Рэд vs Волк

Волк Боже мой, неужели я дома?! Наконец-то мои мучения закончились. Первым делом бегу к виолончели. Как же я по ней скучал! Аккуратно извлекаю её из футляра, сажусь на стул, устанавливаю шпиль, принимаю позу, беру смычок и начинаю играть… Да, вот оно, несказанное счастье: когда инструмент в твоей власти, когда от прикосновения волоса к натянутой струне рождается звук и только ты — движениями своих умелых пальцев — контролируешь этот процесс… Только после такой длительной разлуки — прошло пять с лишним дней, как-никак, — понимаешь, насколько тебе этого не хватало. Чтобы настроиться, играю по памяти «Колыбельную» Шостаковича, простенько и со вкусом. Выходные в больнице длились ужасно долго. Мама́ пришла только в воскресенье и то ненадолго: лишь напомнила, что в понедельник с утра меня ждёт консилиум. Э-эх, раз надо, так надо. Мне было крайне неудобно, что из-за меня столько людей отвлекают от дел, ведь даже шишка уменьшилась и перестала постоянно болеть, ну, если только чуть-чуть и только тогда, когда делаешь резкие движения головой. Сегодня с утра, как и было обещано, меня навестил профессор Зарянский из Первого Медицинского университета. Папа́ самолично привёз его на нашей машине. Были приглашены также заведующая отделением и мой лечащий врач. Они втроём вновь изучили МРТ, результаты анализов и осмотрели мою голову. Единогласный вердикт — со мной всё в порядке и у меня всего лишь обширная подкожная гематома, то есть шишка. Мама́ настаивала на дальнейшем лечении в стационаре, но профессор Зарянский её убедил, что это излишне, и меня выписали, рекомендовав продолжать делать компрессы с «Троксевазином». В общем, столько дней попусту потеряно, но разве мама́ это объяснишь? Уже хотел поставить на пюпитр ноты, как услышал: — Рада, что ты не теряешь времени даром и репетируешь, но, Любомир, нам надо серьёзно поговорить, — тон мама́ не предвещал ничего хорошего. — Слушаю тебя, — сказал я, отложив виолончель. — Любомир, я всё понимаю: мы в новом городе, ты тут никого не знаешь и тебе хочется общаться со своими сверстниками не только в музыкальной школе, но, мальчик мой, этот наш сосед… Он точно не подходит тебе. — Но почему? Я же учусь с ним в одном классе, — я не понимаю, почему мама́ так негативно относится к Тарасу. — Любомир, разве ты не знаешь, какие слухи ходят о его отце? — Мама́, я не слушаю досужие разговоры. А Тарас очень хороший. И он мне несколько раз даже помог. Мама́ внимательно посмотрела на меня, а затем добавила: — Ах, какой же ты ещё ребёнок. Ты не думал, что он просто втирается к тебе в доверие, чтобы потом совершить что-нибудь… — она помедлила, — противоправное. И вообще, ты видел, как он выглядит? Синяки на лице, спортивная одежда, не снятый даже в помещении головной убор… Да по нему же тюрьма плачет!.. — Мама́-а... Она сделала жест, чтобы я замолчал: — Любомир, в дальнейшем тебя ждёт великолепная карьера на музыкальном поприще и всемирная слава. Я не сомневаюсь, что ты даже превзойдёшь в этом своего дедушку Любомира Николаевича. Поэтому подобные дружеские, — мама́ произнесла это слово как-то странно, — отношения не подходят для тебя. В твоём классе очень много мальчиков из хороших семей, и тебе следует общаться только с ними. — Но они… — Никаких «но», Любомир, — она была непреклонна и очень строго смотрела на меня. — Обещай мне, что ты не будешь поддерживать отношений с этим Тарасом. Кажется, его так зовут? — Да, его зовут Тарас. Мама́ не сводила глаз, ожидая моего согласия, поэтому ничего не оставалось, как заверить её, что учту её пожелание. Кажется, мама́ удовлетворилась моим ответом. Она поцеловала меня в щёку и сказала, что я должен наверстать упущенные дни, а так как сейчас каникулы, то у меня это обязательно получится. А ещё она напомнила: вскоре после каникул меня ждёт выступление на школьном мероприятии, посвящённом профориентации. Мама́ каким-то образом