Vicious soul. Драбблы.

«Десять вечера, задний двор школы. Или подружку и комок шерсти ты больше не увидишь. Тик-так.»       Я рассеянно уставилась на мятый клочок бумаги, который нашла у себя на столе. Надпись была, несомненно, сделана кровью. Уж её-то я отличить от чернил могла, как минимум, по запаху и по вкусу. На шутку это было слишком непохоже, хотя я отчасти надеялась, что это она. Но все-таки в моём окружении нет таких идиотов, которые рискнут подобным образом играть на нервах. Может, Питер, конечно, но он у матери, обещался только вечером прийти на посиделки. Да и вряд ли он будет меня так жестоко разыгрывать, не в его это характере. Его шутки, касающиеся меня, всегда были довольно безобидными. Значит, всё-таки, кто-то чужой. Кто-то, кто был в доме. На это указывало многое — открытая дверь моей комнаты, грязь и следы на ковре, развороченный и сломанный вольер Пантелеймона. Горностая обычно я не запирала — он свободно мог расхаживать по дому, временами только забегал в клетку поесть, попить и полежать в тепле и уюте. Видимо, тут его и поймали. Видимо, ради того, чтобы в итоге поймать меня. Дрожащими руками я достала телефон. В отличие от Джона, у которого в телефоне разве что номер президента не затесался, в моей телефонной книге имена можно было по пальцам руки пересчитать — сёстры, пара преподавателей, декан, бывший староста и наша мини-семейка. Хлое я звонила еще пару часов назад — не вышло. Да и если бы с ней всё было хорошо, отзвонилась бы сама. Ртуть, что было ожидаемо, телефон не брал, отчего я только раздраженно рыкнула. Обещал же, что почаще будет обращать внимание на экран смартфона. Но нет, у нас же телефон для того, чтобы играть, а не чтобы по нему разговаривать. Самая последняя надежда помахала рукой в тот момент, когда я обнаружила, что у Джона телефон вообще выключен. А ведь его совет был бы сейчас ценнее всего. От досады я едва не зашвырнула бесполезный гаджет в стену и издала тихий клекот. Долбанные парни. Где ж вас носит, когда ваши сильные натуры так нужны.

***

      К месту назначения я добралась вовремя, практически минута в минуту. Конечно, подмывало забить и не идти, но рисковать жизнями подруги и зверька как-то не хотелось. Да и времени на размышления толком не было — я и без того поздно добралась домой, а пока обнаружила следы, кровь, сломанную клетку и ручку двери, прошел, по меньшей мере, час. Так что добираться пришлось галопом, я даже с верхней одеждой не запаривалась. Всё равно надолго здесь не задержусь, со своей-то силой. Правда, придётся потом от Майера выслушивать лекцию про то, что я вещи не берегу и уделываюсь в крови по самые плечи. Обычно я на это только глаза закатывала, и потом отпарывала от рубашки рукава, простоты ради. Некоторая одежда, конечно, шла у меня в расход быстро. С другой стороны, спасибо, что не обувь, которую я всего пару лет назад могла случайно проткнуть из-за того, что ноги у меня становились птичьими. Научиться контролировать частичное превращение было очень трудозатратно, но это того стоило. Теперь у меня могли появиться прекрасные когти на ногах, что очень помогало сидеть на деревьях, например. У меня даже была мысль к школе прилететь в облике птицы, но потом я отмела эту идею, решив поберечь силы.       Задний двор нашей школы был местом откровенно отвратительным. Большой, полуразрушенный, частично уходящий в лес. То ли денег не было на его ремонт, то ли желания. Хуже всего было то, что на этот двор не выходили ни окна, ни камеры и эта территория стабильно использовалась для выяснения разного рода вопросов, тусовок, разборок и вообще всего нелегального, что могло быть. И если на асфальтированной части возле школы ещё хоть как-то можно было нормально существовать, и там даже проводилось что-то вроде подпольных боёв, то вот в «лесную» часть в здравом уме не совался никто. Тут было мерзко, грязно, даже воздух был пропитан какой-то дрянью. Может, только я это чувствовала из-за энергии, но и говоря объективно, здесь вполне можно было даже сквозь подошвы сапог подцепить какую-нибудь заразу и напороться на окровавленный шприц. Иногда попадались разбитые бутылки или даже живые, но очень гоповатые люди. В общем, сюда я ходить не любила. Слишком уж тошнило от атмосферы. — Пришла, значит, — от высоких голосов меня тоже тошнило. Я аж скривилась от этого тембра. Голос мужской, но при этом такой…склизкий, смазливый, что ли. Неприятный. Сразу создавалось ощущение, что от обладателя этого голоса нужно держаться подальше, но скорее в том ключе, как обычно люди держатся подальше от, например, свалки или просто чего-то грязного. — А что, были какие-то сомнения? — правила деловых переговоров я сразу заткнула куда подальше, решив не тратить время на приветствия. Не с теми людьми все-таки разговариваю, чтобы уважение проявлять, — К слову, неплохо бы показаться и представиться. С духами я разговариваю исключительно в своём кабинете и то, очертившись кругом. — Правила безопасности, дорогуша, — промурлыкал все тот же голос. Из-за деревьев показались люди, которых я различила только благодаря птичьему зрению. Все в черной одежде. Половую принадлежность можно определить с трудом. Лица закрыты. Ладно, это умно. Сзади внезапно послышался шорох и кто-то спрыгнул на землю, погладив меня по плечам. Меня едва не передернуло. Не любила я прикосновения. Точнее, они были для меня чем-то, что разрешено было только самым близким людям. — Правила безопасности основываются на том, чтобы не совать руки куда не надо, — предупредила я, готовясь уже сломать чужие конечности. К счастью, они вовремя исчезли, а передо мной оказался человек. Тоже закутанный. В капюшоне. Но высокий. Самым приметным были глаза — рассеянный и какой-то полубезумный взгляд, как будто шизофрения у человека была прям вот в расцвете сил. — Прости, дорогуша, не сдержался. У тебя слишком милая мордашка. Особенно для убийцы, — судя по интонации, парень улыбнулся и потрепал меня по голове. Меня вновь перекоробило. Все-таки не нравился мне этот голос. Слишком высокий, слишком фальшивый, слишком эмоциональный и скачущий…да и жесты тоже. Когда меня гладил по голове Джон, что-то тихо и спокойно рассказывая своим низковатым голосом, я чувствовала себя спокойно, как за стеной. Даже энергия у немца была какая-то…драконья. Спокойная, опасная, и словно глубокая. А вот от этого психопата тащило разве что неконтролируемым потоком эмоций, который казался приторным. В голове медленно начало зреть желание распороть кому-нибудь лицо когтями. — Я никого не убивала. — Ой, вот тут ты заблуждаешься. Видишь ли, мне сестренка с того света нажаловалась. — Могу отправить на личную встречу с ней, если не получу то, что у меня забрали, — огрызнулась я. О ком конкретно мелет этот парень, я не представляла. Если считать только девушек в моем списке жертв, то их наберется уж точно больше десятка. Пора, блять, уже начать записывать, кого я когда от этого мира отлучила. Пока что в своём дневнике я упоминала это лишь мельком, за исключением совсем уж грандиозных событий. — Не кипятись, дорогуша. Твоя подружка сейчас, хм…далеко отсюда. Но живая, мамой клянусь. Поедешь с нами — увидишь её. Только для начала, думаю, тебе захочется ещё человечка вытащить из леса. — Чего? — нахмурилась я. Перспектива куда-то двигаться, тем более, «далеко» мне вообще не нравилась. Твою мать, вот почему, когда Джон так нужен, он где-то вне зоны доступа. Когда не надо — так обязательно стоит за плечами и раздаёт комментарии, а когда надо — хрен его найдешь. — Ну, как тебе сказать, я не совсем всё в записке сказал, — хохотнул парень, — Мы ещё одного человека у тебя позаимствовали, но не бойся, он ещё жив…наверное. При лучшем раскладе протянет ещё минут двадцать. — Нахрена? — На всякий случай, вдруг ты не придешь. Терять близких это больно, да? Хотя, сестренка говорила, что ты у нас бездушная. Интересно проверить, — человек нагнулся ко мне, — Только не вздумай ерепениться. Мы в курсе, что ты не человек. Так что если вдруг ты не придешь, сбежишь, попробуешь не согласиться с условиями, или вдруг кто-то из нас почувствует себя плохо — подружку пристрелят, из хорька сделают похоронный воротник. А, ну и тебе тоже не жить, конечно. — А где гарантии, что я останусь у вас, а сестру вы отпустите? — сложила я руки на груди, придирчиво глядя на парня. Козырем всех моих успешных разговоров с людьми была манера речи и выражение лица, которые имитировали моё полное равнодушие и вообще, я делала вид, что это ко мне плебеи с просьбой приползли и я тут ставлю условия. Обычно это сбивало людей с толку, хотя на самом деле, тихо охуевать сейчас пришлось мне. Как они узнали, что я не человек? И самое главное — насколько хорошо и полно они это узнали? О моих способностях никто не знал, кроме Хлои, сестёр, и… Джона. Что-то мне это перестает нравиться. Обычно подобные разборки меня очень забавляли, когда я осознавала, что в любой момент могу вывернуть людей наизнанку и не париться, но здесь…сил взять под контроль всех мне не хватит. Максимум — двое. А это будет ни разу не эффективно. За-ра-за. — Родная, мы не в банке кредит выдаем, гарантий не будет. А впрочем, я бы на твоем месте поторопился в лес. Только не забудь вернуться, иначе от своей подружки ты получишь, хм…десятую часть. Уж я-то могу.       Дальнейшие угрозы я слушать не стала, махнув рукой и специально неторопливо направившись в лес. Волнение было показывать нельзя: иначе бы сразу просекли, каким образом на меня можно давить. Только когда они окончательно скрылись за деревьями, я рванула в чащу, даже не понимая толком, что искать. Освещения никакого не было, и я лишь чудом не спотыкалась, учитывая, что была не очень внимательна к своим ногам. В лесу было подозрительно тихо. Значит искомое либо без сознания, либо с кляпом во рту. Мне говорили, что этот человек «пока жив». Значит, вряд ли он просто привязан к дереву, скорее уж, подвешен вниз головой, чтобы кровь приливала. Но умирать так человек будет долго…может, ранение? Вполне вероятно. Да и кто это может быть? Сёстры, вполне возможно. Они самые беззащитные, уж Лотти поймать точно труда не составит. Кара может и огрызнуться, но её тоже можно скрутить. Хотя…способности у неё — будь здоров, разъест любую веревку. Я глубоко вдохнула, стараясь отключить поток размышлений и больше обратить внимания на свою нечеловеческую природу. Кровью в воздухе не пахло. Но вот пахло кое-чем другим. Приятным холодным и колючим коктейлем. Страх. Отчаяние. Безысходность.       Я, как любое нормальное животное, поводила головой, и словно взяв след, рванула на всех скоростях, безошибочно определяя, откуда именно шла чужая энергия. Втягивала я её в себя, словно очень длинное и вкусное спагетти. В конце-концов, я оказалась на небольшом пятачке земли, возле поваленных деревьев. Это, кажется, был эпицентр энергии. Я огляделась. Ни души. Ни звуков, ни запахов, ничего. Но энергия совершенно точно была и шла она именно из этого места. Шаг в сторону — и эмоции уже слабели. Я вздохнула, нервно клацая зубами. Времени было так немного…а если я вообще уже опоздала? А впрочем, нет. Трупы эмоций не испытывают. От них вообще энергии не идет. А здесь она была и очень яркой. Задумавшись, я села на землю. Энергия усилилась. И только тогда я додумалась посмотреть себе под ноги, после чего с ужасом отскочила. Земля. Свежевскопанная земля.       Грохнувшись на колени, я в спешке начала раскапывать землю с таким рвением, с каким еще никогда не работала. Казалось, сурикаты свои норы и то медленнее роют. В земле, я, естественно, тут же изгваздалась по уши, она разве что в рот не попала. Когда ногти, в конце-концов, царапнули деревянную крышку гроба, я издала полузадушенный нервный писк. В ответ гроб тоже издал пару звуков, напоминающих скрежет. От этого я относительно успокоилась и работать начала уже вдумчивее, отдирая весьма хреново вколоченные в крышку гроба гвозди. Гроб, надо сказать, был так себе. Обычный деревянный ящик, криво сделанный, отвратительно обтесанный. Ну, если там будет Джон, я точно буду его подкалывать на тему вампиров и того, что его, любителя комфорта и роскоши, даже в нормальном гробу решили не хоронить. И шутки эти будут длиться до конца дней. Моих или Джона — вопрос интересный. Майер, конечно, терпелив, зато я упряма и талантлива в выматывании нервов. Парень даже иногда шутил, что ему стоило бы отрезать мне язык за подколы. Мысленно хихикнув, я вытащила последний гвоздь, пожалев, что не прихватила свой любимый гвоздодер. Крышка гроба отлетела практически моментально и почти что мне в лоб. — Боги…— ахнула я, увидев того, кто лежал пару мгновений назад в этом ящике. А я даже и не задумалась… — О, их помощь была бы очень кстати, но судя по всему, я у них явно не в любимчиках, — хмыкнул Максимофф, отплевываясь от земли и отряхивая волосы, — Пиздец прогулялся, конечно, решил к вам на человеческой скорости сгонять. Больше не буду, ну нахрен это. — Ты…как они тебя?..