Рэд vs Волк

Рэд О, привет, это снова вы… Чего говорите? Как потусили? Да как обычно: пацаны нажрались, а я потом разносил их по домам… Да не-а, мне не стрёмно — я привык. Зато я постоянно над ними угораю, а уж компромата там — до и больше. Вон, у Вита вообще, как напьётся, бзик — он всех хочет осчастливить, и его вообще не ебёт чужое мнение по этому поводу. А счастье для Вита — это куча баб, поэтому я в такие моменты начинаю себя чувствовать участником шоу «Жених». Причём ладно бы только один Вит такой, так на наших посиделках каждый норовит свести меня с какой-нибудь подружкой своей подружки, у которой есть подружка, а объяснять им, что мне они нахуй не сдались — абсолютно не имеет смысла. Всё равно ж эти пьяные рожи ничего не понимают. Хорошо, хоть по трезвяку они об этом забывают… Ну, в общем-то, было весело: Михась, вон, уснул в своей джакузи, а Толька Ефремычев чуть было не лишился анальной девственности, когда решил прокатиться на велосипеде Михася по квартире. Он со всего размаху сел, не посмотрев, что вообще-то у велика сидушки нет. Михась сказал, что под его седалище нужна какая-то эксклюзивная сидушка, а её ещё не привезли из Швейцарии. Ага, бля, эксклюзивный поджопник. Богатые, реально, с жиру бесятся. Я всегда подозревал, что Толик у нас пидорок, но вот чтобы вообще не почувствовать, что сидишь на металлическом штыре — это ж как надо нажраться? — Тарас, сына, подь сюды. — Вот сколько раз говорили, что я, что Федя, чтобы мать не орала из окна — сотовый же есть — а ей хоть бы хны. Ладно, она так меня звала, когда мы жили на старой квартире — там наш дом, гаражи, пустырь и всё — конец Москвы, а тут как-никак практически центр и люди уважаемые живут: вон, напротив нас профессор живёт, а в соседнем подъезде какой-то МВДшный высокий чин аж три квартиры занимает. Подхожу и смотрю на высунутую из кухонного окна маму. — Так, метнись-ка к бабе Клаве и отнеси ей лекарства. Баба Клава — моя бабушка по материнской линии. — Боже мой, матушка, где вы нахватались таких вульгарных слов, — картинно всплёскиваю руками и демонстрирую обморок — обожаю прикалываться над мамой, когда она пытается казаться на одной волне с молодёжью. Она ж даже инстаграм ведёт и всякую муру туда постит. — Поговори мне тут ещё. Мал ещё меня поучать. — Конечно-конечно, матушка, ни в коем разе, — стою и довольно лыблюсь. Не, а вы думали, я совсем неотёсанное быдло? Меня Любовь Владимировна — Федина мама — даже этикету научила и разным там столовым премудростям. Федины предки — люди не бедные и в определённых кругах вращающиеся, поэтому иногда нас звали на всякие светские тусовки, а там надо соответствовать, как бы. — Ну чего встал? Иди домой. Я сейчас сумку соберу, — и мама скрывается в недрах квартиры. «Ну вот, блин, ни вперёд, ни после, — думаю я. — У меня, между прочим, ещё дела тут были». Делать нечего — иду. Вновь придётся поработать курьером: туда — лекарства и фрукты, оттуда — соленья-варенья. Прям бартер какой-то. Маман нагрузила меня как слона, ну ладно — слоника. Может, я и крепкий малый, но до габаритов дяди Феди мне ещё как до Китая на карачках. Ну что, прогуляетесь со мной или как? Вот и отлично, только прежде чем переться в другой конец города, мне тут нужно кое-какое дело сделать. Никуда не спешите? Отлично! Что за дело? Да так… Как бы вам объяснить-то?.. В общем, я тут охраняю кое-кого. На общественных началах, так сказать. Пойдёмте, он уже должен скоро вернуться из музыкальной школы. Кто? Мой одноклассник Мир. Так-то он Любомир, но все в классе его зовут на девчачий манер