уговорила нашего директора школы, чтобы я выступил на нём с небольшим попурри. Мне, конечно, не привыкать выступать — в своей старой школе я уже несколько раз принимал участие в школьных мероприятиях, но здесь, где никто из одноклассников вообще не воспринимает ни меня, ни классическую музыку, это будет той ещё пыткой. Когда мама́ вышла из моей комнаты, я попытался вновь поиграть, но у меня впервые пропало желание. Я стал думать о Тарасе и о том, о чём просила мама́. Я всё пытался понять, чем Тарас ей не угодил. Ну да, он всегда ходит в спортивной одежде и в красной вязаной шапке, и я ни разу не видел его без неё — наверное, она что-то значит для него. Ещё он периодически дерётся, правда, причина этого в последнее время была во мне, но ведь он же не плохой, я это точно знаю. Я, может быть, в начале и испытывал страх по отношению к нему, но, узнав его получше, вижу, что он очень глубокий человек и не такой, каким его видят другие. Чем больше наблюдаю за ним, тем больше кажется, что он всего лишь старается подстроиться под мнение окружающих о себе. Я это понял, заглянув в его тетрадь: он хорошо рисует, пишет смешные рассказы, решает сложные математические задачки. Он — настоящий человек-загадка. Сижу и почему-то улыбаюсь, вспоминая всё это, особенно то, как столкнулся с ним в больнице. Его растерянный взгляд при виде меня, кажется, он совсем не ожидал меня увидеть в домашнем. А ещё розы, мои любимые розы. Я все выходные напролёт смотрел на них и ломал голову: зачем он подарил их мне? Интересно, он знает, что на языке цветов алые розы являются символом романтической любви? Хотя, о чём это я? Уверен же, что Тарас не такой, как я. У него наверняка есть девушка или же скоро будет. Чтобы вырваться из того лабиринта своих дум, куда сам себя загнал, начинаю вновь музицировать, однако погрузиться полностью в игру мне не дали — мама́ позвала обедать. За трапезой она сообщила, что в среду вечером мы приглашены на день рождения к её новым знакомым по работе. Я не горел желанием идти к незнакомым людям, да ещё в такой день, но мне было сказано, что это не обсуждается, тем более что там будут мои сверстники — близнецы Марина и Илья — дети той самой коллеги. Мне ничего не оставалось, как согласиться и на это. Надо ли объяснять, что близнецы, скорее всего, на все сто процентов подходят под описание «дети из хорошей семьи». А мне вот отчего-то нисколько не хочется с ними знакомиться, какими бы они ни были «хорошими» по версии моей мама́. Но какой смысл переживать из-за неизбежного? Остаток дня я провёл, изучая партитуру «Польки» Балакирева — проигрывал её сначала в голове. Мои преподаватели говорили: прежде чем взяться за смычок, необходимо проиграть всё мысленно, тем самым заранее настраивая мелкую моторику рук под выполнение нужных действий. В дальнейшем же происходит лишь переход от активного мыслительного процесса к выполнению механических действий, которые и отличают виртуоза от обычного музыканта. Пока средний исполнитель тратит много времени на обдумывание, как сыграть ту или иную ноту, лучшие в мире исполнители, отточившие свою технику до совершенства, исполняют её точно и технично, в результате чего у них остаётся время на обдумывание интерпретации произведения. И я хочу стать таким же виртуозом, поэтому следую всем советам и подолгу занимаюсь. Надеюсь, это в ближайшем будущем принесёт свои плоды. Дедушка частенько утверждал, что у меня неплохо получается, но я-то знаю, что это он говорил, чтобы не обидеть меня. Наблюдая за его игрой, я всегда поражался, как он мог, даже не задумываясь, начать играть музыкальное произведение, ноты которого видел впервые в жизни, и при этом умудряясь добавлять в игру необходимую экспрессию. Как же мне жаль, что его не стало — рак мозга убил его буквально за полгода. Во вторник я был предоставлен сам себе — родители были на работе. Я играл и играл, а что ещё