— хрипло выдавила из себя я. Медленно, но верно в голову приходило осознание того, что я его чуть не потеряла. Он, блять, лежал и задыхался здесь, пока я выебывалась во дворе и неспешным шагом прогуливалась по лесу, решив сохранить лицо. Десять из десяти, конечно, друг из меня так себе. На глаза наворачивались слезы, а на душу — чувство вины. — А черт его знает, может, как древние индейцы, дротиком шмальнули. Очнулся уже в этой коробке, думал, сдохну тут слегка, уже даже смирился, и ведь не найдет никто, цветочки не положит, эх, не так я хотел умереть, не в жестком деревянном ящике под метровым слоем земли, я ж хотел нормально там, со статуей на могиле, надпись какую-нибудь крутую… — Замолчи, — оборвала я этот монолог, крепко обняв парня. Меня поражало, как про эти события Максимофф болтал таким веселым тоном, будто рассказывал о том, как он на лестнице споткнулся, — Замолчи, не говори так больше. Не говори про свою смерть. — Да я же шучу. Ну, так, в теории, — тихо усмехнулся он, обнимая меня в ответ. Я всхлипнула, понимая, что это «в теории» по моей вине вполне могло превратиться в «на практике», — И вообще, ты сама про смерть шутишь, чего мне нельзя? Может, я тоже хочу. — Не надо. Ты живой. Живой, господи, живой… — сквозь слезы шептала я, гладя его по спине, серебристым волосам, покрывая незаметными и легкими поцелуями его лоб, щеки, висок. Питер, с легкостью подхватив меня на руки, поднялся с земли и вздохнул. Я на ногах почти не стояла, будучи поглощенной своей маленькой истерикой. Слишком я перепугалась. — Тихо, тихо. Живой, все обошлось, все нормально, не плачь, — отряхнув нас от земли, парень стер мне слезы с лица и весело улыбнулся, — Ничего, сейчас уже на моей скорости к Хлое рванем, стейки жарить. А то сожрут всё без нас, особенно твой немец со своей любовью к мясу. Давай, успокаивайся, всё будет хорошо.       Чтобы не разрыдаться сильнее, потребовались титанические усилия воли и я лишь помотала головой. Нет, Питер. Не будет всё хорошо. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что меня те «милые» люди явно не на чаепитие зовут. В лучшем случае, меня убьют быстро. В худшем — сделают еще что-нибудь, на что хватит фантазии. В любом случае, оттуда, откуда меня увезут, живой я не вернусь. Но сказать я об этом, увы, не могла. Не хотела ещё раз рисковать жизнью Питера, да и Хлои тоже. Придется, наверное, нарушить одну из святых заповедей Джона — всегда заботиться только о себе. Собрав всё актерское мастерство в кулак, я криво улыбнулась и кивнула. — Обязательно будет. Только я не могу с тобой сейчас пойти, у меня кое-какие дела в школе остались. Ты иди, я догоню, встретимся уже у Хлои. И это, оставь мне парочку стейков. Разрешаю стукнуть Джона, если он будет тянуть руки к моей порции, — я даже немного усмехнулась для полноты картины, прекрасно понимая, что если стейки и будут, то в качестве поминальной трапезы. Ртуть широко улыбнулся и кивнул. Я, не отрываясь, смотрела на него, заново запоминая каждую черточку, каждую деталь одежды, серебристый оттенок волос и темные-темные глаза, теплые, как горячий шоколад. Хорошо, что он мне улыбается. Я хочу это запомнить до самой смерти. Самая светлая и добрая улыбка на свете. — Заметано. Только не задерживайся, — обязательно не задержусь на том свете, если вдруг там продают билеты обратно в жизнь. Пару мгновений я мялась, раздумывая над тем, что я не сделала за свои девятнадцать лет, и что я еще могу сделать. — Питер… — А?       Подавшись вперед, я притянула друга за ворот куртки к себе и прильнула к его губам. Горит сарай, гори и хата, любовные разборки мне больше не грозят. Могу себе позволить хоть какое-то удовольствие напоследок получить. К тому же, я таким образом…прощалась, что ли. По крайней мере, это был самый чувственный поцелуй за всю мою жизнь. Максимофф замер всего на пару мгновений, что было для его скорости мышления просто вечностью, а потом ответил, склонившись чуть ближе ко мне и приобняв за талию. Его замешательство я понимала, и даже мысленно усмехнулась — денек у парня выдался пиздец, какой насыщенный. Сначала чуть заживо не похоронили, теперь подруга целует. С другой стороны, что уж мне, я на эмоциях, я не соображаю, мне можно. А ему зато потом будет, что вспомнить. Когда Ртуть крепче прижал меня к себе, я как-то невовремя подумала о том, что в перспективе разбиваю ему сердце. Что с ним вообще будет, когда он узнает о том, что я мертва? Он же другой. Он не Джон. Ему не будет всё равно. Благо, кислород в легких почти закончился и я слегка отстранилась. — Ну все, давай. Беги, — я снова улыбнулась и чмокнув парня в уголок губ, надела на него очки, — А то эти два троглодита нас без ужина оставят.       Только убедившись, что Максимофф исчез, я облегченно выдохнула, вытирая слезы и приводя себя в порядок. Хотелось орать, рвать и метать от горя и впервые накрывшего меня отчаяния. Хоть я и не была заперта в гробу буквально, морально это ощущалось так, будто я туда закована и сброшена на дно Марианской впадины. Такое же вот чувство безысходности было. Отчего-то я подумала о том, что если сейчас, в лучших своих традициях из ниоткуда появится Майер, то я до конца жизни буду называть его святым и целовать его руки, как верующие целуют иконы в церкви. Да пусть попросит потом хоть замок себе из человеческих костей построить, я это сделаю и еще кровью выкрашу мебель. Пока я, вяло перебирая ногами, шла на казнь, в груди теплилась какая-то тупая надежда на почти двухметровое чудо с низким голосом и вечным недовольством на всё окружающее. Хотелось, чтобы было как в кино про волшебство: могущественный демон, магия, пистолеты и фраза «всё нормально, тупая перепелка, Хлою я уже вытащил. С тебя тридцать отжиманий и новая рубашка от Версаче. Я поехал, а ты пешком.». Если так реально случится, сделаю Майера своим персональным божеством, серьёзно. Построю ему алтарь, свечи, подношения и стояние на коленях, все по канону. Но увы. Мои фантазии всегда редко сочетались с реальностью. Вздохнув, я вышла на задний двор. — Ну что, господа уроды, вяжите, только аккуратнее кожа все-таки неж… Удар. Укол. Темнота.

***

— Ну что, прожорливые унылые хомячки, куда мясо попрятали?       Оглядев присутствующих повнимательнее, Питер понял, что «хомячки» были не унылыми, а скорее, мрачными. Хлои не наблюдалось вообще, да и следов готовки тоже. Что было довольно удивительно, ведь именно Левернс вчера топила за «семейные» посиделки, и обещала, что как только вернется, сразу же завалит всех окружающих работой по приготовлению еды. — Здравствуй, Максимофф, — соизволил первым поздороваться Джон, — У нас работа. А Хлоя, кстати, пропала. — Как пропала? — Вот так. — Денек задался, — хмыкнул Ртуть, — Меня из гроба вытаскивали, Хлоя пропала, Моргана… — Шляется, неизвестно, где. Придет — прибью эту дуру, которая слов «сидеть» и «ждать» не понимает. — Эй, она меня спасала, вообще-то, — фыркнул Ртуть, насупившись, — И она не животное, чтобы такие команды слушать, она — человек. — Садись, два. Люди — это те же животные. А она к ним даже ближе, чем кажется. Так что кого-то мне придется оттаскать за шкирку, — недовольно процедил Майер, сжав губы, и быстрым шагом направился наверх, да с такой скоростью, словно на втором этаже его ждала справочная информация касательно всего происходящего. — Нормально все, она меня вытащила, и ушла…куда-то. В школу. Поплакала, сказала, что у неё дела. Скоро придет, думаю, вместе с Хлоей. Так что не паримся, а я пойду мангал нагрею, — отмахнулся Максимофф, залез в карман, и…замер. Замер, нащупав что-то, чего там быть совсем не должно было. Вытащив неизвестную вещицу, Ртуть пригляделся.       Кольцо, лежавшее у него на ладони, было у Морганы любимым. Перстень с черным, непроглядным камнем, в котором лишь иногда мелькали фиолетовые и серебристые всполохи. Раухтопаз. Этот камень девушка никогда не снимала, кольцо сидело у нее на указательном пальце, как влитое. Случайно уронить его она просто не могла. Пошарившись по карманам еще немного, Максимофф достал из заднего кармана черный складной нож из титана с высеченной на рукояти веткой терновника. И вот на этом этапе у парня окончательно сломалась способность к пониманию чужой логики. Отдать украшение — ладно, но чтобы она шла куда-то без оружия?.. Тем более, по делам. Тем более, в таком странном состоянии. В голову некстати пришел факт того, что он как-то забыл спросить у Лантре, как она его нашла. Случайно идти по лесу в полной темноте и случайно раскопать человека — потенциально бредовое развитие событий. Значит, скорее всего, она знала где искать. А значит, ей об этом кто-то сказал. Получается…это был шантаж? И всё не так нормально, как хотелось бы. Размышления Ртути прервал грохот, который раздался сверху. Вскинув голову, парень недоуменно посмотрел на потолок. — О как. Злится, — пробормотал Хлоин брат, уткнувшись в компьютер, и когда Ртуть рванул наверх, добавил, — Ты аккуратнее, у нашего немца рука иногда…горячая.       Максимофф на это только фыркнул. Да пусть хоть кипяченая, ему-то что сделается. В мгновение ока парень переместился наверх, к комнате подруг. Дверь была распахнута. Заглянув внутрь, Ртуть увидел сначала перевернутый стол с поломанной ножкой, потом — пятно чернил на полу вместе с остатками чернильницы, потом — Майера, который стоял спиной к двери и тяжело дышал, кажется, шепча какие-то проклятия на немецком. — Марго тебя убьет за стол. И за чернильницу. И за ковер, — перечислил Ртуть сломанное имущество, уже представив себе, как с легкой руки девушки половинка чернильницы полетит немцу в голову. Хорошее было бы зрелище. Майер, наконец, обернулся, глядя на парня каким-то странным взглядом. Нечто между растерянностью и недовольством. — Не убьёт, — на удивление спокойно произнес он, направившись к выходу, — Моргана уже мертва. Ну или будет в ближайшие минут двадцать. — Прости, ты на кофе гадал, чтобы с такой уверенностью говорить, или Таро у девчонок позаимствовал? — Практически.       В ноги Питеру упал какой-то комок бумаги. Подняв его, Ртуть попытался вчитаться в размытые и скачущие буквы. Такое ощущение складывалось, что у человека, писавшего их, руки дрожали, как после бензопилы. Однако, почерк с трудом, но можно было разобрать. Прочитав записку, Максимофф едва не взвыл. Только сейчас у него в голове сложились все вопросы, которые он сам себе задавал. Её шантажировали. Возможно, Хлоей тоже. Лантре спасла их, хотя могла подумать о себе. Она плакала потому, что ей было больно. Она поцеловала его, потому что прощалась. Она отдала ему оружие и кольцо — самое дорогое, что у нее было, потому что знала, что не вернется. А он даже и не понял сразу. Если бы он схватил девушку и сразу бы оказался дома, они сейчас были бы вместе. И Хлою бы тоже вытащили. А сейчас…нет, она точно не мертва. Ещё же должно быть время. Но они не знают, где искать. — Тебе нужно было взять её с собой, пусть хоть брыкалась бы и вырывалась. Ты идиот, — озвучил немец мысли Ртути. Тот вздрогнул, словно забыв о присутствии кого-то еще в комнате. — Знаешь ли, я на тот момент две минуты, как чуть не умер. Голова не варила. — Да она у тебя по жизни, если ты не мог сложить свою, к сожалению, не состоявшуюся смерть, её случайное нахождение в лесу и дальнейшее «сбегаю по делам», — хмыкнул Джон, сверля парня взглядом, — Это твоя вина. — Моя? А ты, прости, сам в это время где был, вездесущий и всезнающий? Ноготочки подпиливал, что ли, или с масочкой на лице отдыхал? — огрызнулся Ртуть, сжав кулаки, — На всякий случай, можешь проверить свой телефон, уверен, она тебе звонила. Только вот кому-то было не до этого. — Я ей не нянька, — зашипел в ответ Майер, но впрочем, тут же успокоился, — Она сама меня не послушалась, я предупреждал её и говорил быть осторожнее. Она поступила по-своему. Сама нарвалась. Сама виновата. — «Сама виновата»? И это всё, что ты скажешь про человека, который разве что не молится на тебя, как на икону? Да ты не просто бездушный камень, ты целое бревно. Она думала о том, как бы спасти нас. — Вот этим и виновата. В первую очередь нужно думать о себе. Могла бы и дома подождать, глядишь, не сдохла бы, — отрезал Джон, спускаясь вниз по лестнице. — Тебя в детстве не учили понятиям «забота о близких» и «любовь»? А, подожди, забыл, тебя никто не любил и не любит, — не выдержав, съязвил Ртуть, направившись на кухню. Майер проводил его даже слегка флегматичным взглядом. — Учитывая, что Моргана мертва, мне никто не мешает тебя отправить к ней. Так что подбирай слова внимательнее. Её язык я пожалел, твой — не стану, — предупредил немец. Ртуть фыркнул, набив за пару секунд рюкзак разнообразными полезными штуками. Кое-какие инструменты, пара ножей, вода, два яблока и в целом, всё, что могло пригодиться. — И куда ты собрался? — прилетел в спину вопрос, когда Максимофф вышел в большой зал и направился к двери. — Искать девчонок. — Бесполезно. Как именно ты планируешь это делать? — Не знаю, — обернулся Ртуть, сверля Майера взглядом, — Город буду прочесывать, подвалы, здания, парковки, что угодно. Со своей скоростью уложусь в несколько часов. Но можешь помочь, раз такой умный. — И не подумаю, — хмыкнул немец, развалившись в кресле, — У меня сегодня по гороскопу планы провести вечер в расслабляющей обстановке с книгой в одной руке, чаем — в другой и с маской из алоэ на лице. А не поиски двух трупов.       