Dragon's place: Naruto

      Лопатки врезаются в хлипкую стенку кабинки. Мужской туалет в мерзком клоповнике, чей хозяин гордо зовёт свою «райскую обитель» подпольным клубом, – не самое романтичное место для первого секса. Сасори, в общем-то, без разницы, в конце концов, сегодняшний перепих стоит у него далеко не во главе списка, а вот смазливого блондинчика даже немного жаль. Неужели подростковый недотрах, когда хочется тереться обо всё, что на первый взгляд мягкое, и совать себе в задницу то, что на ощупь твёрдое, настолько обуял его, что парень готов отдаться первому – к счастью, привлекательному и по-настоящему твёрдому – мужчине, которому он приглянется?       Сасори думает, мальчишка – ему лет девятнадцать, не больше – себя недооценивает. Вместо того чтобы шляться по сомнительным гей-барам, он с лёгкостью мог бы податься в фотомодели для эротических журналов и продавать свои снимки богатеньким папочкам, с которыми развлекаться можно как угодно, в отличие от пресных мальчиков-девственников или ужратых в сопли мужланов, с которыми самая оригинальная поза будет – встать раком. Причём ещё неизвестно, кого разложат: одни могут подставиться сами, а вторые – нагнуться перед унитазом.       Сасори, кажется, даже имени его не спросил – банально не успел. Юнец столь элегантно и обезоруживающе подкатил к нему за стойкой, пару раз хлопнул длиннющими – чёрт возьми, ведь даже не накладные, а настоящие, теперь-то уж Сасори видит наверняка – ресницами, и спустя несколько минут мужчина обнаружил себя протягивающим пару хрустящих купюр бармену за вычурный коктейль для его нового знакомого незнакомца.       Сасори хмыкает: умело.       Давно его не разводили столь быстро и легко молоденькие мальчики, жадные до потрахаться. Может быть, он даже не против побыть мышью в ловушке – тем более, сыр явно не из дешёвых сортов.       О, они о чём-то даже разговаривали, причём долго, и парень активно втирал нечто невероятно ахренительно важное: то рассказывал про кого-то из своих чересчур счастливых друзей на которых как ни посмотришь – блевать тянет; то жаловался, что все разбились по парочкам, а он, несчастный, коротает ночи за пересмотром «Дневника» («памяти» или «Бриджет Джонс» – мужчина не разобрался, но ему, если честно, на это на всё, как с высокой колокольни). Сасори слушал внимательно, как обычно слушают красивую куколку с пышными формами, вещающую по телевизору: картинка приятная, голосок певчий, а что там про столицу Никарагуа – о, милая, так интересно, продолжай рассказывать.       Впрочем, играть в невинность мальчишке быстро надоело.       И вот уже самого Сасори прижимают спиной к едва живой деревяшке в тесной коморке.       Стены украшают похабные надписи и подозрительного происхождения разводы, но Сасори, обычно чертовски придирчивый, ничего из этого не видит.       У него перед глазами – только магнетическая радужка, тонкой окантовкой украшающая расширившийся зрачок и выглядывающая из-под спутанной осветлённой чёлки.       – Хочешь взять дело в свои руки, малыш?       Голос с поистине порнушной хрипотцой – один из лучших козырей Сасори. Снисходительная усмешка растягивает уголки его губ, и мужчина с удовольствием наблюдает, как на лице юнца пробегает тень нечто такого, что очень напоминает звериное возбуждение.       – Не стесняйся, – лепечет он и тянет руку к чужому бедру. Там, внизу, тонкие рваные джинсы держатся на одном честном слове, и мужчина властной пятернёй обхватывает ягодицу парня, притягивая к себе ближе, встречая ткань тканью. Выбивает лихорадочный выдох.       Мальчишка в его руках мелко дрожит, точно вибрирует, рассыпаясь мурашками.       