Даже кровь не помеха

Попытка сбежать от проблем ещё ни разу не заканчивалась успехом, случай с Морти не стал исключением. Рик знал, что у него нет шансов, но, пока всё шло более или менее терпимо, предпочитал делать вид, что всё под его полным контролем. Самообман не мог длиться вечно, и, раз Санчез не собирался сам заканчивать это, то судьба всё решила за него. Не очень приятно, зато пиздец, как действенно. За время марафона учёный уже привык просыпаться на не самых подходящих для сна поверхностях дома, всегда это сопровождалось дикой болью во всём теле и мерзким осознанием реальности вокруг. Сегодня же всё было прекрасно: мягко, тепло, уютно и... вкусно. Во рту было сладко, как не было, наверное, никогда в жизни. Под руками было приятно горячее от сна родное тело. Не было никаких сомнений и надежд на ошибку. Рик прекрасно знал, кто сейчас находится в его руках, и это точно не один из его ночных мальчиков. Морти спокойно спал, пока его не сдержавший своих порывов дед обнимал его всем своим немаленьким телом и слюнявил не скрытое пижамной рубашкой плечо, спал и совершенно не выказывал какого-либо недовольства. Рик вздохнул, вытер рукавом лабораторного халата сначала собственный рот, затем запачканное слюной плечо внука. В голове промелькнула мысль, как хорошо бы на этом самом месте смотрелся след от его зубов. Надо было уходить, и как можно быстрее и незаметнее — время шло к обеду, и, судя по всему, был выходной, раз уж мальчишка не вытолкал его из своей постели, разбуженный будильником. Но как же не хотелось! Не было никакого сексуального желания, только безграничная нежность к этому малолетнему балбесу, что так беспечно спал рядом с ним, и чувство уюта, укрывающее со всех сторон, как кокон. Наверное, так должен ощущаться родной дом: комфортно и безопасно, никаких волнений. Послабление в одну минуту — это всё, что Рик Санчез может себе позволить в сложившейся ситуации. Минуту так необходимого в последнее время спокойствия. Он проводит её, просто лёжа рядом с Морти, даже не обнимая, глубоко вдыхая успокаивающий запах чужих волос. Время, выделенное самому себе, на исходе, и причин остаться дольше положенного нет. Учёный неловко переползает подальше от внука, садится на самый краешек кровати, растирая глаза, в которые будто бы насыпали песка. Проверяет карманы на наличие портальной пушки — нет никакого желания тащиться через весь дом, выйдя из спальни внука. Может, это и его личная паранойя, но не стоит испытывать судьбу. Рик аккуратно встаёт, скрипнув коленями, как он надеется, тихо. Он только собирается открыть портал, как всё меняется за секунду, уходят тепло и спокойствие, повинуясь одной только тихой фразе: «Уже уходишь?». Нет и шанса, что Морти не заметил ничего лишнего в его поведении. Нельзя показывать свою слабость перед мелким. Рик моментально ощетинивается — если сейчас пацан поймёт, насколько безвольным может стать его дедушка перед ним, то потом, когда придёт время, будут большие проблемы. Рик намеренно игнорирует вопрос и всё-таки открывает портал, ведущий прямо в спасительное одиночество гаража. — Так, так и будешь молчать? — ещё один вопрос, направленный в обтянутую белым халатом спину. — А что ты хочешь услышать, Морти? Что твой гениальный дед допился до того, что спутал тебя с очередной шлюхой и зажимал тебя полночи, а ты даже не был против? Ты хочешь это обсудить? — звучит мерзко, но на то и расчёт. На странность, Морти даже не смущается от грубой формулировки. Сидит в своей кровати, нервно теребя край тонкого одеяла. — Ну, к-конечно, Рик! Тебе же проще наговорить гадостей, чем признать, что ты т-тоже соскучился! — слова так и сочатся несвойственной пацану злостью и, конечно, обидой. Санчез не намерен продолжать этот бессмысленный разговор. Портал схлопывается за его спиной, даря долгожданную тишину. Сна уже ни в одном глазу, поэтому действовать приходится по второй проверенной схеме: принять таблетки, отрезвляющие капли в глаза и за работу. Неважно, чем, главное — занять себя и на подольше. Думать о случившемся не хочется от слова