Максимофф очень медленно вздохнул, успокоив порыв свернуть Джону шею прям сразу, чтобы не мучился. Но вот желание взять его за русые волосы и пару раз приложить это красивое лицо о какую-нибудь не очень ровную поверхность осталось. Останавливало Питера только то, что Моргана точно будет потом неодобрительно смотреть на них обоих, увидев, что парни опять поссорились. Она выступала между ними своеобразным буфером, стараясь сгладить взаимную неприязнь, однако они всё равно частенько огрызались друг на друга. Особенно Ртуть, который немца не терпел ещё со средней школы. Майер был заносчивым, высокомерным и настолько любил покрасоваться, показав всем всю свою охрененность, что у Питера аж челюсти сводило от раздражения. И при всех своих отрицательных качествах немец умудрялся таскать за собой Моргану. И более того — та была еще и рада это делать, стараясь стать похожей на Джона, что еще больше вымораживало Ртуть, доводя до белого каления. В конце-концов, что она могла найти в этом эгоистичном и откровенно лживом человеке? Какого черта она ему в рот заглядывает и кидается исполнять любое поручение? Майер этого не то, что не заслужил, так еще и совершенно не ценит. Максимум — сделает кислое лицо, и скажет, что «так и быть, сойдёт», на что девушка только усмехалась, словно это было высшей похвалой. Их отношения даже не были похожи на отношения двух друзей, скорее уж на отношения марионетки и её кукловода. Но обычно даже о своих куклах и то пекутся, а не бросают на произвол судьбы, открестившись тем, что «сама виновата». О том, что Майер может быть прав касательно трупов, Питер думать упорно не хотел. Каждый раз, как он пытался себе представить Моргану мертвой, сердце пропускало несколько ударов. Да и Хлоя тоже была неплохим другом, терять её не хотелось. А вот Джон ни другом, ни хотя бы просто хорошим человеком не был, и Ртуть справедливо решил, что его, в случае чего, не жалко. — Послушай сюда, подонок ты высокоинтеллектуальный, — процедил Максимофф, схватив немца за ворот шелковой рубашки и хорошенько встряхнув, — Когда какие-то проблемы у тебя — она кидается выполнять любую твою прихоть. Когда ты, сволочь, её зовешь — она в любое время суток бросает всё, всех и бежит помогать тебе. А когда помочь надо ей — тебе лень подняться с кресла. Очень по-мужски, конечно. — Убери руки, — вздохнул в ответ Майер, прищурившись, — И прими уже тот факт, что они мертвы. — Иначе что? Судя по тому, что ты сидишь здесь и не хочешь — или не можешь ничего сделать, высший твой пилотаж — трепаться языком, — не остался в долгу Ртуть, — И даже если они мертвы — я хочу, чтобы хоронили не пустые гробы. Поимей хоть какую-то человечность. — У меня её нет. Так что не собираюсь тратить попусту время, — отчеканил немец, — Если тебе хочется — беги, ищи. Может, найдешь их тела даже целыми. Посмотришь в большие мертвые глаза Морганы или Хлои, глядишь, успокоишься. Хотя, полагаю, их просто так не выкинут, так что ты вполне рискуешь отправиться вслед за ними. — Значит отправлюсь, — рыкнул Максимофф, — А ты сиди здесь дальше и пытайся убедить себя в том, что это тебя не касается и ты здесь ни при чем, и что их смерти для тебя ничего не значат. Понятия не имею, почему Марго в тебе души не чает и почему так заботится. Ты — последний в этом доме, кто вообще заслуживает к себе её любви. — Язык в узел завяжи, пока я его на ужин не зажарил, — неожиданно тихо зашипев, Майер подался вперед и схватил в ответ Питера за горло, настолько зло глядя на парня, что Максимофф внутренне поежился, — Не тебе вообще заикаться о моих отношениях с моей ученицей, мальчишка. Ты рядом с ней только потому, что я позволяю, и то с натяжкой. Может, ты ей и нравишься, но слушает она меня. И в случае чего, я промою ей мозги так, что ты и на метр к ней не подойдешь. Так что научись вежливости в общении со старшими. Целее будешь. — Кхм. Девочки, не ссорьтесь, помада у меня, — повысил голос старший Левернс, всё это время сидевший за компьютером. — Завались, — огрызнулись парни, всё ещё сверля друг друга взглядом. — Да ебанный в рот, — вздохнул Уоррен, обладавший столь же обширным словарным запасом, как и его сестра. Со стороны компьютера раздался скрип кресла, хруст позвонков и вскоре Левернс стоял уже возле ссорившихся, — Майер, прекрати душить ребенка, ты же взрослый человек. Вспомни психологию, люди на эмоциях и убить способны, не то, что наговорить с три короба. — Спасибо за справочную информацию, я ведь никогда этого не знал, — фыркнул Джон, но чужую шею сжимать прекратил, — Рот на замке пусть почаще держит. У Морганы и то лучше получается психологический анализ. — Да я и без эмоций его когда-нибудь прибью, — добавил Питер, отпустив в ответ ворот шелковой рубашки. — Максимофф, ты тоже, поаккуратнее со словами. Вспомни, как тебя дразнили в школе, — Левернс обернулся к парню. Тот недовольно скривился. — Я не вел себя, как бесчувственный урод, который к девушке, как к вещи относится. — Ну почему сразу «как к вещи». Она почти эволюционировала до уровня ручного грача…— пробормотал Майер, насупившись, — Ты сейчас жив только потому, что мы в гостях. — Если хочешь, можем хоть в Непал рвануть, чтобы друг друга убить. — Предпочел бы утопить твоё тело в Амазонке. Говорят, пираньи сжирают человека за час. — Закрылись нахуй, оба! — гаркнул Левернс на весь дом так, что снаружи птицы с деревьев попадали. Убедившись, что у парней отказали голосовые связки, Уоррен продолжил, — Вы оба заебали, я девчонкам пожалуюсь. Я чекнул камеры на дорогах, так что я в курсе, на чьей машине их увезли. — И? — первым подал голос немец. — Хуи. Генри Клейн, знаешь такого? — Вот же блять…— протянул Максимофф, пока у Джона на лице отражались мыслительные процессы. — Чё так? — Когда мы ещё общались с Кэтрин, она рассказывала что-то про своего двоюродного брата. Они друг друга вроде как обожали, только он то ли убил кого-то, то ли ещё что-то, но его вроде как невменяемым признали, и упекли в домик с мягкими стенами. Но Кэт говорила, что он и так был не очень хороший человек, — сбивчиво пояснил Максимофф, теребя брелок на джинсах, — С чего ему нужны девчонки? — С того, что Хлоя — предмет шантажа и однозначно пока жива, Моргана вообще не разбирается в том, с кем она дело имеет, а я списал его со счетов, — практически скороговоркой выдал Майер, схватив с подлокотника кожаный плащ, — Собирайтесь, иначе нам действительно придется символически сжигать костер в честь моей ручной птицы и её ненаглядной подружки. — Вы гляньте, кто подорвался. А три минуты назад и шевелиться не хотел, — съехидничал Максимофф, первым оказавшись у двери. — Это была проверка. Интересно было, насколько ты мою ученицу любишь и можно ли тебе её доверить, — спокойно ответил Джон, надев на руки плотные кожаные перчатки. — Утолил свой пламенный интерес? — недовольно хмыкнул Ртуть. — Да. Не очень хочется потом ещё и от тебя проблемы какие-то иметь, мы не на прогулку собираемся. А то ещё увидишь кровь и пустишь к чертовой матери всё дело. — Кровь? Думаешь, с девчонками что-то сделают? — Питер внезапно почувствовал себя ребенком, которого взрослые первый раз берут с собой на работу. Как ни крути, но Майер был в чем-то прав — с разборками и чужими людьми Ртуть имел дело редко. Его коньком была только скорость. Прийти, забрать, уйти. — С Морганой уже сделали, скорее всего. Хлоя там только ради приманки и шантажа, её убивать смысла немного, но вот покалечить — очень даже можно, — сжал губы Майер, — Твоя драгоценная бывшая кое-чего тебе недоговорила. Этот человек не просто «не очень хороший», а вполне нормальный психопат. Раньше он с семьёй жил в другом штате. И упекли его за то, что он соседскую девочку сначала изнасиловал, а потом расчленил наживую. — И вот не надо так бледнеть, — добавил Левернс, похлопав Ртуть по плечу. У того чуть земля из-под ног не ушла от подобных новостей. — На себя посмотри, — хмыкнул Майер, достав из кармана ключи. Он был прав. Уоррена действительно немного потряхивало, но в целом, парень казался спокойным. Питер же от шока отойти смог только когда они вышли во двор. — Мотоцикл? Ты на мотоцикле гоняешь? — увидев шикарный Харлей, Максимофф немного оживился, сумев отвлечься от довольно мрачных мыслей. — А ты думал, я пешком везде хожу? — уточнил Джон, насмешливо вскинув брови. — Да нет, просто в твоем случае, ожидал увидеть карету с лошадьми, — подколы у Ртути вырывались на автомате, лишь бы не молчать и желательно, ни о чем не думать. — Неудобно. А так быстрее доберемся, — отмахнулся немец. Питера как будто осенило. Может, его, конечно, убьют за это, но… — Знаете, есть идея получше, — вздохнул он, и ухватив обоих, перетащил их сразу к указанному адресу, остановившись только в ста метрах от высокого частного дома, огороженного забором. Стоило только ему вернуться к человеческой скорости, как парни едва не согнулись пополам. — Максимофф, сука ты…— прохрипел Левернс, уперевшись ладонями в колени. — Вот и я о том же, — Майер глубоко вздохнул и зажмурился. Питер тихо усмехнулся. Слабаки. А еще корчат из себя взрослых. — Это сейчас пройдёт. Со всеми бывает. — С большинством людей, живущим на земле, такого не бывает. Их не перемещают в другой конец города на такой скорости, — хмыкнул немец, оглядывая здание, — А теперь будьте любезны, заткнитесь на десяток минут. Нужно подумать. — Как ты медленно думаешь. Боишься извилины перенапрячь?       Подзатыльник, который прилетел вместо ответа, Ртуть с успехом сравнил бы с ударом толстенного географического атласа. В голове у него не зазвенело разве что по счастливой случайности. Потерев макушку, Питер зашипел, недовольно посмотрев на немца, который, как ни в чем ни бывало, облокотился плечом о дерево и не мигая, уставился на пункт их назначения. От того, чтобы замотать Джона в скотч и превратить в гусеницу, парня удержал разве что факт того, что в одиночку он девчонок не вытащит. Скорость — это классно, конечно, но даже с её наличием у Питера вечно что-то шло не так. Как любил шутить он сам, «я шустрый, но вечно опаздываю». К тому же, попытка пробежаться была всего одна. Совершенно слиться с воздухом во время бега не получалось, и Ртуть всё еще было видно, хоть и в виде мотающегося туда-сюда серебристого пятна. Так что если что-то пойдет не по плану и его заметят, то кто-нибудь сегодня точно умрет. А это был, по мнению Питера, просто отвратительный расклад. Он вообще не любил, когда люди умирали и с натяжкой мог понять и принять смерть каких-нибудь подонков. А здесь, кого ни возьми — всех жалко. Джона — потому, что из-за его смерти будет грустить Лантре, Уоррена — потому, что из-за него будет реветь Хлоя, да и сам он парень неплохой. Левернс — просто сама по себе хорошая. Взрывная, болтливая, черезчур эмоциональная, но…хорошая, своя. На неё можно положиться и она всегда готова помочь, если быть ей другом. К тому же, Питер очень ценил её любовь к жизни и оптимизм, которым девушка невольно заражала всё окружающее. В её компании просто невозможно было грустить. Обязательно найдет какое-нибудь не всегда легальное, но всегда веселое занятие, втянет в него всех, и будет отпускать такие шутки, что про плохое настроение можно забыть. Особенно забавным Питер находил то, как Левернс командовала. На занудство и лекции морали девушка не распылялась, прописывая всем указания и подзатыльники кратко, метко и в нужном для выполнения задачи объеме. А уж переспорить её было просто невозможным, и каждый раз Ртуть тихо смеялся, глядя на то, как взрослые парни двадцати пяти лет после пары тумаков и фразы «спать нахуй, заебали тут электричество гонять», молча вставали, вздыхали и расходились по комнатам. Это действовало даже на вечно занятую и мрачную Моргану, которую и из-за рабочего стола вытащить было большой проблемой. Моргана… Подумав о ней, Максимофф зажмурился от резко сдавившей грудь боли. Впервые в жизни он жалел о том, что природа дала людям такую дурацкую вещь, как воображение, которое после слов Майера норовило подкинуть в голову каких-то кровавых картин, причем в мельчайших подробностях. Мертвые черные глаза, еще более пустые, чем обычно, окровавленное белоснежное тело…парень вздрогнул, мотнув головой. Нет, она жива, точно жива. Она не может быть мертвой, это будет слишком неправильно и нереально. Что тогда станется с факультетом? А с Хлоей? А с ним? За почти семь лет Питер настолько привык быть с ней рядом, что жизнь без подруги казалась откровенным бредом. И теперь он боялся. Боялся, что бред внезапно станет реальностью, и что Джон все-таки окажется прав. Что войдя в дом, они найдут живую Хлою и окровавленное остывшее тело. Что он никогда больше не увидит свою подругу. Никогда больше не услышит её заливистого смеха и тихого чтения вслух. Никогда они больше не сбегут ночью на концерт или на пляж. Что никогда он больше не увидит, как она танцует, почти летает по сцене, и что она больше не пожурит его за очередной розыгрыш. В последнюю очередь он боялся, что никогда больше не сможет её коснуться и поцеловать.

