наверное. Что ты имеешь в виду, говоря о "чувствах"? — Небрежно спросил Элиотт, озвучивая свои мысли. Идрисс снова вздохнул. — Чувак, все знают, что вы с Лукой были влюблены друг в друга годами, мы просто никогда не думали, что вы переступите через себя и сделаете что-то с этим. — Это неправда, Лука не любит меня, никогда не любил и не будет любить, — сказал Элиотт, прежде чем он смог остановить себя. Идрис в замешательстве нахмурил брови, и Элиотт поспешно добавил: — Я имею в виду… Еще рано для любви, и все такое, да? — Элиотт, что на самом деле происходит? — В упор спросил Идрисс. — Я оговорился, Идрисс, вот и все, — попытался Элиотт, но с Идрисса уже было достаточно. С Элиотта тоже, если быть честным. Все, что нужно было сделать Идриссу, это одарить его фирменным взглядом Бакелляля, и Элиотт рассказал ему все. Он рассказал ему обо всех своих отношениях с Человеком-пауком, об идее Луки, о том, как он согласился с ней сначала, потому что это казалось хорошей идеей, но теперь он не знал, что делать. Он был удивлен реакцией всех на то, что они с Лукой встречались, их разговорами о том, что они ожидали этого некоторое время и все такое, особенно потому, что он знал, что Лука на самом деле не любит его в таком ключе. Ему по-прежнему нравился Человек-паук, но он не знал, как они могли продолжать то, что происходило, если Человек-паук должен оставаться анонимным. Было также ноющее чувство знакомости с Человеком-пауком, которое он не мог определить, как будто он знал его дольше, чем на самом деле. Когда он закончил говорить, Идрисс закрыл лицо руками, что, по мнению Элиотта, не могло быть хорошим знаком. — Элиотт, — осторожно начал он, — ничего личного, но ты идиот. — В смысле? Идрисс не ответил, продолжая свои собственные мысли. — Если отбросить чувства к гребаному супергерою, ты влюблен в Луку. — Идрисс… — Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, Элиотт. Ты будешь отрицать это до самой смерти, но ты влюблен в него, — Идрисс откинулся на спинку дивана, довольный собой. Элиотт застонал, плюхнувшись на диван с новой силой. — Даже если это правда... Лука влюблен в кого-то другого, вот почему мы все это делаем. Идрисс сложил руки на груди и внимательно посмотрел Элиотту в глаза. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что, возможно, этим человеком был ты? Он не задумывался, потому что этого не могло быть. Верно? Лука иногда глупил, но не настолько. Зачем ему предлагать фальшивые отношения, когда он знал, что у Элиотта есть чувства к кому-то еще? Кроме того, было много моментов, когда они оставались вдвоем, когда Элиотт на мгновение думал, что между ними может быть что-то большее, но Лука никогда не чувствовал то же самое. Плюс ко всему, он всегда избегал Элиотта, как чумы после таких случаев, поэтому Элиотт всегда предполагал, что его отталкивает одна только мысль об этом. — Вот тебе революционная идея, — предложил Идрисс, врываясь в его мысли, — почему бы вам просто… Подожди-подожди… Не поговорить с ним об этом? Типа обсудить. — Не глупи, Идрисс, — усмехнулся Элиотт. Как будто он мог сказать Луке что-то подобное, когда был уверен, что Лука влюблен в кого-то другого. Он не хотел винить Луку в том, что тот притворяется перед ним или, что еще хуже, навсегда потерять лучшего друга, потому что не смог удержаться от того, чтобы влюбиться, как безнадежный романтик, каким он и был. Кроме того, у него все еще были настоящие чувства к Человеку-пауку, которые он не был готов отпустить. Элиотт не выбирал, в кого влюбляться, но выбирал для этого самое не подходящее время. Это была трагедия носить свое сердце в рукаве, оставляя его открытым для вмешательства всех, с кем он контактировал. — Просто подумай об этом, — сказал Идрисс. Элиотт мог бы это сделать, мог бы подумать, но в то же время боялся. Мышление всегда доставляло ему неприятности или оставляло на глубине шести футов без шансов выбраться на поверхность. Он не знал, как объяснить это Идриссу, поэтому сказал: — Хорошо, — и позволил разговору затихнуть. Он знал, что Идрисс не совсем убежден, но был благодарен Идриссу за то, что тот не стал настаивать. Идрисс снова включил телевизор, и Элиотт вернулся в себя, стараясь сохранять нейтральное выражение лица, чтобы Идрисс не волновался и не чувствовал необходимости продолжать разговор. Он пытался думать о вещах объективно, пытался найти доказательства того, что он был влюблен в своего лучшего друга и что его лучший друг был влюблен в него. Очко в его пользу: Лука предложил фальшивые отношения. Очко