Любой, а мне вот больше нравится его называть Мир. Ну, вообще-то мы с ним не общаемся, хотя он и живёт надо мной, только на третьем этаже. Кстати, у него не только имя странное, но и фамилия. Он — Волк. Не Волков, а именно что Волк. Его семья переехала к нам совсем недавно, и прибыли они аж из Питера. Как по мне, так очень странное решение. Родители Мира какие-то там музейные работники, и им посчастливилось попасть на работу в Пушкинский музей. Я точно не знаю, это мне мама пересказала сплетни. Волки хоть и питерская интеллигенция, но очень уж заносчивые, особенно мать — вечно смотрит на всех словно барыня на своих крепостных. И вот вроде бы и поздоровалась с тобой нормально, а чувство такое, что в душу плюнула. Хорошо хоть Мир не такой. Он… Он… Как же это сказать-то?.. Мало того что он на виолончели играет и таскает эту бандуру размером чуть ли не с себя самого, так Волк вообще неземной, ну то есть не с этой планеты: всё время где-то в облаках витает, практически ни с кем не общается, а когда говорит, то так скромно, и речь у него такая правильная. Я бы даже и не подумал так сказать, как он отвечает на уроках. И выглядит одноклассник тоже соответствующе. В общем, парни считают его чуть ли не юродивым. А он мне отчего-то нравится… Мажоры, как увидели его, скромного и беззащитного, то сразу почуяли лёгкую добычу. А эти гиены позорные на многое способны, если им не давать соответствующий отпор. Не прошло и недели с начала учебного года, как Макс Бобров, это один из двух утырков, которым я пальцы переломал, начал стебаться над Миром. Кстати, именно он и придумал прозвище «Люба» для Волка. Любомир сначала молчал, а потом, набравшись смелости, указал Боброву и его кодле, что это крайне недостойно дразнить человека из-за его имени. Естессна, на этих гамадрилов слова Мира не подействовали — они лишь стали издеваться над ним ещё больше. А потом и вовсе оборзели — решили его проучить по-взрослому, то бишь просто избить, но сами-то Бобров со товарищи мараться не стали, а, как обычно, наняли для этого гопников из округи. Так вот, иду я, значит, из магазина через парк, который доходил до метро, и вижу в кустах Боброва и Кочергина — это как раз второй инвалид-страдалец. Ба, стоят и снимают, у Боброва была цифровая камера в руке, как толпа из пяти человекообразных кого-то прессует около противоположной лавочки. Кого точно, я не видел, но явно, что кого-то одного. А это, по-любасу, не по-пацански. Я, недолго думая, подошёл к моим «любимым» одноклассникам, схватил обоих за тощие шеи и пригрозил, что, если эти братья Коэны сейчас не растворятся в толпе, то я сделаю из них сестёр Вачовски. А для убедительности вырвал из рук Боброва камеру, аккуратненько убрал её в сумку, висящую на его шее, и затянул ремень так, что морда Макса стала багроветь. Дима Кочергин попытался спасти своего дружочка, но я перехватил его руку и перевёл на болевой. Я этим атлетам херовым пригрозил, что в этот раз одними пальцами они не отделаются, а заодно напомнил, что мой папаша очень будет рад направить своих бойцов провести с ними воспитательную беседу. Этот мой гон всегда действовал безотказно — придурки ж до сих пор думали, что Федя — вор в законе и лидер ОПГ. Правда, этому ещё способствовало и то, что его часто видели в компании крепких, под стать ему, мужчин в строгих костюмах. Это ж иногда к нам наведывались его сослуживцы, но так как работа у них специфическая, то они старались выглядеть как можно более незаметными и ничем не выдавать своей принадлежности к органам, но от сарафанного радио