***
Сегодня Волчонку исполнилось восемнадцать. Свою же днюху я благополучно просрал, занимаясь вывозом мусора с городских улиц. Интересно, с кем Мир празднует это событие? Наверное, с друзьями и под неусыпным контролем своей ненаглядной мама́. Видел, как Во́лки укатили в прошлую пятницу вечером. Не знаю, зачем только слежу за ними? Наверное, на что-то надеюсь. Дурак, одним словом… Сидел на кухне в квартире родителей и втыкал в окно, едва пришёл с учёбы. Так-то мне дали вольную и вновь дозволили обитать в своей однокомнатной — правда, для этого пришлось побожиться, что больше не буду бухать или пропадать, не предупредив. А я ведь даже купил ему подарок. Понимаю, что я ебобо, но по-другому не могу. Пусть хотя бы так у меня будет иллюзия, что он рядом; что вскоре вернётся из некого длительного концертного тура; что всё будет, как прежде… Знаю, в книжках пишут: типа, время лечит. Только вот фигня всё это. Ни фига оно не лечит. Сердце по-прежнему щемит и приходится сдерживаться, чтобы не сорваться и не начать выть на луну.***
— Сына, ты зайдёшь после учёбы? — начала свой звонок вопросом мама, когда позвонила на большой перемене. — Да не планировал так-то. А чё? — Приходи, я курочку с корейской морковкой сделала. Как ты любишь. — Ладно, зайду. — «Чёй-то вдруг ей в бо́шку стрельнуло с духовкой возиться, да ещё и не на праздник?» — Тогда купи хлеба и молока по пути. — Она отключилась, а я подумал: «Ну это уже ближе к реальности, а то уж испугался, что мамочка у меня на старости лет умом тронулась». Дома меня действительно ждал противень ароматно пахнущей золотистой куриной грудки. Помню, как в детстве бабушка Жанна делала — пальчики оближешь. Да и у мамки тоже неплохо получается. Странно, Федя дома был раньше времени. И чаво ж его не запрягли по магазинам прошвырнуться? Хотя буханка ржаного и два пакета молока, в принципе, не такая уж и большая плата за угощение. Федя присоединился ко мне за столом. Стандартные вопросы — стандартные ответы. В общем, обычный семейный ужин. Спокойно доесть отчиму не дал звонок его мобильника. Он ответил и скрылся во вновь открытом слоновьем музее. — …Отлично. Да, я понял. До завтра, мамуль, — донеслось до меня окончание разговора. Вернувшийся Фёдор выглядел необычайно весёлым, а надо отметить, ему это совершенно было несвойственно. Но, как обычно, это продлилось недолго, ведь у белобрысого робота программа, отвечающая за эмоции, долго не работает. — Бабушка Люба пригласила нас завтра на открытие её выставки. Мы приглашены, — сообщил он, а я бы даже сказал, безапелляционно уведомил. — Я не пойду. — «Опять общаться с заносчивыми богатеями? Ну нах!» — Тем более я уже запланировал в качалку сходить. — Все пойдут, и ты в том числе. — Федя уставился на меня так, словно я ему сто рублей должен и третий год не отдаю. — Во-первых, для бабушки это очень важно, а во-вторых, уверяю: тебе там обязательно понравится. — Последнее он произнёс как-то загадочно. Что это вообще было? — Ладно. Только сразу предупреждаю: напяливать на себя всякие там фраки я не собираюсь. А ещё свалю при первой же возможности. По нехорошему взгляду Фёдора понял, что очередного скандала не избежать. — Тарас, ну что ты как маленький? — успела встрять мама. — Не будет никакого фрака. Наденешь свой костюм с выпускного. Он же тебе понравился, вроде бы? — Мам, блин… — Не блинкай мне тут. Можно подумать, Любовь Владимировна каждый день организует выставку своих фамильных реликвий. Любовь Владимировна с ума сходит — простите, чудачествует, — а я должен участвовать в этом балагане. Вот на фига ей эта выставка сдалась?! Придумала же тоже: я — потомственная столбовая дворянка, родственница обер-прокурора Святейшего синода и московского губернского предводителя дворянства Самарина. Вот справка, между прочим, выданная самим Российским дворянским собранием. Ой, да за те бабки, что отвалил им Игнат Аркадич в качестве меценатской помощи, они её не то что столбовой дворянкой, Владычицей Морской сделали бы, а на сдачу ещё и Золотую Рыбку на поводок посадили б и заставили сказки рассказывать вместо кота учёного. С этих шарлатанов станется. — Хорошо, уговорила. — Блин, ну реально, как в анекдоте: проще дать, чем объяснить, почему нет. Так-то мама права: костюм был норм, но на выпускной я прихорашивался только ради одного человека, сейчас же в этом смысла нет. Ранним утром