3 часа 48 минут изоляции. Блок АЦ
- Они даже не сломались. Просто выключены, - когда Акимов возвращается, Леонид возится с оставшимися с его стороны камерами. Саша молчит, так что, закончив с последней, Топтунов оборачивается и снова натыкается взглядом на разрушенный бак. - Не смотри на него, - велит Акимов, в несколько шагов сокращая расстояние между ними. - Смотри на меня. - Саша, - голос Леонида становится слабым, он оседает на пол, но все же послушно переводит взгляд на коллегу. - Послушай, я давно кое-что хотел тебе сказать, - Александр усаживается рядом. Близко, напротив, и пристально смотрит на Леню. Терять уже абсолютно нечего, но говорить почему-то всё равно сложно. - Думал, скажу тебе это, когда будем возвращаться на Землю. Чтобы не пришлось потом каждый день смотреть тебе в глаза, если ты во мне разочаруешься. - Я никогда не смогу… Не смог бы разочароваться в тебе, - Леонид возражает так решительно, так мотает головой в своем костюме, что становится понятно — по крайней мере, на время он отвлекся от происходящего вокруг них. - Я люблю тебя, - выпаливает Акимов. Леня замирает, хватает ртом воздух, а потом цепляется руками за плечи собеседника так, словно собирается куда-то падать, и ему во что бы то ни стало нужно удержаться. - Саша, - шепчет он, пока Александр пытается прочесть хоть что-то по его лицу. - Саша, я тоже люблю тебя. Топтунов порывисто кидается на шею Александра, сжимая его изо всех сил. Эмоций, слов, чувств слишком много. Всего слишком много, кроме времени. Времени у них нет совсем. И от этого так больно. Потому что вот оно, счастье. Большое и чистое, прямо в твоих руках. Но длиться оно будет… Сколько? Несколько минут? Несколько часов? И закончится так быстро и так больно… Можно было бы дышать без боли, можно было бы найти в себе силы, если бы это была только его жизнь, его одного, но от осознания того, что и Саши в этом мире скоро не станет, и того, что это, возможно, его вина… Леонид дышал порывисто, хватал в легкие воздух, дрожал, словно от озноба. Если бы не крепкие, сильные и такие любящие руки Саши, он наверняка уже бился бы в истерике на полу. Но в его руках даже можно было жить. Немного. - Я бы всё что угодно отдал за возможность почувствовать тебя снова, - шепчет Леня. Эти костюмы похожи на маленькие тюрьмы. Крошечные индивидуальные камеры, через которые он едва может ощутить Акимова. А так хочется вспомнить, какая у него кожа, как он пахнет, насколько он теплый… - Дай мне секунду, - Александр осторожно отстраняется, и Леня, неотрывно следящий за ним, видит, как он расстегивает свой защитный воротник. - Что ты делаешь? - Топтунов хватает его за запястья. Концентрация здесь наверняка бешеная, сколько он протянет без костюма? Несколько минут? - Ты видел бак, - шепчет Саша настойчиво. - Нам конец в любом случае. Камеры мы починили, утечку уже никак не ликвидировать. Мы сделали, что могли. И я лучше проведу несколько минут, обнимая тебя, чем несколько часов в этой штуке. Леня тут же тянется к своему воротнику. Он возится с застежками дольше, дрожащими пальцами — Акимов уже успевает снять свой шлем. Стоит только Леониду избавиться от своего, как Саша тянется вперед, к его губам. Леня только и успевает открыть рот и закрыть глаза, опять хватаясь за коллегу обеими руками. Поцелуй получается ужасно нетерпеливым и жадным. Нужно успеть. Ощутить это, прочувствовать, насладиться этим. Потому что теперь, без шлемов, их время убегает как песок в песочных часах, и остались уже не часы, а минуты. Леонид отрывается, чтобы сделать вдох, чтобы заглянуть Саше в глаза, и в этот момент его идиллия разрушается далеким голосом. - Товарищ Акимов! - зовут с экрана. Александр лишь устало закрывает глаза. - Товарищ Акимов, я помню свое обещание, но это невероятно срочно!3 часа 48 минут изоляции. Блок ВП. Камера санитарной обработки
