Рэд vs Волк

            — Привет! Что делаешь?             — Оперу пишу…             — Классно! А про меня напишешь?             — Да, опер просил про всех написать…                   (Анекдот) Рэд Новая четверть началась с наставлений нашей классухи Аллы Александровны, которая была к тому же ещё и физичкой. Нудная баба, только и знает: «Последний год», «Нет времени на раскачку — впереди ЕГЭ» и тому подобное. Не успела Алла Санна перейти, собственно, к уроку физики, как в класс заглянула Маша — секретарша нашей директрисы и бросила через дверь: — Петухова — к директору. — Она была явно на нервах. И на кой я понадобился Фюреровне? Так за глаза называли нашу директрису Татьяну Фёдоровну Рожкову. Её боялись все: и ученики, и учителя, и даже родители, какими бы они ни были крутыми на своей работе и какими бы миллионами ни ворочали. А всё потому, что Фюреровна была высокой, под два метра, крепкой мужеподобной бабищей. Думаю: в свои шестьдесят—шестьдесят пять ей под силу спокойно справиться даже со мной, ведь в молодости она занималась толканием ядра, о чём свидетельствуют несколько кубков и грамоты, развешанные на стенах её кабинета. Там даже есть одна с какого-то всесоюзного соревнования сорокалетней давности. К тому же она преподавала немецкий язык, так что кличка соответствовала ей полностью. Да, ещё она — какая-то там родственница главного полицая страны, но никто точно этого не знал, ходили лишь слухи. Я поднялся и последовал на выход, поймав на себе негодующий взгляд классухи. Ну и чё ты так смотришь? Я в душе не ебу, чего ей надо. Маша быстро повела меня на первый этаж. Вошёл в святая святых. Фюреровна сидела на своём рабочем месте, уткнувшись в монитор компьютера. Но она была не одна — за столом сидел ещё какой-то мужик с лицом, похожим на морду сушёной воблы. Одет он был в ментовскую форму. Сразу вспомнилось «Старший лейтенант — мальчик молодой», правда этому было лет тридцать пять, наверное. Мужик посмотрел на меня своими невыразительными глазами, затем на Татьяну Фёдоровну. — Это Петухов? — спросил он у неё. Она удостоила его лишь лёгким кивком. — Итак, я оперуполномоченный старший лейтенант полиции Карпухин, — это он уже мне. — Молодой человек, на вас поступило заявление о причинении вреда здоровью лёгкой степени тяжести. Что можете сообщить по этому поводу? — Чё? — не понял я. — Кому чего я причинил? — Игорь Белов. Сломанный нос. Ничего не щёлкает в мозгу? — спросил старший лейтенант, явно раздражаясь от моей тупости. «Так вон оно чаво! Гоша, по ходу, решил свалить всё на меня», — думаю я, а вслух же говорю: — Ну, было такое. Что-то щёлкает, — спокойно отвечаю, а затем внаглую сажусь за стол, напротив него, давая себе несколько секунд, чтобы успокоиться. «Всё-таки Гоша оказался той ещё сукой». От моей дерзости вобла даже опешил на пару секунд, но быстро справился с собой. — Вам инкриминируется часть первая статьи 115 УК РФ «Умышленное причинение лёгкого вреда здоровью». А также ещё одна статья — по двум другим эпизодам. — А что, Белов у нас един в трёх лицах? — с издёвкой спрашиваю я у опера, тот аж рот раскрыл, но, надо отдать должное, он умел быстро брать себя в руки. — Нет, помимо Белова на вас поступили заявления от родителей Вадима Горина и Бориса Волошко. — А это что за перцы такие? — недоумеваю я. — Что, Петухов, избиваете людей, даже не познакомившись с ними? — съёрничал старлей. — Это знакомые Белова, на которых вы также напали, и по этим двум эпизодам вам теперь светит обвинение по части первой статьи 116 «Побои». Петухов, в свои восемнадцать, я смотрю, вы прям олицетворяете поговорку «Сила есть — ума не надо», — мужик ухмыльнулся, видимо намекая на то, что я оставался на второй год в школе. — Ну, начнём с того, что я был уверен, что одному из этих двоих тоже причинил — как вы там сказали? — «лёгкий вред здоровью». Значит, надо будет исправить в ближайшее время, — от моих слов глаза старлея полезли на лоб. — А вот Гоше я бы с превеликим удовольствием сломал нос ещё раз, да