следующего дня был разбужен Фединым звонком. Отчим отдал приказ, ну естественно, по-другому же он не умеет, — чтобы был готов в течение часа. За мной приедет водитель деда Игната и отвезёт меня на стрижку-укладку. Затем он отключился. Я спросонья не успел высказать ему всё, что думаю по этому поводу. Да они там ваще, что ли, охренели со своими светскими тусовками?! Сколько раз говорил: ну не вписываюсь я туда, хоть убей. С моим фейсом не в костюмчиках расхаживать и речи толкать с вумным* видом, а ящики разгружать или, как теперь батя, баранку крутить. Делать нечё, пришлось принять душ и ждать. Блин, как же меня это бесит: родаки чё-то себе напридумывали, а ты под их дудку пляши. В салоне надо мной колдовала та же мастер, что и в прошлый раз. Она быстро лишнее отстригла, что осталось уложила и отпустила меня на все четыре стороны. Ну это она так думала, меня же ждала только одна сторона — прямиком на «илитную* тусовку». Как там? «Скоро, бля, на бал», кажется?.. Мать разоделась так, что, по-любасу, все тётки из XIX века обзавидовались бы. Ей, кстати, такие вавилоны на голове накрутили, что еле в машину влезла. Федя сказал, что прибудет позже, потому что ему нужно кое-что ещё организовать, поэтому поехали без него. Благо водитель деда Игната остался при нас. Выставка с фуршетом — Ну, а как без него-то? «Илита*» ж не ходит туда, где нет халявной жрачки, — проходили в каком-то небольшом выставочном зале, располагающемся в старинном особняке неподалёку от Кремля. Любовь Владимировна спровадила меня в какой-то зал, где тусовалась молодёжь. По ходу, не одного меня сюда притащили предки. Некоторых из богатеньких я узнал. Среди парней в дорогих костюмах и девушек в вечерних платьях светлых тонов выделялся один сказочный персонаж — девушка в угольно-чёрном наряде, подходящем разве что для похорон какой-нибудь ведьмы. Как её? Лена?.. Не-е… Еления. Точно! Странная девчонка со странным именем и очень нужными родителями. Помню-помню. Эта самая Еления всем своим видом показывала, что в гробу она видала всех окружающих вместе с их тупыми разговорами: кто где был, какую тачку в очередной раз разбил, или как отравились дорогим шампанским на Лазурном берегу или устрицами в Эмиратах. Сразу почувствовал в ней родственную душу, поэтому двинул поближе. Как и следовало ожидать, меня она вспомнила с трудом, а поэтому поначалу смотрела на меня коршуном. Но на почве ещё большей неприязни к остальным «бохатеньким*» разговорились. Судя по возросшему движу, вечеринка давно началась и сейчас в самом разгаре. Из дальних помещений доносились звуки классической музыки. Они сразу же навеяли воспоминания. Даже Лена (она разрешила мне так себя называть) заметила перемену в моём настроении. Придумал какую-то хрень в качестве отговорки, но сердце вновь защемило и наполнилось тоской по Волчонку. Она, видимо, чтобы как-то отвлечь меня от грустных мыслей, ну, или просто наболело, стала рассказывать о своей «нелёгкой жизни»: после того, как её папашка из-за повышения перешёл в Минфин, ей часто приходится бывать на подобных мероприятиях. И теперь от гостей даже дома житья нет: вечно трутся какие-то бизнесюки или региональные чиновники, выбивающие себе побольше денюжег на распил. В общем, она сильно страдает. М-да, мне б её проблемы… — Еления, моё почтение, — за разговором с новой подружкой, даже не заметил, как к нам подошёл Фёдор. Я его еле узнал. Он был при полном параде. Более того на иссиня-чёрном кителе красовались несколько медалей, а я даже и не знал, что они у него есть. — Позволите похитить вашего кавалера? — Он галантно поклонился и указал на меня. Лена расплылась в глупой улыбке и утвердительно кивнула. Ну всё, потекла дурёха. Пока общались, мне казалось, что она не способна повестись на такое. Я обречённо вздохнул и поплёлся за отчимом. — Нас ждут в главном зале. Подождёшь меня около боковой двери, — сообщил он мне. От былой любезности не осталось и следа. Ну правильно, я же не какая-то там Еления — дочка большого начальника из Минфина. Со мной можно общаться и на отъебись. Сделал так, как было приказано, ведь «Рэд — хороший нигга, маста Фред». Вот что он за человек такой? Только-только начнёшь к нему испытывать уважение, так тут же творит какую-то несусветную херню!.. По пути глянул экспонаты. Большинство из них я уже видел либо в квартире, либо в загородном доме Игната