***

Холодно. Очень холодно. И темно.       Очнулась я, стоя на ногах. И почему-то в ледяной воде, которая доставала мне практически до губ. Дышать было можно, если делать это очень осторожно. Проморгавшись, я осмотрелась, первым делом попытавшись понять, куда меня засунули. Попытка была успешной, но ни разу не утешительной: со всех сторон меня окружал металл, и окружал настолько тесно, что я не могла ни руки поднять, ни сесть, ни ноги согнуть. Кажется, устройство напоминало большую…пилюлю, в которую налили холодной воды, поместили туда человека и видимо, где-то было отверстие для вентиляции. Я хмыкнула. По правде говоря, способ убить человека был просто невероятным. Кидаем в ледяную воду, тело замерзает, сердце отказывает, потом везем труп в ближайший водоем, и вуаля — девочка накурилась, полезла купаться, да и утонула. Хотя, в том, что меня вот так просто убьют, я очень сомневалась. Это было бы слишком просто и скучно, не в манере психопатов. К тому же, меня сюда затолкали не сразу. Первый раз я проснулась лежащей на гладком паркете. Потом мне опять что-то вкололи. Что именно — бог его знает, но организм как будто парализовало. Пока меня от души били по позвоночнику и животу, я точно усекла одно — эти люди каким-то образом знали, как работают мои способности и явно были в курсе о моих слабостях, в том числе, и в лице Хлои с Питером. Подругу мне, конечно же, увидеть не дали. Сказали что-то про то, что она им тоже должна. Я пыталась их уговорить. По-моему, столько денег за одну человеческую жизнь я еще не предлагала. Но увы, психопатам деньги по боку, зато не по боку человеческие страдания. » — Дорогуша, ну зачем нам деньги, которые у тебя дома. Нам сейчас надо. А сейчас у тебя нет. Так что мы с твоей подружкой сами разберемся. Ну или, конечно, можешь отработать. Натурой. Правда, придется тебя под чем-нибудь держать, а то знаем мы твои фокусы. Ну что, согласна?»       Конечно же, будучи хрен знает под чем, я была согласна. Я вообще на всё была согласна, лишь бы Хлоя была в порядке. Она ведь не заслужила, она вообще была ни при чем в моих делах. И хотя идея трахаться с кем попало меня не прельщала, другого варианта не было. Да и я буду под наркотиками, глядишь, вообще вырублюсь, ничего не запомню. Зато Хлоя будет жива и здорова. А я…в перспективе, я уже труп. Вопрос только в том, насколько это будет мучительно. Я бы охотно отключила себе всё, что отвечает за восприятие боли, но увы. Нечеловеческий организм реагировал на человеческие наркотики весьма хреново и пользоваться силами я просто не могла, что дико раздражало. Сплошная бесполезность. Вздохнув, я встала на цыпочки, стараясь разогнать кровь в теле, а заодно и подышать нормально. Стоя совсем уж на кончиках пальцев, я могла упереться макушкой в потолок своей тюрьмы, а вода доходила мне только до горла. Такие перетаптывания, конечно, не давали мышцам затечь, но совсем не согревали. Учитывая температуру воды, жить мне осталось часа два, если за мной не придут. А они вполне могут передумать, если знают, что я могу устроить своими силами. Или же это просто обман с целью поддерживать в жертве слабую надежду. Если второе — это, конечно, умно. Джон бы оценил.       Что обычно вспоминают люди перед смертью? Вроде как, свою жизнь, достижения, свет в конце тоннеля. Мне как-то вспоминать было нечего, большинство событий в моей жизни — скорее вещи из разряда «забыть, как страшный сон». Жизнь, полная насилия, заканчивается насилием. Закономерно, однако. Зажмурившись, я сделала единственное, что могла моя сила сейчас — провалилась в свой собственный разум. Я вспоминала людей. » — Ты крыс приручила, что ли? — я уставилась на сидевшую в высохшем колодце девочку в драной футболке и грязных уже штанах. — Они прикольные, серые и большие. Так что да, — Левернс гордо сунула к моему носу одно из адских созданий. Не, домашние крысы — ладно, но дикие… — Ты ненормальная. — На себя посмотри. — Эй. Со взрослыми так не разговаривают, — важно фыркнула я, сложив руки на груди так, будто я была старше на несколько лет, а не на месяц, — Крысы кусаются, они переносчики кучи заболеваний, в том числе, бубонной чумы, даже трогать их — опасно, и… — Их можно натравить на людей, если чё, — хитро заулыбалась девочка. Я вздохнула. — Да? — Пизда. — Тогда двигайся, я буду кормить этих пушистиков, — с готовностью засучив рукава дорогой кофты, я спрыгнула в колодец. — Дальше предлагаю приручать свиней. Они людей едят.»       Хлоя. Она появилась в моей жизни раньше других, второй после тётки. Я не знаю, почему в детстве я, человек злой, избалованный и нелюдимый, прикипела сердцем к маленькой белобрысой и чумазой девочке из приюта. Не знаю, почему решила защитить её от сверстников и помочь. Может, потому, что в ней чувствовалось что-то родное, своё, что-то от природы. Чувствовался дух родины. Она была и остается простой и веселой, как луч света. Много смеется и широко улыбается, она дружелюбна ко многим людям, но при этом первой лезет в драку, если её или её близких задели. И она оказалась самым верным другом, который всегда был рядом, несмотря на то, что мы довольно разные. Она — живой балаган, душа компании, громкая и легкая на подъем. Левернс не идеал в учебе, да и вообще, в какой-то степени очень ленива, предпочитая учебникам отдых, путешествия и тусовки. И тем не менее, я её обожала. За годы дружбы мы стали друг другу родными, настоящей семьей. Мы понимаем друг друга даже без слов, мы разделяем одну жизнь, одну веру. Сколько мы устраивали шабашей — не пересчитать, и Левернс всегда была как-то по особенному красива и обаятельна на каждом из праздников. Так что если кто-то из нас и должен умереть — пусть это буду я. Я не так ценю жизнь, как она, и она не так опасна для окружающих. Хлоя сможет пережить мою смерть. Она у меня сильная. У неё есть будущее. » — Книги. — Приставка. — Древний Рим, Питер. — Дикие джунгли, Марго, — в тон мне ответил мальчик, не отрываясь от прохождения игры. Я фыркнула. — Максимофф, я серьёзно! — Что? Веришь, нет — мне вообще фиолетово, от чего там отъехал…мы про кого сейчас? — Цезарь. — Салат? — Ты невыносим, — буркнула я, уставившись в учебник по истории. Два часа уговоров сесть за уроки, а всё без толку, — Что я должна сказать старосте, который велел мне подтянуть тебя по учебе? — Скажи ему, что я бездарь, бестолочь и плохой мальчик, который плохо влияет на хороших отличниц с большими и красивыми глазами. Садись играть, — Максимофф усмехнулся и похлопал по спинке дивана. Пару минут я мялась. Потом решила, что лекцию про Цезаря можно отложить приблизительно на никогда, и села рядом, не выпуская книгу из рук. Питер таких сдержанных жестов не оценил и приобняв меня за плечи, подвинул к себе. Это было настолько приятно и уютно, что я даже забыла про то, что это бестактность и уложила голову на чужое плечо. — Ну может, я тебе хоть вслух почитаю? — предположила я, умоляющими глазами смотря на друга. Тот покосился на меня и вскоре обреченно вздохнул, улыбнувшись. — Читай. »       Питер. Мой милый, нежный и добрый Питер. Человек, с помощью которого я познавала мир и взаимоотношения с окружающими. Веселый серебристый мальчишка, совершенно безалаберный, который перевернул мою правильную, скучную и разложенную по полочкам жизнь вверх дном. Иногда я думала, что если бы не способности, то я бы осталась рядом с Ртутью навсегда, если б он захотел. Я не представляла рядом с собой кого-то, кроме него. Редко можно было встретить таких удивительных людей, каким был Питер — светлых и бескорыстных. Временами парень относился ко мне с такой заботой и чуткостью, какой я не заслуживала совсем. С ним я всегда чувствовала себя…обычной. С ним я отдыхала душой, весь груз мыслей обычно растворялся в никуда, когда Максимофф меня обнимал. И глаза у него при этом всегда были такие…теплые, такие ласковые, что я просто таяла. И ведь я так и не успела сказать ему, как он мне дорог. Как я ценю его и то, что он для меня делает. Какой он чудесный. Он стал для меня в жизни чем-то новым. С семьей я никогда не была близка в принципе, а Хлоя была родной изначально. Мы быстро сдружились и на удивление, никогда не ссорились. Друг для друга мы с девушкой были, как части одного тела. А с Питером было не так. С ним я училась заботиться, понимать чувства других людей, подбирать слова, старалась порадовать его. Училась нормально принимать доброе к себе отношение. Именно поэтому я так ценила нашу с Питером дружбу. Может и хорошо даже, что мы расстанемся с ним именно сейчас. Он никогда не узнает моей тайны, я никогда не причиню ему боли своей мутацией. Он запомнит меня молодой и вредной колючкой, которая рядом с ним становилась веселой и ласковой. Пусть запомнит меня своей подругой, а не чудовищем, крошащим людей. « — Вставай, ребенок, ты не пробежала оставшиеся три круга вокруг школы. — Отъебись, пожалуйста, я пробежала семь. — Напомни, какое условие я ставил, когда позволил за мной увязаться? — на спину мне надавила чужая ступня, — Маленький слабый ребенок. — Полное послушание да-да. И я не ребенок. — Еще какой. Так что вставай и шевели ногами, пока я их тебе не отрезал за ненадобностью. — Слушай, а ты не из Германии часом? — поинтересовалась я, поднимаясь с прохладного, слава богам, асфальта. Хорошо, что Майер меня не додумался по жаре гонять. — Интересно, как до этого додумалась единственная твоя извилина? — съязвил он, не отрываясь от книги. — Да просто в любом немецком концлагере ты был бы работником года, — я фыркнула, пытаясь отдышаться, — Фашист. — Перепелка. И если ты еще раз споткнешься во время бега, я тебя съем на ужин. — Как это мотивирует, боги… — Вперед, — в затылок мне прилетел мелкий камушек, — И заодно повтори в голове прочитанное, вечером буду проверять теорию государства и права. — Ты издеваешься. — Есть такое, да. Должен же я хоть как-то развлекаться, раз уж мне свалилось на голову такое маленькое и глупое создание.»       Джон. Ох уж этот Фашист… Отношения у нас с ним сложились, откровенно говоря, странные. Вроде деловые, но вроде и балансируют на грани чего-то. Парень был единственным, кого я в свою жизнь притащила сама. Им я, откровенно говоря, восхищалась с детства. Его эрудированностью, умом, красотой и красноречием. Мне ужасно хотелось быть такой же, как он. На этой почве мы и познакомились, когда я как-то раз мы встретились на тренировочной площадке и я попросила научить меня драться. Отнекивался он, надо сказать, очень упорно, а потом внезапно согласился. Так я и пошла за ним, ловила каждое слово, каждый урок, терпела строгие требования и слегка садистские тренировки. Для приличия, конечно, спорила и огрызалась, но втайне всё равно считала, что он знает лучше. Как-то так сложилось, что я ему доверилась, признала в нем старшего. Он был для меня не то, чтобы другом, а скорее, наставником. Старшим братом, которого мне всегда не хватало. Особенно я это чувствовала последнее время. После того, как я узнала его прошлое, Джон стал со мной чуть более открытым и мы всё чаще разговаривали на обыденные темы, не связанные с работой или учебой, что меня искренне радовало. Мне нравилось видеть на лице Майера хоть какие-то искренние эмоции, будь то усталость, недовольство или даже радость. На последнее он, конечно, всё ещё был скуп. Максимум — поднимет уголки губ и одобрительно посмотрит. Но мне хватало и этого. Честно говоря, забавная получалась картина — эмоционально глухой человек пытается расшевелить чувства у еще более эмоционально глухого человека. Битый битого везет, как говорится. Впрочем, нас всё устраивало. В какой-то степени мне было страшно интересно, как Майер отреагирует на мою смерть. Будет ли ему всё равно, или же он хоть как-то расстроится. А может, с самым непринужденным видом быстро и технично сдерет кожу с тех, кто меня забрал. Ради этого зрелища я бы даже из могилы поднялась. Жаль только, что он не знает, где я.       К тому моменту, как у меня отказали ноги, я успела мысленно перебрать почти всех знакомых. Вечно занятого отца, добрую и хитрую тетку, занудную Кару с её нотациями и вечный буфер — Шарлотту. Вспомнила одноклассников, преподавателей, вспомнила умершую маму. Но эти мимолетные воспоминания всё равно перебивались мыслями о моей семье. Собственные планы мести начинали казаться мне теперь детскими, глупыми и импульсивными. Можно ведь было бы найти другой выход, сидеть тихонько, припугнуть, но не убивать…можно было бы вообще не возвращаться, но нет, кому-то встряло в королеву поиграть. И тем не менее, на каждую такую страдальческую мысль мозг находил хоть сколько-нибудь, но рациональный аргумент. Да, если бы я не убивала Кэтрин, а речь, скорее всего, о ней, то я бы сейчас не стояла по глотку в ледяной воде и не умирала бы от переохлаждения. Зато умер бы кто-нибудь другой, потому что она прямо мне сказала, что кого-нибудь заберет. А еще она могла бы растрепаться о моих способностях и я бы уже сама себя убила, лишь бы не видеть осуждающего взгляда Питера. Её смерть была необходима. Да, я в принципе, могла и не возвращаться. Сидеть в Уэльсе, вести хозяйство, ездить на охоту и придумывать новые способы напитываться энергией. Но тогда у меня не появилось бы такой чудесной семьи. Я бы не пережила столько веселых и милых моментов с Ртутью, и никогда бы не сблизилась с Джоном. И сейчас, задыхаясь и засыпая от понижавшегося давления, я понимала, что все-таки не жалею о том, что сделала. За всё хорошее в жизни надо платить, и видимо, моя плата — умереть в глухом железном гробу от остановки сердца. Несмотря на то, что я изо всех сил старалась держать себя в руках и прийти к смирению, когда пульс начал замедляться, я тихо взвыла от отчаяния. Почему, в конце-концов, всё так несправедливо. Когда несколько лет назад я лежала в глухой депрессии и только и хотела, что умереть — смерть почему-то не приходила. Потом я как-то нейтрально относилась к своему существованию. Как-то…хожу, дышу, работаю. Жизнелюбием я никогда не блистала. Но сейчас мне впервые, до ужаса хотелось жить. Хотелось видеть, слышать, ощущать, чувствовать всё, что происходит со мной и вокруг меня. Хотелось опять собраться с семьёй за одним столом. Хотелось послушать, как Питер читает на ночь книги. Хотелось затискать тощее тело Хлои и получить душевные подзатыльники от Джона. Как же, блять, хотелось выжить.       