совсем, и Рик, повинуясь одному лишь собственному упорству, перебирает свои изобретения, упорно игнорируя и алкоголь, и настойчивый стук в закрытую дверь. Выбраться из своего импровизированного укрытия он решается только ночью. Договориться с собственным голодным желудком, лишённым постоянной алкогольной дозы, дело не из лёгких, да и стоит кое-что проверить. Только переступив порог, он понимает — это полный пиздец! Неужели никто больше этого не замечает, как бы тут ещё две альфы постоянно ошиваются?! Дом под завязку наполнен феромонами, дышать тяжело, и мозг моментально уплывает — хочется плюнуть на всё и бежать наверх, успокаивать своего расстроенного, переполненного гормонами омегу. Этого Рик себе позволить не может, так что вылазка за едой заканчивается одинокой быстрой дрочкой, прямо за еле закрытой гаражной дверью. Разрядка проясняет мозги, и второй раз такой ошибки Рик не допустит. За едой приходится бегать в соседнюю галактику, так быстрее и безопаснее. Благо порталка всегда под рукой, да и к жратве он никогда не был прихотлив. Первый же выход из дома расставляет всё по своим местам и ставит жирный крест на попытках Санчеза свалить подальше и на подольше. Он физически ощущает, как тянет назад, к Морти. Тянет невидимыми нитями, крепко связавшими их, без единого вопроса о согласии. Рик сопротивляется, но невыносимое тянущее чувство за рёбрами заставляет вернуться и навсегда оставить эти попытки. Может, не на трезвую голову он бы и ушёл, вытерпел, но он точно знает, чем бы это закончилось. Повторять то злополучное утро не хочется. Хочется выпить, но Рик знает: как только он хоть немного отпустит себя, то остановиться уже не сможет и пьяным первым делом попрётся к внуку. Знаем, проходили. Трезвость всегда была мучительна. Голову разрывают тысячи тысяч мыслей и идей, обязательно надо воплотить в жизнь хоть несколько, иначе он просто сойдёт с ума. Первым делом Рик полностью изолирует воздушное пространство своей крепости-гаража. Независимые улучшенные фильтры без устали гоняют чистейший воздух — ни частички запаха предтечного омеги не должно попасть за эти стены. На подавители надежды уже нет, на себя — тем более. Вторым пунктом по отвлечению себя самого идёт пара небольших экспериментов над живой материей, так удачно припасённой в лаборатории под домом. Это занимает его вечно работающий мозг менее, чем на сутки, и, оставив тот из опытов, провал которого обернётся наименьшим пиздецом, в фоновом режиме наблюдения, всё-таки выбирается на поверхность, к верстаку. Работа с оружием всегда была ему более интересна. Начинаются третьи сутки без сна, и к непрекращающейся мешанине идей добавляется тянущая нудная головная боль. Неужели так было всегда? Рик давно уже не помнит себя настолько долго трезвым, наверное, поэтому он и начал пить на постоянной основе — чтобы хоть немного затормозить работу гениального мозга. Надо попытаться хоть немного поспать, всё это становится невыносимым, а работа не приносит облегчения. Раскладушка неудобная. Учёный понимает, что не уснёт, но упрямо лежит, закрыв глаза и не меняя позы, ещё около часа. Когда он повернул настолько не туда, что жизнь так жестоко его сейчас наказывает? Рик Санчез никогда не верил в возможную избранность пар, всё это просто удачное стечение обстоятельств, гормоны, которые никогда не были над ним властны. А теперь он сидит, запершись, в десятке метров от собственного внука-омеги, чтобы ненароком не навредить ему. Что это, как не истинность? Всё это — просто забота о глупом мальчишке, которому не посчастливилось оказаться его парой. Не окажись этой парой именно Морти, давно бы уже выебал и свалил в закат, а так приходится ломать именно себя. Ведь если ему сейчас так тяжело, страшно представить, что будет с Морти, пойми он, кто ему предназначен — мерзкий старик-алкоголик, да ещё и родной дед впридачу. Хорошо, что он ещё не видит его настоящей сущности, не чувствует запаха и не реагирует на чужие эмоции. Хотя благодаря этому мальчишка, наверное, является единственным человеком в этом мире, способным ему отказать. Это