и поотрывал бы всё лишнее. — То есть вы не отрицаете? — в глазах опера уже загорелась «галочка» за раскрытое дело. — А чего отрицать? Вы ж всё равно мне не поверите — я ж для вас обыкновенный гопарь, а они прям агнцы божьи — невинные жертвы насилия, — произнёс я с досадой. — Так что давайте браслеты. «С вещами на выход», как говорится. — Может, ты всё-таки скажешь причину такого поведения, — вдруг подала голос Рожкова. — Татьяна Фёдоровна, а смысл? — А вот мне интересно, представь себе, — пробасила она с раздражением и вперила в меня тяжёлый взгляд, от которого кровь в жилах начала стыть. — Хорошо. Если вам так интересно, то я всего лишь помог одному человеку, на которого напали эти бандерлоги. — Петухов, а ты у нас Робин Гуд, значит? — спросила Фюреровна, продолжая буравить меня не сильно добрым взглядом. — Не-а, я скорее Супермен, ведь я же не отбираю деньги у богатых, — стараюсь отвечать как можно более пофигистким тоном, но под взглядом Фюреровны, да и этих рыбьих глаз напротив, выходит как-то не очень. — Петухов! — директриса даже привстала. — Мы тут не в игры твои дурацкие играем. Кого ты спасал? — Не скажу, — мне не хотелось впутывать в эту грязь ещё и Любомира. Фюреровна заиграла желваками и, кажется, обозвала меня малолетним дегенератом. — И последнее, — вновь подал голос старший лейтенант, — что вы можете показать по поводу массовой драки, произошедшей 24 октября в гаражах — тут неподалёку? — Ну, вероятно, я один напал на шестнадцать человек, надо полагать, и вновь что-нибудь сломал Белову, Горину и, как там его, Волошко? — Хватит ёрничать, юноша, — взвизгнул опер, — ты, кажется, совсем не понимаешь серьёзности своего положения. Тебе, как совершеннолетнему, светит срок до двух лет. Понимаешь меня? — Понимаю, — говорю без всяких эмоций. Карпухин аж пятнами пошёл. — Что там делал Волк? Он с тобой участвовал в драке? — Он тут ни при делах, — вот теперь я почему-то испугался: ну, не должен был Мир пострадать из-за меня, и всё тут. — А кто «при делах»? — вобла оживился, в глазах даже появился азарт. — Только я. — Я знаю, что на драке присутствовал твой одноклассник Любомир Волк, с телефона, оформленного на его мать, поступил вызов в службу 112. — Он тут ни при чём! — упорно повторяю я. — Так, мне это уже начало надоедать… — опер начал распаляться. — Товарищ старший лейтенант, — подала голос Фюреровна и многозначительно посмотрела на него, затем нажала кнопку на телефоне внутренней связи: — Маша, Волка мне сюда, из 11-го «А». — Татьяна Фёдоровна, не надо, пожалуйста, — взмолился я. — Любомир ни в чём не виноват. — Раз не виноват, то чего тебе или ему бояться тогда? — директриса была как всегда непреклонна. Пока мы ждали Мира, старлей меня изучал, словно какой-нибудь учёный диковинного зверя. Через пять минут Мир робко вошёл в кабинет. Он выглядел очень смущённым и немного напуганным, а ещё… милым, что ли. «Нашёл о чём думать, придурок», — корил я себя. От растерянного вида Любомира я себя возненавидел: у него теперь будут проблемы, а всё из-за меня. — Здравствуйте, — тихо проговорил он. Опер повернулся и недоумённо уставился на Волка, видимо, ожидая увидеть, как минимум, второго быдловатого гопаря, а не этого хрупкого, стройного парнишку с длинными волосами. — Вы — Любомир Волк? — удивлённо спросил Карпухин. — Д-да, это я, — Мир совсем стушевался. — Что вы делали 24 октября на массовой драке? — с места в карьер начал старший лейтенант. — Я хотел посмотреть на разборки, — ответил Мир. Не, ну, он реально с головой не дружит. — Посмотреть на разборки? — кажется, опер потерял дар речи. Фюреровна так и вовсе рот открыла. — Я узнал, что Тараса пригласили на разборки, и мне захотелось посмотреть, что это такое, — Мир стоял, переминаясь с ноги на ногу и опустив глаза в пол. — Так… Кто пригласил? — Карпухин, по ходу, вообще не въезжал. — Некто Игорь. Я не знаю его фамилию. — Ты с ним знаком? С этим Игорем. Можешь описать? — Он высокий блондин, глаза серо-голубые, на лбу шрам, кажется… — Достаточно, — прервал