***
В понедельник, как и в другие будни, дождался ухода родителей на работу, а затем спустился на первый этаж ожидать там Тараса. Время уже приближалось к критическому. Я набрал номер, но отчего-то его мобильный телефон был недоступен. Я стал писать ему сообщения. Я подождал ещё немного. Вновь позвонил и написал. По дороге в школу перебирал в голове разные варианты: «Может, он заболел? Или появились какие-нибудь дела? А может, он что-то почувствовал в пятницу и теперь не хочет со мной общаться? Не зря же он так странно на меня потом смотрел, пока мы шли домой». Как же страшна эта неопределённость. Надо держать себя в руках. К душевным терзаниям и беспокойству за друга присоединились и угрызения совести из-за того, что я так и не нашёл в себе силы позвонить в дверь Тараса — боялся, что мне откроет его отчим. Он мне кажется очень суровым мужчиной, холодным и пугающим. В школе упорно ходят слухи, что он — бандит. Тарас их не подтверждает, но и не опровергает, насколько мне известно. Правда, я помню, как старший лейтенант Карпухин говорил, что отчим Тараса из ФСБ. Всё никак не решусь расспросить друга и узнать правду из первых рук. С этими мыслями я пришёл в класс со звонком. Тарас появился в школе ко второму уроку. На перемене я пытался узнать о его самочувствии. Тарас ведёт себя необычно: утверждает, что с ним всё в порядке и он всего-навсего проспал, а его телефон разрядился, при этом же отчего-то прячет глаза. И этот факт меня очень нервирует — я боюсь потерять общение с ним. Да, простое дружеское общение — это лишь то, на что я могу претендовать, но если лишусь и его… Нет, не хочу даже думать об этом!.. Весь день хотел поделиться новостями, но Тарас каждую перемену уходил курить. С ним действительно что-то произошло, ведь так часто он не курил, а в последнее время так и вовсе делал это только после школы. По дороге домой хотел разговорить его, но, по-моему, сильно увлёкся и вещал только я один, рассказывая о своих выходных. Не зря меня часто называют «увлекающейся натурой». Вечером мама́ объявила, что завтра заедет за мной в музыкальную школу и обсудит все подробности поездки с Нонной Валерьевной. Ну вот, теперь даже с Тарасом нельзя будет прогуляться вечером. Я бы хотел этого. В нашем парке сейчас очень красиво из-за пушистых снежных шапок на ветвях деревьев. Впереди меня ждёт поездка в Санкт-Петербург, а дальше — безумный марафон, и мне бы хотелось провести эти последние дни с Тарасом. Во вторник сообщил Тарасу о том, что вечером не получится встретиться. Мне показалось, что он расстроился не меньше меня. Зато он снова стал самим собой и даже улыбался. Только вот заметил, что его глаза и улыбка стали как будто печальными. Это было едва уловимое изменение, но я почувствовал, а может быть я всего лишь проецирую на него свои эмоции и свои желания. Мне ужасно не хочется сокращать, а тем более прекращать наше общение, но вместе с тем понимаю, что это в данной ситуации, к сожалению, неизбежно. Я должен преодолеть все преграды и стать профессиональным виолончелистом. Мама́ права: для достижения цели порой приходится жертвовать многим, даже самым дорогим. Вот только не знаю: готов ли я принести ту самую жертву, потеряв в том числе и Тараса? Но если уж это неизбежно, то он навсегда останется в моём сердце… Вот такие мысли одолевали меня все шесть уроков. Они меня крайне удивили, ведь я никогда раньше не задумывался о принятии столь судьбоносного решения. По правде говоря, у меня до этого даже не было повода: я раньше так сильно не влюблялся и не участвовал в конкурсах такого уровня. Да, всё бывает в первый раз… Вечером мы с Николаем задержались — Нонна Валерьевна давала нам наставления; мы разделили произведение на отрезки и распределили партии. Потом подошла мама́ и скрупулёзно расспрашивала моего педагога о подробностях поездки и правилах участия. Выходя из Академии, заметил Тараса. Или это мне только показалось? Спросил с утра у друга: не был ли он около Академии? Да, я понимал, что это глупо звучит, но решил в этом убедиться. Тарас сказал, что гулял в это время с Виталием. Рад, что они помирились — Тарас как-то обмолвился об их ссоре. Надеюсь, Виталий сможет составить Тарасу компанию в новогодние каникулы. Главное, чтобы они опять не влипли в какую-нибудь историю. Хотя с чего бы? Это же обычно происходит по моей вине… Шла последняя неделя перед каникулами, поэтому до отъезда нужно было многое успеть. В субботу пригласил Николая порепетировать у нас дома. Он, к счастью, согласился.***