оставалось делать — на улице лил дождь. Я любовался им — он всегда настраивал меня на нужный лад. Мерно капающая небесная вода служила мне своеобразным метрономом. Часа в два пополудни я решил немного перекусить. Стоя на кухне возле окна, пил горячий травяной чай и наблюдал за происходящим на улице — дождь в очередной раз закончился, и люди спешили по своим делам, воспользовавшись передышкой. И вот я увидел Тараса. Это определённо был он — его примечательная красная шапка была видна издалека. Мой одноклассник шёл со стороны парка и тащил две, судя по всему, увесистые сумки. Я пронаблюдал за ним: Тарас прошёл через двор и скрылся в нашем подъезде. Интересно, откуда это он? Я вновь поймал себя на мысли, что этот парень и всё, что с ним связано, определённо интересуют меня. Жаль только мама́ видит в нём лишь угрозу и ничего более. Я бы рассказал ей, что Тарас спас меня уже дважды, но боюсь это не лучший вариант — о травме головы я сказал, что споткнулся и упал возле подъезда, а уж о встрече с Игорем и его сподручными и вовсе не стоит упоминать — чего доброго, мама́ наймёт репетиторов и заставит меня сидеть дома, превращая мою жизнь в бесконечный кошмар одиночества, а так, раз уж не повезло с большинством одноклассников, то я хотя бы общаюсь с ребятами из музыкальной школы. От мыслей о Тарасе меня отвлёк телефонный звонок — матушка в очередной раз контролировала, покушал ли я. Можно подумать, мне пять лет, а не почти семнадцать. После обеда снова репетировал и репетировал. Когда погружаюсь в игру и освобождаю разум от всего лишнего, мне всегда становится легче, а в свете недавних событий сейчас мне это нужно, как никогда. Я так увлёкся, что даже не заметил, как пришёл папа́. Он обычно подолгу задерживался в музее — из-за должности реставратора у него часто не было возможности оставить намеченную работу незавершённой. Мама́, конечно же, тоже частенько задерживается, особенно сейчас, когда принимает музейные фонды на хранение и разбирается с каталогами Пушкинского музея. — Здравствуй, сын, ты не заигрался случаем? — спросил меня папа́ с мягкой улыбкой. Я же вздрогнул от неожиданности. — Ой, кажется, ты прав — я действительно заигрался. Сколько сейчас времени? — Сынок-сынок, — он покачал головой, — сейчас уже полвосьмого, так что заканчивай упражнения и идём ужинать. Мама́ будет чуть позже — пошла покупать подарок. — Хорошо, папа́, я сейчас. Неужели я не заметил, как прошло почти четыре часа? Хотя чему удивляться: я и раньше мог играть целыми днями, потеряв счёт времени. Пока я помогал отцу накрывать на стол, пришла мама́, с небольшим подарочным пакетом. Она сказала, что на Арбате приобрела замечательного фарфорового слоника, потому что её коллега как-то обмолвилась, что коллекционирует подобные вещицы. Мама́ надеялась, что такого у неё ещё нет. Автор статуэтки явно вдохновлялся образом Уинстона Черчилля — антропоморфный слоник в образе пожилого джентльмена в пальто, со шляпой на голове, опирался на тросточку, а во рту у него была сигара. Уверен, мамина подруга оценит. Мы сели ужинать. — Любомир, как прошёл твой день? — осведомилась мама́. — Я сегодня разучивал «Польку» Балакирева, а затем повторил ранее пройденный материал. — Замечательно. Ты должен больше заниматься — без надлежащей усидчивости нельзя стать великим музыкантом. Любомир Николаевич бы подтвердил. — Я стараюсь, мама́, — понуро сказал я. При воспоминании о дедушке мне всегда становилось грустно. — Сын, я тут подумала, что неплохо было бы тебе сыграть завтра на дне рождения Василисы Леопольдовны. Я хотел было возразить, но меня опередил отец: — Марго, мне кажется, это не лучшая идея. — Викто́р, mon amour, — мама́ так выразительно посмотрела в сторону отца, что тот немного смутился, — мальчику нужна практика выступлений. Его ждёт большая сцена и заполненные зрителями залы. А там будет не больше десятка человек. И все они, я заверяю