разве скроешься. Как только братья-мажоры стремглав скрылись с моих глаз, я пошёл разбираться, над кем же там ржут эти бандерлоги. А в центре толпы, оттеснённый к лавочке, стоял Мир. Он выглядел таким беззащитным и хрупким. Он прижимал к себе футляр, словно это было самое ценное в его жизни. Высокий детина, как я понял, вожак этого гоп-стада, просил одолжить скрипочку, а то он страсть как любит, когда на скрипочке играют. Двоих из гоп-компании я узнал: одним был одноклассник Вита, а со вторым я уже встречался на одной разборке за гаражами; троих других — видел впервые. Ну, ничего, сейчас и познакомимся. Помнится, наш президент говорил, что если драка неизбежна, то следует бить первым, только вот дядя Вова далеко, хотя Кремль тут в минутах так двадцати быстрым шагом, а вот Федя и его наставление, что любой конфликт сначала нужно попробовать решить переговорами, а уж потом тупо убивать те существа, что человеческой речи не понимают, совсем рядом. Ну, я и поступил, как учил Федя. — О парни, привет, — начал я и по-дружески обнял за плечи одноклассника Вита и другого знакомого. — Чем занимаетесь? Я посмотрел на Мира. В его глазах на мгновение вспыхнула надежда на спасение, а затем так же быстро потухла и он совсем сжался. Что ж, мне не из-за чего на него обижаться, ведь он ж обо мне слышал только «вечное-доброе». — Привет, Рэд, — неуверенно протянул одноклассник Вита. Бля, я так и не запомнил, как его зовут: то ли Антон, то ли Андрей. — Да вот тут хотим музыку послушать, а этот отказывается поиграть для нас. Моё появление вызвало интерес со стороны долговязого быка, и он стал оценивающе смотреть на меня. В других бы обстоятельствах, верзила уже бы поплатился за это, но пока было рано. — Да ладно вам, пацаны, оставьте паренька в покое, пойдёмте лучше пивасика попьём. Если что, я угощаю. — Я по-прежнему не выпускал приятелей из своих объятий. — Слышь, те чё, ваще, тут надо, а? — прогнусавил вожак бандерлогов. «Спокойствие, Тарас, только спокойствие». — Да ничего, — отвечаю я как можно более миролюбиво, — просто смотрю, знакомые поцики стоят, думаю: подойду и поприветствую их. — Я вновь миролюбиво улыбнулся и притянул к себе начавших уже рыпаться парней, прижав для верности их покрепче. — Ну, привет, тебе, а теперь можешь идти, куда шёл. У нас тут, как бы, работа, — вновь подал голос главный бандерлог. — О’кей, о’кей, — я поднял руки вверх, — не буду мешать уважаемым бизнесменам обделывать их важные дела. Виту привет, — бросил я, кажется, всё-таки Андрею. Я отошёл на небольшое расстояние и, когда бандерлоги потеряли ко мне интерес, с разбегу налетел на долговязого, сбил его с ног, не останавливаясь, заехал кулаком стоящему рядом тёмноволосому парню, и тут же ногой вдарил в живот сделавшему в мою сторону шаг коренастому малому, отчего тот сложился пополам. — А, сука, — завопил главарь и попытался встать. Я подлетел и ёбнул его мордой об своё колено — хана моим любимым джинсам — все в крови теперь. Тёмноволосый бросился на меня со спины, но я локтем двинул ему под дых и для верности добавил резкий удар в челюсть. — Твою мать, Рэд, ты чё творишь?! — возмутился Андрей — пусть будет так. Он, видимо, только сейчас вышел из оцепенения. Я быстро осмотрелся: коренастый до сих пор корчится на земле, тёмноволосый наматывает на кулак кровавые сопли, долговязый пытается встать, но тоже держится за сопатку. — Значит так, бандерлоги. Это, — я указал на Мира, который еле-еле стоял на ногах — кажется, ещё чуть-чуть и он упадёт в обморок. Наверняка, он никогда раньше не видел подобных