В воскресенье вечерний «Сапсан» увёз меня на малую родину — родители должны были приехать в следующую пятницу, точнее уже в субботу. На Московском вокзале Петербурга меня встречала бабушка Тоня. Перед поездкой пытался убедить её, что спокойно доберусь на такси, но она всё равно приехала на вокзал. Всё же это очень приятно, когда тебя встречают, ждут и любят. Едва добрались до дома, бабуля начала меня пичкать едой. Все мои доводы, что уже второй час ночи и столь поздний ужин не пойдёт на пользу, она решительно отмела, беспрестанно сетуя на мою худобу и бледность. Чтобы не расстраивать её ещё больше, пришлось подчиниться. Не сказать, чтобы я сильно был против, но такое количество сытных оладушков со сметаной на ночь глядя было чересчур. Зато уснул сразу же, как только голова коснулась подушки. Проспал непозволительно долго — практически до самого обеда. Лёгкий перекус — и я принялся за репетицию. Здесь, где вся квартира напоминала о дедушке и его славном музыкальном прошлом, поначалу это делать было крайне трудно, но потом, видя на фотографиях улыбающегося дедушку Любомира, почувствовал его поддержку и радость за мои успехи. Обещаю, дедушка, я тебя не подведу! Ближе к вечеру списался с друзьями — они были ужасно рады моему приезду. Договорились встретиться в конце недели. Рассказал Тарасу о поездке и о том, что я был прав: дедушка мне помогает. Когда я в Москве озвучил эту идею, очень боялся, что Тарас засмеёт меня, но он и не подумал, а наоборот, поддержал и даже немного рассказал о своём дедушке-пожарном. Он погиб вскоре после рождения моего друга. Но его бабушка многое о нём рассказала. Забавно, его тоже назвали в честь деда. Несомненно, Тарас унаследовал от своего старшего тёзки самоотверженность и готовность помогать нуждающемуся даже ценой своей жизни. В очередной раз убеждаюсь, что Тарас, как хороший роман, — с каждой новой страницей становится всё интереснее и интереснее. Думаю, ему пошло бы быть главным героем какой-нибудь приключенческой истории. Определённо да. Тарас же герой… Мой герой… Увлекаясь игрой, порой совершенно забывал обо всём на свете, благо бабушка останавливала меня и запрещала так много играть. Тогда мы с ней сидели на кухне, пили ароматный чёрный чай со смородиновым джемом. Она была несказанно рада моему приезду и устраивала каждый раз «пир живота». На неделе в гости заглянула моя старшая двоюродная сестра Лена с мужем Сергеем и маленьким чудом Олежкой. Он заметно подрос с моего прошлого визита. Сергей вёз своё семейство на Новый год к родственникам в Ярославль, поэтому Лена поздравляла всех заранее. Кузина мне подарила статуэтку в виде смешного кота-музыканта в босяцкой одежде с заплатками. Кот играл на контрабасе и, судя по широко раскрытому рту, пел какую-то залихватскую песенку. Подарок мне очень понравился — этот беззаботный дворовый кот мне очень импонировал, ведь он не унывал, имея за душой разве что только контрабас и поющую душу. В четверг, как и договаривались, встретился с ребятами из бывшей школы. Весь вечер делились новостями и планами на будущий год — впереди нас ждало поступление в высшие учебные заведения, а значит, для многих начнётся взрослая самостоятельная жизнь. Рассказал о своём выступлении в школе и что меня направляют на международный конкурс в Нижний Новгород. Друзья хвалили и желали удачи. Я очень застеснялся от такого обилия тёплых слов в свой адрес. Никогда не сомневался, что мои ребята — самые лучшие друзья на свете. Мне до сих пор жаль, что нам пришлось расстаться. Но, с другой стороны, это позволило мне познакомиться с Тарасом. Наверное, всё-таки поговорка «Что ни