тебя, большие ценители классического искусства. — Хорошо, дорогая, как тебе будет угодно. — Мама́, но я не горю желанием… — Любомир, это не обсуждается, — отмахнулась она, а затем подложила в мою тарелку ещё немного тефтелей. Ничего не оставалось делать, кроме как продолжить ужин, внутренне переживая, что мама́ опять всё решает за меня. Наступило утро среды, отчего-то мне совершенно не хотелось вставать, но мама́ перед уходом проконтролировала, что я пошёл умываться. Ну вот спрашивается: зачем вставать в полвосьмого утра, когда у тебя каникулы и никуда не нужно спешить? Чтобы дать соседям поспать, я сначала решил посмотреть тот фильм, что не смог осилить в больнице. От его просмотра у меня осталось приятное послевкусие, а ещё фильм заставил меня задуматься над тем, смогу ли я вот так же пойти наперекор общественному мнению и бороться за свою любовь до конца? К сожалению, ответа на этот вопрос я так и не нашёл, а поэтому вновь принялся репетировать — нужно показать класс, раз уж мне вечером предстоит выступление. Вечером я решил сыграть отрывок из «Времён года» Вивальди. Конечно, эти концерты в большей мере предназначены для скрипичного оркестра, но зато они легко узнаваемы. В общем, весь день напролёт я отыгрывал «Охоту» из «Осени» — мне показалось, что сейчас эта композиция актуальна как никогда. Хотя, по правде говоря, мне хотелось бы исполнить переложение для виолончели партии первой скрипки «Летней грозы», но пока для меня это недостижимая высота — я всё ещё не решаюсь браться за престо. Но я готовлюсь к этому. Родители явно ушли с работы пораньше, потому что были дома уже в шестом часу. Мама́ переоделась и проследила, чтобы я выглядел подобающе. Взял футляр с виолончелью и, пока мама́ и папа́ в который раз проверяли, не забыли ли они чего, направился вниз. На крыльце стоял Тарас и курил, спрятавшись от моросящего дождя под козырьком подъезда. Кажется, я раньше не видел, чтобы он курил. — Привет, — поздоровался я и улыбнулся ему. Он был притягательно задумчив и поэтому не сразу обратил на меня внимание. — И тебе того же, — сказал он с каким-то извиняющимся видом и, затушив сигарету, выбросил её. — Как проводишь каникулы? — спросил я, чтобы поддержать беседу. — Да, как обычно, слоняюсь без дела, — Тарас стоял, облокотившись о стену, и внимательно рассматривал меня. — А я вот сейчас иду с родителями на какой-то день рождения… — я не успел закончить, как из подъезда вышла мама́. Тарас с ней поздоровался. Она же, недовольно глянув на него и процедив «Здравствуйте, юноша», направилась к нашему Chevrolet Lacetti. Мне почему-то стало так неприятно от этой сцены. Мне хотелось ещё немного пообщаться с соседом, но, услышав недовольное мамино «Любомир, садись в машину», мне только и осталось, что сказать однокласснику: «Счастливо» и последовать её примеру. Пока двигатель прогревался, я наблюдал за Тарасом. Он постоял ещё немного, а затем, накинув на голову капюшон ветровки, куда-то пошёл. Мы поехали в противоположную сторону. Семья Василисы Леопольдовны жила в районе Красной Пресни. Туда мы добрались минут за тридцать. Их дом, в отличие от нашего, был относительно новой кирпичной пятиэтажкой. Мы жили практически в такой же в Петербурге. Сразу накатили воспоминания. Нас приняли радушные хозяева. Василиса Леопольдовна оказалась невысокой, весьма полноватой женщиной, зато её супруг Давид Маркович обладал высоким ростом, он был хорошо сложён и возвышался над своей женой чуть ли не на две головы. Как оказалось, он был военным — майором — и служил в Генеральном штабе. Мы были представлены гостям. Мама́ не преминула отрекомендовать меня как музыкального гения, который обязательно порадует гостей своей виртуозной игрой на виолончели. Как же меня это смутило. Я стоял красный как рак, не зная куда себя деть, но матушка нахваливала меня и нахваливала. Потом меня отдали на попечение Марины — дочери виновницы