Звуки шагов в комнате я услышала уже еле-еле, через пелену обморока. В голове вяло проползла мысль о том, что видимо, я была права и меня сейчас будут либо пытать, либо насиловать, одно не исключает другого и неизвестно, блин, что хуже. С одной стороны, новость хорошая: я еще поживу. С другой — новость плохая: умирать я буду медленно. Тихо хмыкнув, я решила назло вести себя бодро, словно меня всего-то в прохладный душ затолкали. Собрав волю в кулак, я кое-как выпрямилась и встала на цыпочки, пока сверху что-то гремело. Видимо, пилюля открывалась, разве что уровень воды от этого то прибавлялся, то наоборот, уходил. Скорее всего, резервуар рядом, чтобы если что, топить людей сразу. — Жива? — раздался сверху слегка ехидный голос. — А что, не видно? Живее всех живых, — выдохнула я, не поднимая головы, но затем, узнав того, кто открыл мою пыточную, встрепенулась и едва не ушла с головой под воду, затрепыхавшись из последних сил. — Вот же недоразумение, а я так надеялся, — хмыкнул Майер, закатал рукав рубашки и схватил меня за шкирку, поднимая обратно на ноги, — Жизненное достижение: женщины при виде меня топятся от радости. — Может, она просто готова даже утопиться, лишь бы тебя не видеть, — с другой стороны послышался голос Питера, — Что это за извращение такое — людей в ледяной воде держать… — Нормальное усовершенствованное извращение времен пятнадцатого века. Добро пожаловать в Инквизицию, Максимофф, женщин тогда топили, резали, сжигали и не только, — пока Джон пояснял, что к чему, я почувствовала, что вода довольно быстро уходит из емкости. Сверху что-то щелкнуло и вскоре меня вытащили на воздух две пары крепких рук, — На тебя испанский сапог не надевали? — Нет, — еле слышно прохрипела я, когда Питер уложил меня на ковер. Признаков жизни я особо не подавала — сил не было. — Дилетанты, — цокнул Джон, закатив глаза, и когда я вздрогнула от холода, добавил, — Максимофф, раздевай её. Растирать будешь. — Руки-ноги? — уточнил парень, удержав меня от вялых попыток свернуться в клубок от холода, несмотря на то, что двигалась я с трудом. Забив на всё, я расслабилась, как могла, и закрыла глаза. Голова моментально очистилась от лишних мыслей и эмоций, осталось только понимание, что боли мне не причинят, а мне и этого было достаточно. — Голова-грудная клетка, если не хочешь, чтобы она умерла у тебя на руках от остановки сердца. — Оптимистично, — вздохнул Максимофф. В воздухе запахло спиртом, — А её как, прям…прям так растирать? — Да, маленький невинный мальчик, «прям так». Что, женскую грудь никогда не видел? — в голосе Джона слышалось неприкрытое издевательство, хоть он и говорил наигранно-спокойно, — Давай сам разотру, раз ты у нас святая безгрешность, впадающая в ступор при виде красивого белья и не менее красивого тела. — Ага, разбежался. Руки на стол и карауль вход, — недовольно шикнул Питер, — И прекрати на нее пялиться. — А то что, глаза мне выколешь? Успокойся, я уже видел всё, что надо. «Это что же ты там такое видел?» — мысленно сьехидничала я, ввалившись в чужой разум. «Удивлю. Твоя анатомия ничем не отличается от анатомии других женщин, которых я видел снаружи и изнутри.» «Сойдет за аргумент. А вы опять с Питером поссорились, смотрю.» «Мальчишка просто рот вовремя не застегивает.» «Ну так а накой ты его пугал, скажи мне? Он рядом со мной, потому что нужен мне, а не потому, что ты разрешаешь.» «Одно другого не исключает. И я не пугал, просто сказал самый очевидный расклад событий. Было интересно посмотреть на реакцию.» «И как?» «Эффектно. Он сам чуть не умер, когда узнал, что ты можешь быть мертва. А потом чуть душу мне не вытряс, когда я сказал, что не собираюсь тебя искать. Будь аккуратнее. Есть в нем что-то. И мне это не нравится.»       Я мысленно фыркнула. Конечно, в Питере что-то есть, иначе бы я с ним не дружила. А злость в ответ на несправедливость — вообще нормальная реакция. А парень злиться умел. Да, это случалось крайне редко, несмотря на всю эмоциональность и вспыльчивость Ртути, но когда случалось… Даже мне прошлый раз было жутковато смотреть в полные ярости и злобы потемневшие глаза. Кое-как разлепив веки, я скосила взгляд на Питера, который аккуратно массировал мне шею с самым внимательным выражением лица. Стоит сказать, руки у него были волшебные. Уже минут через пять растираний я почувствовала, что у меня, помимо головы, есть другие части тела, и даже смогла ими шевелить, хоть и очень плохо. Да уж, нехило я замерзла. Кое-как собрав руки в кучу, я приподнялась и села, вымученно выдохнув. — Согрелась? — заботливо спросил Максимофф, погладив меня по спине. Я покачала головой в знак согласия, — Ну, значит, домой. А мы сами Хлою вытащим. — Нет, — ответил вместо меня Джон, — Лучше беги домой и притащи сюда машину. — С каких пор я нанимался к тебе шофером, напомни? — А ты решил двоих замученных девушек перегрузкой убить? Тогда, Максимофф, можно было бы просто дать им умереть здесь, это гуманнее. — Питер, я всё понимаю, но машина сейчас действительно не помешает, — встряла я в разговор, миролюбиво глядя на друга, — Меня сейчас от твоих перемещений в иной мир только откинет. — Ладно, — вздохнул Максимофф, погладив меня по плечам, — Только не попади в какую-нибудь неприятность.       Когда Ртуть исчез, я вздохнула, неловко подтянув к себе ноги. Несмотря на то, что минут десять назад мы трепались по телепатическому каналу, вслух говорить было как-то страшновато. От Джона тянуло слишком нестабильной энергией. Нестабильной и непонятной. И даже не поднимая головы, я чувствовала, что он во мне уже третью дыру взглядом сверлит. Я поежилась, не зная, куда деваться. — Не смотри на меня так, пожалуйста. — «Не смотри на меня, как на человека, который пренебрегает указаниями старших», — перефразировал Майер, — Я тебя предупреждал, я говорил, чтобы без меня ни ногой из школы. Но нет, тебе же надо по-своему, да так, чтобы самой умереть. — Прости, папочка, я вела себя плохо, можешь меня наказать, — снова вздохнула я, оглядевшись в поисках чего-то, что могло бы заменить одежду. Нашлась тюлевая занавеска, которую я сдернула со штанги и замоталась в нее, как в тогу. Джон недовольно фыркнул. — Дура ты. Мы бы вполне могли найти твой труп. Твоя самодеятельность привела только к проблемам и вместо того, чтобы спокойно зайти и забрать Хлою, мы сейчас вытаскивали тебя. Что, религия запрещала дома меня подождать? — Они же тогда Питера бы убили, — пробормотала я, глядя в пол. — Зато ты была бы жива и невредима, а не валялась бы с переохлаждением. — Если бы он умер, я бы тоже себя убила, — покачала я головой. Майер хмыкнул. — Разбежалась. Кто бы тебе дал. Я бы стер тебе память, и жила бы себе спокойно, без игр в самопожертвование и героиню, — отрезал он, сложив руки на груди, — Вот чего ты добилась тем, что поехала сюда? Что, подругу спасла? Интересную информацию узнала? Нет, ты всего лишь получила избиения и оказалась на грани смерти. Очень умно, очень по-взрослому. — Ты что, волновался, что ли? — скептически глянула я на парня, выслушав этот необычно сумбурный поток речи. — Ещё чего. Просто осуждаю твои неразумные деяния, — отмахнулся он, и тем не менее, от него повеяло странной, но знакомой энергией. Такой тянущей, тяжелой. Чувство вины. Я неглубоко сунулась в чужую голову, считывая вспыхивавшие там образы и воспоминания. И увидев то, что там было, я только покачала головой. — Пока я тебя ждала и звала, ты просто сидел в школе и играл с бывшим старостой в шахматы, просто забыв про меня, — равнодушно озвучила я увиденное. Майер сжал губы. — Я тебе не нянька, чтобы приходить по первому зову. Учись принимать здравые решения самостоятельно, и здравое решение, в твоем случае — слушаться старших. Сказал ждать, значит, сидишь до посинения там, где сидишь, пусть хоть второе пришествие за окном и полчища мертвых поднялись из могил.       Хмыкнув, я отвела взгляд от Джона. Может, он и прав. Можно было бы подумать и придумать другое решение проблемы. Но с другой стороны, я вряд ли смогла бы так рискнуть жизнями дорогих мне людей. У меня, как у нормальных животных, в первую очередь, проснулся инстинкт защищать своих, а вот человеческий мозг работал слегка с опозданием. Да и в любом случае, меня же вытащили. Всё хорошо. Нечего тут дискуссии разводить на тему «ах, если бы». Как говорит мудрая Хлоя, жить надо настоящим моментом. А в настоящий момент, я сидела живая на полу и чувствовала знакомые волны недовольства от Майера. Это меня как-то неестественно радовало. Я настолько смирилась со своей смертью, столько воспоминаний перебрала, что теперь была счастлива хотя бы просто видеть, слышать и чувствовать. И Джона в том числе. Даже его упреки я воспринимала сейчас как что-то приятное и успокаивающее. Что-то, по чему я скучала. — Холодно, — с досадой просипела я, попытавшись плотнее завернуться в занавеску. Встать у меня не получилось — конечности еще слишком отвратительно слушались. Рядом послышался шумный вздох, цокание, и кажется, я даже уловила звуки закатывания глаз. Вскоре, мне на плечи опустилось что-то плотное, горячее и очень тяжелое. Сам Майер сел на пол и непринужденно усадил меня к себе на колени с такой легкостью, будто я весила не больше, чем котенок. — Пей, — раньше, чем я успела охренеть, в губы мне ткнулось горлышко железной фляжки. Я придирчиво глянула на предложенное. — Яд? — Да, — совершенно спокойно ответил Майер. Я хохотнула и залпом выпила содержимое фляги, после чего, правда, скривилась и закашлялась. Внутренности мне обожгло так, будто я плавиковой кислоты решила хлебнуть. — Это что было?..— прохрипела я, утерев выступившие слезы рукавом кожаного пальто, в которое меня закутал Джон. Парень усмехнулся и забрал у меня пустую фляжку. — Вот точно дура. На язык бы сначала попробовала. Я же учил тебя с веществами работать, — по лбу мне прилетел нехилый щелбан, — Это был абсент. Тебе нужно согреться, потому что мне нужно, чтобы ты стояла на ногах и держала в руках нож. — А зачем ты носишь с собой абсент? — я вскинула голову, с крайним любопытством глядя на Майера. Тот вовремя отклонился, чтобы я ему макушкой по челюсти не двинула. — Да с тобой если пожить, и медицинский спирт можно начать употреблять, — недовольно фыркнул он, покачав головой, — Еще раз ты выкинешь что-то, из-за чего я лишусь нервов и заработаю сердечный приступ — прострелю колени, а потом лично, своими руками придушу и сделаю из скелета подставку для ног. — Волновался, значит, — довольно промурлыкала я, расплывшись в широкой улыбке. Отчего-то меня это жутко веселило и умиляло одновременно. Джон. Волновался. За меня. Ему не всё равно. И он это сказал прямо. Парень в ответ на это только хмыкнул и закатил глаза. Я же, хитро прищурившись, внезапно обняла его, просто от нечего делать. И честно говоря, я еще не помнила случаев, чтобы человек от моих действий настолько сильно вздрагивал. — Что ты делаешь? — Обнимаю тебя. Ты же знаешь про невербальные жесты, да? — И зачем тебе сейчас эти невербальные жесты? — Джон непонимающе глянул на меня, склонив голову набок. Я мысленно хохотнула. Питера, значит, подкалывал, а сам в ступор впадает от объятий. Иронично. — Просто так. Ты же у меня такой хороший, заботливый, а я соскучилась, думала, никогда уже твои ворчания не услышу, — сдерживая смех, снисходительным тоном пояснила я, чуть отстранившись. Я и раньше частенько подкалывала немца, а сейчас так и вовсе наслаждалась этим. — Не надейся. Я достану тебя даже на том свете. Будешь моим ручным призраком, — задумчиво пробормотал Майер, на мгновение скривившись, но руки мои с себя не скинул. Я нахмурилась, почувствовав знакомую пульсацию энергии чуть выше моей макушки. — Голова болит? — Болит, — честно признался немец. Я вздохнула, и обняла его крепче, прижимаясь лбом к теплой шее. Несмотря на то, что на такую тонкую работу уходило сил больше, чем на среднестатистическое убийство, мигрени я Джону снимала часто. Во-первых, я знала, как это больно, а во-вторых, когда у парня не болела голова, он был гораздо более милосердный и меньше раздражался по поводу и без. Вот и теперь я аккуратно поглаживала Майера по русым волосам, успокаивая боль. Сам он замер на какое-то время, но после тихо вздохнул и аккуратно обнял меня в ответ. Мне отчего-то это показалось знакомым, словно дежавю. Эти объятия были особенными. И правда казалось, будто я обнимаю старшего брата. — Как ты узнал, что я жива? — поинтересовалась я, массируя чужие виски. — Я не знал. — Надеялся? — Предположил. Худшие всегда выживают, — криво усмехнулся Майер, чуть отстранившись, — А ты тот еще сорняк. Вставай. — Комплименты у тебя — отстой, — размявшись, я поднялась на ноги. Меня еще пошатывало от воздействия вколотого, но в целом, всё было не столь критично. Двигаться могу и хорошо.       