Рэд vs Волк

Рэд И вам доброго утра. Похолодало? Ну да, осень же. Поступил — теперь я студент первого курса. Да пока ещё не понял: нравится или нет. Нет, вам показалось. У меня всё хорошо. Наверное, просто устал. Да, хорошо. До свидания. И зачем я только обернулся? Не разговор, а только вновь разбережённая рана… Это было несколько месяцев назад. В прошлой жизни… В тот самый день Мир исчез. Я как идиот ждал. Ждал до самого вечера. Помню, чтобы не сойти с ума, погрузился в компьютерные игры. Когда стемнело, не выдержал и попытался отправить сообщение. Волчонок не отвечал. Я сделал вызов — «Абонент вне зона действия сети». Бросаюсь к компу — его страничка в ВК удалена. Не помня себя от беспокойства, несусь к нему домой. Звоню, стучусь в дверь, но мне никто не открывает. Мать заметила, что я понуро сижу около подъезда, и затащила меня домой. Воскресенье я провёл там же — верным Хатико на лавочке перед подъездом в ожидании хоть кого-то из семейства Во́лков. Мне нужно было выяснить, что случилось с Миром. Наконец, поздно вечером появились его родители. Они проследовали мимо меня. Я было бросился к ним с расспросами, но меня резко осадили. И самое обидное, что это сделал сам Виктор Любомирович. Королева Марго же просто окатила меня презрением и скрылась в подъезде. Как бы я ни пытался оправдаться или сказать, что мы с Миром любим друг друга. Его отец не хотел ничего слушать. Наш разговор на повышенных тонах привлёк не мало слушателей — жильцы дома гроздьями высыпали из окон и наблюдали «представление». И я сдался. Мира увезли обратно в Питер и мне никогда не найти его. Это известие окончательно вывело меня из строя. По пути домой, я выплеснул свой гнев на неповинной детской площадке, а затем просто нажрался водяры. Во всём этом пиздеце была лишь моя вина. Работу я благополучно проебал. Петрович закрыл глаза на мой первый прогул, но не на то, что на следующий день я припёрся с бодунища. Так как по факту меня только-только оформили и ещё не успели нигде засветить, то меня просто попросили больше никогда не появляться в клубе. Что ж, этого следовало ожидать. Если жизнь захотела надо мной поглумиться по полной, то делала она это на всю катушку. Вечером я вновь попытался поговорить с родителями Волчонка. И вновь безрезультатно. Маргарита Александровна пригрозила мне, что если я не перестану донимать их, то она снова напишет заявление и уж точно обратно не заберёт. Я был даже согласен и на это, лишь бы увидеться с Миром ещё раз, пускай это будет и на суде. Но мне дали понять, что адвокат добьётся рассмотрения дела без участия пострадавшего, потому что у него сильная психологическая травма, а мне суждено тупо уехать на зону. Своей надежды достучаться до них я не оставил. Однажды опустился до того, что просто встал на колени перед Виктором Любомировичем, но он отстранился от меня как от чумного. На его лице застыло разочарование и отвращение. А ведь когда-то он явно симпатизировал мне. Сделал следующую попытку и написал Марине и Илье. Был уверен, что уж близнецы-то знают о судьбе Мира больше. Илья не ответил, лишь внёс меня в чёрный список. Марина написала, что родители запретили общаться со мной, а затем тоже добавила в чёрный список. Надо отдать должное Маргарите Александрове: быть её врагом — себе дороже. Это окончательно добило меня, и я снова забухал. Ни истерики матери, ни увещевания бабушек одуматься и взяться за ум не действовали на меня. Хорошо хоть Федя не капал на мозги. Он всё больше игнорил меня, даже когда мать заставляла его поговорить со мной по-мужски. Однажды в пьяном угаре мне пришла в голову гениальная идея. На последние бабки купил билет в Питер и отправился искать там любимого человека. Там шлялся почти три дня, ночуя на вокзалах. Но я даже не представлял, в каком районе жил Волчонок. По наитию был в Консерватории, но ни в каких списках фамилия Волк не значилась. От Феди мне пришло короткое сообщение: «Соскучился по креслу?», а затем на карточку пришло немного денег, которых хватило, чтобы купить билет обратно. Голодный и выглядящий словно бомж вернулся обратно в Москву. На вокзале уже ждала разгневанная мать. Она мне ввалила пиздюлей. Со стороны, наверное, смотрелось угарно, как относительно невысокая женщина била гопника в красной кепке своей сумкой и поносила последними словами. Я не сопротивлялся. Мне было всё равно. Даже на внимательные, пытающиеся прожечь во мне дырку зелёные глаза отчима. Хотелось забыться. А может, и вовсе выпилиться из жизни. Мать заставила меня вернуться домой в старую комнату. Под неодобрительное сопение Феди музею хоботовых пришлось потесниться. Только вот пребывание на старой квартире ни хрена не помогало. Соседи смотрели на меня как на изувера, изнасиловавшего одноклассника. Уверен, Королева Марго постаралась на славу, в ярких красках