Аркадьевича и Любови Владимировны. Картины, старинные фотографии, какие-то вещи, книги и прочая старинная рухлядь — всё это безобразие висело на стенах или было расставлено на полках в стеклянных витринах. Это типа портрет Александра Дмитриевича Самарина — действительного статского советника, предводителя дворянства, обер-прокурора Святейшего синода с прочими регалиями, как у породистой болонки. Вон генеалогическое древо, куда и Любовь Владимировну впихнули, да так, что она тут чуть ли не самая главная из этих дворян, которые со столбами. Вон несессер (Придумали же. Тоже мне — «несессер». Обычная барсетка, только бисером расшита. Вот всё у этих дворян не по-людски) Веры Саввичны Мамонтовой. Ларец Софьи Юрьевны Нелединской-Мелецкой. Тут подарок княгини Лопухиной, там — от графа Толстого. И так далее и тому подобное. Вот раньше-то было: подарил кому-нибудь подарок, а он его вместо того, чтобы выбросить, как сейчас, бережно хранил и потомкам передавал. Хотя, с другой стороны, это ж какие хоромы нужны, чтоб столько вещей хранить?.. Одним словом, дворяне: только и знай, что по балам таскайся да на дуэлях от скуки убивайся. В общем, чё с них взять?.. В большом зале, где полукругом были расставлены вычурные кресла, занятые разнообразным народом, по виду которого сразу было понятно, что они очень важные и большие шишки, уже началось чествование Любови Владимировны, а Фёдора всё нет. И чё делать? Идти или ждать?.. Сначала речь толкал какой-то князь Лопухин, восхваляющий продолжательницу традиций семейства Самариных и особенно в лице достопочтимой госпожи Самариной-Окуневой. Она, как и её великие предки, занимается благотворительностью и активно участвует в жизни Российского дворянского собрания и за это ей полагается целый орден Святого Михаила Архангела второй степени от Её Императорского Величества Главы дома Романовых великой княгини Марии Владимировны. Фигасе, не знал, что у нас до сих пор есть целая императрица и она ордена кому ни попадя раздаёт. Ну, значит, я был прав, когда шутил про Владычицу Морскую, место-то Вольной Царицы уже занято. Затем слово взял чиновник из Минкульта. Он был не так словоохотлив, как предыдущий оратор. Лишь вручил грамоту. Ну понятно, лично ему ж не платят — чего задаром соловьём петь. Теперь очередь дошла до какой-то очередной важной тётки. Это оказалась директор Пушкинского музея. Она тоже пела дифирамбы: как хорошо, что в попечительском совете музея есть такие достойные люди. Бла-бла-бла. Нам нужно ещё больше бабок. Разумеется, растроганная Любовь Владимировна на радостях обещала отслюнявить крупную сумму. Эх, зря я не видел в это время глаза деда Игната. Уверен, он бы сейчас сам бы раскулачил эту дворянку новоявленную, чтобы она не тратила налево-направо кровно заработанные барыши. Не удалось, потому что как раз в это время сзади подошли предки и позвали меня за собой. Мы тихо сели во втором ряду с краю. Напротив нас сидела Еления, видимо, тоже с родителями. А моим соседом оказался какой-то чел в полицейской форме и с генеральскими погонами. Дальше были ещё какие-то менее важные перцы с жёнами и детьми. А потом я просто глазам своим не поверил: с другого конца сидели родители Мира — Королева Марго и Виктор Любомирович собственной персоной. Они-то как тут оказались? Вдруг Маргарита Александровна повернулась, увидела меня и замерла. На её лице отразилась непонятная гримаса. Она дёрнула за рукав мужа. Он тоже уставился на нас. Мне захотелось спрятаться куда-нибудь, а лучше сбежать, но только вот пути отступления были отрезаны: мамка со своим платьем и крупный кабан Федя мешали. Отчим увидел соседей сверху и помахал им, мило улыбаясь. Чего, бля?! Я ваще не догонял происходящего. Пока мы играли в гляделки, ответное слово взяла виновница торжества. Она поблагодарила всех гостей, называя их по именам, потому что знает их чуть ли не с пелёнок, а затем сказала, что всей этой замечательной выставки не было бы, если бы не… «не оценимая помощь Маргариты Александровны Волк, помогавшей с каталогизацией, и её супруга Виктора Любомировича — гениального реставратора и крупного специалиста по антиквариату девятнадцатого века». Во́лков пригласили на импровизированную сцену. Было видно, что муж и жена пребывают в шоке. Любовь Владимировна и Игнат Аркадьевич благодарили их, рекомендовали директору музея, где они работали, увеличить