торжества — миловидной улыбчивой блондинки. Она провела меня в свою комнату, которую делила с братом-близнецом Ильёй — таким же высоким и таким же блондином. Брат с сестрой были очень похожи, а ещё, как я успел заметить, они были очень похожи на их отца. Ну разве только Марине досталась от матери очаровательная округлость. Мы познакомились. Ребята, как и я, не знали, как начать беседу. Я старался тактично рассмотреть их комнату. Большую часть помещения занимали две кровати, которые отделялись друг от друга ширмой, которая сейчас была убрана. Половина Марины была увешана плакатами различных популярных певцов, а половина Ильи — какими-то рисунками и фотографиями различных зданий, мой интерес к которым не остался незамеченным. Илья поведал мне, что он хочет стать архитектором и готовится к поступлению в МАРХИ. Марина же хотела поступить на педагога или психолога, она пока окончательно не решила. Так, слово за слово, мы разговорились. Оказалось, что они неплохие и общительные ребята. Я рассказал им о том, что мечтаю стать музыкантом и поступить в Гнесинку. Они искренне пожелали мне удачи. Илья сказал, что я обязательно добьюсь своего и Марина с удовольствием повесит мой плакат вместо какого-нибудь Егора Крида. Я засмущался, а Марина ещё больше, она даже обозвала Илью придурком. Вскоре нас позвали к празднично накрытому столу, заставленному закусками. Во время ужина именинницу поздравляли. Когда очередь дошла до нас, мама́ вручила подарок, который привёл Василису Леопольдовну в восторг. Она незамедлительно поставила слоника на почётное место — среди таких же милых фарфоровых безделушек. В изящной горке на нескольких полках стояли фигурки людей, зверей, птиц и даже причудливые абстрактные статуэтки, покрытые глазурью с изящной росписью. Ещё она сказала, что её знакомые из какого-то там клуба коллекционеров просто обзавидуются, особенно один, который специализируется исключительно на слониках. Казалось, что Василиса Леопольдовна позабыла о гостях, но Давид Маркович, зная об увлекающейся натуре супруги, умело вернул её на землю, и празднество продолжилось дальнейшими тостами и прочими поздравлениями. После того, как большинство блюд было съедено, настала и моя очередь «порадовать дорогих гостей и в первую очередь именинницу», как сказала мама́. Людей было много, да и зал был заставлен так, что мне еле-еле хватило места, чтобы разместиться со своей виолончелью. Мне очень мешал фикус, стоящий в кадке на полу, но я всё же смог сыграть несколько отрывков. Мама́ сразу стала вновь нахваливать меня, а также сообщила, что мой дедушка в Санкт-Петербурге был очень известным виолончелистом. Вот опять она начала расписывать меня, как в том мультике о продаже коровы на базаре. Наконец всеобщий интерес к моей скромной персоне угас и я смог вернуться на своё место. Через некоторое время близнецы предложили посидеть у них в комнате вдали от суматохи. Надо отдать должное, они тоже впечатлились моей игрой, чем вновь вогнали меня в краску. А потом они стали меня расспрашивать о Петербурге. Так, за разговорами, я и не заметил, что за окном настала глубокая ночь — часы показывали около двадцати трёх — и гости начали расходиться по домам. Напоследок я обменялся с близнецами контактами в соцсетях и мессенджерах. У меня сложилось впечатление, что я знаю их чуть ли не с самого детства — так мне было с ними легко в общении, что для меня, как интроверта, стало большим открытием. Всё же я зря в самом начале решил, что они такие же снобы, как и мои одноклассники — дети состоятельных родителей. А ещё мне стало чуть-чуть завидно, когда я заметил, что близнецы находятся на одной волне и один мог спокойно завершить фразу другого, а иногда они смотрели друг на друга, словно обменивались телепатическими сигналами. Впервые мне стало жаль, что у меня нет ни братьев, ни сестёр. На обратном пути мама́ заявила, что это очень даже