может быть хорошей возможностью избежать печального для них обоих исхода. Вот только как донести до пиздюка, что всё здесь зависит только от него, что в этот раз гениальный дедушка его не спасёт, а, наоборот, представляет опасность для маленького глупого омежки?.. Из раздумий его вырывает неуверенный стук в дверь. Ну, будь что будет. Других вариантов нет, и придётся попытаться поговорить, пусть это и будет трудно. Рик идёт к двери медленно, малодушно надеясь, что человек, нарушивший его покой, успеет сбежать. Его надежды не оправдывают себя, и робкий, но настойчивый стук не прекращается. Переполненный феромонами воздух врывается через слегка приоткрытую дверь, как поток воды через рухнувшую дамбу, сметая всё на своём пути и не оставляя возможности спастись. Рик прикрывает глаза и вдыхает этот лишающий рассудка запах на полный объём лёгких. — Пап, ты нормально? Что у вас случилось? — напряжённый голос дочери возвращает Рика в реальность. — А у нас что-то случилось? Бет, заходи быстрее, хватит топтаться на проходе! Бет отскакивает вглубь гаража, недоумённо смотря, как отец торопливо захлопывает за ней дверь. Она озабоченно что-то щебечет про отвратительное настроение Морти и запершегося ото всех отца, пока Санчез пытается справиться с собственным бунтом гормонов и злостью от сбившегося к чертям, наспех придуманного ранее плана действий. Нет. Всё ещё нормально. Это тоже вполне себе выход, может быть, даже наиболее безопасный в их положении. Дочь у него неглупая, хотя об этом легко забыть, смотря на её мужа, и должна понять всю серьёзность сложившейся проблемы. Наверное, это будет самый неловкий разговор в жизни Рика Санчеза, но он надеется на её благоразумие. — Да, дорогая, случилось. Лучше присядь, нам надо серьёзно поговорить. — Ты же не собираешься опять уйти? Если это Морти что-то натворил, то я... Ах, вот оно в чём дело — вечный страх опять дал о себе знать, и она пришла пытаться отговорить его. Учёный недовольно цыкает на неё, пресекая раздражающий поток слов, и Бет моментально замолкает. Ну конечно же, кто бы сомневался... — Помолчи пока, дай мне сказать, — Рик дожидается неуверенного кивка и продолжает. — Ты помнишь тот разговор на кухне про Морти и всё такое? — Так это всё-таки он виноват... — конец фразы теряется под недовольным взглядом отца. — Так вооот...— он набирает полные лёгкие воздуха, чтобы хоть как-то побороть непривычную нерешительность. — Так вот, как я и говорил, всё с его статусом нормально — Морти омега. Кхм, мой омега. Бет непонимающе хлопает накрашенными ресницами, глуповато открывая и закрывая рот. В её блондинистой голове упорно не укладываются произнесённые отцом слова. И Рик милостиво дожидается хоть какой-то осознанности в её глазах. — Подожди и успокойся. Я тоже не сразу врубился, а теперь уже смирился. Выпьешь? Бет всё так же безмолвно кивает, и Рик ненадолго отходит к сейфу, достаёт из него свою фляжку, давая дочке время осознать его слова. Провожает глазами так желанный сейчас алкоголь, забираемый дрожащими женскими руками. Она пьёт жадно — всё-таки у них в семье это самый действенный способ борьбы со стрессом. — Ты не будешь? — она вопросительно протягивает в его сторону фляжку. — Нет. Мне сейчас лучше воздержаться, — со смешком говорит Рик, отрицательно качая головой. — Морти мой омега, истинный, если тебе так будет понятнее. И я хотел, чтобы ты кое-что сделала для меня и для него тоже. — Рик не хочет размениваться на хождение вокруг да около и говорит всё прямо. — Постой, пап, подожди. С чего ты вообще это взял? Вы что, с ним... — говорить такое ей явно неловко, и она пристыженно опускает глаза в пол. Учёному хочется дать дочери хорошую такую оплеуху. Она что, совсем из ума выжила?! Рик так надеялся, что разговор пройдёт гладко и без лишних тем, но, видимо, не судьба. — Ты за кого меня принимаешь?! Всё не так совсем, просто я его чувствую, очень чувствую. С самого начала, ещё когда в первый раз зашёл в дом. Даже подумал, что это твой омега так тут распахся, пока не увидел этого твоего... Джерри, в общем. — Обижать