делается, всё к лучшему» права. Выполнив в пятницу норму по разучиванию материала, отправился на встречу с Юрой и его молодым человеком. Я считал, что это будет немного неуместно, но он настоял. Встреча была назначена в кафе неподалёку от Витебского вокзала. Я и не знал, что у нас есть гей-френдли кафе. Боясь опоздать, приехал чуть заранее, поэтому удалось хорошенько осмотреться. Небольшое помещение было уютным. Я занял место в углу, заказал чай с пирожными и стал наблюдать за проходящими мимо людьми в окно. Интересно, прохожие догадываются о том, кто является завсегдатаями этого заведения? Или им всё равно? Спустя десять с небольшим минут заметил приближающегося со стороны Обводного канала Юру. Рядом с ним шёл парень. Он был слегка полноват и большой круглой оправой очков сильно напомнил мне Платона Пырьева. Они вошли в кафе. Увидев меня, Юра подскочил и обнял. Я тоже несказанно был рад его видеть. Поздоровался и с его молодым человеком, который представился Женей. Он сначала стеснялся, как и я, но потом мы разговорились: оказалось, что Евгений обучается оперному вокалу и ему доводилось выступать на том же конкурсе в Нижнем Новгороде, что предстояло и мне. Он рассказал, что там обычно всё проходит в дружеской обстановке, и жюри, состоящее из именитых деятелей культуры, относится к участникам благосклонно. Он вселил в меня надежду. Во время разговора я замечал, как Юра и Женя трогательно смотрят друг на друга и держатся за руки. Я был рад за них, правда в самых глубинах моей души поселилась зависть — мне до чёртиков хотелось вот так же сидеть с Тарасом в каком-нибудь уютном кафе и общаться с нашими друзьями или же просто быть с ним рядом, наслаждаясь чувством защищённости и неповторимой надёжности, которое испытывал в его присутствии и которого в последнее время так стало не хватать. Когда разговор в очередной раз зашёл о моих делах на личном фронте, я не выдержал и рассказал о Тарасе: о том, какой он интересный человек с прячущейся за маской хулигана ранимой душой; о тех чувствах, что испытываю к нему; о том, что они так и останутся без ответа… Я даже показал им фото Тараса, которое тайно сделал не так давно. Понимаю, что подобное нельзя назвать правильным, но я не удержался. Тарас стоял, облокотившись на опору нашей школьной беседки, и курил. Его задумчивый взгляд был устремлён куда-то в бесконечность серого неба, а клубящийся сигаретный дымок — камера моего мобильного телефона запечатлела его как раз в тот момент, когда он только что выдохнул струйку — придавали ему загадочно-романтичный и одновременно мужественный вид — эдакая смесь лермонтовского Печорина и Хорошего — героя вестерна в исполнении Клинта Иствуда. Друзья оценили мой выбор. Они сказали, что от Тараса веет силой, причём не столько физической, сколько духовной. Женя признал, что в нём есть что-то такое тайное, скрытое, от чего действительно захватывает дух. Поделившись с ними своей болью, я испытал облегчение. Они были очень впечатлены моим рассказом. Женя уверял меня, что обязательно всё будет хорошо, главное в это верить, ведь и он сам уже пребывал в отчаянии — наверное, намекал на свой лишний вес — прежде чем встретить Юру. Теперь же он безумно счастлив. Юра тоже поделился, как очень переживал из-за моего отъезда и зашёл на сайт знакомств просто, чтобы развеяться. Там-то они и познакомились с Женей. Юра тоже безмерно счастлив и ни о чём не жалеет.***
Приехавшая мама́ тут же взяла меня в оборот — постоянно контролировала мой прогресс. Она может и не знает нотной грамоты, но следила по моим пометкам на полях. Несмотря на составленный ею же плотный график репетиций, за оставшиеся три дня она умудрилась посетить пятерых своих друзей и бывших коллег. Разумеется, я должен был её сопровождать. Каждая такая поездка оборачивалась для меня очередной пыткой — мама́ чуть ли не с порога начинала нахваливать меня: сначала за успехи в школе, потом плавно переходила к успехам на музыкальном поприще, ну и под конец, словно бы мимоходом, сообщала о том, что мне предстоит защищать честь музыкальной школы