хорошо, что она познакомилась с Василисой Леопольдовной, а в особенности с её мужем-военным. В случае чего, он может помочь мне с отсрочкой от армии. А ещё мама́ сказала, что у четы Михельсонов очень воспитанные дети и я должен с ними дружить. Надо полагать, Илья и Марина — эталон «детей из хорошей семьи». А ещё совершенно неожиданно для меня мама́ заявила, что я могу общаться с Мариной, но не должен заводить с ней «шуры-муры». Да, вот так и сказала «заводить шуры-муры». Я её заверил, что и не думал ни о чём таком. Нет, Марина очень даже симпатичная, вот только мне больше понравился Илья, но матушке об этом знать абсолютно не следует. Мама́ вновь напомнила мне о моей будущей блестящей карьере, которую я не должен променять на сиюминутные радости. Я слышу это уже который год и поэтому просто стоически ждал, пока она выскажется и успокоится. Четверг и пятница не отличались у меня от остальных дней, поэтому в выходные я решил сделать передышку, да и соседей не мешало бы пожалеть. Субботний день выдался на редкость солнечным. Я вышел прогуляться во дворе и подышать свежим воздухом. Тем более, что раз уж выдались длинные выходные, то вечером мы планировали поехать на праздники в Петербург, чтобы навестить родственников. На детской площадке я заметил Тараса — он сидел и что-то записывал в какой-то блокнот. Я подошёл и поздоровался. Вероятно, он снова меня не заметил, поэтому даже вздрогнул, увидев меня перед собой. Он быстро спрятал блокнот в карман и, сказав «Здравствуй», стал меня рассматривать, как и в прошлый раз. — А я вот решил прогуляться, — произнёс я. Мне было немного неуютно под пристальным взглядом его карих глаз с золотистым отливом. — Да, погода сегодня хорошая, — сказал Тарас. — Как самочувствие? С головой всё в порядке? — Да, как я и говорил, всего лишь шишка, так что меня зря упекли в эту больницу. — Я очень рад, — улыбнулся он. — Тарас, ещё раз спасибо тебе за помощь… Ну, тогда… — я смутился и покраснел. — Да ладно, я же тебе уже говорил, что мне не трудно, — кажется, Тарас смутился не меньше меня. — Можно мне присесть? — спросил я невпопад. — Да, конечно… О чём разговор… Только тут немного грязно. — Тарас зачем-то стал вытирать рукавом куртки лавочку. — Тарас, не стоит, ты испачкаешь куртку, а я могу и так посидеть, — я как можно быстрее сел рядышком с ним. Вот сел и думаю: «А что дальше?», хорошо хоть Тарас нарушил неловкое молчание: — Как сходил на день рождения? — Нормально, — говорю. — Нас пригласила мамина коллега по работе. Знаешь, я там познакомился с её детьми, Мариной и Ильёй, и, представляешь, они — однояйцевые близнецы — похожи, как две капли воды, — вспомнив ребят, я улыбнулся даже. — А ты чем занимался? — поинтересовался я после паузы. — Да так… Всяким разным… Ничем определённым… Был у бабушки, играл в компьютерные игры, ну ещё с Витом шлялся бесцельно… Ты его видел, кажется… — Это такой высокий мальчик с тёмно-каштановыми волосами? — Мальчик с тёмно-каштановыми волосами?.. Ну да, он самый, — Тарас вновь посмотрел на меня как-то странно. — Он скоро должен подойти. Хочешь с нами в кино сходить? — А на что? Я, кажется, целую вечность не был в кино. — Вит тащит меня на «Хэллоуин», — вздохнул Тарас, давая понять, что выбор друга ему не очень сильно нравится. — А о чём фильм? — Да так — третьесортный ужастик. — Ой, прости, я не люблю ужастики, — вот ляпнул и не подумал, как это со стороны смотрится. — Понятно, — только и ответил Тарас, а затем спросил: — А что тебе нравится? Мы могли бы сходить как-нито… — Честно говоря, мне нравятся комедии, только хорошие, а не с примитивным пошлым юмором. А ещё мелодрамы, — вот сказал и сам испугался: вдруг Тарас теперь засмеёт меня, ведь считается, что подобное смотрят только девочки. Но, по-видимому, одноклассник не обратил на это внимания, потому что ответил, что ему нравится научная фантастика. Пока мы обсуждали фильмы, которые