им зарплату и вообще холить их и лелеять. Если бы не их самоотверженный труд, порой даже в неурочное время, этой великолепной выставки не было бы. С каждым словом похвалы Виктор Любомирович тушевался, а вот Маргарита Александровна же, наоборот, становилась всё увереннее и надменнее, словно говоря: наконец-то оценили, а я давно этого была достойна. Дальше Любовь Владимировна сказала, что ещё благодарна своей семье, которая, без сомнения, поддерживает её начинание развивать и поддерживать великую русскую культуру. С этими словами она позвала нас к себе. Я не хотел идти, но от взгляда Фёдора стало понятно, что лучше пойти. Во́лки хотели свалить уже, но Любовь Владимировна не дала. Она напомнила, что чета Во́лков не только работала с экспонатами, но и приготовила сюрприз. Едва я это услышал, моё сердце бешено заколотилось, а ноги чуть не подкосились, потому что в центр выставили стул. Открылась боковая дверь и в зал вошёл Волчонок со своей излюбленной виолончелью. Он тоже увидел меня и замер. Не раздумывая, бросился к нему, обнял, прижал к себе. Сзади заверещала почище сирены Королева Марго, но мне было пофиг. Я так долго искал и наконец-то нашёл любимого человека и теперь только пуля снайпера сможет остановить меня. Мир тоже прильнул ко мне, стараясь удержать на вытянутых руках инструмент. Ощущал, как он трепетал в моих объятиях. — Почему он здесь?! Как?! Как такое возможно?! — всё не унималась Маргарита Александровна. — О боже… Я этого не вынесу… Её крик стих, но теперь стали раздаваться другие: «Воды! Принесите воды! Вызовите скорую!». Мы с Миром разом отпряли друг от друга. Малыш понёсся к матери, которая, по ходу, потеряла сознание и теперь тряпичной куклой свисала на руках у мужа. Фёдор быстро среагировал и помог Виктору Любомировичу отнести болезную и положить её на стулья. Гости во всю суетились, молодёжь снимала происходящее на телефоны. Да уж, вечеринка и в самом деле удалась. Наконец Королеву Марго привели в чувства. Вот ведь как тётка перенервничала. По-любасу, у неё шарики за ролики зашли. Ну ещё бы, гопник в семье настоящих аристократов и богатеев. Сюрприз, ёпта! Видел, как Волчонок переживает из-за своей драгоценной мама́. Я старался быть с ним рядом. Когда в зал вошли медики, народ потихонечку рассосался. Тусовка закончилась, так бы, наверное, сказал мой ненаглядный музыкальный гений, на минорной ноте. Как бы я не хотел отпускать малыша, но пришлось. Он и его родители отправились домой. Мы поехали за ними следом. — Федь, ты можешь, мне объяснить, что вообще сегодня произошло? Как Любовь Владимировна связана с родителями Мира? — не выдержал я и насел на отчима с расспросами. — А это, Тарас, называется спецоперация с подсадным, — ответил Фёдор, когда я уже был готов его придушить, так как он тупо молчал и делал вид, будто меня не существует. — Не думал же ты, что в нашей семье настолько всем всё равно из-за твоих страданий. — Но я всё равно ничего не понимаю. — Тебе и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь, — и он расплылся в улыбке Чеширского Кота. В конце концов он-таки поведал, как просто воспользовался давнишним желанием матери и уговорил её поучаствовать. Любовь Владимировна известна в определённых кругах как любительница антиквариата и тем, что вечно носится со своим дворянским происхождением, поэтому даже свою фамилию на фамилию мужа не меняла. Федя просто дал ей координаты Виктора Любомировича и Маргариты Александровны. Они же сотрудники Пушкинского музея, а у бабушки Любы давнишняя дружба с его нынешним директором. Вот так и закрутилось-завертелось. Когда узнал, что Федя всё это время знал, где живёт и учится Мир, реально хотелось ему вдарить. Но он лишь невинно сообщил, что скажи он мне, я бы тут же рванул к своему Миру, а Королева Марго накатала бы на меня заяву. Ну, а с прошлого понедельника Мир стал совершеннолетним, и она теперь не имеет над ним юридической власти. Так что только ему теперь решать, хочет ли он по-прежнему быть со мной. В свой двор мы приехали практически одновременно. Из машины я выскочил буквально на ходу, услышав в спину мамкин окрик: «Куда?!» Волчонок был неотлучно возле матери, но тем не менее мне удалось снова обнять его и поцеловать. Он ответил мне робко и смущённо, но этого мне было достаточно, чтобы почувствовать, чтобы понять раз и навсегда — мы будем вместе. Вопреки всему!