сейчас дочь комментариями о её выборе не хочется, и приходится назвать зятя по имени. — Это нелегко, Бет, но ты должна понять — это не просто какой-то мой заскок. Я даже таблетки создал, чтобы так на него не реагировать. Правда, теперь толку от них никакого. — Как не реагировать? — глупее вопроса и нарочно не придумаешь. — Ты, ты сейчас серьёзно спрашиваешь? Я вот реально должен объяснять дочери с двумя детьми про пестики и тычинки, должен рассказывать, как альфа реагирует на омегу? Выебать я его хочу, выебать, а потом хорошенечко пометить собой, чтобы все точно знали, что он мой, мой и ничей больше!!! — Рик сам видит, что его заносит, но ему отчего-то хочется произнести это именно вслух, высказать мучающие его мысли. — Ну хватит, пожалуйста, папа! Замолчи, я не могу это слушать! Это какая-то ошибка, врачи же сказали, что он стопроцентно бета, я его не чувствую, он вообще ничего такого не чувствует! Бет физически ощущает, как её придавливает чужой силой, тяжёлой, как бетонная плита. Отец пытается внушить ей, что всё, что он говорит, нормально, что это... правда. Да нет, не может такого быть, это бред какой-то. Но приходится покорно дослушать, так как сказать что-либо против она уже просто не может. — Врачи... Долбоёбы эти твои врачи! — Санчез зол. — Я говорю с тобой серьёзно, соберись. Мне надо, чтобы ты с ним поговорила. Объяснила, чтобы он не лез ко мне. Чтобы знал, что он всегда может сказать мне «нет», этого будет достаточно. — А сам? Просто надави на него, как на меня сейчас, и он и слова против тебя не скажет, — она обиженно поджимает губы, хотя раньше даже не заговаривала на тему, как отец применяет своё давление. Рик смеётся, громко и почти истерично зло. Да что за идиотизм, она как будто издевается и не хочет осознать всю сложность их положения. — Нет, дорогая моя! Он не слушается меня. Я сраную кучу раз пытался продавить его волю — ему похрен, вообще не реагирует. Вот поэтому я и прошу, чтобы ты объяснила ему. Я опасен для него, и, чтобы не было беды, пусть знает, что всегда может послать меня куда подальше, вот и всё. Я разве многого прошу у тебя? Бет пьёт, кивает и тут же снова пьёт. — Не много. Я поняла тебя, папа. Они ещё долго сидят, перекидываясь редкими фразами. Бет методично напивается, а Санчез лениво копается за своим столом. Рику приходится собрать всю свою волю, чтобы оттащить отрубившуюся дочь на диван в гостиной. На большее его не хватает, и по пути назад он готов молить всех несуществующих богов, чтобы Бет со всей ответственностью отнеслась к их разговору. Пиздец, как известно, подкрадывается незаметно. Всё происходит намного раньше, чем Бет уложит в голове всё сказанное отцом и решится поговорить с сыном. Утро начинается для Морти с непривычного изобилия запахов. Весь мир как будто пронизан невидимыми нитями ароматов, которые непонятно как попали в его закрытую комнату. Острее всех из них выделяется один, он заставляет все внутренности сжаться в дрожащий комок, а температуру тела подняться, наверное, до сорока. Этот запах совсем не приятный, он вызывает смутную тревогу и желание защитить и успокоить. И Морти точно знает, кому он принадлежит. Только один человек во всех Вселенных может обладать таким невыносимым запахом. И если хоть кто-нибудь спросит его сейчас, откуда он знает это — он не сможет ответить. Он сбегает вниз по лестнице быстрее ветра, стуча по ступеням голыми пятками. Находит на кухне мать, она хлопочет у плиты и что-то тихо напевает. Совершенно не чувствует ничего необычного. — Утречка, мам. Ты Рика не видела? — он так взволнован нахлынувшими ощущениями. — Нет. Как всегда, в гараже, наверное... Её уже не слушают, она понимает это по удаляющемуся топоту. Равнодушно пожимает плечами и продолжает помешивать что-то в кастрюльке. Спокойствие длится недолго, пока она не понимает, что вся кухня наполнена вкуснейшим запахом свежей коричной выпечки, хотя она ничего не пекла сегодня. — Морти! Морти, стой, кому я говорю! — но время безбожно упущено, и она натыкается на только что закрытую прямо перед её носом гаражную дверь.