нам нравятся, пришёл тот самый Виталий, или как называет его Тарас — Вит. По-моему, он был очень озадачен, увидев меня. Поэтому вёл себя как-то скованно, хотя, возможно, для него это нормальное поведение. — Вит, а ты точно хочешь идти на этот твой «праздник тыкв»? — обратился к нему Тарас. — Рэд, а чё такого-то? Вроде фильм — норм. — Может, пойдём лучше на какую-нибудь комедию? — Да ну нах! Там всё равно ничего стоящего нет: либо сопли, либо отстойное отечественное говнище, — говоря это, Виталий странно косился на меня. — Ладно, уговорил, пойдём смотреть неотстойное американское, — согласился Тарас, а затем посмотрел на меня и спросил: — Любомир, ты точно не хочешь с нами? Ответить мне не дала «Летняя гроза» в исполнении Ванессы Мэй, что стояла на моём мобильном телефоне в качестве звонка, — зачем-то звонила мама́. Я извинился перед ребятами и, отойдя немного в сторону, ответил: — Алло, мама́, что-то случилось? — Любомир, — только по тому, как было произнесено моё имя, было понятно, что она чем-то очень раздражена. — Почему я вижу тебя в компании этих молодых людей? Мы, кажется, договорились, что ты будешь всячески избегать контакта с ними. — Но, мама́… — Никаких «но». Немедленно иди домой. — Я только… — Любомир, я сказала домой — значит домой! — мама́ редко повышала на меня голос, а если это и случалось, то последствия были самыми плачевными. — Хорошо, иду. Она сбросила вызов. Я попрощался с ребятами, которые выглядели очень озадаченными, и чуть ли не бегом отправился к себе. Мама́ с порога начала отчитывать меня и вновь указывать, что Тарас и его «дружки» — крайне плохая компания для меня. Я слушал её, соглашаясь со всем, — сейчас так было проще, в противном же случае меня могло ждать всё, что угодно. Папа́ пытался вступиться за меня, но ему было указано, чтобы он не потакал моим прихотям. В общем, меня отправили в свою комнату заниматься, а затем готовиться к поездке. Я так и сделал, хотя настроение упало на ноль. Я посмотрел в окно, но Тараса и Виталия уже не было, они, верно, уже ушли в кинотеатр. Ну вот, скажите на милость, почему такая несправедливость? До вечера играл без особого энтузиазма, затем быстрый ужин, сборы, поездка на Ленинградский вокзал, а дальше девятичасовой «Сапсан» уже нёс нас к истокам, так сказать: туда, где я родился и рос, где прошли, как говорят, лучшие годы моей жизни. Одно радовало — что я могу встретиться с друзьями. Им я написал сразу же, как только узнал о поездке. Они были несказанно рады моему приезду. Уверен, что против них-то мама́ не будет возражать, ведь все они из «хороших семей». Меня уже стало немного выводить из себя это выражение. А ещё я зачем-то написал Юре — он тоже будет счастлив повидаться со мной. Остановились мы у бабушки Тони — папиной мамы. Ей от дедушки осталась пятикомнатная квартира, поэтому места хватило всем. Утро и весь день воскресенья были посвящены походам по родственникам: у меня же многочисленная семья — только у мамы трое старших братьев, а у отца — старшая сестра и младший брат. Кто-то приезжал к нам, к кому-то ходили мы. Увидел племянника, который родился у моей старшей кузины по отцовской линии буквально через неделю после нашего переезда — во второй половине августа. Конечно, походы по родственникам — обычно счастливые события, но порой очень уж утомительные. Несмотря на усталость, всё же вечером я отправился на встречу с ребятами из класса — они же меня ждали, забронировали столик в кафе, поэтому я никак не мог их подвести. Как же я по ним соскучился! С ними мне всегда было спокойно и весело. Общение с ними было настоящим контрастом по сравнению с тем, какие отношения у меня сложились с московскими одноклассниками. Разумеется, я не стал грузить друзей своими проблемами адаптации на новом месте, поэтому свои рассказы о Москве старался раскрасить как можно более радужными красками. Был на встрече и Юра, он был