его старлей. — При каких обстоятельствах вы познакомились с Игорем Беловым? — Он и ещё четверо мальчиков хотели отобрать у меня дедушкину виолончель. — Час от часу не легче, — пробухтела со своего места Татьяна Фёдоровна. — Та-а-ак, — кажись, старлея начало клинить. — Вы заявляли об этом? — Нет, — Любомир совсем сник. — Мир, не говори ему больше ничего, — сказал я. — Молчать! — крикнул на меня Карпухин. — Ещё одно слово… — он не договорил. — Вернёмся к массовой драке, — продолжил он, обращаясь вновь к Любомиру. — Ты видел, что там происходило? — Мир, молчи, — блин, его же точно потом будут таскать по всяким следствиям, а я не хочу, сам не знаю почему, но не хочу, чтобы это его хоть как-то касалось. — Тихо! Петухов, я в последний раз предупреждаю! Волк стал рассказывать, как видел, что этот Гоша напал на меня, держа в руке какой-то металлический предмет. Далее, сказал, что я обезвредил нападавшего и вырвал у него эту штуку — он, вероятно, даже не знает, что это называется кастетом. А затем худощавый темноволосый парень, у которого была довольно-таки примечательная родинка на левой щеке, подобрал этот предмет, нацепил себе на руку и ударил меня по лицу. Волк уверял, что причина была в нём, потому что я отвлёкся, когда он попросил отпустить Игоря. Затем ребята, которые были на стороне Гоши, полезли драться, а он тут же стал звонить в полицию и пока говорил, его со всей силы толкнул кто-то — он ударился головой и потерял сознание. Опер слушал рассказ с явным неудовольствием: кажись, обломилась ему лишняя «галочка», а то и вовсе премия. Когда Волк закончил, вобла потёр лоб, завис на минуту, а потом как-то просветлел: — Петухов что, угрожал тебе? Не бойся, если он думает, раз его отчим из ФСБ, то на него управа не найдётся? Глубоко ошибается, — старлей демонстративно не смотрел на меня. — Нет, что вы, Тарас мне никогда не угрожал, даже наоборот… — Мальчик, да ты не бойся, говори правду, он тебе ничего не сделает — я обещаю, — голос Карпухина стал приторно-елейным. «Да он чего, совсем охуел, что ли?» Я хотел было уже наехать на эту сушёную воблу, но меня опередил Любомир: — Тарас спас меня от этого Игоря и его подручных, а потом помог добраться до дома, когда меня оглушили, — я не верил своим ушам и глазам: произнося эту речь, всегда скромный Любомир стоял с высоко поднятой головой и с нескрываемым вызовом смотрел в рыбьи глаза опера. Вот, честно, не ожидал от него такого. Однако на опера это не произвело ни малейшего впечатления, и он продолжил гнуть свою линию: — А может, ты с ним заодно, а? Строишь из себя такого невинного, задираешь прохожих, а этот, — он указал на меня, — потом их избивает. От такого поворота даже я прихуел малость, а Мир так и вовсе стоял как пыльным мешком ударенный. — Я ничем таким не занимаюсь, и Тарас тоже, — произнёс он. — Он очень хороший. Я точно знаю, — последнюю часть фразы он вновь говорил уверенным голосом. — А ты не боишься пойти как соучастник или за дачу заведомо ложных показаний? Статья 307 УК — арест до трёх месяцев. «Бля, сдалась ему эта премия. Лучше б он так бандюков ловил. Хотя оно и понятно, там ловить надо, а они ещё и сопротивляться будут, а тут пацаны — бери не хочу. Ебучая система!» — Я говорю правду, — Любомир растерял немного свою смелость, но взгляд не опустил, — это может подтвердить и Михаил Сергеев — это наш с Тарасом одноклассник. Он там тоже был. — Да у вас тут прям банда! — опер ехидно улыбнулся и от нетерпения заёрзал на стуле. Он открыл было рот, чтобы произнести очередную хуйню, но нас всех напугал громкий удар кулачища Татьяны Фёдоровны по столешнице — как только выдержала-то? — Карпухин, кончай ломать комедию! Я закрыла глаза на то, что ты допрашиваешь несовершеннолетнего без присутствия родителей, но ты уже перегибаешь палку. — Прошу прощения, Татьяна Фёдоровна, но я уже давно не ваш ученик и нахожусь сейчас при исполнении, — с непомерным ЧСВ заявил ей старлей. — Так, детишки, закрыли ушки. Хреново ты