описывая, как тупой алкаш-гопарь насилует невинное, возвышенное создание. Хотя, собственно, чего это я? Она же во всём права: я и есть тупой алкаш-гопарь… И я сделал то, что сделал… Нет мне прощения. Будь я проклят за это!.. Кое-как убедил себя, что нужно двигаться дальше, упрятав боль глубоко внутри себя. До поры до времени… Но боли столь много, что её не удержать. Прорвало меня, когда возвращался из тренажёрного зала. Занятия спортом хоть как-то помогали утихомирить изнывающее от тоски сердце. Так вот, по дороге я встретил Вита в компании таких же пьяных уебков. Там был и Белов, и Бобров (отчего-то его светлость снизошла до быдла), и даже Колобок Сергеев. Бывший друг мало того, что окатил меня презрением, так стал рассказывать, что Рэд стал гнойным пидором. Делал он это нарочито громко. Я прошёл мимо и даже не обратил внимание на прилетевшую мне в спину пустую пивную бутылку. Мне было откровенно всё равно на этих бандерлогов. Им никогда не понять, что такое Любовь, что такое бьющиеся в унисон сердца, когда ты не можешь лишний раз вздохнуть, потому что боишься нарушить единение душ… Нет, им это не дано. Когда-то и я думал, что мне подобное никогда не суждено испытать. Но это было в моей жизни, и я переродился… Изменился до неузнаваемости. Только всё просрал… Игнор с моей стороны очень не понравился бывшим одноклассникам и тогда Бобров открыл рот. Он что-то вякнул про Мира. И вот тут я не выдержал. Без лишних разговоров тупо вломился в толпу и стал месить Боброва. Дальше щемящая боль и необузданная злоба слились воедино. Крушил всё и вся. Последнее, что помню, как раскроил хлебальник Виту. Очнулся я уже лежащим навзничь. Со всех сторон сыплются удары, но я не защищаюсь, а тупо лежу и истерично смеюсь и плачу. Взвыла сирена. Кто смог убежать, убежал. На земле остался хохочущий навзрыд я, стонущий Домостроев и Бобров без сознания. После освидетельствования в травмпункте меня отправили в обезьянник. Если б не связи Феди и не нанятый дедом Игнатом дорогой адвокат, боюсь, пятнадцатью сутками мне было бы не отделаться. Предки Боброва требовали меня приговорить чуть ли не к расстрелу. Правда, нашлись свидетели, которые дали показания о том, что меня спровоцировали, а заодно и рассказали, как Белов ударил меня дрыном по спине. Видимо, поэтому я и потерялся, а иначе мог реально насмерть загасить либо Боброва, либо Домостроева. Долго дело затягивать не стали, впаяли мне сто двадцать часов общественных работ и возмещение физического и морального ущерба пострадавшим. Закончились они аккурат к первому сентября. Ходить на учёбу совершенно не хотел, но после эпопеи с дракой, чувствовал, что окончательно слетаю с катушек. Было жалко мать. За злосчастный август она буквально постарела на десять лет и выглядела уставшей. Мама явно не заслужила такого. Теперь я стараюсь быть примерным сыном. В этом мне помогли слова Феди. В первый раз, когда я отказался идти на учёбу и закатил матери по этому поводу «истерику», он просто схватил меня за шкибот, привёл меня в комнату и сказал, что крайне во мне разочарован. А ещё посоветовал мне подумать, как бы Мир отреагировал на моё поведение. Ведь он верил и по-прежнему верит в меня. И если я хочу вновь встретиться с ним и взглянуть ему в глаза, не боясь увидеть в них разочарования, то должен перестать строить из себя страдающую истеричку. Мне необходимо наконец-то стать мужиком и с честью выдержать это испытание. По началу рыпался и пытался ударить в ответ отчима, но потом понял, что он во всём прав. Тот, в кого я превратился, ни за что бы на свете не понравился Любомиру Волку. Не знаю, чего он раньше разглядел во мне, но тогда я сам ненавидел себя — жалкое ничтожество, опустившее руки и окончательно переставшее бороться за любовь. В тот момент не смог сказать «Спасибо» отчиму за преподанный урок, но его я усвоил. Во мне теплится надежда, а воспоминания о Мире, о его глазах и улыбке придают сил дышать, двигаться дальше. А главное, помнить: ничто в мире не в состоянии разделить два любящих сердца, если им суждено быть вместе. Понимаю, что это звучит розово-сопливо, но мне хочется в это верить. Не знаю, встречусь ли ещё раз когда-нибудь с Миром или нет, но я буду стараться не унывать и верить в это. Поразмыслив над своими поступками и словами Феди, осознал, что Любомир изменил меня, дал неописуемое чувство радости, ни с чем не сравнимое ощущение любви, и я просто обязан не растратить этот бесценный дар, погрязнув в самобичевании, захлебнувшись в нечистотах из своих страхов и комплексов. Ведь даже Волчонок, обладающий гораздо более слабым телом, на деле доказал, что дух его силён, и он может добиваться поставленных целей. А я так и вовсе должен быть сильнее… Я должен быть лучше… Ради него… Ради того, кого никогда не забуду… Кого любил и буду любить… Всегда…