Когда мы вышли на свежий воздух, я прокляла эту жизнь заново: было довольно холодно, а одеться, как назло, было не во что. Точнее, была моя мокрая до нитки одежда, которая делала что угодно, но не согревала. Так что пришлось обойтись подручной занавеской, и двигаясь в этой тоге, я чет не чувствовала себя ни Афиной, ни Гекатой, ни хотя бы просто древним греком. Скорее было ощущение, что я нищенка, у которой нормальной одежки нет. С другой стороны, что уж там, не впервой. Поежившись, я поплелась босиком за Майером, который направился прям к главному входу. Подойдя ближе, я прилипла к двери, уже смекнув, что мне надо делать. Энергии я чувствовала немного, но из-за своего состояния не могла точно определить их характер. — Ну и сколько? — Майер наклонился ближе ко мне, что напомнило мне времена начальной школы. Он тогда уже был очень высокий, а я наоборот, ростом с лепрекона. И в итоге, Джон часто надо мной издевался, показательно сгибаясь почти вдвое, чтобы «расслышать, что ты там чирикаешь». Как-то раз даже сказал, чтобы я табуретку с собой носила, а то он с высоты своего роста меня за воробья принимает. Я тогда на него честно обиделась, на целых пять часов. А потом просто начала с ним разговаривать только предварительно забравшись на какую-нибудь высоту. Годилось всё: полки, деревья, любые выступы, шкафы и прочее. И дальше уже источником издевательств над ближними стала я, потому что «носи с собой подставку, а то со шкафа не слышно твои команды». Чудное было времечко. — Истина скрыта мистическим туманом и недоступна моему сознанию, придется познавать опытным путём, — пробурчала я, оторвавшись от двери. Джон, тем временем, застегивал на руке одну из любимых своих игрушек — перчатку с острыми когтями-лезвиями. На перчатке также было несколько металлических нашлепок, что делало её еще и кастетом. Я хохотнула. Тоже мне, Фред Крюгер. — Я похож на старого, страшного и безвкусного педофила? — Майер, как обычно, слышал только самые важные мои мысли. — Ну, на страшного и безвкусного — нет, — я окинула взглядом новенький черный брючный костюм, — Но мы познакомились, когда мне было семь, а тебе — почти четырнадцать. — Вот спасибо за комплименты, — фыркнул он, подойдя к двери. — Учусь у старших, — заулыбалась я, снизу вверх глядя на парня. Тот цокнул и закатил глаза. — Сейчас проверим.       В следующий момент мне под колено прилетел довольно сильный удар. От неожиданности я едва не рухнула на каменные ступени крыльца, тихо взвыв от ноющей боли. Вскоре, такой же удар пришелся на второе колено, и устоять на ногах я уже не смогла. Вскинув голову, я недовольно глянула на Майера, который уже взломал замок и довольно тихо открыл дверь. Я хотела было возмутиться, или, по крайней мере, спросить, что за хрень творится, но изо рта вырвалось только невнятное сипение. Джон просто взял и внушил моему мозгу, что речь временно недоступна. Просто блеск, всё, как обычно, Джон командует, а я тихо не задаю вопросов. Причем буквально. Нет, всё бы хорошо, но тут Хлоина жизнь на кону, совсем без вопросов не получится. Мои попытки достучаться ментально, однако, были прерваны тем, что немец довольно грубо схватил меня за волосы, и потащил за собой. Чтобы не содрать себе о бетон колени, пришлось повиноваться и кое-как перебирать конечностями. Выглядела я, наверное, хуже некуда, особенно в тот момент, когда Майер тактично скрутил с помощью психосоматики мне ноги судорогами. Видимо, в качестве наказания за прокол, поскольку людей в гостиной было как-то многовато, штук десять. И все, судя по всему, под веществами, учитывая, насколько мерзкой и отравленной энергией от них тащило. Я в последний раз с надеждой посмотрела на Джона, ожидая, что тот подкинет хотя бы приблизительный план действий. Плана не последовало, зато последовало другое. — Это ещё чё за зрелище? — психопат, который прошлый раз меня вырубил, наконец, оторвался от бутылки с джином и совершенно невменяемым взглядом уставился на нас, — Ты кто вообще такой? — Это не зрелище, а прелюдия к деловому предложению, — совершенно спокойно ответил Майер, облокотившись о стену, — Имя мне — Легион. «А еще пафоснее не мог? Назовись уже сразу Люцифером, прикольнее будет», — мысленно сьязвила я, искоса глянув на парня. «Белиал, между прочим, был могущественнее и пал раньше. Так что бери выше.»       Тихо цокнув, я уставилась взглядом в пол, пока что изображая пассивное инертное существо. Зачем и с каких пор Майер начал разбираться в демонах, я даже знать не хотела, но решила потом на него поворчать за кражу литературы из моей комнаты. В то, что парень случайно, где-то между изучением справочников по психиатрии и книг по истории оружия решил обзавестись Малым ключом Соломона, я как-то не верила. Так что в список моих дел на будущее включился еще пункт про дискуссии на тему демонологии, тем более, что остальные эзотерические темы уже были словесно разобраны на запчасти. И как ни странно, в этих вопросах Майер со мной не спорил, просто предпочитал сажать меня за шахматный столик и слушать моё щебетание, временами задавая вопросы удобные и не очень. — Чё за предложение? И откуда она у тебя? — вернул меня в реальность чужой голос. Я недовольно хмыкнула. Со мной, значит, можно говорить сальным голосочком и полуласкательными словами, а тут спокойный диалог включил, вы посмотрите на него. Сволочь. — О, это как раз относится к делу. Видите ли, я, в общем-то, шел забирать у вас свою драгоценную девушку, верите, нет — жить без нее не могу, — начал Джон развешивать народу лапшу на уши, постаравшись при этом выглядеть невинно. Я мысленно съехидничала на тему того, что жить он не может разве что без дорогущей одежды, учебников и трупов в подвале. В ответ мне прилетел только краткий ментальный подзатыльник. — И? — И поймал вот это полураздетое несуразное нечто. Явно ваше, судя по занавеске. И явно она не горела желанием у вас оставаться. Для чего она вам нужна — не интересуюсь, но предлагаю обменяться. Вы мне — Хлою, а я вам — этот недобитый труп, — изложил Джон, даже не глядя в мои охреневающие глаза. Так, я чего-то не поняла. В смысле «труп»? Какой еще обмен? Это что, это зачем, я протестую. — Да? А по-моему, вы знакомы, — протянул парень, развалившись на диване. Остальные в комнате, видимо, решили прикинуться статуями. Ну или просто этот психопат у них главный. — Не знал её, не знаю, и знать не хочу, — пожал плечами Майер. Я попыталась дернуться, но парень держал меня за волосы с такой силой, будто планировал скальп содрать, — В моём вкусе совершено другие люди, а у этой на лице ни малейшего признака интеллекта, да и пониже ничего выдающегося. Даже не представляю, для чего её можно приспособить, даже супа не сварить — одна кожа да кости. — Ничего, куда-нибудь приспособим. В крайнем случае, собакам скормим, им достаточно будет. Только она перед этим нам кое-чего должна, за свою подружку. Денег у нее нет, так что возьмем натурой, — расплылся в довольной улыбке психопат. Я нервно глянула вверх. У Джона на лице отражалось только полнейшее равнодушие и усталость. В груди постепенно нарастала паника. Он же не может, он не будет меня так просто отдавать. Нечего тогда спасать было. А может, Хлоя, а точнее, дела с её братом Майеру действительно важнее. А я так, побыла прикольным развлечением и хватит, можно выбрасывать. Или продать, как нужную кому-то информацию. Меня все об этом предупреждали, даже сам Джон. И вот, пожалуйста, я разрываюсь между очевидным происходящим и верой в то, что немец все-таки притворяется сейчас, что я действительно для него не пустое место. Но…пожалуй, раз я доверяла ему раньше, значит, надо доверять до конца? Я с какой-то тупой надеждой вздохнула и относительно расслабилась, ожидая развязки событий, как агнец на алтаре. Хули сейчас-то дергаться, всё равно ничего не выйдет. — Предлагаю ускорить процесс. Сколько там Хлоя должна? — Пятнадцать и три нолика. — Не так уж много. Мог бы просто отдать вам это тело, но будем честными, она и на пять центов не тянет. Так что могу выдать тридцать тысяч и Хлою мне в руки, а своё имущество можете так забирать, мне она без надобности, — скривился Майер, придирчиво окинув меня взглядом. Я не менее недовольно посмотрела ему в глаза, внутренне будучи возмущенной до предела. «Вы там где бессмертия нахлебались, Ваше демоническое Величество? Нашел, блин, способ решения проблемы, человека продать, я тебе что, наручные часы, что ли? Ты вообще слышал, что они хотят со мной сделать? Правильно Хлоя говорила, нельзя парням доверять, ты ж вообще меня не ценишь, и…» «Рот закрой, иначе здесь оставлю. Я допускаю, что тебе вещества всё ещё в голову бьют, но не надо так тупить, не разочаровывай меня.» «Ну прости, меня так-то немного бесит факт того, что я всего лишь довесок к жалкой тридцатке, — мысленно пробурчала я, — Мог бы и подороже оценить, такие как я, на дороге не валяются, с неба не падают и на помойке не находятся. Хоть бы учел ещё вложенные в меня труды, а то воспитывал, воспитывал и воспитал до стоимости в пять центов, так что либо из тебя хреновый учитель, либо хреновый оценщик.» «Если я продам тебя за полцарства, ты заткнешься?» — ехидно спросил Майер. «Может быть. Почувствую себя драгоценностью и всё такое.» «Истинные драгоценности вообще не продаются, между прочим.» — Ладно. Пойдет, — внезапно согласился парень, широко улыбнувшись. Я, почему-то, почуяла подвох, глядя на это радостное лицо. И подвох, к сожалению, вот вообще не со стороны Майера. Немец же, отшвырнул меня в сторону, как побитого котенка. Причем вот совсем не смотрел, куда кидал, поскольку я больно стукнулась лбом о деревянную ножку кресла и тихо заскрипела, схватившись за едва не зазвеневшую голову. Джон, тем временем, получив краткие указания о том, где заперта Хлоя, положил на стол внушительную пачку денег и скрылся, не обратив на меня никакого внимания. — Что, сбежать решила, зайка? Ах, как нехорошо. Ничего, сейчас мы всё поправим, — долго на полу валяться не пришлось, поскольку меня снова схватили за волосы. Твою мать, столько времени отращивала, а теперь точно без пары клочьев останусь. Зашипев, я попыталась вырваться, увидев, как одна из девушек в комнате достала шприц и какую-то ампулу. — Запирать надо получше, глядишь, жертвы убегать не будут, — злобно выплюнула я. — Далеко ты бы всё равно не убежала. А так, уложим и подружку, и этого твоего, и гвоздь программы, — мою голову насильно подняли. На журнальном столике теперь стоял стеклянный аквариум с горностаем, который отчаянно пищал, наворачивая круги по своей темнице. Рядом лежали разнообразные скальпели. Меня предусмотрительно скрутили по рукам и ногам, но я все-таки чувствовала чужую энергию, ощущала её колебания, что означало только одно — что бы мне ни вкололи, из крови оно выветрилось. И главная задача сейчас — не дать ввести себе новую дозу. — Только попробуй, я тебе ноги поотрываю, — рыкнула я, глядя на своего питомца, к которому подошла какая-то девица в халате. — Попробую, зайка, попробую. Знаешь, что мы сделаем? Сначала разделаем твою крысу. Начнем с хвоста. А потом разделаем и тебя. — Ты ж вроде отыметь меня сначала хотел, не? Или от наркоты уже не стоит? — ехидство обошлось мне дорого, целой разбитой губой, по которой прилетел чужой кулак. — Для этого мне не обязательно наличие у тебя ног и рук. А еще отрезанные головы отлично можно трахать в рот, — приторно ласково проворковал парень, державший меня. — Не, ну ты не расходись так сразу, нам-то тоже хочется, — протянул ещё один. — Ничего, всем достанется, я полагаю, эта сучка заслужила. — А как подыхать будет, можно скормить её собакам, — задумчиво пробормотала девушка в коротком блестящем платье. Я фыркнула. Друзья-единомышленники это, конечно, круто, но не у психопатов. И где он только таких нашел… Нет, хотя, риторический вопрос. Такие водятся только в психушках. — Заметано. Ну, тогда начинаем, — их главарь широко улыбнулся, кивнув девушке в халате, и обратился ко мне, — Итак, какую часть тела твоей зверюшки отрежем первой?       