немногословен. Да и я, если быть честным до конца, всякий раз, как встречался с ним взглядом, терялся и смущался. А ещё, кажется, он что-то прятал у себя сумке. Под конец вечера от него пришло сообщение: «Можно мне тебя проводить?». Я ответил, что, конечно, можно — мне самому стало интересно, что же он от меня хочет. Разумеется, догадываюсь, но мне казалось, что мы всё выяснили ещё в середине лета, но всё равно хотелось увидеться с ним — не могу я вот так вот выкинуть его из своего сердца… Чтобы осуществить желание Юры, мне пришлось провести целую спецоперацию, от которой мне, правда, было крайне не по себе. В конце вечера ребята звали меня прогуляться по ночному городу — раз уж я привёз с собой хорошую погоду из Москвы, но я сказал, что очень устал и отправляюсь домой на такси. На самом же деле, я доехал до следующего перекрёстка, вышел там и спрятался в продуктовом магазине, поджидая там Юру. Он подошёл спустя минут десять, и мы потихоньку пошли с ним в сторону дома моей бабушки. Мы шли молча: наверняка каждый из нас испытывал это странное чувство неопределённости, и каждый из нас так и не находил в себе сил, чтобы заговорить первым. Неожиданно Юра извлёк из своей сумки розу и протянул её мне. Я опешил, поэтому только и мог, что промолвить: «Спасибо». Как же это было мило — он не забыл. У меня непроизвольно выступили слёзы на глазах — я иногда могу быть до крайности сентиментальным. — Любомир, я тебя обидел? — испуганно спросил Юра, увидев мои слёзы. — Нет, что ты. Юр, я просто счастлив. Огромное спасибо тебе, — и я, даже не подумав, как это будет выглядеть со стороны, поцеловал его в щёку. Хорошо, что в это время на улице практически никого не было. Напряжение между нами немного спало и мы смогли поговорить. Говорили мы о нашей учёбе, о планах на будущее и многом разном. За время нашей недолгой прогулки, мамá успела позвонить трижды. Уже у подъезда Юра признался мне, что познакомился в интернете с одним молодым человеком. Он на пару лет старше и, по словам Юры, такой же хороший, как и я. Я был искренне рад за него. Юра — молодец, раз не стал сидеть на месте. Мой друг всегда был более решительным, чем я, ведь это он набрался смелости и признался мне, что я нравлюсь ему, а потом и даже первым поцеловал меня. Да, мне определённо бы не хватило духу на подобные шаги. Он спросил меня, не нашёл ли я кого-нибудь в Москве, ведь там и нравы проще, и выбор больше. Вопрос ввёл меня в небольшой ступор. Я ведь даже и не задумывался об этом. Да, Тарас мне определённо нравится, но вот это совершенно ничего не значит. Ведь так? Чтобы успокоить Юру, я сказал, что пока не планирую вступать в отношения с кем-либо, потому что сначала мне нужно привыкнуть к новому месту и догнать ребят из музыкальной школы, потому что при Академии требуют гораздо больше, чем было у нас. Он был рад, что я смог пробиться в столь уважаемое учреждение, и пожелал мне удачи при поступлении. Пятый по счёту звонок от мамá источал её крайнее негодование моим поведением, поэтому мне пришлось быстро попрощаться с Юрой и идти домой. Понедельник родители посвятили походу к своим друзьям и коллегам, а я был наказан домашним арестом, поэтому мы с бабой Тоней сидели и листали семейный альбом, вспоминая дедушку. Вечером на «Сапсане» мы совершили путешествие из Петербурга в Москву. Эта поездка оставила у меня множество положительных воспоминаний, а вместе с тем вызвала лёгкую ностальгию — я снова понял, как мне не хватает моей старой жизни, в которой было всё понятно, где меня любили друзья, где я почти любил Юру… Но теперь уже ничего не изменишь, а посему и страдать из-за этого — весьма глупо и нецелесообразно. Юра прав — в Москве сходятся и начинаются все дороги, здесь множество перспектив, и если уж на то пошло, здесь много парней… Хотя, о чём это я? В первую очередь я должен думать о карьере, а там и всё остальное приложится… Правда же?..