Льнёт ближе, так, что Сасори бедром чувствует его недвусмысленно вставший член, кайфует от ощущения мужской ладони на своей заднице, трётся ширинкой. А мужчина только и может, что хищно скалиться и мять пальцами мягкое, податливое тело, царапать джинсу ногтями и ловить всхлипывающие ахи, срывающиеся с пухлых, покрытых гигиенической помадой губ. Они даже не целовались ещё, но Сасори крышу сносит от их подростковых обжимашек с претензией на петтинг. Смешно подумать, но мужчина так поглощён рассматриванием застывшего в сантиметрах от его лица юноши, его прикушенной губы и мелькающего меж зубов розового язычка, что будет совершенно не против, если мальчишка кончит от одного только трения и давления одежды на пах.       Он трахнет его при любом раскладе.       Грубо, жёстко, ломая мальчишку, прогибая его под себя, ставя на колени, вжимая в стену, здесь, посреди разврата и хаоса, а затем привезёт к себе домой и повторит с удвоенной силой, пока тот не взвоет от исступления.       Чем больше он кончит, тем лучше.       В его худосочном теле так много желания, что хочется осушить, испить и не оставить на дне ни капли.       В Сасори просыпается тёмный, собственнический инстинкт, который раньше он за собой никогда не замечал – по крайней мере, никогда по отношению к людям. А сейчас мужчине, вопреки всему, что он успел подумать о своей добыче в зале, вопреки здравому смыслу и возрасту, хочется сделать мальчика своим, заполучить его только себе одному и больше никому не позволять прикасаться подобным образом.       Руки проникают под ослабленный ремень, под ткань штанов, и обнаруживают голую кожу без какого-либо намёка на наличие нижнего белья.       – Развратник, – опаляет Сасори жарким дыханием очаровательно покрасневшее ухо мальчишки, за которым забраны пшеничные локоны.       Пальцы впиваются в ягодицы, разводят их в стороны и вжимают в себя, рывком, так, что парень в руках Сасори вскрикивает, распахнув свои умопомрачительные льдистые глаза, хватая округлившимся ртом воздух, и кончает с гортанным стоном. Тёплая сперма изливается на серую ткань брюк мужчины, но того сейчас меньше всего на свете волнует какое-то несчастное пятно.       Он сыто улыбается, чувствуя, как подгибаются, дрожа, коленки у мальчишки, как его тонкие длинные пальцы цепляются за его плечи – ну точно как за спасательный круг, до чего же мило и хрупко. От падения парня удерживает только втиснутое между его тощих ног колено Сасори и сильные руки, продолжающие уже с меньшим остервенением, скорее с ленивым удовольствием мять его задницу.       Сасори даже в какой-то момент забывает о собственном болезненном стояке – настолько он поглощён и очарован реакцией парня на каждое движение и слово, выражением его ангельского личика и слипшимися ресницами. Но прелестные пальчики, подкравшиеся к ширинке испачканных брюк, дарят спасительное напоминание об его истинных желаниях.       Настороженный взгляд мальчишки – будто тому очень сильно хочется коснуться мужчины, но он не знает наверняка, можно ли, и потому двигается медленно, опасаясь, что за резкое действие его вытолкнут из туалета и никогда не перезвонят. И его трепетная осторожность столь завораживает, что Сасори пошевелиться не может, чтобы направить и подсказать парню, как нужно ласкать.       Но мальчик, на самом деле, оказывается весьма самостоятельным.       Он медленно опускается перед мужчиной на колени, пробегая пальцами по чужим рёбрам, спрятанным под пуловером. Скользнувшая по молнии застёжка дарит обманчивое чувство свободы, и Сасори рвано выдыхает, откидываясь назад и гулко стукаясь затылком о стену. Штаны сползают по бёдрам вместе с бельём, отчего сквозь зубы вырывается сдавленное шипение, и мальчишка на секунду испуганно замедляется, но, посмотрев на лицо Сасори, моментально меняет тактику.       Мальчишка широким движением языка неторопливо огибает весь изнывающий от возбуждения член. Губы обхватывают головку, и у мужчины из-под ног выбивают землю.       