- Этого не может быть, - повторяет Легасов тверже и увереннее, как будто перестал говорить сам с собой и теперь обращается к Борису. - Да что такое? - Щербина заглядывает в схему так, словно может в ней что-то понять, но даже поясняющие строчки внизу ему не особенно помогают. - Разве зеленый — это не значит, что там все хорошо? - Значит, - быстро отвечает Легасов. - Но это просто невозможно. Посмотрите, почти вся станция чистая. Следы ПерХимОт только в блоке 0Ц и в медицинском пункте. И посмотрите на показатели, на уровень… Это одна, две капли вещества, а у нас здесь утечка целого бака! Даже если бы утечка была локальной, показатели концентрации должны быть выше! В тысячи раз выше! - Может, где-то пробоина, и всё утянуло в космос? - высказывает предположение Щербина. Это заставляет Валерия на мгновение задуматься. Теоретически, ПерХимОт мог проделать дыру в обшивке корабля, но… - Нет, - он решительно мотает головой. - Если бы где-то произошла разгерметизация, мы были бы уже в курсе. Кроме того, посмотрите на распределение загрязнения. В блоке АЦ чисто, а ведь там априори не может быть пробоины. И именно там случилось утечка, не может быть, чтобы все вещество так быстро покинуло эту зону. - Тогда что это? - хмурится Борис. - Слишком старые показатели? Или приборы для анализа сломались? - Не знаю. Не понимаю, - профессор потирает лоб. Сломанные аппараты? Возможно, система просто не может провести нормальный анализ из-за слишком большой концентрации ПерХимОт? Но почему тогда она выдает такую картину, вместо того, чтобы просто отказать, или показывать, что вообще все зоны чисты? - Если только… - Если только что? - Щербина больше не смотрит на экран, он во все глаза смотрит на Валерия. - Если только… - повторяет Легасов, словно не замечает вопроса в чужих глазах и в чужом тоне. В его голове пазл начинает складываться в единую картинку. Если взрыв уничтожил бак, почему он был таким слабым? Почему концентрация такая слабая? Почему только в двух местах? Почему хоть какие-то симптомы проявились лишь у Дятлова, которого не было в помещении в момент аварии, но и Акимов, и Топтунов в порядке, по крайней мере, внешне? Если только… Он нажимает на экран несколько раз, вызывая блок АЦ. Ему нужен ответ, срочно. Руки дрожат, он дрожит весь, настолько, видимо, что Борис даже не требует от него ответов, только ждет. Ждет и сам Валерий. Ожидание это становится как никогда тревожным, потому что переполнено надеждой. Акимова приходится звать несколько раз, но затем он всё же появляется на экране (на мгновение Легасов испугался, что они с Топтуновым уже отравились), без шлема. - Что такое? - интересуется он сходу. Валерию стоило бы сказать, что снимать шлем было неосмотрительно и глупо, но сейчас это уже ничего не значит. - У Вас есть активатор в ремонт-комплекте? - интересуется профессор вместо этого. Александр оглядывается за свое плечо. - Да, есть, целый пузырек, а что? - проверив, Акимов поворачивается обратно. - Я хочу, чтобы Вы провели тест. Найдите какую-нибудь ткань, смочите в активаторе и протрите внутреннюю стенку бака, пожалуйста, - просит Валерий быстро. Инженер кивает и переключает изображение на камеры. Легасов приближает ту, от которой лучше всего видно бак, и замирает, сжимая кулаки. Акимов приносит активатор к самому баку, чтобы не выветрился. Он опускается возле раскуроченного металла на колени и тщательно смачивает кусок какой-то ткани жидкостью из яркой бутылки. Топтунов, тоже без шлема, подходит ближе и наблюдает за его манипуляциями. Сердце Легасова останавливается. Он перестает дышать, моргать, сглатывать, только следит за движениями на экране. Вот Акимов касается тканью стенки. Вот проводит по ней, сперва одной стороной, потом другой. Вот ткань в его руках быстро приобретает насыщенный зеленый цвет. Вот он поднимается, резко, едва не споткнувшись, и тянется этой тканью ближе к камере, чтобы Валерий мог хорошо её рассмотреть. - Зеленая, - шепчет Топтунов, перебираясь ещё ближе к баку. Он хватает остатки активатора и льет прямо на стенку. Та зеленеет и слегка шипит. - Зеленая, зеленая… - Что это значит? - спрашивает Борис, который чувствует себя последним, кто не понимает, что вообще происходит вокруг него. - Это не ПерХимОт, - Легасов отступает на шаг от экрана. Нервы отпустили, он