исполняешь, Сашенька, ой, прости, Александр Владимирович. Вот глянь-ка, — с этими словами она развернула монитор и, нажав на «пробел», запустила ролик. Кто-то, находясь, кажется, на крыше гаража — и я даже догадываюсь кто — снимал, как я подошёл, как начал общаться с Гошей, как он попытался меня ударить… В общем, все события той встречи были запечатлены на цифровую камеру с хорошей оптикой. — Вот тебе — невинный Белов с кастетом, первым нападающий на Петухова, вот тебе — не знаю Горин или Волошко — поднимает кастет и бьёт Тараса, а вот второй — специально толкает Волка. — С кастетом — Горин, а толкает Волошко, — процедил Карпухин. — Где вы это взяли? — В интернете, Александр Владимирович. Слышал о такой штуке? — Татьяна Фёдоровна никогда не лезла за словом в карман и умела поставить на место самого зажравшегося гада. Она даже не гнушалась применять свою физическую силу, которой до сих пор было хоть отбавляй. А уж про её мужа, которого я видел несколько раз, и говорить не приходилось — Геракл на пенсии. В школе рассказывали, как пару лет назад, ещё до моего переезда в центр, какая-то очередная инста-блядь попыталась качать права из-за того, что у её дочери-младшеклассницы отобрали телефон во время урока и прервали тем самым переговоры с рекламным агентством. Подробностей разговора не знаю, так как дело было в директорском кабинете, зато потом вся школа наблюдала, как Фюреровна вытащила за волосы эту засиликоненную от и до мамашку, вопящую, словно свинья, благим матом, отвела её в туалет и вымыла рот с мылом, и делала она это до тех пор, пока мамашка не стала её умолять. Пока я вспоминал эту историю, Карпухин молчал, уставившись в окно. — Хорошо, ребята могут быть свободны, — нехотя произнёс он. — Пока свободны, — уточнил он. — Петухов, Волк, чего застыли? Мигом в класс! — зычным голосом отдала распоряжение Фюреровна. Мы с Миром оба находились в какой-то прострации, точнее, это он был в ней, а я же — просто в ахуе. Я поднялся из-за стола и кивком головы показал Миру, чтобы он следовал за мной. В дверях меня остановил очередной приказ Рожковой — по ходу, она просто по-другому вообще не умела разговаривать: — Петухов, направь ко мне Боброва и Кочергина. — Будет сделано, — я отсалютовал ей, и мы с Волком пошли в свой класс. — Спасибо тебе, — хотелось разрядить обстановку. — За что? — Любомир был удивлён. — Ну… Просто… Спасибо и всё… — в последнее время стал замечать, что в присутствии Волка я постоянно дурею. — Я же ничего такого не сделал, — он улыбнулся, — всего лишь сказал правду. — Ну, ты мог и не говорить или вообще… Он не дал мне договорить: — Тарас, не стоит благодарности, я сделал то, что должен был. И это я перед тобой в неоплатном долгу. Знал бы ты, что для меня значит моя виолончель, и, если бы эти хулиганы её сломали, это было бы для меня большой трагедией, — он говорил это решительно. Всё-таки есть в нём какая-то сила духа, только вот он её, по-видимому, постоянно прячет и очень глубоко. — В общем, тогда мы квиты, — я вновь в его присутствии не смог сдержать улыбку, а затем протянул ему руку. Он тоже лучезарно улыбнулся и протянул свою миниатюрную ладошку с длинными пальчиками. Я уже хотел было двинуться, но меня остановил тихий и вновь неуверенный голос Любомира: — Тарас, а ты… ты бы хотел стать… моим другом, — слова явно давались ему непросто, а я же просто застыл и ощущал себя так, словно меня хорошенько приложили по башке. — Другом? — только и смог я спросить. — Ну да, другом… Я, наверное, поторопился, — он совсем сник, краснея до кончиков ушей. — Да нет, что ты. Я с удовольствием буду твоим другом. Честное слово. Ты же необыкновенный, — только произнеся последнее слово, я понял, какую хуйню сморозил. Мир неожиданно вновь обнял меня — ну, как тогда, в больнице — и робко произнёс: «Спасибо». Дальше мы шли молча. Моя окончательно отупевшая башка пыталась переварить то, что произошло, и никак не могла это сделать. Мир же шёл, чему-то слегка улыбаясь. Когда мы подошли к кабинету физики, прозвенел звонок.