Я не ответила, будучи поглощенной впитыванием в себя энергии. Надежды мои, в кои-то веки, оправдались и попытка открыть аквариум стала фатальной: вырвавшаяся из моих рук черная дымка буквально вывернула девицу наизнанку, изломав фигуристое тело под невероятными углами. Державшего меня парня я просто временно парализовала и тот бревном свалился на пол. Дальше началась настоящая заварушка: выстрелы, удары, меня пытались скрутить или ударить ножом. В общем, кто на что горазд был. Моя сила разбиралась с этим быстрее, чем я, отбирая чужие жизненные силы, отклоняя летевшие в меня предметы. Человеческие тела сами собой на глазах ломались и калечились, как восковые фигуры. Комната наполнилась криками. От всей поступавшей в меня энергии я стала чувствовать себя гораздо лучше и бодрее, даже усталость сошла на нет. Мозг заволокло привычной дымкой эйфории, так что даже когда один из, судя по всему, охранников, схватил меня за шею, пытаясь задушить, я улыбалась. Улыбалась до тех пор, пока его мертвое тело не рухнуло к моим ногам. Его жертва оказалась не напрасной: я слишком отвлеклась и пропустила тот момент, когда кто-то приставил мне нож к горлу, схватив за шиворот. — Так вот, как ты убила Кэти, — зашипел чужой голос на ухо. Я вздрогнула, сделав вид, что испугалась, и даже попробовала унять свою силу, направив её на медленное поглощение энергии. Ответить, правда, я не успела, поскольку мимо меня что-то пролетело со свистом, и вскоре меня уже перестали держать. Обернувшись, я придирчиво оглядела труп, из головы которого торчал двуручный меч. М-да. Я как-то и забыла, что Майер увлекается средневековым фехтованием. Сколько раз мне прилетало по ногам и хребту деревянным мечом, не пересчитать. Зато я неплохо освоила одноручный меч, а с деревянным шестом так вообще еще с детства занималась. — Ты мне чуть лицо не снес! — возмущенно выдала я, когда отвернулась от трупа и столкнулась взглядом с серыми и очень недовольными глазами. — Если ты не начнешь им смотреть в разные стороны, то я все-таки это сделаю, — не остался в долгу Майер, выстрелив куда-то вбок. Скосив глаза, я увидела еще одно тело, последнее, — Спину что, боги запретили прикрывать? — А тебе, видимо, они же не позволяют посвящать других в свои планы. — Мне нужны были твои настоящие эмоции. Ты справилась почти на пятерку, — пожал плечами парень и развалился в кресле, предварительно спихнув оттуда труп. Я всплеснула руками, направившись к барной стойке. Оттуда я извлекла пару бокалов, неплохой виски и кухонный нож. Я предпочитала обычно обходиться своим, но отдала его Питеру, когда уже понимала, что вряд ли выживу. Мою одежду у меня предсказуемо отобрали, и я тогда даже обрадовалась тому, что самое ценное из моего имущества не пропадет где-то в реке, а будет находиться в надежных руках. — Ты в следующий раз поаккуратнее, я тут чуть богам душу не отдала, вообще-то. Была бы понежнее — схватила бы сердечный приступ только на стадии выслушивания планов по моей разделке, — сев на подлокотник кресла — моё законное и привычное за много лет место рядом с Джоном, я протянула ему бокал с виски. Себе же я налила крови, вскрыв горло одной из девушек, той, что была покрасивее. Организм требовал железа и желательно, сырого мяса, так что вприкуску себе я взяла оторванную руку. Птичьи потребности, не более. Кречеты никогда не питались ягодами да кореньями. Сырое мясо я ела не так много, но иногда все-таки хотелось до зубного скрежета. Оно на меня действовало так же, как на людей фаст-фуд и энергетики. — Про душу забудь, она у меня в собственности, — хмыкнул Майер, взяв у меня из рук бокал и недовольно окинув взглядом чужую конечность, — Маленькое животное. — Ты ж меня чуть не продал, — я вгрызлась зубами в сырую плоть, потихоньку откусывая по кусочку, — Животное и горжусь этим. — Я же говорил, настоящие драгоценности не продаются. Мне кажется, что тебе можно найти применение получше, нежели чем то, что они хотели сделать. К тому же, лгать — это в крови, так что я сделал то, что делаю обычно. — И рыбку съел, и… — Лучше не продолжай, — вздохнул Джон, закатив глаза. Присказки в Хлоином стиле он никогда не любил. Я тихо рассмеялась, но впрочем, тут же замолкла, со злобой глянув на единственное оставшееся живое тело, которое кое-как пыталось шевелиться, несмотря на паралич. Зашипев змеей, я вытянула руку вперед, снимая паралич. Черная дымка моментально оплела психопата и протащила его спиной по стене. И по моей воле, чужие части тела начали медленно-медленно отрываться. Я искусственным образом буквально растягивала человека в разные стороны. Длилось это до тех пор, пока мне на плечо не легла тяжелая рука. — Стоять. — Не мешай, — огрызнулась я, с наслаждением слушая чужие вопли. Майер, как обычно, возражений не принял и выдал мне хороший подзатыльник, после чего с силой сдавил мне шею в районе вен. Таким образом он всегда успокаивал мои способности, когда что-то шло не так. Взвыв от боли, я согнулась пополам. — Сказал же, стой. Нельзя с первого раза слушаться? — цокнул Джон, убедившись, что я пришла в себя. Я покачала головой. — Ты его что, в живых хочешь оставить? — Конечно нет, сокровище моё тупоголовое. Хочу кое-что тебе показать. — Сокровище?..— заторможенно пробормотала я, почесав макушку. — Тупоголовое. Не упускай из виду самого важного, — выдав мне щелбан, немец обернулся к сползавшему по стене телу, — Ты знаешь про такое явление, как «самопоедание»? — Да вроде не настолько тупая. — Умница. А теперь представь, что чувствует человек, которому внушили сильный голод и заставили есть самого себя заживо. — Да ты…— нормальный человек сказал бы «конченный, блять, садист и извращенец», но моя мысль была короче, — Гений. — Естественно. Это же я, — самодовольно ухмыльнулся Майер, склонив голову набок. Обычно он так делал, когда использовал свои силы и в такие моменты его глаза, казалось, немного светились и переливались.       Дальнейшее зрелище и правду было живописным. Человеческое тело извивалось, кусало себя, било, отрывало зубами куски плоти. Отрывало, конечно, только частично, но не сдавалось и упорно продолжало истязать себя. Я специально потянула своей силой чужую руку к ножу, и тогда уже процесс пошел быстрее. Мне доставляло даже какое-то отдельное удовольствие наблюдать за тем, как человек, который только что обещал меня разделать, кусками срезает мясо с собственных ног, не чувствуя боли из-за шока, и давится собственным мясом, сопровождая это всё криками и рыданиями. Моя сила довольно долго не давала ему умереть, а Джон, в свою очередь, усиливал иллюзорный голод в чужом желудке. Я даже засмеялась, когда дело дошло до откусывания пальцев. Майер как-то говорил, что это только из-за инстинкта самосохранения кажется, что пальцы нельзя откусить, а на деле они не плотнее моркови. Теперь же я наблюдала, как скрутившись в бараний рог, человек яростно откусывал себе пальцы на ногах. На мизинце, правда, наступила смерть, к большому моему сожалению. Видимо, кровопотеря. Мы с Джоном, не сговариваясь, чокнулись бокалами и синхронно улыбнулись. — Забавно. — Не то слово. — Слушайте, ну что у вас за мода — уделать всё в крови и сидеть так до второго пришествия? Нравится мертвечиной дышать? — раздался веселый голос с порога. С подлокотника меня как ветром сдуло. — Хлоя! — кинувшись подруге на шею, я стиснула её в объятиях. Та засмеялась и не менее крепко обняла меня в ответ. — Собственной персоной. А ты под каких богов решила закосить, что аж в занавеску завернулась? — прищурилась девушка. Я отмахнулась. — Не важно. Ты в порядке? С тобой что-нибудь сделали? Били? Трогали? И… — Эй, спокуха, ничё со мной не сделали. Цепь, батарея, подвал, классический набор. Им ты нужна была, я по боку, — Левернс потрепала меня по голове с довольной улыбкой, — Поздравляю с выживанием. — Да я то что, это мальчишкам надо спасибо сказать, — вздохнула я, счастливо глядя на подругу. На душе сразу отлегло. Она здесь, она в порядке. Все живы, всё хорошо. — На досуге торжественно посвятим всех в рыцари и подарим по белому пони. А Джону, как самому выдающемуся — осла, — пообещала Хлоя и отстранившись, покрутилась вокруг своей оси, — Кстати, глянь, че нашла. — Это…выглядит так себе, — после недолгих размышлений констатировала я, оглядев девушку. Во время хождения по дому, она, видимо, обнесла все личные комнаты и теперь была обвешана украшениями. Золото, серебро, цепи, бусы, жемчуг, браслеты и даже на голове была аляповатая корона с зелеными камушками, — Как новогодняя елка. — Так красиво же, — хохотнула Левернс. — Ага. Тебе знаешь, чего не хватает? — осмотревшись, я нашла полусьеденную девичью руку и сняла с нее крупный золотой перстень с бриллиантом, — Во, это тебе. Можешь выходить за меня. — Ты хоть руку мертвую выкинь сначала, красотка моя, — расхохоталась подруга, глядя на меня, стоявшую на коленях с чужой запчастью в руке. Фыркнув, я отбросила конечность в сторону, чем спровоцировала новый приступ смеха. — По-моему, рука смотрелась весьма антуражно в тандеме с кровавой занавеской и испачканным в той же крови ртом, — пробормотала я. Левернс, отсмеявшись, забрала-таки у меня кольцо. — Я подумаю над твоим предложением. — Охренеть, я ради неё чуть не умерла, а она «подумает». — Да шучу я, шучу.       Я фыркнула, подняв девушку на руки. Майер, глядя на весь этот цирк, только вздохнул и молча вышел вслед за нами из дома. Во дворе уже стояла заведенная машина, правда, за рулем был Хлоин братец. Джон первый залез на переднее сиденье, на заднем же я увидела мирно спавшего Питера, который даже не проснулся, когда мы с подругой забрались в машину. Вздохнув, я только уложила голову на его плечо, предварительно вытерев рот от крови рукавом. Парня я решила не будить, все-таки, он устал, натерпелся всякого. День выдался сложным и выматывающим. Так что пусть спит, тем более, дорога небыстрая — почти полтора часа ехать. Хлоя же, спокойно себе улеглась ко мне на колени, тяжело вздохнув. В машине какое-то время царило полное молчание. — Я же говорила, что надо завязывать, — вздохнула я. — Угу. — Я говорила, что ты влезешь в долги. — Угу. — Хлоя, я серьёзно, — я встряхнула девушку за плечи. Та посмотрела на меня усталым взглядом. — Прости. Больше не буду, — пробормотала она, зевнув. — Могла бы у меня денег взять, — цокнув, я прикрыла глаза. Хлоя мотнула головой. — Еще чего. — Ты чуть не умерла, могла бы и отбросить своё баранье упрямство. — Да ладно, не сдохла бы, чё ты, — Левернс придвинулась ближе, — Ты ж без меня совсем скиснешь, так что я тебя не брошу. — А между прочим, придется, — подал голос её брат, — Мы уезжаем завтра вечером. — Чего? — тут же вскинулась Хлоя, отбросив усталость в сторону, — Ты совсем охерел? Обещал же подождать до мая! — У меня поменялись планы. — Да в рот я ебала твои планы, ты обещал! Еще позже не мог сказать?! — девушка поднялась с моих колен, самым недовольным взглядом уставившись на брата. Я же пребывала в легкой прострации. — Так скоро…— шепнула я, рассеянно уставившись в окно. Эта новость совсем выбила меня из колеи. Хлоя, в промежутках между руганью и грызней с братом пыталась меня как-то утешить и что-то сказать, но я не слушала, словно мне отрубило все органы чувств. Я же хотела нормально с ней попрощаться, шабаш устроить, хорошо провести время…а тут просто взяли и поставили перед фактом. На душе стало пугающе пусто. Не так я хотела выходные провести, ой, не так. Думала развеяться в кои-то веки, повеселиться. И что в итоге — одна новость хуже другой.       Остаток пути мы ехали в относительном молчании. Хлоя, нарычав на всех, откинулась на спинку кресла, уложила мне руку на плечо и в такой странной позе уснула. Я, признаться, тоже вздремнула. Точнее, я просто несколько раз резко проваливалась в сон и так же резко просыпалась от очередного кошмара. Последнее время мне совсем не нравилось спать. Каждый раз видела какой-то сюрреализм или подобие инди-хорроров. Каждый раз это здание с трупами, похожее на скотобойню, запах крови, разноцветная краска на стенах, и повсюду двери, двери, двери…двери, за которыми каждый раз обнаруживалось что-то, что мне не нравилось. Повешенные тела, множество кричащих кукол, пожар, зыбучий блестящий песок. Особенно страшно было от зеркал. Да и в любой отражающей поверхности спокойно можно было увидеть очередного монстра. Хуже всего была изменчивость. В таких снах реальность постоянно искажалась, не давая возможности привыкнуть к какой-то конкретной локации. Стоит только обернуться, как уже стоишь в совершенно другом помещении. Эти сны утомляли. Выматывали хуже, чем весь день непрерывной работы. Даже проснувшись, я всё равно чувствовала, что меня будто катком переехало. Временами я думала о том, что уж лучше бы я совсем не видела снов. Ни хороших, ни плохих. — Просыпаемся, сонное царство. Приехали.       Очнувшись от полудремы, я огляделась. Мы и правда стояли уже около дома. Питера в машине уже не было. Скорее всего, тут же побежал домой, к матери. Или еще куда-то, развеяться. Выспавшаяся Хлоя энергично вылезла с той стороны, где он сидел. Я лишь устало моргнула и вышла следом, на автомате направившись в дом. Есть, слава богу, не хотелось, так что я не задерживалась в гостиной. Кинула вещи, проводила взглядом Хлою, которая уже повисла на шее у Джона с явным намерением его задолбать расспросами, послушала, как старший Левернс хлопает на кухне шкафчиками. Раньше такая обстановка была обычной и родной, но теперь казалась какой-то неестественной. Может, из-за новости о том, что завтра ночью в этом доме уже никого не будет. Поежившись от холода, я направилась в душ, лелея мысли о том, чтобы все-таки утопиться к чертовой матери в кипятке.       Горячая вода, приправленная бомбочками, травами, душистыми маслами и пеной, подействовала на меня, как Иисус на Лазаря. Довольно заурчав, я по горло погрузилась в ванную, вдыхая тяжелый, томный аромат роз. Натуральный антидепрессант. Больше всего, конечно, я любила запах ягод Изабеллы, но масла из них было так немного, что в ванную его капать было бы грехом. А вот в других ароматах недостатка не было, три полки флаконами забиты. Хлоя вечно обещала стукнуть меня за это, но после ванны с молоком и маслом мяты как-то успокаивалась и ходила потом в весьма приподнятом настроении.       