чувствует слабость, словно может свалиться с ног. - Это ракетное топливо, - добавляет Акимов, подошедший тем временем к экрану и все ещё держащий в руках позеленевшую ткань. - Ракетное топливо, просто ракетное топливо! - Топтунов на заднем плане заходится нервным, нездоровым смехом. - И что это значит? - Борис делает знак руками в воздухе, мол продолжайте пояснять, я все так же абсолютно ничего не понимаю. - Что кто-то подменил топливные баки, - на лице Акимова тоже появляется улыбка, усталая и спокойная. - Заменил бак или баки с ПерХимОт на бак с обычным ракетным топливом. Которое взорвалось, а затем выгорело, - добавляет Легасов. - И в процессе этой подмены незначительное количество конденсата осталось в блоке 0Ц. Так как это камера дезинфекции, а количество было ничтожно маленьким, дальше ПерХимОт не проник. По крайней мере, пока. Мы… Сможем это ликвидировать. - Прекрасно, - Борис выдыхает. Он бы с удовольствием сократил весь этот монолог до последней фразы, после которой от сердце буквально отлегло. - Товарищ Акимов, я должен сообщить Вам, что в блоке АЦ и во второй камере дезинфекции, откуда вы пришли, чисто. Но мне нужно, чтобы вы пока оставались в АЦ. Вам придется пройти в ГПЗ и вытащить весь запас жидкого азота, что там есть, - добавляет Валерий, снова обращаясь к инженерам. - Конечно, мы все приготовим, - кивает Александр, и быстро направляется прочь от экрана. Что-то подсказывает Легасову, что он спешит совсем не для выполнения его задания, но сейчас это уже не важно. Они заслужили небольшую передышку. Они все. - Теперь можно снять эти дурацкие костюмы и распорядиться о снятии карантина, - Легасов оборачивается к Борису. - Вы займитесь первым, я вторым, - кивает Щербина, переключая экран. Профессор тем временем вводит комбинацию на панели, чтобы было, во что переодеться. - Мы получили схему заражения, - твердо, жестко произносит Щербина, едва перед ним появляется изображение знакомого кабинета. - Нужно снять карантин везде, кроме медицинского блока и блока А0, а также заблокировать доступ к спасательным капсулам. Объявите персоналу, что произошла авария с ГПЗ, и что до окончания разбирательства все должны придерживаться расписания, установленного их отделами, всю коммуникацию с Землей и другими станциями отныне имеем право осуществлять только мы с товарищем Легасовым, на этом пока всё, - и он отключается сразу же, давая понять, что его слова обсуждению не подлежат. - Зачем эти меры? - интересуется Валерий, которому, к счастью, уже удалось натянуть брюки, так что теперь, когда Борис поворачивается, он не чувствует себя уж слишком… Открытым. - Потому что на этой станции произошла очень странная авария, а теперь Вы заявляете мне, что кто-то подменил топливо, вызвав утечку невероятно опасного вещества, и пока я не разберусь, как все это произошло и кто в этом виноват, никто не должен иметь возможность покинуть станцию или связаться с кем-то за её пределами, - Борис, объясняя все это, умудряется ловко начать переодеваться, и Легасов все же получает свою порцию неловкости. - Вы собираетесь проводить расследование? Надеюсь, оно не затянется, - Валерию не нравится эта станция, с неё хочется сбежать даже сейчас, когда он знает, что утечка незначительна. Да даже если бы и не было никакой утечки. - Я пока займусь ликвидацией. - Мы будем проводить расследование, - качает головой Щербина. - Вы со мной. - Прошу прощения, но я ученый, а не детектив, - мотает головой Легасов, стараясь не смотреть на то, как Борис застегивает пуговицы. - Да, я тоже. Но вариантов нет. В настоящий момент на этой станции мы никому, абсолютно никому не можем доверять. Но я могу доверять Вам. Вас не было здесь, когда произошла авария, как и перед ней. Вы вообще никогда здесь не бывали. Более того, Вы никак не связаны с этой станцией, никогда не контактировали с ней, - последняя фраза заставляет Валерия вскинуть глаза. - Разумеется Вас проверили перед тем, как одобрить Вашу кандидатуру в комиссию. Нужен был человек, который никак не может быть причастен к событиям. Кроме того, успех расследования — в Ваших интересах. Чем скорее закончим, тем скорее вернёмся на землю. - Внимание, внимание! Сегодня, во время выполнения работ, связанных с запуском Грузо-пассажирского Звездолета произошла авария. В настоящий момент ситуация находится под контролем специалистов. Однако до окончания работ по устранению последствий аварии после снятия текущего карантина вводятся следующие ограничения. Всё население станции должно придерживаться расписания, установленного для режима Чрезвычайной ситуации. Просмотреть это расписание Вы можете на своих домашних экранах, о нём Вам дополнительно сообщат старшие сотрудники Вашего отдела. Отменяются все развлекательные и увеселительные мероприятия. Все средства связи, передающие информацию за пределы станции, будут временно заблокированы. Переход между блоками будет осуществляться исключительно по индивидуальным пропускам согласно зонам допуска. Ознакомиться со своими зонами допуска можно в домашнем терминале. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и организованность. При возникновении трудностей обращайтесь к ответственным за ваши зоны, а так же к своим непосредственным руководителям. Помните, ваше спокойствие, организованность и готовность упорно работать — шаг к ликвидации последней аварии и возвращению станции к нормальной жизни. - Быстро сгенерировали, - комментирует Щербина, как только вкрадчивый искусственный голос заканчивает делать объявление. Валерий кивает. Остается надеяться, что не начнется паника. Судя по тому, как началось это объявление, перед введением карантина людям ничего толком не объяснили. Получается, они сидели в неведении все это время. Было ли им страшно? Было бы им страшнее, если бы они знали, что проиходит? В стену снова начинают стучать. Но если раньше стук был ритмичным, то сейчас кто-то просто с остервенением бьет по стене, явно изо всех сил стараясь привлечь к себе внимание. - Предлагаю начать с этого, - Борис касается рукой стены. Валерий готов признать, что это действительно выглядит подозрительно, но… Он ведь и правда не детектив. - Я хотел бы для начала разобраться с утечкой, - напоминает он, но покорно следует за Щербиной в открывшуюся дверь. - Вы можете подумать о том, как её устранять, по дороге. Кроме того, распоряжения удобнее всего будет отдавать из главного зала, а этот загадочный изолятор как раз по дороге. Откуда-то из кармана Борис извлекает карточку. Валерию даже не нужно спрашивать, он уже понимает, что эта карта может отпереть любые помещения на станции. Возможно, она могла бы сработать как ключ даже при режиме карантина, но тогда рисковать было просто глупо. - Не хотите сперва поговорить с Брюхановым и Фоминым? Мало ли, кто там, в этом изоляторе, - не то, чтобы Валерий боялся, не после пережитого сегодня, просто… Решимость Бориса его несколько удивляла. Его вообще многое удивляло в этом человеке. - Я им не доверяю, - качает головой Щербина, не сбавляя шага. - Запомните, Легасов, на этой станции мы можем верить только друг другу. Он хочет сказать что-то ещё, но искусственный голос повторяет свой текст, а они уже подходят к нужной двери. Борис прикладывает карту, а затем отодвигает тяжелую дверь, которая не отъезжает автоматически, в отличие от других дверей на станции. Тройная защита. Помещение, представшее перед ними, представляло из себя камеру. Небольшое, даже тесное, оно вмещало в себя все, необходимое для содержания одного человека. И этим человеком была женщина, сидящая на полу возле стены. Стоило двери открыться, она повернула голову и начала подниматься на ноги. - Мое имя Борис Щербина, это профессор Валерий Легасов, мы прибыли с Земли для расследования произошедшего здесь инцидента, - отрывисто произнес зампред. - Назовите своё имя, должность и причину содержания в изоляторе. - Моё имя Ульяна Хомюк, я инженер-энергетик, и я расцениваю себя как жертву тиранического режима, ученённого на станции Виктором Брюхановым и Николаем Фоминым, - чеканит она. - Видите, - Щербина поворачивает голову и внимательно смотрит на Валерия. - Здесь вообще никому нельзя доверять.