при Академии имени Гнесиных на международном конкурсе, который состоится в конце марта в Нижнем Новгороде. И это она проделывала целых пять раз. Совершенно не понимаю, зачем я при этом присутствовал, ведь мама́ мне даже слова не давала сказать, отвечая даже на те вопросы, что были адресованы конкретно мне. Пожалуй, единственным плюсом от этих утомительных поездок было то, что смог пообщаться с Кирой — моей подругой детства, с которой ходил ещё в садик и, как говорится в таких случаях, сидел на соседних горшках. Кира училась в другой школе — с математическим уклоном, поэтому виделись не так часто, как хотелось бы. Заметил, как она преобразилась — стала выше, формы округлились, волосы стильно уложены. Уверен, у неё нет отбоя от кавалеров. Зато в очередной раз убедился, что к девушкам, пускай и таким эффектным, я совершенно равнодушен.***
На Новый год наше многочисленное семейство — родственники как со стороны мама́, так и со стороны папа́ — собралось в квартире у бабушки Тони, ведь у неё много места и более чем просторный зал. Дождавшись подходящего момента, мама́ раскрыла подробности своего обещанного сюрприза — «мой выход на международный уровень», как она это назвала. После этого попросила меня помузицировать перед гостями, сыграв небольшой отрывок из разучиваемого мной «Адажио». Я немного нервничал, выступая перед родственниками, но всё-таки в конце концов взял себя в руки и сыграл начальный отрывок с минимальным количеством огрехов. Потом дядя Борис — мамин старший брат — почитал нам несколько своих новых стихотворений. А ещё он сообщил, что всё-таки решился опубликовать сборник стихов. Вот это да. Мне показалось, или мама́ была не слишком рада этой новости. Кстати, мне всегда нравились стихи дяди Бори, особенно одно — «О музыке любви» называется. Музыка любовь рождает. И пусть в мире лишь семь нот, Я мелодию сыграю… И душа моя поёт. Струн я бережно касаюсь. Прозвучит аккорд, Сердце будто замирает, И любовь живёт. Душа в небо вмиг взмывает, Рвётся вверх, в полёт. Я мелодию сыграю… Жаль, в октаве лишь семь нот…¹ Ближе к полуночи ждал появления Тараса в сети. Я знал, что он будет праздновать вместе с некоторыми одноклассниками у Миши Сергеева в загородном доме, но до конца лелеял надежду, что он напишет поздравительное сообщение, а может даже позвонит. Наверное, у Сергеева весело и Тарасу не до меня, поэтому, не дождавшись, написал сам. Не знаю, как такое получилось, но моё новогоднее поздравление отчего-то больше походило на «оду дружбе». Даже не стал перечитывать, а просто отправил — боялся, что смалодушничаю и удалю, оставив только стандартные, ничего не значащие поздравления. О, как же мне хочется открыться ему. Да, пускай это будет выглядеть слишком странно, но так Тарас поймёт, как я отношусь к нему и что чувствую… Чувствую на самом деле… Он поймёт и… Кажется, недавняя встреча с Юрой и Женей, а также выпитое шампанское сыграли со мной злую шутку — я едва не сделал опрометчивый шаг… Шаг, из-за которого потерял бы Тараса навсегда, — вряд ли ему нужен друг-гей, особенно по уши в него влюблённый…***
Новогодние каникулы подошли к концу, и я с родителями возвращаюсь в Москву. Туда, где будет Тарас. Эту неделю мы мало общались друг с другом. Странно всё это. Ни я, ни он всё это время не находили тем для общения. Наверное, мой друг — хотя могу ли я по-прежнему называть его так? — всё правильно понял и принял решение дистанцироваться от меня. Что ж, я сам виноват — надо было думать, а не поддаваться мимолётному порыву. Но, что теперь вспоминать об этом, — ничего уже не изменить. Вероятнее всего, Тарас даже не захочет говорить со мной, и мне останется лишь полностью погрузиться в музыку — так хотя бы не будет мучительно больно. По дороге в Москву включил в наушниках на бесконечный повтор «Адажио», но не Шуберта, а Альбинони (в исполнении Степана Хаусера и филармонического оркестра Загреба). Эта композиция как нельзя лучше подходила к моему состоянию. Нет, слёз не было — это бесполезное, совершенно пустое занятие. Была лишь великая музыка и… пустота внутри.