не в его пользу: Лука включил "никаких поцелуев" в их список правил. Очко в его пользу: Лука краснел каждый раз, когда Элиотт говорил что-то флиртующее. Очко не в его пользу: Лука, казалось, чувствовал себя крайне неловко и неоднократно говорил Элиотту остановиться, когда он начинал вести себя слишком "как настоящая пара", особенно когда они были одни. Очко в его пользу: они почти поцеловались. Очко не в его пользу: они почти поцеловались. Он застонал, заставив Идрисс приподнять бровь. Было слишком много неубедительных данных, чтобы прийти к реальному выводу. Он мог бы поговорить с Янном, но он также не хотел продолжать разрушать доверие Луки и рассказывать еще большему количеству людей об их фальсифицированных отношениях. Он также мог поговорить с Лукой, как предложил Идрисс, но да, конечно... Это было забавно, они с Лукой говорили друг с другом о чем угодно и обо всем, и все же почему-то сейчас он не мог найти в себе силы вести такой разговор. В конце концов, он предпочел бы, чтобы Лука был его лучшим другом, чем никем вообще. В мире существуют миллиарды людей, они оба рано или поздно найдут себе кого-то, с кем они смогут быть счастливы. Если, конечно, они не были родственными душами. Боже, он почти слышал смех Луки в своей голове. Лука ни на йоту не верил в идею родственных душ, но Элиотт искренне верил. Как художник и ценитель кино, как он мог этого не делать? Иногда он жалел, что не родился в одном из тех миров, где у людей на внутренней стороне запястья вытатуировано имя их второй половинки или что-то в этом роде, просто чтобы он точно знал, что не всегда будет один. Конечно, это также означало бы, что он не должен быть один в любом случае. Опасной мыслью, приходившей ему в голову, когда он осознавал свою реальность, было то, что он был обузой для всех и каждого и что лучше быть изолированным, чем любимым. Он вдруг понял, что единственный человек, который мог бы изменить его мнение об этом — Лука. Потому что Лука видел его в самом худшем состоянии и относился к нему так же, как и ко всем остальным, никогда не рассматривал его психическое заболевание как проблему, которую нужно решить или с которой нужно что-то делать. Это жизнь, и иногда она становится трудной, но какое было бы удовольствие от легкой жизни? Лука всегда так говорил. — Чувак, я слышу, как ты думаешь отсюда, — Идрисс снова прервал ход его мыслей. В ответ Элиотт бросил в него подушку. — Ты буквально только что сказал мне подумать об этом. — Эй, я не имел в виду прямо сейчас. Но если это вытащит твою голову из задницы, я не могу жаловаться, — парировал Идрисс, — как же ты до сих пор не понял, что влюблен в своего лучшего друга? — Я не влюблен в тебя, Идрисс, — сказал Элиотт, хотя бы для того, чтобы отрицать тот факт, что он действительно был влюблен в Луку. Идрисс пристально посмотрел на него. — Мы оба знаем, что я больше не твой лучший друг, Элиотт. — Уф. Ладно. Может быть, я влюблен в него. Ну и что с того? Мне все еще нравится Человек-паук, — сказал Элиотт, цепляясь за этот факт, как за спасательный круг. Не важно, что Лука никогда не полюбит его, если у него будет Человек-паук, на которого можно положиться. — Верно. Супергерой, — Элиотт услышал осуждение в голосе Идрисса, но проигнорировал его. — Откуда ты знаешь, что Человеку-пауку не четырнадцать лет? Это было бы просто жутко, если бы ты влюбился в четырнадцатилетку. Элиотт закатил глаза. — Человеку-пауку не четырнадцать. — Откуда ты это знаешь? — Он случайно проговорился. Я не скажу тебе сколько ему лет, но у нас нет "жуткой" возрастной разницы, — в конце концов, Человек-паук был ровесником Луки. Идрисс искоса взглянул на него, потом прикусил губу и повернулся к нему лицом. — Если я снова скажу тебе, что все это будет решено с помощью одного лишь небольшого разговора, ты меня вышвырнешь? — Невинно спросил он. Разговоры, разговоры, все всегда сводилось к разговорам. Но Элиотт был упрям. — Да, — сказал он. — Ладно, тогда забудь, что я сказал, — Идрисс пожал плечами и плюхнулся на свое место на диване. Элиотт ценил все, что он сказал, он действительно ценил, но он не был полностью готов столкнуться с идеей рассказать Луке о своих чувствах. По крайней мере, пока. Он вздохнул, подражая позе Идрисса на диване. Он подумает об этом, и, будет надеяться, что ответ на его борьбу будет предначертан звездами для него, ясный как день. А пока ему оставалось только притворяться, что ничего не изменилось, что его сердце не разрывается на части при малейшем упоминании о Луке Лалльмане.