В громадной ванне я решила торчать до победного. От всех сегодняшних событий я чувствовала себя страшно опустошенной. Фантомные побои и прикосновения на коже ощущались даже после того, как я до скрипа вымыла голову, натерлась мочалкой, пемзой и обмазалась масками. И всё равно этого было недостаточно. Вдобавок, моя психика, видимо, решив, что никакой опасности нет, начала заново осознавать произошедшее. Страх за близких. Страх за себя. Сожаление. Отчаяние. Злоба. Легкий шок от разыгранной сцены «предательства». Боль от потери подруги. Все эти эмоции навалились на меня так резко и скопом, что я просто не выдержала, обняла колени, уперлась лбом в бортик ванны и разрыдалась. Особенно остро ощущалось предчувствие расставания. Хлоя ведь моя семья, я не смогу без неё. Я же буду волноваться. Где она, что с ней. Мне казалось, будто мне неторопливо отрывают кусок сердца и заодно пару частей тела. И тем не менее, одним полушарием мозга я понимала её брата. Если смотреть правде в глаза, то причиной всего этого дня была я. Это из-за меня чуть не умерли те, кого я считаю семьей, даже несмотря на то, что я старалась их обезопасить. И старший Левернс, пожалуй, единственный, кто адекватно воспринимает то, что со мной рядом опасно находиться и старается заботиться о своей сестре. Может, это к лучшему. Хлою тогда больше не смогут достать и причинить вред. А я…я как-нибудь выживу.       Свой следующий план выживания я составляла уже относительно успокоившись и прочистив голову. Итого. Плохая новость: меня хотят убить. Хорошая новость: мне удалось выкрутиться. Плохая новость: они знают про мои силы, про мои слабости в виде людей. Очень плохая новость: они не дилетанты. Вообще отвратительная новость: мои силы становятся всё более кровожадными. Хорошая новость…а, нет, это всё. Больше выгодных плюсов я не находила. Более-менее неплохим спасательным кругом был пост старосты, но это тоже не панацея. Значит, у меня несколько вариантов, один хуже другого. Вариант первый — взять и уехать следом за Хлоей. Или вообще в Уэльс, заниматься там медитациями, наращивать себе хорошее настроение и приводить в порядок свои силы, чтобы те не убивали без разбора. Все-таки от стресса человек звереет, а моя школа — стабильный, сука, стресс. Так что вполне можно было бы махнуть отсюда куда подальше. Просто, надежно, практично. Но минус этого плана был слишком весомым. Если я уеду и кому-нибудь вдруг понадобится меня достать, то остатки моей семьи будут первыми в списке тех, кого попытаются прижать. И если к сестрам я относилась более менее равнодушно, то вот Питера бросить в этом Аду как-то совесть не позволяла. Над ним и без меня издевались, и прекратили только потому, что он — любимец старосты. То есть, мой. То есть, за издевательства над ним можно лишиться ног, рук и пары органов. Вполне можно себе представить, что с ним сделают, когда осознают, что он остался без такой убийственной защиты. Особенно учитывая, что Максимофф образцом дисциплины и благонравия не был — воровство, прогулы, язык за зубами не всегда держит и прочие моменты, за которые в школе у нас бьют. Так что моя пропажа никого, в общем-то, не спасет. Плохо.       Вздохнув, я закурила, заткнула сигарету в длинный мундштук и плавно съехала с головой в воду, улегшись на дно ванной и закрыв глаза. Вокруг всё сразу утихло. Ничего не видно, не слышно, в горячей воде так и вовсе уютно, как в мягком гробу. Идеально для размышлений. Следующим на чашу моральных весов я положила второй план. А именно — затолкать свои амбиции в глотку и тихо раствориться в тени учеников. Возможно даже перевестись в другую школу. Это было заведомо плохой идеей, но ни одной хорошей в голову не приходило. С одной стороны, были какие-никакие плюсы. Я остаюсь в городе, я попадаю в новый коллектив без насилия, и…и подыхаю голодной смертью, походу. Если здесь я еще могла успокаивать себя тем, что мои жертвы — редкостные сволочи, то вот обычных людей как-то ну, жалко немного. Да и здесь уже смотрят на всё сквозь пальцы, а вот в другой школе могут и начать задавать неудобные вопросы и придется не просто подстраивать всё под несчастные случаи, но и вообще не светиться нигде рядом. А если не переводиться и сидеть тихо в этой школе — меня просто и технично убьют, осознав, что больше я вреда причинить не могу и им за это ничего не будет. Питеру тоже достанется. Да и вообще, я подозревала, что если я приду в подвал, проникновенно посмотрю Джону в глаза и нежно скажу «знаешь, к хуям твоё воспитание, я решила отказаться от мирского и стать тихой монашкой», то он мне для профилактики что-нибудь сломает для начала. Это в лучшем случае. В самом худшем — я окажусь на его разделочном столе. Как ни крути, но Майер был психопатом. А их иногда переклинивает. Не то, чтобы я совсем боялась, но блять, пытки — это тот случай, когда руки из задницы лучше, чем золотые руки. А у Джона, для сравнения, руки были из цельного куска алмаза. Может, и не убьет, но глаза из орбит от боли вылезут. Так что пожалуй, остается самый соблазнительный вариант. Его я бы сравнила с прогулкой над пропастью по канату, в который воткнули бритвенные лезвия. Дальше шагать по головам к выпускному. Выяснить, кто и откуда знает про мои способности. Пережать всем глотки ежовыми рукавицами. И залезть на такое моральное дно, чтобы никому и в голову не пришло совать туда руки, дабы не лишиться их. Да, звучит клево. Улыбнувшись своим мыслям, я затянулась, но тут же выплюнула мундштук, поняв, что сигаретного дыма в легкие как-то не поступает. Возмущенно фыркнув, я вынырнула и снизу вверх уставилась на Питера, который стоял, облокотившись о шкаф и докуривал мою сигарету. — Тебя стучаться не учили? — поинтересовалась я, решив не отбирать у парня добычу. У меня, в конце-концов, еще есть. — Если собираешься топиться, лучше закрывай двери. Сама представь. Дверь распахнута, твои вещи стопкой на тумбе, тебя в ванне не видно, вода кроваво-красного цвета. Что я должен был подумать? — усмехнулся Максимофф, глядя куда-то в потолок. — Не знаю, что-нибудь. Это просто красные бомбочки для ванн, но спасибо за заботу. Еще больше я буду признательна, когда ты кинешь мне халат, — я покачала головой, слегка улыбнувшись, — Я не планировала самоубиваться, Питер. — Решил на всякий случай проверить. К тому же, мало ли, вдруг тебя ранили, — невинно посмотрел на меня Ртуть, протянув мне одежду и отвернул голову. Усмехнувшись, я ногой выдернула пробку и вылезла из ванны, тут же закутавшись в шелковый синий халат с вышитыми на нем цаплями. — Нет, я цела и невредима, — смазав руки увлажняющим кремом, я хотела было обернуться, но слегка поскользнулась из-за отсутствия коврика. Питер, хоть и видел, что я не упала, тем не менее, подхватил меня на руки и за секунду мы оказались в моей комнате, где парень поставил меня на пушистый ковер. На котором я тут же углядела пятно от чернил. Рядом лежал перевернутый стол с отломанной ножкой. — Это не я, если что. Я его предупреждал, что тебе это не понравится, — тут же оправдался Максимофф, видимо, решив не дожидаться проклятий на гномьем языке. Я лишь махнула рукой и перевернула стол обратно, подперев его стопкой книг, чтобы не смотрелось так грустно. — Ничего, потом стрясу с него за моральный ущерб, — положив ножку на стол, я вернула на место слетевшие с него бумаги и канцелярию. Вот же комедия. Называется «ты всегда должна держать себя в руках, Моргана, а я сломаю твою мебель, потому что перенервничал». — Я так и не спросил, заснул, пока вас ждал. Как ты? — тихо спросил Питер. Я обернулась. — Как я…я чуть не умерла. Нормально я. А ты? — Через пару дней уже буду в порядке. Но было страшно, — подойдя ближе, парень погладил меня по щеке, — Ты плакала? — Да. Иногда я это делаю, — пожав плечами, я слегка отстранилась, но только для того, чтобы поднять крупные осколки чернильницы. Следующую надо будет, наверное, выточить из кварца, — А ты чего прибежал-то? Я думала, у матери останешься. — Вообще, хотел вернуть твоё наследство, — Максимофф положил на стол мой нож, а после, взяв меня за руку, аккуратно надел на указательный палец перстень, — Но если хочешь, могу и уйти. — Нет, — бросила я чуть резче, чем хотелось бы. И глубоко вздохнув, уже спокойнее добавила, — Не уходи. Побудь…здесь. — Хорошо. Тем более, я еще пока вас ждал, к матери бегал предупредить, что я здесь ночевать останусь. — Какой проницательный и предусмотрительный мальчик. Еще неизвестно, в чью пользу дело решится, а он уже на ночевку отпросился. Пошло бы что-нибудь не по плану, и ночевал бы ты с моим трупом, — невесело усмехнулась я. Нет, мне отчасти нравились такие ситуации, когда вопрос того, жить тебе или умереть решали какие-нибудь считанные секунды, сантиметры и простое везение. Но сегодня как-то хотелось еще подышать легкими. — Обещай мне, что больше никогда не полезешь в подобные разборки, — почти прошептал Максимофф, глядя куда-то в окно. Я вздохнула и закрыла дверь, заперев её на ключ. Вот же просьбы, а. Не могу я такого обещать, у меня этих разборок разного масштаба вагон и пять телег. Я даже не могу обещать, что рядом со мной вообще безопасно находиться. — Слушай, я не… — Обещай! — неожиданно почти крикнул Ртуть, но тут же успокоился, продолжив уже тихим и немного дрожащим голосом, — Я же чуть не поседел, когда узнал, что ты можешь быть мертва, думал, весь город переверну, чтобы тебя найти. А если бы мы действительно не успели? Не смогли бы найти тебя? Ты бы замерзла насмерть, и мы бы больше никогда не увиделись, и… — Питер, — метнувшись к нему, я мягко взяла парня за подбородок, заставив повернуть голову. Взгляд карих глаз был совершенно рассеянным и разбитым. Я вздохнула. Да уж, лекции тут не помогут. У кого-то тоже началась моральная истерика, — Посмотри на меня. Я не умерла. Всё хорошо. Я здесь, рядом, теплая и живая. Я обещаю, что буду осторожнее, но наперед сказать не могу.       Максимофф в ответ только вздохнул, склонился ко мне, и вскоре я почувствовала легкий поцелуй в висок. По телу пробежала волна мурашек. Это было настолько нежно и невинно…но мало. Приподнявшись на цыпочки, я осторожно, как будто в первый раз, поцеловала Ртуть в уголок губ. Отстраниться он мне не дал. Второй поцелуй получился уже более страстным и долгим. Настолько долгим, что у меня чуть воздух в легких не кончился. Довольно прикрыв глаза, я зарылась пальцами в серебристые пряди, удивительно мягкие и шелковистые. После всего случившегося хотелось успокоиться. Забыться. Ни о чем не думать. И в конце-концов, хотелось почувствовать, что Питер тоже живой, что он рядом и никуда не уйдет. Несмотря на то, что он был еще пока одет, я чувствовала его тепло. Энергия у него такая была, как ласковое весеннее солнце — греет, но не сжигает. Хотя, когда горячие губы коснулись шеи, покрывая её поцелуями и легкими укусами, я подумала, что начинаю плавиться, как свеча.       Стол парень благоразумно решил не доламывать, чтобы с утра не получить по голове, так что халат он с меня снимал уже сидя на кровати, а я вполне удобно расположилась на коленях Питера, обняв его за шею. Впрочем, Ртуть и сам остраняться не торопился. Прикосновения его были нежные, аккуратные, словно он касался хрупкого кахолонга, который боялся сломать. И снова этот взгляд. Такой преданный и ласковый, что у меня внутри что-то болезненно сжималось. Все-таки Джон был не прав. Не смогу я пережить, если с Питером что-то случится. Я никогда больше не допущу, чтобы ему причинили вред. Может, мне действительно стоит отказаться, но не от своих амбиций, а…от него. Сделать так, чтобы никому и в голову не пришло, что Максимофф мне дорог и он — рычаг, на который можно надавить, в случае чего. Может, для этого придется с Питером поссориться. Потом долго плакать у кого-нибудь на плече, чтобы уж точно сплетни пошли. А может, и познакомить его с кем-нибудь, найти хорошую девчонку. На Ртуть и так вон, почти вешаются в школе. Да, я останусь без него, но зато он будет цел и невредим. Правда, придется внимательно смотреть, в чьи руки его отдавать. Да и вообще, чем я дальше, тем меньше могу за ним приглядывать. Я мысленно цокнула. Что ж так сложно всё, а… — Ты сверху или снизу? — Питер, пройдясь пальцами вдоль позвоночника, вырвал меня из размышлений тихим вопросом, который задал таким невинным голосом, словно спрашивал, что у нас в холодильнике есть на ужин. — Сбоку еще предложи, — не особо задумавшись, брякнула я чисто для разнообразия. Максимофф на мгновение замер, а потом тихо рассмеялся, поцеловав меня в щеку. — Ты такое чудо, знаешь, — шепнул он. Я усмехнулась и вновь притянула его к себе, целуя. Пока я была в размышлениях о жизни, Ртуть, как выяснилось, уже успел стащить с себя футболку. — Знаю, — хмыкнув, я слегка надавила ладонями на чужие плечи. Возражать Питер не стал и послушно лег на спину, расположив свои руки на моих бедрах и чуть сжав их. Склонив голову, я с неким любопытством уставилась на парня, разглядывая его, как в первый раз. Такой прекрасный… Несмотря на то, что со стороны Ртуть казался совсем худым, под кучей слоёв одежды скрывалось очень даже красивое тело. Не зря все-таки пятерки по физкультуре ловит одну за одной. Особенно мне нравилась бледная, почти мраморная в свете Луны кожа. Без единого изъяна или шрама, в отличие от моей — побитой всем, чем можно. Хотя я старалась затягивать свои шрамы, перебивать татуировками, при должной внимательности всё равно можно было их обнаружить. А вот у Питера такого не было. Просто живое совершенство. — Ты что-то новое в человеческой природе ищешь, что ли? — не удержался от ехидства Максимофф, заметив мой пристальный взгляд, — Нет, я понимаю, что я красив, как статуя в музее, но… — Ой, заглохни и дай налюбоваться, — фыркнула я, склонившись и заткнув это говорливое чудо поцелуем. Нет, всё-таки никому я его отдавать не стану. Моё и только моё. По крайней мере, пока что.