разборок, — мой одноклассник. И если я увижу вас или кого-то из вашей гоп-компании, то в следующий раз будет гораздо больнее. Если не верите, можете поинтересоваться у заказчиков — они на своей шкуре оценили воспитание от Рэда, — я самодовольно ухмыльнулся. — Бля, я тебя урою, сука, — прогавкал долговязый и попытался встать. — Гош, не надо, — взмолился Андрей и бросился ему помогать. — Это же Рэд. «Вот и слава нашла своего героя — мной уже бандерлогов стращают», — промелькнула дурацкая мысль. — Да мне похуй!!! — взвизгнул раненый вожак и бросился на меня, за что тут же был наказан одним точным ударом в челюсть. Всё-таки бандерлоги такие предсказуемые. Парень отшатнулся и завалился на Андрея. — Ну что, есть ещё желающие или вы исчезнете, как тени в солнечный полдень? — я тяжёлым взглядом обвёл всех. — Мы уходим, уходим, — затараторил другой знакомый парень, который стал помогать остальным побитым. Когда стайка бандерлогов поковыляла прочь, я посмотрел на Мира, он был совсем бледный. Парнишка всё так же стоял, мёртвой хваткой вцепившись в футляр от виолончели. — Мир, с тобой всё хорошо? Тебе помочь? — спросил я тихо. Вон, пацан как перенервничал, аж трясти начало. Я подошёл и хотел у него забрать футляр. Но Волк встрепенулся и вскрикнул: — Нет, не надо! — он буквально хотел слиться воедино со своей виолончелью. — Конечно, как скажешь, — я демонстративно показал, что не претендую на его сокровище, и улыбнулся. Не, ну я знаю, что мне лучше не улыбаться, это ж зрелище не для слабонервных, но почему-то в тот момент не мог себя контролировать. — Любомир, ты же сейчас домой, верно? — спросил я его, стараясь, чтобы мой голос казался как можно более дружелюбным и спокойным. Волк лишь кивнул. — Я тоже. Пойдём вместе? Робко он последовал за мной. — Тебе помочь с футляром? Он же, наверное, тяжёлый, — спросил я его спустя какое-то время. — Тарас, я тебе очень благодарен, но он не тяжёлый, — наконец Мир заговорил более-менее спокойным тоном. — Как знаешь. Если что, всегда готов тебе помочь. Мне не сложно, — я вновь улыбнулся. Бля, чего со мной творится-то? Так, молча, мы дошли до нашего дома. Я подождал, пока за ним закроется входная дверь, а затем открыл свою. Как некстати тогда в коридор вышел Федя. Увидев пятна крови на моих светлых джинсах, он недовольно фыркнул, но ничего не сказал. Бля, да я же защищал слабого. Чего он сразу на меня так смотрит? Но я не стал ему ничего объяснять. И вообще, мне в последнее время вообще как-то похуй на его мнение. Зато мать принялась верещать не хуже сирены воздушной тревоги. Ну, поорёт и успокоится. Жалко её, конечно, но и ей я ничего не хочу объяснять. Она ж априори уверена, что это я всегда во всём виноват. Я разделся, бросил шмотки в машинку и закрылся у себя в комнате. Лежал на кровати и вспоминал, с какой благодарностью в глазах смотрел на меня Мир, когда отошёл от произошедшего. Он ничего не говорил, а лишь смотрел своими карими, практически чёрными, глазами. А мне и этого было достаточно. От этих воспоминаний я даже возбудился… Бля, я что, это сказал вслух?.. В общем, вы ничего не слышали. ОК? Вот с тех пор я и встречаю Волка из музыкальной школы. Ну, не прям встречаю, а просто смотрю издалека, чтобы к нему никто не пристал, только и всего. А вот и он. Что-то сегодня припозднился — наверное, какие-то дела были. Ну всё — он дошёл до подъезда, а я побежал к бабуле, а то и так на час почти задерживаюсь — мать, чай, ей звонила, что сейчас приеду, и она будет переживать, а у неё и так давление вечно высокое. До встречи как-нито потом.