Он сдавленно стонет от неожиданно восхитительного чувства и распахивает глаза, опускает взгляд, всматривается в замеревшего с ошалелым блеском на наэлектризовавшейся радужке парня.       Боги, а мальчик-то – сущий чертёнок из табакерки.       Язык вновь скользит по стволу, уже с бо́льшей уверенностью, и мальчишка, вконец осмелев, впускает член в вязкое тепло своего рта, сначала на половину, дальше – дыхание и кончик носа утыкаются в лобковые волосы. Краешек языка игриво задевает уретру, ненавязчиво, только лишь дразнясь, и вновь исчезая, помогая парню вобрать больше. Рука вцепляется в парнишу, окончательно растрёпывая собранные в высокий хвост волосы, направляет, насаживает глубже, проталкиваясь в податливое расслабленное горло. У Сасори всполохи перед глазами – жёлтые, синие, красные – и мандраж по всему телу от жара, которым одаряет его голодный юноша, от его жадности и желания расплавить мужчину до лужицы у ног.       Сасори кончает, впившись в локоны, не позволяет парню отстраниться, изливается ему в рот. Юнец в благодарность одаривает его преступно сексуальным облизыванием слипшихся от смеси слюны и спермы губ, и Сасори, с грудным рыком, не выдержав психологического давления, вздёргивает его несносного мальчишку за подмышки.       Он впечатывается в припухшие губы грубым, кусачим поцелуем, вылизывая чужой рот, выражает крышесносное удовольствие, которое принёс ему парень.       И отстраняется с поистине сытой усмешкой.       А мальчишка смотрит на него глазами, как у оленёнка Бэмби, замирает, в испуге прикрывая рот рукой.       Из-за плотно сжатых пальцев доносится:       – Меня ещё никогда не целовали.       У Сасори с лица сползает улыбка, и мужчина с поразительной серьёзностью спрашивает глупую вещь:       – Почему?       Он и правда ничего не понимает. Как это так парень ни разу не целовался? Он с членом во рту родился? Перескочил стадию конфетно-букетного периода и тут же лёг в постель под какого-нибудь дядю?       – Не знаю, – парень, кажется, и сам начал сосредоточенно обдумывать свои слова, заражаясь замешательством мужчины. – Наверное, никто не хотел?..       Мимика Сасори физически не способна передать весь спектр эмоций, калейдоскопом сменяющихся на его лице.       Его светлую голову посещает занимательная мысль: они с ним не с того начали.       Вышло всё зверски грубо и потребительски, словно оба эскорт-услугами воспользовались. А ведь мальчишка, чёрт его дери, сильно цепляет.       – Будем считать, что этого не было, – выпаливает Сасори с нечитаемой интонацией в голосе.       На лице мальчика моментально отражаются вселенская скорбь и отчаяние.       – Но...       Но приложенный палец к губам, призывая к молчанию, прерывает его накатывающуюся панику.       – Сначала дослушай, – одаривает его улыбкой мужчина, с теплотой поглядывая на юнца, как бы говоря: какой же ты ещё зелёный. – Я приглашаю тебя на свидание. Мы проведём вдвоём вечер где-нибудь в красивом, изысканном месте...       Его взгляд скептически очерчивает периметр кабинки.       – ...и вот тогда, – он сдержанно, совершенно не сомневаясь в своей обольстительности, улыбается мальчишке, – у тебя будет идеальный первый поцелуй.       Тот светится, точно зажжённая лампочка в двести двадцать, едва не хлопая от восторга, и кидается мужчине на шею с поистине детскими восторженными обнимашками.       – Ты такой классный, мастер! – пищит он Сасори на ухо, и тот вновь (в который уже раз за вечер?) удивляется.       Позже Сасори узнает, что парень давно осведомлён об имени мужчины, что впервые увидел того на лекции по истории искусств, которую Сасори периодически читает у него в университете, и что зовут блондинистого ангела, влюблённого в свою будущую профессию скульптура, Дейдара.       Конечно, они начинают по новой.       И со второй попытки всё делают правильно.